ОРЕШЕК И РОЗОВЫЙ КИРИН

      Как он летел на байке в аптеку, самую большую и рейтинговую в этом престижном спальном районе, как выбирал всё необходимое, придирчиво выспрашивая у аптекаря о свойствах и качестве того или иного продукта, чем хороша смазка на водной основе и вообще… — Ван Ибо помнил смутно. Единственное, что юноша хорошо запомнил так это то, что так и не выбрав какую-то конкретную марку смазки и не определившись с её составом, он просто опустошил карту скупив всю линейку и с охлаждающим эффектом, и с различными вкусами.       «Пусть Сяо Чжань сам выбирает то, что ему нравится больше. Это минимум, который я могу сделать для своего любимого человека…» Думает юноша, сгребая разноцветные тюбики и флаконы в пластиковую аптечную корзинку. Затем что-то вспомнив, останавливается на мгновение и — «Эх, была не была! Потом отработаю и верну кредитные средства на карту…» — добавляет к ним ещё несколько коробок дорогостоящих презервативов для анального секса из вип-линейки с максимальной защитой и самые дорогие противозачаточные таблетки, предварительно проконсультировавшись у аптекаря, как и в каких дозировках их принимать. Причём перестраховавшись, берёт как те, что до, так и те, что после. На тот крайний случай, если во время течки всё же произойдёт вязка узлом и презерватив порвётся.       Когда пожилой фармацевт омега, удивленный его пылом, но по-доброму посмеивающийся над его заботой, передавал ему внушительный пакет со всеми выбранными товарами и длинный кассовый чек на весьма приличную сумму, Ван Ибо краснея попросил его тихо, так чтобы не слышала уже весьма внушительная очередь, скопившаяся у кассы за время его долгих аптечных изысканий:       — Уважаемый господин, я совершенно не подумал… Простите пожалуйста, но не могли бы вы ещё положить обезболивающих… у него… У моего омеги очень болезненные спазмы… Дайте лучшие, сколько бы они не стоили.       — Вы очень заботливый юноша и это весьма похвально, — произносит одобрительно аптекарь, добавляя в пакет ещё и упаковку обезболивающих капсул и пробивая их отдельным чеком. — Что-то ещё, молодой человек?..       — Да, — совсем тихо, практически шёпотом отвечает Ибо, склоняясь к самому окошку. — У меня, знаете ли, довольно большой… Мне бы… Есть что-нибудь заживляющее?.. Если вдруг мой партнёр…э-ээ… мой любимый пострадает… Извините, что не подумал обо всём заранее и задерживаю вас и других покупателей. — Юноша вежливо кланяется сначала фармацевту за кассовым аппаратом, а потом и ворчащим людям, стоящим в очереди. — Господа простите меня за задержку…       — Я понял вас, — хмурится фармацевт, отмахиваясь от извинений. Не каждый день он встречает такого заботливого альфу и такого предусмотрительного, но всё-таки немного странного… А потом тянется к выдвижному ящику под стойкой и достаёт небольшую коробочку с какой-то мазью, объясняя Ван Ибо что к чему наставительным тоном старшего по возрасту и более опытного человека: — Это потом. После… Если вдруг будут разрывы или травмы… Для него это впервые? Будьте осторожнее молодой человек! В первый раз очень важно быть внимательным и нежным, а ещё постарайтесь не торопиться и окружите своего омегу заботой и комфортом… Вы всё запомнили? Хотя, если честно мне совершенно не понятно зачем вам столько смазки? Или у вас есть планы на… кхе-кхе… игры со сменой позиций?..       «Что это ещё за смена позиций? Этот старик совсем ополоумел что ли…» Ибо таращит глаза на улыбающегося пожилого господина аптекаря, который вдруг совершенно неожиданно для юноши ему лукаво подмигнул, пока закрывал чек и проводил кредитку.       — Не думаю, что для него это впервые… В его то возрасте… — Задумчиво произносит Ван Ибо, а потом добавляет весело: — Но для меня точно впервые. Впервые по любви! Но я непременно учту все ваши наставления и пожелания. И я… не совсем понимаю, о какой перемене вы говорите… Но всё равно, большое вам спасибо господин!       И выходит из аптеки под одобрительное улюлюканье очереди и удивлённо качающего головой пожилого аптекаря, бормочущего себе под нос притворно вздыхая:       — Что за молодёжь?.. Не сдержанные, совсем без стыда… Свободные!       Заскочив в супермаркет и накупив большой пакет разных полуфабрикатов, которые можно быстро приготовить — вряд ли у них будет много времени на еду — и пару бутылок воды, Ван Ибо уже стоя на кассе вспоминает, что учитель Сяо большой поклонник чая, поэтому прихватывает ещё и несколько пачек чудесно пахнущего зелёного чаем с высокогорных плато Тянь-Шаня. Рассчитавшись всё той же многострадальной кредиткой, парень отправляется в винную лавку.       К сожалению для него, выбрать бутылку вина оказалось гораздо тяжелее, чем даже то довольно стыдное приключение в аптеке и подбор смазки вкупе со всем остальным… кхе-кхе… джентельменским набором. Так как, сам Ибо вина не пил и не особо в нём понимал, самостоятельно купить качественное и такое, чтобы понравилось Сяо Чжаню, по-видимому хорошо разбиравшемуся в дорогом алкоголе, он явно не мог.       