The Color of Possibility

      — О, «глаза, как драконий огонь»? — Ори задумчиво взглянул на стих. — В нашей поэзии это обозначение безумия.       — Широко используемое? — спросил Бильбо для лучшего понимания, уже чувствуя, как успокоение разливается по всему телу. На какое-то мгновение он подумал, не подсунул ли Балин ему что-нибудь о Торине, но это было бы просто смешно.       — В западной поэзии — точно, — подтвердил Ори. — Смауг был не первым драконом, напавшим на гномье королевство и тем более — на Эребор, знаешь ли. Были и более ранние случаи драконьего недуга, зафиксированные вскоре после появления драконов в наших краях.       Бильбо не знал, почему не ожидал этого. Трор не мог быть первым гномом, полюбившим копить богатства, и, конечно, слишком большие количества золота могли и ранее привлекать главных охотников на этот драгоценный металл. Само собой, драконы, как и драконий недуг, были распространённым мотивом. У гномов была длинная история и с первыми, и со вторым.       — Может, гномы станут осторожнее после всего этого, — заметил Бильбо, перелистывая страницы книги.       — У меня есть теория по этому поводу, — согласился Ори, доставая тяжёлый том с полки. Возможно, у него было больше шансов разгадать файловую систему библиотеки, чем у Балина. «Неужели они не разговаривают?»       — Видишь это? — Ори указал на рисунок большого кольца с крупным камнем сверху.       — Кольцо? — Бильбо неосознанно потянулся к карману, где было спрятано его собственное кольцо.       — Главы кланов получили по одному и вскоре их благосостояние резко возросло, — объяснил гном. — В пустых шахтах неожиданно появлялись новые залежи, а богатства в сокровищницах копились быстрее, чем их успевали тратить.       — Из-за колец? — скептично спросил Бильбо, как будто у него самого не было волшебного кольца. Это казалось несколько притянутым за уши.       — Может быть, — Ори пожал плечами. — Большая часть записей, как и кольца, была утрачена во время нападений драконов. Но большинство западных кланов в какой-то момент оказались в нищете. Никто из них не отказался бы от лёгкого золота.       Даже несмотря на то, что в некоторых случаях их нищета была результатом чрезмерного накопления или небрежности при добыче. То, что Торин смог прийти в себя, казалось удивительным, особенно с оглядкой на прошлое. Живя так близко к сокровищнице, Бильбо видел, как золото разделяли и переносили, каждый гном перемещал свою долю куда-то ещё и вкладывал её в восстановление чего-либо. И, конечно, было золото для жителей Озёрного Города, медленно, но верно вытекающее из горы, чтобы не переполнить рынок. Сокровища постепенно тратились, оставляя Эребор в безопасности, по крайней мере, на некоторое время. Почему твои глаза, такие яркие, Горят жарче кузниц? Что твои меха, поддерживающие огонь?

Why do your eyes, so bright

Burn hotter than the forges?

What is your bellows, keeping them lit?

