На практике понятней

Антон мирно спал у себя в палате. Вчера врач решил перестраховаться и всё-таки вколол ему немного успокоительного, на всякий случай. За окном шёл дождь. Даже не шёл, хуярил офигеть какой сильный ливень. Уже полдня прошло, а он всё не заканчивался. Ах, Питер, как обычно, радует своих жителей и гостей расчудесной погодкой. К слову, время было уже около трёх часов дня, а Шастун даже не думал просыпаться. То ли от того, что он так и не уснул прошлой ночью, то ли от успокоительного, то ли от того, что вчера вечером сдали нервы. Опять. Да, у Антона часто бывали такие нервозные истерические припадки. По серьезному поводу и вообще без него. Но после того, как они с Арсением начали встречаться, истерики без особого повода прекратились. И вот снова. Снова припадок. Шаст устал. Очень устал. Подобные истерики начались еще в 14 лет, когда отец ушёл из семьи. В тот момент у него были весьма напряжённые отношения с мамой и ему было очень больно, сложно и тяжело морально. Было немало проблем, но, к счастью, всё наладилось. Нет, папа не вернулся к ним, но отношения с матерью стали гораздо лучше, чем были до этого. Это было единственным, что его радовало на тот момент. Оценки в школе подводили, любимая девчонка бросила (да, тогда ему нравились представительницы женского пола), одноклассники дразнили из-за слишком высокого роста, маленького веса и ушей, называя Антона «лапоухой шваброй», «дылдой-анорексиком», «километровым пидором» (насчёт пидора, кстати, они всё-таки были правы) и прочими обидными прозвищами. Самое доброе, что он мог от них услышать — это «длинный». Через какое-то время ему даже стало нравиться, что его называют хотя бы так, а не, например, зубочисткой с ушками. В общем в школьные годы ему приходилось туго. И поэтому у него начались истерики, которые случались систематически. Сначала два раза в неделю. Потом три. Четыре. Пять. И вот уже каждый день после школы он срывался. Он бил кулаками стены, пол, и всё, что только можно было ударить, получая от этого сильную физическую боль. Да, ему нравилось причинять себе боль. Она заглушала тот болезненный ураган, бушевавший внутри. Ему так было легче. Так было проще морально. Так было намного проще. И так каждый день. Антон фигачил кулаками стены, оставляя на них красные отпечатки крови, выступавшей на костяшках. Иногда он резал руки канцелярским ножом (кухонным было страшно), иногда лезвием от бритвы или точилки. Иногда просто расковыривал кожу ногтями. В общем всячески пытался причинить себе физическую боль. Каждый день. Каждый. Ёбаный. День. Все семь дней в неделю, и 365 дней в году. Потом он познакомился с девчонкой из седьмого класса, когда она сидела на полу в коридоре и плакала, поджав к себе коленки, и никто к ней даже не подошёл, чтобы успокоить и помочь. Никто, кроме такого же одинокого Антона. Эта девочка выглядела так беспомощно, что Шаст решил помочь ей, ибо прекрасно понимал, что она сейчас чувствует, и не хотел, чтобы она начала творить такие же глупости, как и сам Антон. Он подошёл к ней, обнял, успокоил и пообещал надрать морду обидчику этого маленького солнышка. Девочка была младше его на год. Сам он учился тогда в восьмом. Пытался учиться. Ира ничем не отличалась от других таких же семиклассниц. Даже фамилия не была выделяющейся – Кузнецова. Такая старорусская чтоли. Но что-то его всё-таки в ней зацепило. Антону нравилась и эта девочка, и её самая-самая обычно-необычная фамилия. Они общались около полугода. Шаст рассказывал ей про все свои проблемы. Она знала о нём всё и даже больше. Но он тоже не отставал. Антон знал про Иру, кажется, чуть меньше, чем она сама. Она была единственным человечком, которому Шастун мог довериться целиком и полностью. Все свои 186 сантиметров проблем и переживаний он мог рассказать ей и получить в ответ колоссальную поддержку. С Ирой ему было по-настоящему хорошо и тепло. Они гуляли каждый день после уроков, зависали друг у друга в гостях, в общем делали всё то, что полагается делать лучшим друзьям. Да, Шастун и вправду считал, что Ира самая лучшая. Для Антона семиклассница стала смыслом жизни. За всё время дружбы с Ирой (а это, ни много ни мало, год) он сорвался всего лишь 20 раз: когда они поссорились с девочкой (1 раз), и когда он сильно ругался с мамой, после