Потоптавшись по небольшому со вкусом обставленному магазинчику и тяжело повздыхав, юноша решает несмотря на присущие ему робость и стеснение, с лихвой компенсируемые задиристым взглядом и каменным выражением лица, всё же обратиться к продавцу, стоящему за стойкой и внимательно следившему за его метаниями. Посоветовавшись с работником лавки, солидным мужчиной, который был хорошо осведомлён о вкусовых качествах и особенностях производства, как отечественных алкогольных напитков, так и зарубежных, и перепробовав несколько предложенных ему на выбор вин, по чуть-чуть, совсем капельку, — он же за рулём, а ездить пьяным противозаконно и опасно — Ван Ибо уверенно покупает отличное местное фруктовое вино, изготовленное по старинному китайскому рецепту и гордо носящее название «Слеза императора».       Широко улыбаясь с видом несомненного победителя и сжимая в руке заветный бумажный пакет, в котором лежит миленькая, пузатая бутылка, стилизованная под старинный сосуд и украшенная яркой красно-золотой этикеткой, юноша наконец-то выходит из винного магазина, стараясь не сильно заморачиваться по поводу прилично увеличившегося долга по кредитной карте. Переведя дух и мысленно похвалив себя за сообразительность и за то, как удачно он справился с этой сложной задачей — «Мне проще осмотреть и выбрать пяток байков, чем одну бутылку вина для гэгэ. Я совершенно не знаю, что ему нравится… Но непременно узнаю! Всё узнаю о нём и больше не попаду впросак!..» — Ибо торопливо направляется к своему мотоциклу, припаркованному не совсем законно на небольшой автостоянке во дворе многоквартирного дома, на первом этаже которого эта лавка, собственно говоря, и находится.       Впихнув всё купленное добро в багажник, а что не влезло, распихав по карманам немного потёртой кожаной куртки, он быстро вскочил на своего железного коня и помчался спасать от жара и изводящего болью нереализованного желания свою ненаглядную принцессу, а вернее драгоценного принца, стонущего и ждущего его в высокой башне на 21 этаже…

***

      Вылетев из лифта и в несколько шагов, больше напоминающих прыжки разъярённого зверя, чем обычную человеческую походку, оказавшись у заветной квартиры под номером «195», Ван Ибо с ужасом заметил, что дверь приоткрыта. С шумом втянув воздух, он на ватных ногах, подгоняемый липким страхом и с силой сжимая ручки пакетов с покупками, полностью готовый даже ценой собственной жизни защитить своего омегу, тихо зашёл внутрь. Но пакеты тут же упали на пол, выскользнув из непроизвольно ослабевших рук юноши, когда его глазам открылась просто крышесносная картина.       Сяо Чжань абсолютно голый, за исключением миленьких бежевых носочков с белыми кроликами, сидел на диване развернув его лицом к двери — «И откуда столько силы в этом худосочном теле» — и широко расставив ноги истово дрочил, закрыв глаза и откинув голову на мягкую диванную спинку. Он был так сосредоточен, что не замечал ничего вокруг, совершенно глух и нем ко всему происходящему, и вряд ли бы открыл глаза даже если бы в этот момент в квартиру ввалилось всё терракотовое войско* императора Шихуанди**.       Альфа, обалдевший от увиденного, но упорно старающийся не сорваться и не наброситься сразу же на такое желанное тело полностью отдавшегося гормональному зову профессора Сяо, быстро закрыв дверь, выдохнул не то осуждающе, не то просяще:       — Ну, что за человек… Такой беспечный! Почему гэгэ не может позаботиться о себе и ведёт себя точно ребёнок? Так безответственно… — Сказав это, юноша быстро скинул кеды и куртку, а затем подхватив многострадальные пакеты, прошлёпал по тёплому деревянному полу в просторную комнату, оглядываясь на ходу и бурча себе под нос слегка раздражённо: — Господин Сяо, учитель, зачем было, скажите на милость, открывать дверь? А если бы кто посторонний зашёл и… — Дальше продолжить начатую фразу Ибо был не в силах, полностью парализованный страхом после того, как его воображение резво нарисовало ему пару весьма и весьма ужасающих картин того, что могло случиться с его драгоценным омегой приди он на час или два позже.       Вот его ненаглядный профессор поворачивает голову и видит толпу озверевших альф, вваливающихся внутрь через оставленную открытой дверь, и топчущих своими грязными ботами светлый паркет и пушистый бежевый ковёр в гостиной… Вот они набрасываются на… «Всё, Ибо, хватит! Пиздец, у тебя фантазия работает…»       Парень качает головой из стороны в сторону, отгоняя навязчивые образы и ещё раз внимательно оглядывает просторное помещение, явно служащее в роскошной квартире и гостиной, и столовой, и даже кухней. Приметив справа широкую барную стойку, изгибающуюся дугой и отделяющую импозантную кухню в отделке из натурального, выбеленного дерева с полным набором суперсовременной техники, от остального пространства шикарных Чжаневских апартаментов, он быстро сгружает всё принесённое туда и непроизвольно дёргается от хрипловатого голоса, неожиданно раздавшегося за спиной. Манящего и возбуждающего до такой степени, что Ибо физически ощущает каждой клеточкой кожи и каждым волоском на затылке, как он прокатывается по комнате чарующим серебряным колокольчиком и замирает где-то в районе его паха или сердца… Скорее в обоих местах.       