Кровь

      Гермиона и Гарри еще спали после обследования, что Эмма проверила, оставляя с ними медсестру. Врачам королевского госпиталя было, что обсудить. Миссис Грейнджер очень хотела узнать результаты обследования, так как во время оного она видела уже исчезнувшие шрамы и прочие следы с тел обоих детей. Это было настоящим чудом, подробности которого можно было узнать попозже, а вот последствия…       — Итак, коллеги, — доктор Стоун выглядел взволнованным. — Кто что может сказать?       — Картина крови восстановлена в полном объеме у обоих детей, — высказался гематолог, рассматривая результаты. — Такое невозможно, но оно есть, будто бы и не было ничего.       — Полиорганная недостаточность у девочки отсутствует, — дополнил рентгенолог. — Можно было бы сказать, что все органы здоровы, но к мозгу все равно будут вопросы.       — Да, эпилепсия, скорей всего, никуда не делась, как и некоторые последствия гипоксии, — вздохнул невролог. — Несмотря на то что мозг выглядит восстановленным, некоторые связи еще не работают. Как говорят реабилитологи — ноги приделать недостаточно, надо ими еще научить пользоваться.       — То есть ходить девочка сможет, поэтому задача — откормить обоих, — сделал вывод доктор Стоун. — Страх у ребенка не делся никуда, как и ненависть мальчика. То есть тело вылечили, а вот душу…       — С душой поработают родители, — сообщила докторам Эмма. — Потому что психиатр с такими вещами справляться не умеет.       — Что значит, не умеет? — удивился доктор Стоун.       — Напился до розовых чертей, — объяснили ему.       — Понятно… — вздохнул заведующий педиатрией. — Отвезите-ка детей на море. Солнце, вода, песок, витамин Д…       На этом консилиум закрылся. Терапия сейчас была направлена на восстановление веса, поэтому девочке уже разрешалось понемногу вставать и ходить. Ситуация перестала выглядеть абсолютно тупиковой. Побеседовав с полковником, прибывшим в госпиталь, Эмма поняла, что обоих детей в сопровождении в школу отпустить придется, а там они либо расторгнут контракт предложенным способом, либо будут иметь возможность отказаться от дара, маги обещали в этом помочь.       Просыпалась номер… Миона медленно. Она совсем не испугалась, когда ее укололи в бедро, и не боялась, засыпая. Обретя внутреннюю уверенность, что в этом месте нет палачей, девочка спокойнее принимала процедуры, но рисковать все равно никто не хотел, поэтому на время обследования детей усыпили, к чему и Алексей, и Миона отнеслись спокойно.       — Так, милые мои, — улыбающаяся Эмма вошла в палату. — Сейчас мы отправимся домой, а потом будет сюрприз.       — Хорошо, — кивнул Леша. — Нас не обманули, Миона действительно здорова?       — Эх, дети… — миссис Грейнджер вздохнула. — По большей части да, но вот эпилепсия, да память… Ну и страх доченьки никуда не делся. Так что будете ходить, хорошо кушать и отдыхать.       — Значит, я не умру, — сделала номер… Миона логичный вывод, широко, радостно улыбнувшись. Здесь ей почему-то совсем не было страшно.       — Ты не умрешь, — уверенно сказал мальчик, уже привычно поглаживая по голове.       Сделавшая жалобные глазки девочка получила от вздохнувшего Алеши кусочек хлеба, обняла его со счастливой улыбкой и затихла. Мальчик думал о том, что раз органы здоровы, то можно будет, наверное, попросить… Ему вдруг так сильно захотелось того самого, чем мама его угостила зимой сорок третьего. Просто до слез, отчего Алеша едва удержал себя в руках, а все заметившая Эмма отметила для себя — спросить мальчика.       Вертолёт унес всех троих обратно в замок, где в библиотеке скучал мистер Грейнджер, изучая очередной том истории медицины. Понимать, что за каждой страницей медицинской науки, возможно, стоит измученный ребенок, было просто страшно. Но заняться мужчине было больше нечем, поэтому он читал.       