чего сбегал из дома на неделю, а то и две (остальные 19). Он ценил Иру больше себя. Везде за ней хвостиком ходил, носил рюкзак, покупал шоколадки перед школой, иногда таскал на руках. В общем делал всё, чтобы его подружку никто не расстроил, ибо когда Ира плакала из-за кого-то или чего-то, у Антона на душе кошки скреблись. Ему было очень больно смотреть на такую маленькую, беззащитную Иру и поэтому он старался особо не упускать её из виду. Да, с его ростом это было просто. На восьмое марта Антон пригласил Иру в гости, чтобы посмотреть фильм и поесть пиццу. Мама Шаста решила поехать куда-то со своей подругой, поэтому Ира и Антон могли спокойно посидеть и поболтать обо всём. Встреча была назначена на пять вечера. И вот уже время подходило к приходу Иры, но она не появилась. Не пришла в 17:00. В 17:20 тоже. Антон заволновался. Позвонил. Абонент недоступен. Сука. 17:48. Иры нет. 17:50. Звонок. Ещё один. Ещё. Уже 20 звонков. Автоответчик. Иры нет. 18:02. Сообщение. 40 сообщений. 50 звонков. Иры нет. Блять. 18:34. Сорвался. Звонок. И ещё. И ещё. Истерика. Сообщения. Много сообщений. Сбитые в кровь кулаки. Красные отпечатки на стене. 19:27. Звонок. Ответ. -Да, Антош, прости пожалуйста, я оставила телефон у мамы на работе, и пришлось за ним ехать. Я уже подъезжаю к тебе, жди. -Понял. На самом деле нихуя он не понял. Он в афиге. Антон успел уже раз 100 похоронить девочку и устроить поминки. Он уже чуть было в окно тогда не сиганул, но всё обошлось. Через 10 минут Ира, как и обещала, уже трезвонила в дверной звонок. Антон как в тумане прошагал до входной двери. Открыл. Сознание чуточку прояснилось. Он посмотрел на Иру стеклянными глазами, а затем, одумавшись, обнял девочку и подхватил на руки, продолжая обнимать. Уткнувшись ей в плечо, он еле слышно сказал: «Ир, не делай так больше никогда, я тебя умоляю…я тут чуть ласты не склеил, а ты…ты просто забыла ёбаный телефон…» у Антона на глазах выступили слёзы. Он поставил девочку на пол. Протёр глаза. Ира увидела его руки, сбитые в кровь на месте костяшек. Внутри что-то ёкнуло. -Антон…Антооооон…Тооооша… прости меня…я…я правда не хотела…ты…блииин…где у тебя тут аптечка? – девочка не могла собрать все мысли в кучу, так как понимала, что в этом во всём виновата она. -Не надо, Ир, спасибо. Аптечка не нужна. – как обычно стал перечить Антон. -Нужна. Неси. Быстро. – Ира собиралась поступать в мед, точнее она уже туда готовилась и поэтому точно знала, что раны нужно обработать. -Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа. - уже немного улыбаясь и шутя, несмотря на жуткую боль в кистях, сказал Антон и отправился на кухню, дабы достать аптечку. Притарабанив её в свою комнату, где его уже ждала Ира, он включил фильм и вручил ей аптечку. -Давай руку. - девочка с максимальной аккуратностью взяла руку Шаста и полила ранки перекисью. Антон болезненно зашипел. - тихо ты, тшшш, нужно обработать, иначе инфекция попадёт. Тише-тише. Потерпи пожалуйста. - Антон скорчился сильнее, когда Ира налила на рану ещё перекиси. -Больно. Подуй. - сквозь зубы пропищал Антон, - Пожалуйста. - Ира, улыбнувшись, начала дуть на руку Антона, всё также держа её в своих небольших и нежных ручках. Проделав всё те же манипуляции и со второй рукой, Ира обняла Антона, гладя его по спине, как бы, утешая, чтобы хоть немного заглушить ту боль, которую сейчас испытывал её друг. Так они и досмотрели фильм, сидя в обнимку, и девочка, вдруг заметив на себе влюблённый взгляд Шаста, села ровно, выпрямив спину. -Антон? -Да? -Антон, я тебе…ммм…нравлюсь? - с осторожностью спросила Ира. -Нет. – Весьма немногословно отрезал Шаст. -Ладно… - Ира отвернулась и включила свой телефон. -Ты мне не нравишься. -Я поняла, зачем повто… -Я тебя люблю, Ир. - Перебил её Шаст и захватил в крепкие объятия. Девочка даже не пыталась выбраться и, продолжая утопать в больших холодных и перебинтованных руках Антона, тихо сказала «Я тебя тоже». С этого момента они стали парой. Они провстречались до выпуска Иры, но потом расстались, и девочка уехала в другой город, поступила в мед и, вероятно, нашла себе какого-нибудь другого Антона. А может и вовсе не Антона. Это было не важно. Тогда у Шаста опять сорвало крышу. Он кричал, бил стены, швырял посуду, в общем, был очень расстроен расставанием с любимой