Голос из глубины

      Пастух оказался довольно интересным. О себе говорил мало, но охотно болтал о лесах, степях, каменистых утесах, поросших высокой травой, о своем стаде, пока речь не зашла о гибели, а там вспомнил и свою мать, умершую при родах. Джейд хотела пожалеть юнца, но жалости Назар не вызывал. Голос его был серьезным, он говорил твердо, но стоило дойти до странных событий, как Назар уходил в себя и мог подолгу ничего не отвечать. Весь первый день после затмения они узнавали друг друга, рассказывая свои истории. Джейд поделилась лишь крупицами, полуправдой, решив пока не выдавать Айлу — хоть они с Назаром и жили по разные стороны Ньольма, он все-таки туда заезжал и даже собрался в караван с местными торговцами. В пути туда и обратно им предстояло провести целую луну, если не больше, и Джейд сама решилась на непростой разговор:       — Послушай меня, Назар. Я помню, что сама сказала тебе никому не доверять. Но то, что с нами происходит, явно магической природы. Я и сама обладала силами, пока их не запечатали. Я могу помочь. Но мне надо знать, что случилось с тобой.       — Я уже рассказал. Затмение, овцы побросались с обрыва, животные как с ума посходили. Теперь мы с отцом не переживем зиму. Мне нужно…       — Ты говорил о магии. Ты знаешь, что это может быть опасно. Подумай об отце.       Конечно, у Джейд были корыстные мысли. Хоть и считала она себя доброй и заботливой, но помогать незнакомцу задаром не собиралась. Если юнец владел силой, которую еще не отняли, он мог помочь Айле так, как Джейд уже не могла. Надо было всего лишь уговорить его на ритуал — не сущий пустяк для мага, но и вполне посильная задача.       — Я не маг, — ответил тот, и внутри Джейд все оборвалось. Надежда на то, чтобы скрасить тяжелую жизнь любимой в особняке наместника почти растаяла, но потом Назар тихо добавил: — Но, кажется, у меня есть сила. Я ее чувствую, как будто под кожей что-то зудит и растет.       — Ты все-таки иной. Оно меняет тебя. Спишь беспокойно, ешь, будто сто лет не ел, свет раздражает, темнота успокаивает, но в голове копошатся непонятные мысли, символы. Это похоже на хворь. Вокруг все кажется слишком реальным, все ощущения обострились. Я права?       — Откуда… Так значит, это оно. Мне… мне оно не нужно! Я не хочу!       — Ты можешь пойти к стражам Создателя, и твои силы запечатают. Но, предупреждаю, их методы я бы приятными не назвала, — вздохнула Джейд, коснувшись клейма. — И обратно уже ничего будет не вернуть.       Назар долго молчал, и Джейд почувствовала, что к стражам ему точно не хочется — даже те, кто с ними не сталкивался, предпочитали избегать этого и дальше. В стражи и лайтены брали только самых ярых фанатиков, готовых отречься от семьи во имя высшего блага Его Величества Дигейна и будущего всего мира. Голову им там явно не речной водичкой промывали. Налив себе чаю на тихих травах, Джейд уселась в любимое кресло, потыкала кочергой остывающие угли камина и подумала об Айле. Они никогда не знали, как скоро снова встретятся. Бывало, не виделись всю зиму, и тогда Джейд сама, под видом торговки, шла в Ньольм, оставляла в условленном месте записку или пробиралась под стены наместничьего дома. Платила мальчишке кухарки медяк, чтобы открыл черный вход, пустил поторговать с кухней, невзначай расспрашивала о хозяевах, что слышно в городе, когда ближайшие ярмарки, приедет ли из столицы торговец тканями или еще какими безделушками — кухарка болтала охотно и добродушно, угощала Джейд булкой с маковой посыпкой — любимое лакомство хозяйки — и разговор наконец заходил об Айле. Иногда Джейд хватало и того, что та жива и здорова.       — Джейд, как мне с этим справиться? Это меня пугает.       — Никак. Ты должен принять эти силы как часть самого себя.       Голос юнца звучал взволнованно и даже обреченно, так же чувствовала себя и сама Джейд. Отчасти потому, что он не оказался опытным магом, на что она было понадеялась. И, признаться, то, что она могла вообще слышать его голос — пугало ее саму не меньше. Джейд догадывалась, что виной всему затмение, но не только оно. Их странная мысленная связь будто черпала силу из амулета. Камень становился горячим, когда она общалась с новым собеседником, и, вспомнив, что тот рассказал ей о себе, спросила:       — Скажи, у тебя есть талисман? Что-то, с чем ты никогда не расстаешься даже прямо сейчас?       — Откуда ты знаешь?!       — Это голубой камень, на вид как обычный лунный, только оттенок иной, если присмотреться. Верно? У меня такой же.       Назар помолчал, а потом тихо проговорил:       — Да. Это моей матери. Я не знал ее. Все, что у меня есть, — это рассказы отца, ее имя и ее амулет.       — И ее плоть и кровь, надо полагать, — улыбнулась Джейд, вспоминая вырастившую ее бабку и мать, что когда-то оставила их. — Вот что. Я помогу тебе. Научу. Караван уходит послезавтра? Я приеду к тебе на рассвете, до твоей деревни меньше, чем полдня пути.       — Как ты мне поможешь, — вздохнул Назар. — Ты же больше не владеешь магией.       Джейд усмехнулась. Молодой пастух явно еще мало знал о жизни и судил всех лишь по настоящему, не учитывая ни прошлого, которое каждый нес за спиной, ни будущего, куда смотрели глаза.       — Как полководец, потерявший ноги на войне, учит солдат быть солдатами? Как почти слепой архивариус находит в библиотеке нужные книги? Как плотник, лишившись пальцев, продолжает работать и учить ремеслу своих детей? Магия — это не только сила, но и знания. А мои все еще со мной.       — Тогда, — замешкался Назар, — что делать, когда очень сильно колет в кончиках пальцев?       Джейд засмеялась: это было самое забавное ощущение, которое мог испытывать маг. Она уж почти забыла, каково это. Расспросив Назара о том, как проявился его дар впервые, она засмеялась еще громче, уже от радости: их магия полностью совпадала. Если б юнец был способен сотворять огонь или ловить ветер на крыльях, как Айла, им бы пришлось труднее. Но Назар, кажется, владел хоть и не самым редким, но ценным даром — силой, берущей начало в глубинах гор и земли.       — Скажи, давно ты был с женщиной?       — Что?! — воскликнул он в ответ, наверняка покраснев — уж слишком смущенным был теперь этот голос. — Я не…       — А с мужчиной?       — Нет же! Что за вопросы!       — В этом нет ничего такого. У нас свободная страна. По этой части, хотя бы.       — Я не был ни с женщиной, ни с мужчиной. Вообще ни с каким человеком. А еще ни с нагом, ни с эльфом, ни с троллем, ни с орком!       — Ясно-ясно. Что, держишь целибат? — Джейд стали забавлять их разговоры. Найти в Ньольме взрослого парня-девственника все равно что в дерьме искать оброненное золотое кольцо. Назар, еще больше смущаясь, рассказал, что женщин он отчего-то всегда избегал и немного побаивался, особенно тех, что были с ним одного возраста. В отличие от старших, вроде жены соседа-фермера, ровесницы виделись Назару загадочными существами из другого мира. С мужчинами у него вроде тоже не клеилось, лишь коротко упомянул, что приставали к нему наглые купеческие отпрыски, но жизнь пастуха вдали от людей ему больше по нраву — среди существ, которые не обманывают и не прячут свои намерения за длинными речами.       — Мудро мыслишь для юнца. Но ты знаешь, как юное, но созревшее тело жаждет ласки, вот так и магия жаждет, чтобы ею пользовались. Выйди наружу, где тебя никто не увидит, и сделай так, чтобы скопившаяся сила перешла на другой предмет.       