Узнав, что ей можно подниматься, номер… Миона обрадовалась так, что чуть не запрыгала от счастья. Эмма же решила спросить мальчика о том, что бы ему хотелось. В больнице тот реагировал так, как будто с трудом подавил свои желания. Понимая, что ребенку хочется отпраздновать, женщина прикидывала, в какую кондитерскую обратиться за чем-нибудь необычным, с чем не справится повар замка, но Гарри… Он попросил черный хлеб.       Бородинский «русский» хлеб можно было найти только в специальных магазинах, куда немедленно отправился заказ. Эмма же сидела и думала о том, что никогда не сможет даже представить себе, через что прошел ребенок, с такой надеждой попросивший… хлеб. Номеру… Мионе было интересно, что собирается делать Алеша, поэтому она сидела рядом с мальчиком.       — А что ты будешь делать? — поинтересовалась девочка, прижимаясь к своему Алешке. С ним было очень спокойно и казалось, что никакие палачи ничего сделать не смогут, потому что это же он.       — А вот увидишь, — обнимать Миону было мальчику очень приятно. С каждым днем Алеша все больше понимал, что для девочки, если надо, убьет вообще всех. Лишь бы она жила. Лишь бы улыбалась.       Глядя на то, как мальчик отрезает кусок необыкновенно выглядевшего хлеба, при виде которого Миона расширила глаза, то ли удивившись, то ли испугавшись, Эмма просто замерла. А Лешка намазывал мягкое сливочное масло на ломоть, чтобы потом густо посыпать сахаром. Попытавшегося открыть рот на тему полезности данного блюда мужа, миссис Грейнджер заткнула одним взглядом. Смотреть на то, как дочка ест этот бутерброд — сначала с опаской, а потом с улыбкой, как мальчик откусывает маленькие кусочки с таким невыразимым счастьем на лице, было сложно. Эмме хотелось заплакать просто от вида того, как дети это едят. Женщина понимала, что ни одно пирожное для них обоих не имеет такого сакрального смысла, как этот хлеб. Это масло. Этот сахар. И кружка теплого молока. И просто бесконечное, невыразимое счастье на лице дочери.       Все замерли в столовой, не в силах оторвать взгляд от наслаждающихся детей. На сидевших за столом будто дохнула совсем другая эпоха. Та самая, где свежий хлеб, масло и теплое молоко были мечтой. То, через что прошли эти двое детей и что оказалось совершенно незнакомым взрослым.       Эмма тихо всхлипывала в объятиях все понявшего мужа. Да и трудно было бы не понять, глядя на это детское счастье. Впервые после возвращения ребенка из школы, миссис Грейнджер видела такое выражение лица у доченьки. Куда-то в эти мгновения исчез страх ребенка, оставляя после себя лишь полную счастья улыбку. Эту картину Эмма потом часто вспоминала, когда становилось грустно.       Дети, для которых счастье — хлеб и молоко.

***

      Решив не утомлять детей сверх меры, на море отправились вчетвером — вертолетом, потому долетели часа за три. Небольшое бунгало, находившееся в центре запретной для всех зоны, позволяло и Гермионе, и Гарри отдохнуть, в том числе и от людей. Чистый желтоватый песок пляжа, морская вода, будто ждущая и… сразу же проблема с переодеванием.       Мальчик не понимал, зачем нужны плавки, пока ему не объяснили, Миона же помнила что-то про купальник, но ее качнуло в другую сторону, и расставаться с бельем она теперь не желала, поэтому приходилось ее переодевать так. Эмма метод знала, поэтому только сдержанно улыбалась, помогая доченьке.       — Знаешь, мне совсем не хочется называть себя номером, — сообщила девочка Алеше. — Теперь я Ми-иона-а-а, — протянула она свое имя.       — Ты еще и леди Росс, — погладила ее мама по голове, услышав, о чем говорит дочь.       — Как, леди Росс? А почему? — заинтересовалась Миона.       — Потому что так бабушка сказала, — ответила ей Эмма. — Да и запомнить тебе легче будет.       — Да-а-а-а! — хихикнула девочка, становившаяся такой живой, когда не боялась.       Миона подходила к воде медленно, осторожно, но ее страховали родители, поэтому спустя несколько часов оба ребенка уже весело плескались на мелководье. Алешка плавать умел, умел ли Гарри Поттер, он не знал. Но этот факт не мешал ему и Мионе весело плескаться, хорошо кушать, в том числе и много фруктов.       