Взрослые глупости

      Засидевшись в один из холодных вечеров в съемной квартире в центре Вены за запутанным делом, Майлз Эджворт начал откровенно зевать. Мозг уже отказывался проворачивать в голове одни и те же факты, натыкаясь на несуществующие версии событий и несовместимые доказательства. Мужчина устало потянулся в широком черном кресле.       Его коллега Гамшу давно мирно спал в своей постели. Он полгода не видел мистера Эджворта, но был оставлен в Лос-Анджелесе следить за офисом, больше похожим на музей, в отсутствие известнейшего окружного прокурора. Майлз подумал о детективе. Иногда Гамшу действительно облегчал его работу, когда не доставал дотошными, с нотками уныния, комментариями по поводу и без. Однако сейчас бы его помощь пригодилась как никогда.       Сняв с себя жабо и расстегнув рубаху, о которых мужчина забыл, как обычно, погружаясь в работу, он пошел заварить чай. Аккуратно пересыпая скрученные листики дорогого сорта в расписной чайник, Эджворт нахмурился. Давно его не озадачивало убийство, произошедшее при свидетелях. Проблема была в их противоречивых показаниях и даже уликах. Всё выглядело так, будто либо врут полиции все, либо каждый видел в день преступления что-то своё, очень похожее на правду и одновременно ею не являющееся. Убийцей мог быть кто угодно.       Мужчина вздохнул. Изначально он прилетел в Австрию по просьбе коллег-прокуроров, которые раньше обращались к Манфреду. Даже прознав о DL-6 и казни этого высокомерного человека, люди не растерялись и, спустя какое-то время, на верность, постепенно вовлекали Эджворта во все дела обвинения, представляющие трудность, а то и опасность. Он, в свою очередь, был не против. Новая проверка идеалов и хорошая возможность изучить романо-германскую правовую систему – Майлз не мог упустить такой шанс и находился теперь далеко от дома, от…       Крепкие пальцы сжали чашку и поднесли её к губам. Горячее питье немного обожгло язык мужчине, зато заставило его взбодриться. В обычное время он бы отпил осторожно, наслаждаясь насыщенным вкусом, но сегодня его мало волновали приятные мелочи жизни. Дело начинало действовать на нервы и задевать самолюбие прокурора.       Сев обратно за стол с чашкой в руке, Майлз открыл папку с названием «Отчет о вскрытии» и, не найдя ничего нового, мысленно выругался.       Протерев глаза, уставшие от нескончаемых букв в течение нескольких часов, Эджворт допил чай и долго сидел в тишине. В его съемной квартире не было места телевизору: не из соображений экономии, а попросту по ненадобности. Зная мужчину, можно было легко сказать, что он скорее узнал бы о новостях из старомодных газет, чем из уст утренних репортеров.       Посмотрев на наручные часы – потому что на настенные уже не хватало зрения – Эджворт быстро рассчитал время по другому часовому поясу, снова встал с места и подошел к телефону. Звонить из квартиры, а не по сотовому, было разумным решением. Так разговор приобретал нужную официальность и не привлекал лишних вопросов, хотя их всегда можно было задать без подозрений во второй части беседы. Так думал Майлз, отчаявшийся найти разгадки в своем деле до того, что решил позвонить старому другу-сопернику и попросить совета.       Перелистнув первую страницу телефонного справочника, палец задержался на верхней строке у больших букв «Райт и Ко». Набирая с некоторым волнением номер, Майлз неосознанно прижал трубку к уху сильнее, хотя гудки были довольно громкими и врезались в и без того уставшую светлую голову прокурора.       – Алло, – раздалось на другом конце. В Лос-Анджелесе должно было быть 15:13, но голос Феникса звучал так, будто у него такое же время, как у Майлза, – сонно и замученно.       – Райт, это я. Не отвлекаю? – мужчина вложил привычную сдержанность в интонацию, хотя ночь к манерам не располагала.       – Вообще-то я собирался уходить… – неуверенно ответил Феникс, перед этим выдержав паузу. – Что-то срочное?       Отстраненность, с которой говорил адвокат, немного задела Майлза. Он точно понимал, что друг узнал его, но почему-то его тон звучал холодно, как если бы Эджворт говорил сам с собой.       – Н-нет, – голос прокурора начал подводить, – я хотел спросить у тебя кое-что, но это может подождать.       – В самом деле? – Майлзу показалось, что он услышал иронию, но быстро отмел эти мысли, сваливая всё на переутомление.       – Да. Ты в порядке? – всё же спросил Эджворт.       Он не ответил, но и не сбросил звонок, хотя появился звук, словно телефон глухо соприкасается с какой-то твердой поверхностью.       – Ладно, Эджворт, говори, что за проблема… Только быстро. А я всё обдумаю и перезвоню.       Не по имени. Обычно Феникс так не разговаривает, он мог обращаться так лишь в здании суда или ради доброй шутки, а в обычное время говорил, как друг. Тут явно было что-то нечисто. Майлз вздохнул, на мгновение оторвав трубку от себя, а затем четко проговорил, собирая остатки уверенности:       – Не хочешь приехать ко мне в Вену на отдых? Я оплачу жилье. В обмен на твою помощь в одном деле.       Глаза прокурора начали различать снежинки за окном, которые таяли на ходу, как и его убежденность в пользе этого разговора для психологической стабильности. Майлз зажмурился, различив тяжелый вздох Феникса в другой части земного шара.       – Хорошо. Но я буду не один.       Эджворт распахнул глаза, удивляясь.       – Ей очень интересен один иллюзионист, а он как раз будет гостить у вас на следующей неделе.       «Ей? Но Майя сейчас в другой стране на медитативных тренировках. О ком он?» – думал озадаченный Майлз, так и не припомнивший никого, кто бы из знакомых Феникса интересовался фокусами, и уже держал в голове образ некой женщины.       – Ты согласен? – вырвал его из размышлений адвокат.       – Не знаю, чем это обернется, но да, – честно признался Эджворт, разочаровавшись в своей затее. Но отступать уже было поздно.       – Здорово. Я позвоню, как куплю билеты.       И трубка была брошена.       Майлз остался стоять перед столиком посреди прихожей в легком шоке. Свежеиспеченные вопросы начали окучивать забитую работой голову прокурора. Он думал о том, как долго сам вообще не звонил Райту, и как не звонил ему тот. Около двух месяцев, да. Так долго… Очень долго! Какой из него друг после этого? Кто знает, что могло случиться с Фениксом, беря в расчет его вечные выходки. Нашел себе «её»? Занят? Ладно, возможно для его адвокатской деятельности тоже сейчас не лучшее время. Но характер общения...? Эджворт тихо застонал. Он запланировал позвонить Гамшу и выведать у него.       После таких напряжений полагается разрядка. Майлз зашел в ванную и умылся. Холодная вода сейчас была кстати, несмотря на мороз на улице. В любом случае, Эджворт собирался лечь спать, так как весь этот день был слишком для него. О последствиях он мог подумать завтра.       Аккуратно сложенные вещи оказались на стуле. Майлз открыл окно на проветривание на пару минут, так как в спальне не хватало воздуха. После нескольких бессмысленных передвижений по комнате, он начал долго всматриваться в сторону неосвещенного коридора, не понимая, что после этого планировал сделать по привычке. Голос и слова Феникса не давали ему сконцентрироваться на ежедневных ритуальных вещах. Что это? Снова ненужные чувства, не иначе.       Рассеянно, с сомнениями вернувшись в ванную, Эджворт встал перед зеркалом. Он провел пальцами по макушке, убирая сероватые волосы от лица, хоть в этом не было никакого толка. Пряди от пробора все равно свисали как обычно, немного залезая на глаза. Из шкафчика он захватил парфюмированное мыло и залез в ванну. Принимая душ, мужчина попробовал абстрагироваться от всех волнений, однако знакомое улыбающееся лицо адвоката с торчащими назад волосами, его тело, облаченное в строгий синий костюм, всегда с какими-то недостатками, но такой характерный для него, то и дело возникали в памяти. В очередной раз Майлз подумал, что незамедлительно свяжется с Гамшу, а если и тот не поможет, то останется только расспросить Ларри.       – Я наверняка преувеличиваю, а Феникс всего лишь был не в настроении.       