Дождавшись, пока Назар уйдет довольно далеко от дома, Джейд велела ему положить ладони на какой-нибудь большой камень и закрыть глаза.       — Я буду направлять тебя. Слушай мой голос, пока не услышишь внутри себя то, что поможет почувствовать землю. Не руками. Слушай сердцем, слушай разумом. Душой.       Сначала ничего не происходило. Джейд не могла слышать ничего, кроме голоса своего случайного собеседника. Он, по всей видимости, тоже не слышал окружающих ее звуков, словно они обладали слухом не внешним, а внутренним, вот только общаться мыслями все же не получилось — Джейд даже усмехнулась над своими глупыми усилиями — Назар ее не слышал, пока она не произносила что-то вслух. Также она заметила, что может «отключаться» от него, отстраняться, отдаляясь, и тогда его голос все еще чувствовался очень тонкой нитью, еле заметной, как звон в ушах после долгой изнурительной работы, или магического взрыва, или пронзающей боли от горячего клейма. Звон в ушах Джейд иногда даже снился, и она уже почти научилась жить с ним. Хотя у нее все же был выбор, и Назар, перед которым теперь стоял похожий, поступил иначе, не став прибегать к помощи стражей Создателя. Стражами, конечно, их называли с большой натяжкой — охраняли они совсем не то, что можно было подумать. А теперь еще надо было решать, как помочь бедному пастушку с его потерей и новообретенными силами, а заодно, чего уж греха таить, воспользоваться этим в собственных целях.       К концу дня у Назара уже получалось двигать камни. Успехи его были настолько стремительны, что Джейд даже усомнилась, а не разыгрывают ли ее. И не терпелось поскорее добраться до ферм и встретиться с ним наяву, потому что голос в голове все еще казался нереальным, призрачным, но чем больше юнец пробовал силы в магии, тем их связь крепла и ощущалась отчетливее.       — Камни ворочать невелика работа, — заключила Джейд уже после ужина, когда они прервали связь, чтобы подкрепить силы, потраченные за день.       А силы ей были нужны — Джейд планировала найти извозчика или, на худой конец, запрячь свою лошадь, чтобы к утру добраться на землю Назара. Но извозчика все же предпочтительнее, там подремать удалось бы.       — Я построил из них пирамиду в два роста высотой! — признался пастух с неподдельным восхищением в голосе. — Видно, магия и правда может пользу приносить.       — Ага, — фыркнула Джейд. — Скажи это Его Величеству Дигейну Кровоборцу.       — Ужасный человек, соглашусь, — с грустью ответил Назар, и Джей будто молнией ударило от страха.       — Не смей!       — Так правда же.       — Услышат — язык отрежут!       Назар проворчал, что никто его здесь не услышит, а потом даже пошутил, что язык ему особо и не нужен. Джейд засмеялась: как это, не нужен, языком же столько всего можно сделать, не только правителей ругать. Стала было перечислять, но Назар смутился — юнец там, что, в монастыре детство провел? Тут каждый второй уже с шестнадцати зим телесную любовь познает. Сердечную, возможно, позже, а иногда и вовсе живет, так и не познав.       — А у тебя есть любовь? — спросил Назар.       Джейд не стала рассказывать, ответила уклончиво, что любовь ее как птица в небе — смотреть смотри, но обладать ею не дано. Да и не желала она подобного. Для птицы хотелось свободы, хотелось видеть ее прекрасный полет, ее счастье.       — Представь себе, как могут пахнуть белые едва созревшие Везарийские персики. Даже не мякоть, а кожица. Тонкая, гладкая, свежая и с легкой кислинкой, от которой во рту сразу собирается слюна. Как может ласкать легкий морской ветерок, смеяться колокольчиками и нашёптывать шальные мысли. Как может согреть небольшой огонек вечером в камине, пока сидишь с кружкой травяного чая. Такая у меня любовь.       — Ты другая, Джейд, — вздохнув, сказал на это юнец. — Я это понял, хотя и сам никогда подобного не испытывал, кроме разве что любви к отцу.       — Говоришь будто хочешь испытать, я права?       — Возможно. Я бы хотел познать того, кто сможет меня полюбить. Наверное.       В его голосе надорвалось одиночество. Джейд вдруг захотелось обнять Назара и сказать, что все будет хорошо. Но говорить подобную чушь дозволено лишь детям, взрослым же нужна правда.       — Ты болен? Уродлив?       — Я довольно крепкий и без видимых увечий. Обычный, как и все. Говорят еще, у меня глаза странные.       — Глаза… Глаза — зеркало души, а твоя, значит, слишком сложная для других, раз так говорят. Так за что же тебя не любят? — нахмурилась Джейд.       — За то, что я всегда чужак среди них. Будто прокаженный.       — Ха, — фыркнула Джейд. — Мы все в этом мире чужаки. А любовь — это всегда слабость. Она либо погубит тебя совсем, либо навсегда сделает несчастным.       — А как же жили долго и счастливо? — невесело усмехнулся Назар.       — Это оставь для детишек.       Назар какое-то время молчал, и Джейд его не торопила. Ей казалось, юнец ни с кем еще на подобные темы не говорил, уж больно любопытным был и наивными звучали его вопросы.       — Ты знаешь настоящие ценности, — сказал он наконец.       — Много ли я знаю, рассуждая из клетки, — горько усмехнулась Джейд. — Но кое-что знаю. И тебя научу. А ты за это поможешь моей птичке.       Она попросила Назара отправиться в загон, открыть его и выпустить овец. Назар теперь вполне ей доверял и после коротких сомнений послушался, сказав, что его верный Далторский колли по имени Эш поможет загнать их обратно, если что-то пойдет не так.       Джейд велела ему разуться и ступить на землю босыми ногами, почувствовать, какая она — холодная ли, теплая, быть может, горячая. Как мелкие камушки впиваются в подошвы или как мягко ногам стоять на песке. Каждый раз земля будет разной, будет отвечать по-своему, и с ней придется «договариваться». Искать отклик, баланс, нужный голос. Не только руки могут направлять, весь маг — сплошь проводник, все его тело — средоточие силы, которую он черпает изнутри себя, соединяя с силами природы в один поток, и выпускает волей куда сам пожелает. Многие маги за это любили посохи и жезлы, орудия, способные этот поток направить прицельно. Джейд теперь предложила Назару пустить волю сквозь бесконечную поверхность земли, чтобы почувствовать своих овец, стоявших на ней. Теперь благодаря своему дару Назар мог управлять стадом силой воли, соприкасаясь босыми ногами с землей, которая их связывала.       Но у него ничего не получалось. Только какая-то одна овца по кличке Танси послушалась, остальные, наоборот, разбежались, блея — Назар еще долго ругался, командуя Эшу их собрать и загнать обратно.       — Ничего, научишься. Тренируйся на своей Танси — вот тебе задание на остаток дня.       Они условились встретиться на рассвете, недалеко от главной дороги, идущей от Ньольма в деревню Назара. Там, чуть в отдалении, как рассказал пастух, стояла одинокая, раздавшаяся вширь осина — хороший ориентир для путников и пастухов.       — Прости, — сказал Назар. — Я не говорил пока отцу. Не хочу его пугать, он стар и слаб.       — Я понимаю, — отозвалась Джейд.       Она тоже не желала лишний раз показываться в чужой деревне без надобности. Орочьи черты хорошо запоминались, рисковать всем этим было опасно. Да и тащиться прямиком в жилище пастуха — опрометчиво. Остаток вечера она провела в сборах: обернув бабкину книгу плотной тканью, спрятала ее глубоко на дно сумки, заложив сверху пучками сухоцветов и мешочками сушеных грибов Мара — в тавернах их ценили, заваривали в горячем кислом вине, и если стражи прицепятся, можно будет солгать, что Джейд приехала торговать.       