Этот голос принадлежит ему — его драгоценному омеге, чудесному учителю Сяо, тому, кого Ибо даже не надеялся когда-нибудь увидеть так близко и в таком непристойно-соблазнительном виде. Волнующий голос, мычит и стонет протяжно и надрывно, шепча какие-то бессмыслицы типа:       — Ещё чуть-чуть, Чжань… Поднажми парень… Ух, ты, как здорово! Теперь бы действительно потрахаться… — а сердце альфы замирает и пропускает удар, ухая куда-то вниз и взлетая к самому горлу.       Ван Ибо, знатно напрягшийся от таких кульбитов и вывертов своего организма, с ужасом поворачивается на тихий шорох, идущий со стороны дивана или по крайней мере из той части просторной гостиной-студии, где этот самый диван располагается вместе с обнажённым профессором… «Стоп! Стоп, Ибо, не увлекайся, а то от твоей выдержки останется только пшик… Ты же не хочешь превратиться в похотливое животное и причинить своему любимому вред?»       Юноша судорожно сглатывает и встречается с горящим взглядом, затуманенным оргазмом и вновь разгорающимся голодом, залипая на искусанных губах Сяо Чжаня, еле-еле стоящего на ногах и раскачивающегося из стороны в сторону, голого, в носках и со стекающими каплями густой спермы внизу живота, щедро заляпавшими тугие кудряшки паховых волос. «У него такая соблазнительно-блядская дорожка, ведущая от пупка к паху и очень тёмные волосы там внизу… Пиздец мне! Хватит смотреть, ещё не время…»       Зажмурившись Ван Ибо снова резко мотает головой и не сразу открывает глаза, а лишь после того как слышит отборную брань своего всегда интеллигентного и исключительно вежливого преподавателя. Разлепив веки первое, что видит юноша — это фырчащего и матерящегося Сяо Чжаня, стоящего в раскоряку и пытающегося надеть на свои широкие плечи прозрачный розовый халатик. Пеньюар натягивается на потное тело плохо. Поэтому плюнув на это неблагодарное занятие, учитель Сяо оставляет полы своей довольно развратной недоодежды болтаться с одной стороны у него на плече, а с другой где-то в районе локтя, став таким образом похожим на мраморную статую греческого бога красоты, — «Как его там звали? Аполлона кажется!» — если бы этот европейский божок захотел вместо своей тряпки закутаться в кружевной пеньюарчик и был бы хоть в половину так же хорош как господин Сяо.       Сфокусировав шальной и поплывший от гормональных выбросов взгляд на пунцовом лице еле-еле сдерживающего себя юноши, омега хитро прищуривается и говорит с придыханием, слегка растягивая слова и тяжело ворочая языком словно пьяный, и опять тянется к своему ещё не до конца опавшему члену, чтобы… Что? «Господи, он же натрёт себе всё этой дрочкой без смазки…» Думает Ван Ибо, не в силах унять бешено бьющееся сердце и уже практически уверенный, что в районе ширинки зияет огромная дыра, так сильно натягивает тонкую ткань летних джинсов вставший в боевую стойку огромный альфий член. Но стоит только Сяо Чжаню открыть рот как внимание юноши тут же полностью сосредотачивается на его губах, а его слова звучат самой сладкой музыкой, совершенно не воспринимаемые мозгом, а лишь дёргающимся в нетерпении органом ниже. Альфе приходится собрать в кулак всю свою волю и сделать над собой огромное усилие, чтобы разобрать что именно хочет от него его ненаглядный профессор, так бесстыдно ухмыляющийся и жёстко ласкающий свой вздыбленный и призывно манящий член.       — Ты пришёл, Бо-ди? А я вот не дождался тебя и начал сам… Ты же не в обиде?       Ибо волнуется и интуитивно вытирает вспотевшие ладони о штанины, стараясь унять дрожь и не выглядеть трясущейся немочью. Он же альфа в конце концов и даже не девственник, а нормальный парень, уже имевший отношения с омегами. Конечно, если можно считать отношениями пару перепихонов по пьяни на студенческих вечеринках с несколькими парнями и одной девчонкой с курса. Не вместе, конечно, а в разное время. Ван Ибо порядочный и в групповухах не участвует или его просто туда никто не приглашал. Но сейчас ему это вообще не интересно, когда рядом есть его божество, красивое до слёз, взрослое, опытное и призывно стонущее…       Не то, что все эти недолюбовники в прошлом, с которыми он зажигал от случая к случаю. Ван Ибо согласен с тем, что этих случаев было не так уж и много. А если уж быть до конца честным, то секс у него за прошедшие три семестра случился аж целых шесть раз. С одним мальчиком он даже умудрились переспать трижды, но самое удивительное, что помнил об этом только Ибо… Его партнёр по трёхразовому сексу оказался ещё тем разгильдяем и был настолько пьян, что совершенно не соображал кому именно он лезет в штаны. Альфа, конечно, таким не гордился, но и не смог отказаться — кто откажется от халявного траха если стояк уже на нос лезет, а сладкий омежий феромон кружит голову. Правильно, только импотент либо глубокий старец, и то в последнем случае можно поспорить…       — Хорошо, что ты вернулся! А то я испугался, что мой альфа передумал и слинял… Вот даже дверь спецом открыл… Для тебя малыш, чтобы показать, как заинтересован в твоём… э-ээ… участии и, чтобы два раза не вставать, как говорится…       Голый Сяо Чжань, вернее его любимый гэгэ, слегка прикрытый кружевным розовым халатиком, который он наконец-то сумел натянуть на второе плечо, достающим ему лишь до середины красивых стройных бёдер, покрытых тёмным пушком, намного более нежным чем паховые кудряшки, — это не то, что Ван Ибо может спокойно игнорировать. А о том, чтобы уйти от такого невероятно притягательного человека, на чей охренительно сексуальный голос он дрочит чуть ли не с первой лекции, то есть с начала прошлого семестра, и говорить нечего.       