      Бильбо опустил глаза в книгу, задумавшись о сказанном Ори, и еле подавил фырканье. И это гномья любовная поэзия? С отсылкой на меха?       Ори заметил, куда направлено его внимание, и взглянул на стихотворение.       — Это не самое хорошее, — заметил он извиняющимся тоном. — Балин просто дал тебе первый попавшийся сборник, м?       — Первый попавшийся, написанный на Всеобщем, наверное, — допустил Бильбо, заметив, как вытянулось лицо Ори.       — Ох. Точно.       — Наверное, оригиналы на Кхуздуле лучше. Пока что мне придётся довольствоваться этим, по крайней мере, до выздоровления Фили и Кили.       — Я найду что-нибудь получше, — пообещал Ори. — Я сам их для тебя переведу, если потребуется.       — Ты вовсе не обязан это делать, серьёзно… — начал было протестовать хоббит, но Ори был настроен решительно, и Бильбо подумал, не сказал ли он что-нибудь не так, не пропустил ли нечто очевидное для любого гнома. Участники Отряда, с которыми он виделся после битвы, относились к нему по-другому с тех пор, и хоть все по-прежнему были с ним приветливы, хоббит чувствовал, что от него что-то скрывают. Из-за этого было трудно понять, что ему делать.       В конце концов хоббит решил почитать Фили некоторые из стихов. Бильбо, как минимум, сможет открыть окно и почувствовать свежий воздух, да и Оин говорил, что нет вреда в разговорах с юношами. Уж лучше поэзия, нежели пустая болтовня.       Когда Бильбо пришёл, Тауриэль уже не было, но ещё прохладная ткань на лбу у Кили указывала на то, что ушла она недавно. Кили тяжело дышал, его кожа горела от лихорадки, но сейчас это было нормальным. Так что Бильбо аккуратно открыл окно и повернулся ко второму брату.       Фили, напротив, всегда был тих. Он не пытался бороться, а просто лежал. Дыхание его было тихим и ровным, как будто он лишь мирно спал. С другой стороны, мёртвые тоже выглядят мирно. Было бы куда легче видеть, что он сражается за свою жизнь.       — Может, немного второсортной поэзии тебя разбудит, — пробормотал Бильбо, сомневаясь в своих словах. Будучи старшим из двух братьев, Фили был и более терпеливым. Вряд ли он заставит себя проснуться, чтобы остановить декламацию стихов.       Бильбо начал читать, не зная, есть ли какой-нибудь особый ритм или способ для чтения гномьих стихов, однако его это ни капли не волновало. Мерцающие искры в темноте, Как звёзды в горах. Первый и последний свет.

Glimmering fireflies in the darkness

Like stars in the mountain

The first and last light.

      Бильбо сделал паузу.       — Этот не так уж и плох, да, Фили?       Фили не ответил, что было ожидаемо.       — Давай попробуем другой, — предложил Бильбо, листая страницы. На соседней кровати Кили тихо застонал, как будто в протест. Бильбо только покачал головой и сконцентрировался на стихотворении. Синева Зеркального, Глубокая синева Дурина - Цвет одиночества. Неизвестное безоблачное небо, Как светлые сапфиры - Цвет возможности.

The blue of Mirrormere,

Durin’s deep blue

The color of loneliness.

The unknown cloudless sky,

Like pale sapphires

The color of possibility.

      Неосознанно Бильбо повернулся к окну. Солнце садилось, окрашивая небо в яркие красные и оранжевые цвета, а не в синий, упомянутый в стихотворении.       — Представь-ка, — заметил он между прочим, — гномий поэт пишет о небе.       Хотя в каком-то смысле это было похоже на ещё одно любовное стихотворение. Но это, конечно, были его собственные предубеждения. Это было просто совпадение, что глаза Торина действительно ужасно сильно походили на безоблачное небо. Просто совпадение, что он подумал об этом в первую очередь, хотя уже довольно давно не видел их при приличном освещении.       — Тебе лучше поскорее проснуться, — со вздохом сказал Бильбо Фили. — Это место делает меня сентиментальным.       Точнее, размышления о том, простит ли его Торин и когда он это сделает, делали его таким. Но хоббит подозревал, что Фили знал это даже во сне. Они все знали, не так ли?