Лошадь у Джейд старая, гнать ее полночи было жаль. Другая вряд ли появится. Да и если вдруг что случится, погони старушка тоже не выдержит. До Ньольма она добралась пешком уже затемно, наняла извозчика. Благо, попутчиков на Пиковый утес собралось еще двое — явно фермеры с рынка, с котомками и мешками накупленного. Перебросившись с ними парой фраз о случившимся Затмении, напугавшем весь город, Джейд забралась в скрипучую кабину, устроилась в углу, подложив свою сумку под спину, и, привалившись к дребезжащей стенке, уснула. Спалось ей на удивление крепко, голова была словно чугунный котелок, полный мыслей. И снилось, что Назар проводит ритуал с Айлой, и Джейд там же, стоит вместе с любимой по щиколотку в озерной воде, держит Айлу за руку, вокруг — кувшинки, солнце лижет затылки. И вот нужно взять кинжал, дать клятву на крови, черпнуть плодородия у земли и вместе ступить на нее уже обновленными. Айла улыбается, щеки розовые, глаза — блестящие, волосы золотом струятся по персиковым плечам. И любовь их в этот момент соединяется в едином чувстве с благодарностью к отважному Назару. Прекрасный и такой далекий от правды сон.       — Пиковый утес! Приехали, — раздалось снаружи кабины, потом двери распахнулись, и повеяло утренней свежестью вперемешку с навозной вонью.       Сойдя и оглядевшись, Джейд сразу приметила раскидистое дерево на горизонте у дороги, которое они, видимо, проехали. Нужно было вернуться чуть назад. Дорога была пустой и упиралась в рассветное солнце. Ветер трепал дреды, выбившиеся из-под капюшона, дышалось в отдалении от ферм полегче. Джейд даже порадовалась своему хорошему настроению и сну, надеясь, что он станет вещим. Правда, радость ее была недолгой — Назар снова возник в мыслях, теперь уже настоящий:       — Джейд! Ты куда пропала?! Отзовись!       — Я здесь, у тебя на Пиковом. Иду к дереву, как условились.       — Собачье дерьмо! — шепотом выругался пастух, и Джейд бы посмеялась, если бы не отчаяние в его голосе. — Хотел предупредить тебя. Я тоже уехал. Отцу стало плохо, пришлось. Мы на пути в Ньольм, в лечебницу Святого Бенедикта.       Джейд это не понравилось. У лечебниц всегда полно стражей, а им даже с клеймом лучше лишний раз на глаза не попадаться. И вдруг — резкий укол страха, уже за юнца.       — Берегись стражей! — почти приказала Джейд. — Они чуют магию за милю!       — Да чего ты их так боишься, — фыркнул Назар. — Не до магии мне сейчас. Она сердце лечить умеет, магия твоя?       — Эта — нет. Но в книге есть рецепт зелья, если его усилить чарами, поможет твоему отцу. Тогда я привезу тебе книгу в Ньольм.       — Ты не можешь так рассказать? — взмолился Назар. — Я не оставлю отца… Вдруг он… Я должен дождаться, пока ему не полегчает.       Джейд тоже вздохнула. Его, конечно, можно было понять — потеряй он отца, останется совсем один. Кому, как не Джейд, знать о губительной силе одиночества.       — Эту книгу может читать только маг. Используй свою новую силу, чтобы ее открыть. Я закопаю клад под деревом, с обратной стороны от дороги, так, чтобы взрытую землю не заметили. Как вернешься — обязательно отыщи.       Назар с благодарностью согласился. Джейд сделала все как обещала, поместив книгу довольно глубоко в вырытую с помощью ножа под корнями осины яму, замаскировала сверху хворостом и травой. Ей книга теперь все равно что доска для разделывания мяса, но ценность от этого никуда не пропала. Оставалось лишь надеяться, что пастух не глуп и действительно придет за книгой, а также что их семейная реликвия не попадет в плохие руки. Назар сказал, что в том месте как раз должна быть старая метка на коре, и попросил зарыть под ней, но Джейд никаких зарубок на осине не нашла и тогда сама выцарапала ножом глубокие отметины «Д + Н» и обвела сердцем. Так метка будет выглядеть всего лишь простым баловством двух влюбленных, и никто не догадается, что острый кончик сердечка указывает прямо на клад внизу.       — Эй, Назар! — позвала Джейд. — А как быть с твоим стадом? Кто присмотрит за овцами?       Джейд подумала, что могла бы и задержаться, если последить за фермой больше некому. Вернувшись в деревню, она высматривала домики, пытаясь определить, какой из них будет фермой Назара.       — Я отогнал овец к соседу, не впервой уже, — отозвался Назар.       — А он их не украдет?       — Я заплатил ему немного. Но у нас на фермах все ведут честную жизнь. Тем более мы своих нигде не перепутаем, они же зеленые.       — Что ты сказал?! — Показалось, она ослышалась. — Зеленые? Овцы?       Назар посмеялся, искренне и добродушно, так, что у Джейд на сердце чуть потеплело. Говорить о животных, видать, было любимой темой пастуха, а сейчас ему явно требовалось немного радости.       — Да все уже на Пиковом знают наших овец, их и терять не страшно — приведут. Почти семейная байка, — шептал Назар с веселыми нотками в голосе, будто за кружкой браги рассказывал. — Если, конечно, считать меня ее членом, все же я неродной. У отца моего пра-пра-прадед был. Противный мужик, но делец толковый. Принес однажды от знахарки зелье для стада, от пограничной хвори лечить. А наутро все овцы позеленели! Ох и ору было! Он знахарку чуть не убил, но потом даже оценил шутку по достоинству, — сам стал овец в зеленый красить. Так их больше никто своровать не мог, и от хищников маскировка хорошая, если кто заплутает.       Джейд где стояла, там и села. Никак нельзя было в подобное поверить, но все складывалось слишком правдоподобно: затмение, магия, связь голосов в голове. Отпив воды из фляги, она чуть успокоилась, на нетвердых ногах дошла до фермы, которую назвал ей пастух, и вдалеке за забором увидела, как толстый Огмунд, покупавший накануне у нее снадобье из вороньих голов, остервенело пытался отмыть зеленых жалобно блеющих овец. Правда, вряд ли это у него получится — Джейд точно знала, что дело в жабьем жире, которое овцы проглотили вместе с лекарством. Ужасная догадка поразила Джейд, и чтобы убедиться, она спросила:       — Назар, глупость, но ответь. Кто наместник в Ньольме и кто сейчас правит во всем Далторе?       — Это что, урок в казначейской школе? — хмыкнул Назар. — Наместник у нас уже пять зим, как Себастиан Китский, назначенный самим правителем Далтора, восемнадцатым наследником Дома Свободных, Серебряным принцем.       — Назар, ты, верно, шутишь?       — Извини, — хмыкнул тот. — Все мысли отцом заняты, какие уж сейчас шутки. Ты же ближе моего к Ньольму живешь, неужто не знаешь?       Джейд не знала. В ее реальности все еще правил Дигейн Кровоборец под влиянием регента, Верховного лайтена Корнелиуса, а наместником в Ньольме служил ненавистный Вирион, муж Айлы. Их с Назаром разделяло совсем не расстояние, а время, и все, что она могла дать ему взамен — это произнесенные слова. Ни показать, ни увидеть, ни взять за руку — только свой голос. В один миг Назар показался ей таким далеким и призрачным, словно пыль в лучах утреннего солнца, когда явь все еще перемешана со сном. Остаток обратного пути до своей хижины Джейд провела будто в этом сне, полузабытьи, не понимая, как теперь быть. За то короткое время, что пастух поселился в ее голове незримым присутствием, она успела не только испытать ложные теперь надежды, но и проникнуться его одиночеством, что ощущалось даже сквозь эту толщу лет. И, подойдя уже к самой хижине, она совсем не заметила, что ее там давно ждали.