Сейчас у Ибо случилась лучшая рождественская ночь в жизни, и по барабану, что за окном весна и времени четыре часа дня, — для него в этот самый момент сбываются все самые заветные желания. Вернее одно, но самое-самое главное… Скоро, буквально через пару минут, он сможет наконец-то заключить в объятия и… Сможет всё, чего хотел, о чём мечтал и на что даже не смел надеяться, но безумно жаждал стирая в кровь ладони и свой драгоценный член под чарующие сладостным тембром хрипловатые нотки, когда профессор Сяо рассказывал о живописи Рафаэля или римских статуях в его стареньких наушниках.       Из-за того, что он заслушивал Чжаневские лекции буквально «до дыр», еженощно фантазируя и самоудовлетворяясь под них, ему и в аудитории во время занятий, которые вёл господин учитель, бывало трудно справиться с желанием запустить руку в штаны. Всё из-за того, что любимый голос обретал не менее любимый визуальный образ. Поэтому приходилось отпрашиваться в туалет намного чаще, чем это делали другие студенты, даже девушки. «Сяо-лаоши наверное думает, что у меня недержание» — Ван Ибо улыбается собственной шутке и оглядывает ладную фигуру Чжань-гэ придирчиво-восторженным взглядом истинного обожателя. Подолгу задерживаясь то на подкачанных грудных мышцах, украшенных тёмными горошинами торчащих сосков, которые, наверное, будет невероятно приятно прикусить и зализать; то на стройных и крепких бёдрах, которые возможно станут сжимать его талию и рёбра так сильно, что даже дышать будет тяжело.       Ибо ещё не знает, но очень хочет проверить своё предположение…       Настолько сильно этого хочет, что сглатывает слюну почти беспрерывно. «Я похож на немецкого боксёра, пускаю слюни при виде течной суки… Но гэгэ не сука, нет — он лучший мужчина в мире и невероятно привлекательный омега. Мой!» Юноша оглядывает всю ладную, подтянутую фигуру учителя Сяо, — «Моего учителя и возлюбленного! И это не про историю искусств…» — восхищается его красивыми руками, изящными и абсолютно мужскими одновременно, длинными стройными ногами и охренительно идеальным членом, по которому сейчас так бодро двигается взад-вперёд узкая ладонь.       «А Чжань-гэгэ вовсе не женственный… Красивый как чёрт, но на омегу совсем не похож. Тело мускулистое, а ноги то… ноги… Пиздец, волосатые как у альф! Да и всё остальное тоже… такое впечатляющее! Не скажешь сразу, что омега, скорее уж крепкий бета. Хотя бет голышом я не видел, разве что в общественном бассейне в обтягивающих плавках… Но господин Сяо действительно своим мускулистым телом весьма далёк от изнеженных омег…» Думает Ван Ибо, продолжая скользить жарким взглядом по полуобнажённому… Нет, практически голому телу гэгэ. Конечно, если не считать носков и халата, снова соскользнувшего с плеч и уже практически упавшего на пол, но зацепившегося за сгиб локтя правой руки, бодро наяривающей по напряжённому и истекающему предэякулятом члену.       Из-за разворачивающейся перед ним до ужаса соблазнительной и развратной картины парень покрываться липким потом и громко стонет в унисон со стонами приближающегося к пику… Ах, нет, уже бурно кончающего Сяо Чжаня. И бросается к нему, обхватывая жарко и прижимая к себе крепко это вожделенное тело, содрогающееся сейчас в сладострастных конвульсиях нового оргазма, ловя ртом и всем собою короткие вздохи и ощущая дикое желание, которое уже сдерживать совершенно не хочется, да и сил на это у него больше нет.       — Я запачкал тебя своей спермой, — шепчет Сяо Чжань в полубреду и льнёт к альфе сам, стараясь надышаться феромоном и вжимаясь в его тело так, будто поставил себе задачу во что бы то ни стало проникнуть внутрь и слиться с Ибо в одно целое.       — Чжань-гэгэ не парься, одежду можно постирать… Лишь бы тебе было хорошо! Зачем самому то… да ещё и без смазки?.. Больно наверное? Зачем так торопиться?..       — Не мог ждать, было тяжело и очень неприятно… такой стояк! Думал тебе стало противно, и ты ушёл… Бросил меня и больше не вернёшься! — Профессор Сяо, растеряв свой высокомерно-прилизанный лоск и всем весом весьма немаленького тела навалившись на плечо юноши, почти рыдает говоря это, а сердце Ван Ибо сжимается от нежности и тоски.       «Ну вот, как можно так о себе думать и говорить? Чтобы я оставил того, кого люблю всем сердцем и без кого мне буквально тяжело жить? Особенно после того, как вдохнул его запах и коснулся его тела… Да никогда!» Ван Ибо плевать на одежду, перепачканную спермой, плевать на всё, ведь главное это прочувствовать удовольствие любимого и показать дорогому Чжань-гэ свое желание, вожделение и свою любовь. Доказать этому невозможно милому и привлекательному омеге насколько он жаждет его, как сильно хочет быть с ним и как глупо с его стороны было думать, что Ван Ибо, мог куда-то там слинять. Зачем бежать из рая, если всё что ему надо здесь, рядом с Сяо Чжанем? Он же не дурак в конце концов!       