девушкой. Ну как расстроен. Пиздецки огорчён. А кроме Иры, никто об этом не знал и не мог ему помочь. Он был совершенно один. И именно в тот момент он окончательно закрылся в себе. Рухнул тот замечательный мир, который смогла в нём построить девочка. Антон пытался его собрать заново, но ничего не выходило, и он сдался. Из этого состояния его частично вытащил Димка Позов, с которым они играли в КВН, а потом подключились остальные ребята, с которыми они вместе начали работу над проектом шоу «Импровизация». Шаст был им безумно благодарен за это. *** Стук в дверь. Антон открыл глаза. На пороге стоял врач. -Как себя чувствуешь, Антон? -поинтересовалась голова врача, высунувшаяся из-за белоснежной двери. -Нормально. -Точно? – Доктор должен был убедиться, что Шаст в полнейшем порядке. Это его работа. -Точнее некуда. -Замечательно. Сейчас придёт твой психолог, вы поговорите немного и всё. Ты поговоришь с ней? -Да. – Шаст и вправду считал, что ему не помешал бы психолог, так что был абсолютно не против. -Вот и славно. Отдыхай. У тебя ещё пять минуточек есть. – Доктор ретировался из палаты и в комнате снова наступила тишина. *** После разговора с психологом, который, к слову, очень помог Антону, в палату снова наведался врач. Шаст в это время сидел на подоконнике и залипал на стекающие по стеклу ручейки. -Антон? -Да? — Антон оторвался от окна, где последних 5 минут делал ставки на ту, или иную, дорожку воды. К слову, выиграл он 3 раза, из 5. Это было его маленькой победой. -Можно с тобой поговорить? -Д..да…конечно. - Антон заметно напрягся, и это не ускользнуло от цепкого взгляда врача. -Антон, разговор действительно серьёзный. Если ты не готов, то лучше не стоит. Мы поговорим в другое время. – Врач начал вставать со стула, как Антон опять начал говорить. -Я готов, я в состоянии разговаривать на серьёзные темы, честно. -Ну как скажешь. В общем…— Врач немного замялся, думая, как правильно преподать информацию, чтобы не травмировать психику парня ещё сильнее, – Арсений твой… -Что? Что с Арсом? — не выдержал Антон. Услышав до боли родное имя, ещё и в таком ключе, он очень сильно заволновался. В сердце закололо. В голову ударила резкая пульсация, но он не подал виду, пытаясь показать максимальное хладнокровие, но выходило паршиво. -Он… – Врач всё ещё не знал, какие слова подобрать, чтобы сказанное не заставило Шаста сделать что-то нехорошее с собой. -Ну же, не молчите! Говорите, пожалуйста! Что с ним? - сердце сжалось в предчувствии чего-то очень плохого. Антону уже не хотелось делать вид, что ему абсолютно плевать. Ведь ему отнюдь не плевать. Ему было необходимо знать, что сейчас происходит с его парнем, с единственным человеком, который по-настоящему полюбил его, и которого полюбил он сам. -Разбился твой Арсений. В аварию попал. Говорят, к тебе ехал, потерял управление, выехал на встречку… – Наконец-то выдал врач, прокрутив сказанное в голове раз 40. -Нет. Не правда! — Антон наотрез отказывался в это верить. И ему было всё равно, что он выглядит как ребёнок. – Я не верю! Это…этого не может быть. Он слишком аккуратно водит. Нет! Он же водит как пенсионер… это просто невозможно. Это просто шутка такая дурацкая. Это же шутка, верно? – Шастун честно надеялся, что врач просто не очень хороший юморист. -Извини, но это так. Влага, скопившаяся в глазах уже не выдерживала такого напора и пролилась. Ну не может такого быть. Арсений живой. Арсению хорошо. Наверняка сидит в коридоре. Это же пранк. Да! Это всего лишь глупый пранк! Просто, какой то жестокий... В нём всё ещё действовало вчерашнее успокоительное, так что, кричать особо не хотелось. Хотелось выть, и он еле-еле сдерживал себя от этого животного инстинкта. Он не помнит, как оказался один в палате. Наверное врач подумал, что Шасту лучше остаться одному, вместе со своими мыслями. Антон сполз по стене. Он лежал. Он просто плакал. Тихо, почти беззвучно. Плакал от безысходности. Плакал от своей беспомощности. Сейчас ему хотелось просто увидеть Арсения. Убедиться, что с ним всё хорошо. Что он будет жить долго и счастливо. Было больно от того, что он не знал никаких подробностей. Он не знал, где Арс. Плохо ли ему. Жив ли он вообще? «Ведь разбился, это же не значит умер? Или значит?» - сказал вслух Шастун. Из глаз полилась новая партия слёз.