Эмма поражалась тому, как ели дети — очень бережно относясь к каждому кусочку, к каждой капле, съедая абсолютно все, поначалу еще и вылизывая тарелку. От Мионы было невозможно услышать никаких капризов, связанных с едой. Да и от Гарри тоже, поэтому дозировать еду приходилось взрослым — дети ели даже через «не хочу». Да и не было в их лексиконе такого слова. «Не могу», «не хочу» — все это исчезло для обоих, оставшись где-то там, в довоенной жизни, которую оба уже и не помнили.       Аттракционы разрешались далеко не все, но Мионе, казалось, хватало качелей. Качаться и она, и Алеша могли часами. Ощущая ветер, овевающий их, взлет и падение, не отрываясь глядя друг другу в глаза. Это было как освобождение, хотя мальчик время от времени рефлекторно оглядывал небо. Эта привычка въелась в саму Алешкину суть. Что-либо с этим сделать было невозможно, да и вряд ли нужно.       — Миона, — отведя девочку в сторону от мальчика, что дочери совсем не нравилось, Эмма спросила, — у Гарри завтра день рождения. Как ты думаешь, что бы ему хотелось?       — Гарри вряд ли о нем вообще помнит, — грустно произнесла Миона, с трудом вспомнив, что такое «день рождения». — А хочется ему автомат, но игрушка его оскорбит, а боевой — никто не даст.       — Да, автомат в руках Гарри опасен ему в первую очередь, — кивнула Эмма, задумавшись. — А еще?       — Наверное, чтобы не было страшно… — прошептала девочка. — У нас есть все, мама. Мы сыты, никто не бьет, не убивает и не мучает. Есть много хлеба, масла, молока, чего еще можно хотеть?       Такие взрослые слова совсем ребенка. Подумав, женщина решила, что стоит мальчику обновить гардероб, потому достала сверток, переданный герцогиней Росс. Там находилась странная униформа — непохожая на современную, но мама сказала своей уже большой дочери, что эта форма порадует мальчика, и миссис Грейнджер поверила. Заказав торт на завтра, женщина на минуту задумалась, а потом решила, что стоит провести завтрашний день в кругу семьи. Будь Гарри обычным мальчиком, можно было бы сделать День Рождения в каком-то ресторане или еще где-нибудь, где много людей, но ее дети более всего ценили уединенность и тишину.       Утром Алешка, проснувшись, увидел, что вместо его обычных шорт на стуле лежит что-то совсем другое. Стоило ему пошевелиться, открыла глаза и Миона. Девочка поймала своего мальчика, роняя его обратно на кровать.       — С днем рождения, Алешенька, — прошептала она ему на ухо по-русски. — С днем рождения.       — Спасибо, Мионочка, — заулыбался Алеша, удивившись озвученному факту. Доверяя девочке, он решил запомнить этот день на будущее. Лежащее на стуле притягивало его взгляд, поэтому, мягко высвободившись, мальчик подполз поближе.       — Что? Что случилось? — встревожилась Миона, увидев слезы в Алешкиных глазах.       — Это форма… — мальчик быстро одевался, отметив, что даже сапоги не забыли. — Это моя форма, понимаешь?       Ефрейторские погоны с символикой Гигиеи на обычной полевой форме той войны и даже медаль — его, «отважная»! Откуда только узнали! Это был действительно подарок, еще какой! Миона смотрела на Алешку, чувствуя в душе гордость — вот он у меня какой! Девочка понимала, что мальчик ее теперь точно сможет от всего защитить, потому что на его пилотке сияла красная звезда. Как символ свободы, по крайней мере, так об этом рассказывали дети в лагере.       Эмма, увидев Гарри, чуть не расплакалась — перед ней стоял солдат. Совсем юный, но солдат. Она видела, как он носит форму, с какой гордостью поправляет медаль на груди, и понимала… Очень многое понимала женщина, глядя в уверенные глаза воина.       Как мама, в смысле, герцогиня, смогла это организовать, Эмма не знала, но такой подарок для мальчика был бесценным. Ну а потом были посиделки за столом, большой торт, съеденный с удовольствием, и уже поздним вечером Грейнджеры слушали песни, которые пели на незнакомом языке их дети. Пели, вкладывая душу. И слышалась в этих песнях какая-то мечта, грусть и… уверенность в победе.