***

      Бильбо проспал — почти невозможное событие в Шире, но довольно частое в Эреборе. Из-за отсутствия естественного освещения он просто не мог просыпаться вовремя. Даже звона колоколов, которые грохотали в недрах горы, возвещая о каждом часе так громко, что у него болели зубы, было едва достаточно, чтобы разбудить его. И сейчас он бежал в лазарет, как вдруг знакомый голос остановил его на полпути.       — Ты сломал не ногу, можешь идти и побыстрее, — голос Двалина разнёсся по коридору, его выбор слов сразу привлёк внимание Бильбо. Лысый гном быстро шёл по перекрёстку коридоров, бросая на кого-то веселые взгляды через плечо.       — Трандуил может подождать.       Конечно же, тем, кто следовал за Двалином, был Торин, который шёл гораздо более спокойным шагом. Его лицо светилось легкой улыбкой, как будто он шагал так медленно, просто чтобы подразнить своего кузена. Это зрелище ошеломило Бильбо. Под глазами Торина залегли тени, порез на лице блестел новой кожей, а левая рука была на перевязи, но он выглядел счастливым и достаточно здоровым. Нигде, насколько он мог видеть, не было и следа драконьего недуга. Так почему же…       Бильбо помотал головой, прогоняя мысли. Хорошо хоть Торин снова наладил отношения со своими родственниками, и вот тому доказательство. Может, он ошибся в том, что Торин пытается убить себя переутомлением. Может, Дори слегка преувеличил. Или не слегка.       Торин повернулся, чтобы осмотреть проход, где стоял Бильбо, и улыбка все ещё плясала в его глазах, пока он наблюдал, как умелые гномы Железных Холмов занимаются своими делами. Затем он увидел хоббита и замер, как и Бильбо, словно загипнотизированный. На мгновение он показался потерянным, дюжина эмоций пронеслась в его выразительных глазах. Но затем улыбка вернулась, еще ярче, чем раньше, так сильно напомнив Бильбо о том моменте, когда он показал Торину желудь и Торин сделал единственный шаг в его направлении.       — Торин! — позвал Двалин.       В глазах Торина было столько сожаления, когда он отвернулся, чтобы последовать за Двалином, что Бильбо начал сомневаться в том, что сказал ему Балин. Это не было похоже на кого-то, кто был зол на него, кто ещё не простил его. Гнев Торина было сложно не заметить. И из всех чувств, что Бильбо увидел в то единственное мгновение, гнев был наименьшим.       Вздрогнув, Бильбо вспомнил, что он спешил, и бросился в лазарет. Оин, хоть и был наполовину глухим, услышал, как подошел Бильбо, и поприветствовал его рассеянным взмахом руки. Один из гномов Железных Холмов порвал швы на ноге, и Оин был занят тем, что приводил его в порядок, периодически ругаясь на неаккуратного пациента.       Быстрый осмотр основного лазарета показал, что у всех есть еда и вода и что большинство уже чувствовало себя достаточно хорошо, чтобы либо самостоятельно, либо с помощью соседей по койке менять себе повязки. В истинно гномьей манере все они настаивали, что с ними всё в порядке, и убеждали его поспешить к принцам.       И вот снова кто-то рыжеволосый уже был внутри, смотря на принцев с нечитаемым выражением лица, но на этот раз это был Даин, а не Тауриэль. Он поднял глаза на вошедшего Бильбо, но выражение его лица не изменилось. «Очевидно, его разговор с Торином оказался не очень продуктивным, ” — предположил Бильбо, когда Даин хлопнул его по плечу. Не то чтобы он ожидал, что из этой затеи что-то выйдет.       — У вас хорошие друзья, мистер Бэггинс, — только и сказал, без своих обычных шуток и юмора, Даин перед тем, как покинуть помещение.       «Что, во имя Эребора, это должно значить?»       И все же неудивительно, что Даин в разговоре с Торином не сдвинулся с мёртвой точки, на которой застрял Бильбо. Хоббит уже много раз просил гномов Компании, и, без сомнения, Торин устал слушать, как они говорят от его имени. Ничто из этого не объясняло того взгляда этим утром, но Бильбо устал. Устал беспокоиться о том, что Торин может подумать о нём. Он спас его жизнь, орк побери, и если этого было недостаточно, чтобы избавиться от любых обид и разногласий между ними, то гномы действительно были странным народом.       Он принялся ухаживать за принцами энергичнее обычного, снимая с них грязные повязки и бельё и заменяя их с деловитостью, которой позавидовал бы любой хоббит. Как только их раны были промыты, перевязаны и выглядели настолько хорошо, насколько это было возможно в их случае, Бильбо распахнул окно, прогоняя спёртый воздух болезни. Все это уже стало частью рутины, вплоть до проверки лба Кили и гадания, действительно ли он чувствует, что лоб стал прохладнее, или просто выдаёт желаемое за действительное.       — Воды, — прохрипел Кили. Это были его первые слова, несущие смысл, с тех пор как его нашли на руках у Тауриэль на Вороньей Высоте. Его глаза оставались закрытыми, но это было не важно. Даже если он бредил во сне, Кили хоть что-то сказал. Можно было доложить о прогрессе в самочувствии хотя бы одного принца.       — Пей медленно, — посоветовал Бильбо, поднося чашу к губам Кили.       Кили, конечно же, его совет проигнорировал. Он попытался выпить всё за раз, и в результате, задыхаясь и отплёвываясь, расплескал воду повсюду. Бильбо не стал утруждать себя уборкой, решив вместо этого заново наполнить чашу. Теперь не придётся менять влажную ткань для охлаждения.       В этот раз Кили пил неспешно, но не менее жадно, а когда чаша опустела, снова провалился в бессознательное состояние. Если бы теперь и Фили тоже так сделал, доказывая, что он ещё здесь…       — Оин! — позвал Бильбо, выглядывая в основное помещение, — Кили заговорил!       — Сейчас? — Оин в одно мгновение оказался рядом, среди других раненых гномов поднялся шепот.       — Он попросил воды, потом снова заснул, — подтвердил Бильбо, отступая в сторону, чтобы дать Оину войти в комнату.       Оин потрогал лоб Кили с задумчивым видом.       — Кажется прохладнее, — сказал он Бильбо, и эти слова наполнили хоббита облегчением. — Ещё рано говорить, что лихорадка спала, но это уже что-то.       — Пусть теперь то же случится с Фили, и я смогу собираться, — заметил Бильбо, осматривая тихого принца.       — Что ты сказал? — переспросил Оин, поднося к уху слуховой рожок.       — Я сказал…       — Не утруждайся, — посоветовал ему Глоин, выходя из-за угла. — Глухота моего брата избирательна. Он не слышит то, что не хочет слышать.       — И что именно он не захотел услышать? — потребовал Бильбо, осознавая, насколько публичным был этот разговор, хотя раненые гномы вежливо отвернулись.       — Что ты уходишь, — просто сказал Глоин. — Не учитывая эльфов, здесь нет никого, знающего столько о травах, так он говорит.       — Это не мой дом, — напомнил ему Бильбо, многозначительно глянув на Оина, — и никогда не был. Я просто хотел помочь вам вернуть своё. Сейчас, когда Гора ваша, мне пора отправляться к себе.       — Да-да, гномы порой отравляются серой, — громко сказал Оин, эффектно заканчивая разговор.       Как только заботы о принцах закончились, Бильбо мог свободно бродить, и уже не в первый раз его тянуло в сторону покоев Торина. В это время дня Торин, вероятно, был в тронном зале, но Взломщик всё никак не мог даже приблизиться к нему. Кто-то всегда перехватывал его, обычно Балин или Двалин, но иногда Бофур или Бомбур, чтобы убедить его найти другое место, куда можно пойти.       — Не надо устраивать сцены на публике, — каждый раз советовали они ему. — Любые разногласия в Компании лучше всего держать внутри Компании.       Это звучало, как здравый совет. Не то чтобы он испытывал какую-то неприязнь к Торину. Король гномов не отвечал за то, что он говорил и делал во время недуга, и уже на Вороньей Высоте было очевидно, что болезнь прошла. Краткие моменты, когда он боялся, были страхом за Торина, страхом, что чувство вины настигнет его, как только вернется ясность ума. Бильбо просто… хотел его увидеть. Всё больше и больше он сомневался в том, что Торин действительно не хочет его видеть. Так почему бы им не встретиться хотя бы ещё один раз, прежде, чем он вернется домой? Действительно ли было бы лучше вернуться в Шир, ничего не зная?       Вот почему он вместо этого направился в покои Торина. Может быть, он сумеет застать охрану врасплох, проскользнуть внутрь и подождать. Не то, о чём бы Бильбо подумал раньше, но он уже не был тем хоббитом, который покинул Шир. Сейчас он был гораздо менее готов сдаваться, и, если понадобится, у него было кольцо. Если они в конце концов поссорятся, по крайней мере, он узнает, что на самом деле чувствует Торин и насколько поведение Торина по отношению к нему было вызвано драконьим недугом.       Торин выглядел так напугано на Вороньей Высоте, когда думал, что Бильбо умер за него. И потом он выглядел таким успокоенным, когда узнал, что ошибся, таким наполненным радостью, когда увидел хоббита бродящим по Эребору. Можно ли было надеяться, что то, как Торин прижимался к нему и улыбался ему во время обострения недуга, что-то значило? Или это нашёптывает его эгоизм? Его тихая гордость за то, что самые яркие улыбки Торина были предназначены только для него, даже когда король огрызался на членов собственной семьи?       Бильбо устал ждать и думать, и горе гному, который решится встать у него на пути.