Только если чуть-чуть и только вместе с гэгэ…       «Где Чжань-гэ, там личный рай Бо-ди! Я напишу это на стене в этой самой гостиной и буду повторять ему каждый день, чтобы он никогда не смел считать себя старым или ненужным. Он мне нужен был, есть и будет…» Нетерпеливые руки шарят по задыхающемуся и обессиленному телу, а губы тихо шепчут:       — Конечно я вернулся… Разве я мог не прийти к тебе гэ? — Голос Ибо сипит, а сам юноша натурально заикается, когда произносит всё это жаркой скороговоркой, обнимая своего долгожданного Сяо-лаоши за талию и балдея от ощущения гладкости его шелковистой кожи, дурея от его сладкого запаха и еле-еле сдерживаясь, хрипя и подрыкивая в процессе.       А затем быстро подхватив гэгэ под ягодицы и оторвав от пола под его протестующие крики и совершенно не обращая внимания на слабое сопротивление, шустро несёт млеющего и обнимающего, но не перестающего материться мужчину к ближайшей двери, вероятно ведущей по представлениям Ван Ибо в спальню…       — Не туда дурак! Следующая дверь… — Кричит, всхлипывая и задыхаясь Сяо Чжань, оставив всякие попытки вырваться из рук альфы, а напротив обхватив его длинными ногами за талию и недвусмысленно потираясь своим так до конца и не опавшим несмотря на два оргазма членом о живот юноши.       Ван Ибо не надо просить дважды, он в мгновение ока оказывается возле нужной двери и распахнув её, с утробным рычанием вваливается в большую и светлую спальню. Войдя в комнату, юноша в два счёта добирается до широкой, двуспальной кровати и бережно опускает на неё свою всё ещё хрипящую и матерящуюся ношу, которая цепляется за него ногами и руками не желая отрываться от соблазнительного тела, полностью покорённая сильным альфьим феромоном.       — Давай быстрее, а то я уже всю квартиру засрал этой блядской смазкой пока ты где-то лазил… А сейчас просто изнываю… Ну же, Бо-ди не тормози! — Хнычет Сяо Чжань, широко разводя в стороны охрененно длинные ноги, а затем подхватывает их под колени и поднимает вверх, прижимая к животу и совершенно бесстыдно выставляя на обозрение альфы, замершего и обалдевшего от увиденного, свою покрасневшую и немного приоткрытую дырочку, щедро сочащуюся прозрачной смазкой. Одним этим откровенным движением он выбивает у Ибо из груди весь воздух и погружает его практически в пучину безумия, где основное и главное — это желание обладания своим текущим омегой.       Снова исступлённо зарычав раненым зверем с такой недюжинной силой, которую он сам от себя не ожидал, юноша срывает с себя худи с футболкой. А потом пытаясь по-быстрому снять узкие джинсы, путается в штанинах и падает на пол, больно шлёпнувшись задницей не смотря на мягкий прикроватный коврик.       — Эй герой-любовник, ты бы там поосторожней, а то хрен сломаешь и трахать меня не сможешь, — ржёт с кровати коварное чудовище, которое по совместительству весь последний год являлось высококультурным профессором Сяо.       — Ничего я не сломаю, — обиженно тянет Ван Ибо, быстро расправляясь с предательскими джинсами и заскакивая на кровать полностью голым во всей своей крепкой мускулистой белизне и юном великолепии хорошо натренированного тела.       — Ух ты… — восхищенно тянет Сяо Чжань, быстро оглаживая руками красивый торс юного альфы. — ты, Бо-ди, просто греческий бог! Отличный представитель своего альфьего племени и с очень… впечатляющим… пиздец каким впечатляющим хером. Только я не понимаю, почему до сих пор этот славный хер ещё не во мне?       — Хватит болтать гэ! Ты такой шумный…       — Хочешь узнать насколько я шумный, Бо-ди? Тебе придётся постараться… — ржёт Сяо Чжань слегка… Пьяно? «Он всё время, как я вернулся, какой-то странный, как будто бы выпивший или накуренный… Неужели это всё от моего феромона и его течки?» Мысли у Ибо весьма и весьма сумбурные, поэтому он просто спрашивает, рассчитывая на честный ответ, который может положить конец всем сомнениям:       — Гэгэ, меня не было всего минут сорок, максимум час… Ты где успел так нализаться?       — Я всего лишь допил початую бутылочку вина, что стояла у меня в холодильнике, — весело отвечает Сяо Чжань споро наглаживая красивый альфий член.       — Подожди гэгэ… Остановись! Надо выпить противозачаточные и … Я сейчас всё принесу. Не торопись… — говорит Ван Ибо, резко скидывая со своих бёдер жадные Чжаневские руки. — Сяо-лаоши подожди минуту!.. Блин, не забыть бы прочитать можно ли вообще принимать противозачаточные пьяному человеку… Хорошо, что я купил и те, что сейчас и те, что можно потом… Надеюсь, что всё обойдётся и несмотря на твою пьянку ты сможешь принять их.       — Почему я от тебя только и слышу «Подожди!» да «Я сейчас». Когда это «сейчас» уже наступит? Сил нет никаких! Мозги плавятся… И больно очень… Помоги! — последняя фраза звучит плаксиво с неприкрытым страданием в красивом голосе.       Хоть это и чертовски тяжело, но он потерпит ради гэгэ… «Что там говорил старик-аптекарь? Надо создать своему омеге комфортные и заботливые условия. Да я просто искупаю Чжань-гэ в заботе… Даже если яйца взорвутся и член отвалиться! Не, член пусть останется, а то гэгэ надаёт мне по шее и сам выдерет мою задницу… Не об этом ли говорил тот пожилой фармацевт, когда намекал на какие-то перемены местами?..» Альфа улыбается собственным мыслям и вооружившись всей своей волей и… любовью, в очередной раз задвигает морок желания на задний план и наклоняется, чтобы наконец-то поцеловать чудесные Чжаневские губы.       Целует сначала мягко, ласково проводя языком и раздвигая их нежно, словно боясь сломать или навредить. Бесконечно долго наслаждаясь этим моментом, который для него сейчас важнее всех феромонов и порывов страсти. Это их первый настоящий поцелуй!       «Боже какой он приятный, сладкий и просто умопомрачительный… Мой! Навсегда мой!..» Думает юноша, отрываясь с усилием от желанного рта и аккуратно скидывая нетерпеливо щупающие его ягодицы красивые, сильные руки Сяо Чжаня, распалённого и возбуждённого сверх всякой меры, за что тут же получает ещё одну порцию отборной ругани.       Смеясь над таким забавно-хулиганским поведением явно изнывающего от желания, но совершенно не желающего смириться и скулить, а продолжающего командовать точно он на лекции в аудитории профессора Сяо, Ван Ибо быстро выходит из комнаты и возвращается, как и обещал, буквально через минуту с пакетом из аптеки и поллитровой бутылкой воды. Достаёт противозачаточное и предварительно прочитав инструкцию и немного повздыхав, и посетовав на безответственное поведение своего любимого омеги, всё же протягивает ему две белые капсулы и тихо просит, намеренно игнорируя все поползновения бросить себя на диван со стороны стонущего и извивающегося Сяо Чжаня:       — Чжань-гэ, пожалуйста прими противозачаточное на всякий случай… И после этого я весь твой, обещаю!       — Хорошо, — мужчина берет таблетки и проглатывает их, запивая несколькими большими глотками воды. А потом прищурившись и криво усмехнувшись, вдруг добавляет ехидно с неприкрытым вызовом в голосе: — Альфа такой заботливый и предусмотрительный… Ты испугался, что меня обрюхатишь и поэтому подстраховался…?       Ибо даже как-то теряется, и совершенно не понимает, и не знает, как на это вот всё реагировать и что отвечать. Но берет себя в руки и произносит спокойно и слегка отстраненно:       — Чжань-гэ, я понимаю это гормоны и всё такое… Плюс алкоголь… Но ты же сам просил! Ты же сам попросил принести противозачаточные таблетки! Я и принёс… Так к чему эти обиды?       — Я пошутил, не парься… Это действительно гормоны и… возраст. Тебе кстати сколько лет? Надеюсь, ты совершеннолетний Ван Ибо?       — Конечно совершеннолетний! — восклицает юноша. Доставая из аптечного пакета и раскладывая на тумбочке разноцветные тюбики со смазкой и бросая на покрывало две коробки с презервативами. — Мне уже двадцать. Прошлым летом исполнилось… 5 августа, если быть точным.       — А мне… Ты знаешь сколько мне?.. Столько не живут! — парирует Сяо Чжань, невесело усмехаясь. — Мне двадцать шесть! Я на шесть лет старше… ДР тоже 5-го, только октября! И я самый молодой профессор в университете… Перспективный, между прочим, если что…       — И что? — вскидывается Ибо, а потом добавляет с жаром: — Мне абсолютно плевать, что гэгэ старше и что ему двадцать шесть — это вообще не возраст. А вот то, что Чжань-гэ самый молодой препод у нас — я искренне рад и горжусь… Правда! Я так… Так восхищаюсь Сяо-лаоши… Он такой красивый и талантливый… И мне так невероятно повезло… Я очень-очень рад быть здесь с тобой, гэгэ!       — Вот и славно! Раз все организационные вопросы улажены, можем мы наконец-то приступить к главному? — ржёт Сяо Чжань закидывая на шею Ибо руки и притягивая его для поцелуя. — Сил нет больше ждать, Бо-ди… Давай уже трахай!       — Какую смазку выбрать? Чего бы тебе хотелось гэ? И презики есть ребристые и… светящиеся… и ещё какие-то супер-пупер охуенные. Чего хочешь, всё для тебя. Только скажи… Вот смотри смазка со вкусом и запахом персика, хочешь такую? Ты любишь персики гэ?..       — Да похуй! У меня и своей смазки навалом… Хочешь, чтобы из задницы, которую дрючишь, пахло персиками…? Вперёд, я не против! А презервативы… Они вообще нужны, если принял противозачаточные?..       — Не… не знаю гэ… Но лучше не рисковать!       — Тогда на твой выбор диди… Только давай уже начнём… А то больно пиздец как, и хочется так, что член скоро лопнет от спермы.       — Я захватил обезболивающее…       — Бо-ди, ты заебал! Жаль, что только словесно… Если сейчас же ничего не сделаешь, я сам тебя нагну и выебу… Поверь!       — Всё-всё Чжань-гэ… Успокойся! Тебе нельзя нервничать, а то вдруг спазм скрутит…       — Это тебя сейчас спазм скрутит, когда я заеду ногой в этот наглый, беспрерывно болтающий рот… Тебе не в Академию искусств поступать надо было, а на медицинский. Отличный омеголог бы вышел… Не трахающий, а зубы заговаривающий… О, тогда стоматолог! — в голосе Сяо Чжаня сквозит издёвка, но и обида тоже.       «Боже он меня сейчас убьёт. Надо задобрить…» Думает Ибо и улыбается широко и открыто, смотря на распластанного на кровати омегу, расхристаного и истекающего смазкой от желания. Когда тебя так хотят — это приятно! И кто такой Ван Ибо, чтобы отказываться от того, кто его желает? Он же не полный придурок или полный?..       Сумасшедший влюблённый!..       — У тебя давно был секс гэ?       — А у тебя? Когда ты кого-то трахал, болтливый дурак? Или только им на уши приседал?.. — мужчина недовольно кривится и тянет парня на себя, причём хватает за самое дорогое и болючее…       — Чжань-гэ осторожнее, а то…       — А то что? Ты же им всё равно не пользуешься, а только болтаешь! Так чего жалеешь?..       — Но… Но это пока… Просто скажи гэ, как давно у тебя был секс, чтобы я знал, насколько тщательно тебя надо подготовить… Знаешь боюсь поранить, сам же видишь у меня совсем не маленький… А ещё узел. Он огромный, если что…       — Господи, за что мне это? Вот же судьба-злодейка преподнесла в подарок альфу, у которого рот способен только болтать… Какие смазки и презервативы, если я просто умру, так и не дождавшись твоего члена? Ты же меня до смерти заговоришь! Хотя я предпочёл бы, чтобы затрахал… И секс у меня кстати был больше года назад…       — Гэ, так ты прямо девственник, — Ван Ибо не может удержаться от смеха, смотря на своего омегу с любовью и обожанием, круто замешанным на желании.       — Ага, раньше я ещё помнил, как это было… хорошо, а теперь думаю было ли это вообще… И уже на полном серьёзе сомневаюсь БУДЕТ ли в моей жизни снова СЕКС… Или я так и сдохну недотраханный от переизбытка собственной застоявшейся спермы в организме! А ты, Бо-ди, эти мысли только усугубляешь своим бездействием и разглагольствованиями!       — Ок, я молчу…       — Вот и молчи! Молчи, блядь, и трахай наконец!..       Дальше уговаривать альфу было не надо. Он и сам уже не просто изнывал от желания, а натурально опасался, что ещё чуть-чуть и сперма у него из ушей польётся. Поэтому глубоко вдохнув и с шумом выпустив воздух через нос, подбадривая себя мысленно на все лады и желая своему члену «файтинг», Ван Ибо быстро натягивает презерватив из первой подвернувшейся пачки и несмотря на ярые уверения гэгэ, что он «примет любой хер лишь бы только этот самый хер уже наконец-то вошёл в него», всё же берёт тюбик с охлаждающим лубрикантом***. Пусть удовольствие и будет немного смазанным, зато никаких болевых ощущений.       Выдавив на ладонь немного бесцветной жидкости с резким запахом ментола, юноша быстро размазывает её по вздыбленному члену даже для альфы весьма и весьма приличных размеров. Для этого несколько раз медленно проводит рукой по всей длине крепко стоящего ствола, вызывая этим простым и естественным движением возглас искреннего восхищения у своего сварливого и громко жалующегося на его тупую медлительность омеги. Но затем задумавшись на мгновение и пожав плечами, как бы извиняясь перед замершим в ожидании и криво ухмыляющимся Сяо Чжанем, наносит ещё одну довольно приличную порцию лубриканта себе на пальцы и не смотря на обильную природную смазку, от которой Чжаневская промежность блестит как новый десятицентовик****, быстро ныряет ими в приглашающе приоткрытый анус. Аккуратно пройдясь по гладким и мягким стеночкам, смазывая их и легонько массируя, Ван Ибо разводит пальцы немного в стороны. Несильно, на пробу, и только лишь для того, чтобы убедится наверняка в том, что всё достаточно эластично. Ну и дополнительно растянуть конечно же, а ещё хорошенько обезболить.       Проделывая всё это, альфа внимательно следит за кривящимся Чжаневским лицом и не выдержав спрашивает участливо:       — Гэ, тебе больно?       — Нет, просто немного необычно… прохладно… Давай начинай трахать! Бо-ди, не тяни, а то я, честно, устал ждать… Там уже так всё пылает, что впору вызывать пожарную бригаду, желательно из альф посговорчивее тебя… — Сяо Чжань хрипит не то от смеха, не то от возмущения или, как надеется Ибо, всё-таки от удовольствия, пока он со всей возможной нежностью и присущей ему от природы старательностью оглаживает стеночки и растягивает дырочку. — За всю мою жизнь такой тягомотины вместо секса у меня ещё не было… Ты бы хоть мой член поласкал что ли, а то самому дрочить как-то надоело… Хватит уже растяжки — оно само прекрасно растянется, когда вставишь. Ты же мне вставишь или дальше в доктора играть будем?       — Но Чжань-гэ я боюсь… Боюсь порвать…       — Не порвёшь! Я ведь не девственница в первую брачную ночь… Хоть я и занимался сексом давненько, но всё же не хрустальный, а вполне себе из плоти и крови! Хватит надо мной трястись словно наседка над цыплёнком-доходягой… Я пиздец, как хочу, чтобы меня выдрали! Слышишь, Ибо? Выдери меня до сорванного голоса иначе я тебя убью! А ещё не получишь зачёт, и я не приму твою курсовую… Знаешь каково это больше года не трахаться и сидеть на подавителях?.. Но откуда тебе знать, ты же альфа. Небось переебал половину омег факультета…       — Никого я не ебал! За полтора года было всего то шесть раз и то по пьяни… Так вставил-вынул и забыл… Не надо кривится гэ, не я забыл — меня забыли… — Юноша обиженно хмыкает, но пальцы из Чжаневской дырки не вынимает, продолжая двигать ими медленно и нежно, потихоньку… Как и учил его старичок-аптекарь. Стараясь максимально комфортить и окружать заботой. Но видя хмурое лицо совершенно не оценившего приложенных им усилий Сяо Чжаня, легко целует его круглую коленку, предварительно закинув стройную ногу любовника к себе на плечо, для большего удобства так сказать, и чтобы открыть анус гэгэ максимально широко, улучшая доступ к нему и способствуя дополнительному растяжению. — Так, что опыт у меня по части секса невелик, я им до универа вообще не занимался… Некогда было. А ты гэ, почему так долго ни с кем… не встречался? — Спрашивая это Ван Ибо отводит взгляд, а его сердце замирает в ожидании ответа от возлюбленного.       — Видимо тоже некогда было… Да и последний ещё тем мудаком оказался. Жестоким ублюдком, который всегда причинял боль…       — Тем более гэ, потерпи пожалуйста. Надо хорошо смазать, чтобы обезболить. И чтобы тебе понравилось и не было никаких неприятных ощущений. Тебе же сейчас нормально?       — Нормально, а вернее никак… В презервативе, обезболить… Можно вообще этим не заниматься с такими-то предосторожностями. Что же ты за альфа такой… такой трепетный? Другой уже бы отымел меня во все щели, не слезая и не вынимая… А ты… Молодец, держишься! Мне однозначно повезло с тобой Бо-ди… Но повезёт ещё больше, если ты хотя бы этими самыми пальцами немного подвигаешь жёстче и глубже, или много… много жёстче и глубже… Особенно если ещё парочку добавишь. Да хоть всю руку засунь, я не буду против и даже скажу тебе спасибо… Такие классные пальцы и широкие ладони у тебя Бо-ди… Возбуждает… Нет мне точно повезло!       — Это мне повезло… — тихо произносит Ван Ибо, вовлекая своё болтливое и всем недовольное чудовище в глубокий и жаркий поцелуй. Гладя, сминая, лаская, прикусывая и… входит резко до упора под долгий и протяжный стон. Останавливается и испуганно спрашивает хриплым шёпотом:       — Гэгэ, так тебе всё-таки больно…?       — Ты чего, блядь, опять остановился и болтаешь… Мне приятно, ясно тебе? ПРИЯТНО! Примечания от автора: *«Терракотовое войско» или «Терракотовая армия» — принятое название захоронения по меньшей мере 8 100 полноразмерных терракотовых статуй китайских солдат, стрелков, лошадей и повозок в полном боевом снаряжении, созданных в натуральную величину и найденных у мавзолея императора Цинь Шихуанди в Сиане. Глиняные воины изготавливались вручную и по частям, которые потом соединяли в целые фигуры. Фигуры обжигались, отсюда и название армии — терракотовая. **Цинь Шихуанди (кит. трад. 秦始皇帝, буквально: «великий император Основатель Цинь»), настоящее имя Ин Чжэн (родился в 259 г. до н. э. — умер в 210 г. до н. э.) — правитель царства Цинь в течении 35 лет (с 245 года до н. э. до своей смерти в 210 году до н. э.), положивший конец двухсотлетней эпохе Воюющих Царств. К 221 году до н. э. он воцарился над единой державой на всей территории Внутреннего Китая и вошёл в историю как создатель и правитель первого централизованного китайского государства. Основанная им династия Цинь, которой он предназначал править Китаем на протяжении 10 тысяч поколений, лишь на несколько лет пережила императора. Кроме всего прочего прославился своими маниакальными поисками бессмертия. Как можно понять из «Ши цзи» ханьского историка Сыма Цяня, больше всего императора беспокоили мысли о грядущей смерти. Во время своих странствий он знакомился с кудесниками и ведунами, надеясь выведать у них тайну эликсира бессмертия. В 219 году до н. э. он направил на его поиски экспедицию к островам Восточного Моря (возможно, в Японию). Наиболее известны снаряжённые им экспедиции, которые состоялись в 219 и в 210 годах до н. э., последняя к острову Чжифу (Шаньдун), предпринятые Сюй Фу, который был магом и гадателем при императорском дворе. Примечательно, что в 210 году до н. э. императору сказали, что к чудесным островам бессмертных трудно добраться, так как их охраняют огромные рыбы. Император сам вышел в море и из лука убил огромную рыбу. Но ему стало плохо, и он был вынужден вернуться на материк. Оправиться от болезни император так и не смог и через некоторое время умер. ***Лубрикант — вещество, облегчающее трение, то же, что и смазка. Но в отличие от многозначного термина смазка, термин лубрикант имеет технический характер. Очень часто им обозначаются интимные гели-смазки. Обычно лубриканты — это вещества органического происхождения, в основном различные натуральные и синтетические воски. Лубриканты также защищают слизистую оболочку от появления микротрещин и раздражения, через которые проникают инфекции, снимают болевые ощущения и повышают комфорт. Лубриканты не имеют противопоказаний к применению. В редких случаях может возникнуть аллергическая реакция на некоторые составляющие продукта. Аллергии можно избежать — достаточно подобрать подходящее средство. ****Дайм с изображением Рузвельта — монеты США номиналом в 10 центов, которые чеканятся с 1946 года по сегодняшний день. На аверсе монеты изображён портрет Франклина Д. Рузвельта, 32-го президента США, на реверсе изображены факел, дубовая и оливковая ветви поверх девиза «E pluribus unum» (с лат. — «Из многих — единое»). После смерти Франклина Рузвельта в 1945 году, для увековечивания его памяти было принято решение поместить его изображение на монете. Выбор номинала монеты в 10 центов был связан с тем, что в 1938 году Рузвельт положил много усилий в основание Национального Фонда, который полушутливо, а с 1979 года и официально называется «Марш десятицентовиков».