Утешение себя не пересилило неприятный осадок от разговора.       Обнаженный прокурор вытерся махровым полотенцем. Часть усталости была снята, но спать захотелось сильнее. Скользнув в пижаму и натянув колпак, он, наконец, лёг и укрылся толстым одеялом. Проблемы с засыпанием преследовали Майлза долгое время: не давало покоя дело отца. Ему казалось, что во сне можно задохнуться, поэтому было страшно… И снова здесь не обошлось без Феникса, посредством безукоризненного ума которого удалось добраться до правды и снять чувство вины, а вместе с ним и извечную проблему бессонницы.       Ну, конечно. Эджворт сжался от стыда за невыполнение банальных дружеских обязательств в течение целых двух месяцев. Это можно было объяснить нахождением в другой стране, нескончаемой работой, жизнью по планам и расписаниям, где не остается места для мыслей о старых знакомых и личной жизни. Так часто бывает – в погоне за одним теряешь другое, что-то важное. Карьера или семья, любовь или дружба, удовольствие или экономия. Эджворт не выбирал. Он всегда шёл по своему пути, разочаровывался и терялся, но находил новые цели и добивался их в короткие сроки, с завидным постоянством. И рядом были люди, которые его поддерживали. Пусть не всегда напрямую, однако он чувствовал это сердцем.       Глянув последний раз с кровати на ободок красного брелока из «Сигнального Самурая» и порицая себя за безответственность и эгоизм, он провалился в забытье.              

***

      

      Когда зазвонил будильник, в комнату не пробрался ни один луч солнца. «Пасмурное зимнее утро» – словосочетание, идущее вразрез с понятием «бодрость». Действительно, проснуться и встать Эджворту было тяжело, но он довел некоторые действия до автоматизма, так что через несколько минут оказался уже напротив зеркала с зубной щеткой за щекой. Гамшу сказал бы, что нисколько этому не удивлён.       Впалые серые глаза Майлза указали на то, что накопившийся стресс непросто снять за одну ночь. Даже кожа лица в отсутствии витамина D немного потускнела. Единственное, в чем не менялся Эджворт – телосложение. Крупные мышцы, крепкие ноги и руки были в его распоряжении при любых попытках покушения. К счастью, уже давно такого не случалось.       Физическое состояние ведь неразрывно связано с душевным, а во втором случае у прокурора были трудности.       Учитывая еще тот факт, что Эджворт пока не понял, что перепутал субботу с пятницей, можно удостовериться в нехватке ему времени для восстановления. И в этот период желательно никаких новых убийств, никаких судебных заседаний. Однако выходной вовсе не перечеркивал любые связи с работой прокурора – ему всё еще могли позвонить из криминалистического центра или отделения полиции по насущному вопросу.       Но сегодня ему первым позвонил Райт, на мобильный.       – Доброе утро.       Снова такой же голос. Он не изменился, будто для Феникса прошло от силы несколько минут с последнего разговора.       Эджворт уже был сыт, одет и причесан для освежающей прогулки по городскому парку Вены. Он понял, что возможно друг звонит ему перед сном.       – А тебе доброй ночи? – хмыкнул Майлз, пытаясь вывести Феникса на свою волну.       Тот не поддался.       – Я купил билеты, – опять сказал он ровным безразличным тоном. – Прилет в среду. Не хотел обременять тебя в будни, но так вышло – предложение слишком спонтанное.       – Ты не так часто обременяешь меня, Райт, – если бы Феникс сказал это неуверенно или смущаясь, мужчина понял бы. Но сейчас всё, что он слышал в каждой фразе, даже приветственной – это сокрытый упрёк.       – Неважно. Ты на машине?       – Да, я встречу вас в аэропорту.       – Если выйдет без происшествий, будем в Вене в 18:30.       – Понял.       – Чудно, – вместе с интонацией Феникса Майлз начал различать тонкий звонкий голос, передразнивающий его. – Тогда до свидания.       – Подожди, Феникс, – Эджворт потерял хладнокровие.       – Да?       – Что-то случилось? Ты какой-то странный.       – Даже не знаю, – протянул скучающе адвокат. – Сейчас это не имеет значения для меня.       – Для меня имеет, – ответил напористо Майлз, – но ты не хочешь рассказать мне?       – Нет, – твёрдо и четко отсек Феникс, да так, что сердце прокурора ёкнуло.       – Ясно, – после паузы выдохнул Эджворт. – Тогда до встречи.       Во второй раз Феникс даже не попрощался в ответ и отключился.       «Да что это с ним?!» – судорожно думал Майлз, надевая темно-синее зимнее пальто и завязывая поверх черный шарф. Выйдя, он захлопнул дверь, от досады слегка стукнулся лбом чуть правее от глазка, постоял немного, а затем повернул ключ в замке.       Коридор дома выглядел под стать внешнему виду собравшегося на прогулку. Разные рюши на шторках и узорчатые, с золотыми рельефами обои украшали стены, а на полу разложился бархатный темно-зеленый ковёр. Венцы любили строгость и порядок, но и на роскошные, слегка изобилующие пафосом вещи они тоже не скупились.       По пути на первый этаж в лифте мужчина был удостоен женского внимания со стороны двух соседок среднего возраста. Что ж, самому Эджворту было двадцать семь, хотя он до конца не осознавал этих цифр, так как с детства был воспитан в строгости. Да и упомянутое внимание не имело для него никакого значения. Он подумал, что женщины до конца не распознали в нём знакомое лицо, и именно поэтому рассматривали. Но вот лифт опустился, и попутчики расстались без слов.       Пройдя от подъемника до стойки консьержа, Майлз завел с работником разговор.       – Я собираюсь прогуляться. Если на моё имя придет почта, прошу вас уведомить.       – Хорошо, герр Эджворт, – отвечал парень за стеклянным окошком, чуть ли не отдавая прокурору честь.       Видимо Майлз становился известным даже в Вене, хотя непосредственного участия в громких делах он не смог припомнить.       Зал в парадной был больше похожим на зал пятизвездочного отеля. Чуть поодаль от лифтов, на первом этаже располагалась небольшая переходная комната-галерея, через которую виднелся камерный концертный зал с фортепиано. Здесь иногда проходили слушания и уютные вечера для жителей дома и их знакомых. Мужчина время от времени посещал их, но надолго не задерживался. Эджворту был привит изысканный европейский вкус в семье фон Карма, и он очень подходил ему по характеру. Находясь в этом доме и районе в течение полугода, только изредка возвращаясь в Лос-Анджелес на пару дней, Майлз привык к ним, к Австрии. Хотя не хотел думать о постоянном проживании в Европе, в отличие от Франциски.       Ей бы тоже понравилось жилье прокурора. Почему он никогда не приглашал свою сводную сестру? Опять «замотался»… Хотя, зная Франциску, девушка бы отказалась, сославшись на дела.       – «В следующее воскресенье состоится шоу одного из самых известных иллюзионистов современности…» – раздалось по-немецки голосом новостного диктора.       Эджворт, собиравшийся выходить, резко обернулся. Он почти подскоком добрался обратно до стойки, чем вызвал удивленный взгляд консьержа. Когда он поднялся на цыпочки в тугих черных туфлях и увидел ноутбук, стоящий на полке рядом с молодым человеком и на экране которого был открыт телевизионный эфир с новостями, то решил не упускать возможности узнать о цели визита спутницы Райта.       – О ком он? – спросил он паренька.       – Это Крисс Энджел, – отвечал тот по-немецки, в надежде, что жилец поймёт, – у него сейчас тур по Европе. Говорят, что он может летать и предсказывать будущее.       Немецкий Эджворта был бы почти идеален, если бы не английский акцент. Благодаря Манфреду мужчина знал несколько языков, но говорил на них только в случаях острой необходимости.       Он кивнул парню в знак того, что понял, о чем тот сказал. Черкнув имя себе в блокнот, Майлз поблагодарил консьержа. Когда мужчина вышел на улицу, было все еще темновато для прогулки. Но такова зима.       Быстрее всего к парку можно было добраться с помощью метро. У прокурора имелась арендованная бардовая машина, но он пользовался ею только для работы. Теперь еще и для встречи с Фениксом в аэропорту, в качестве исключения. А так, до метро тоже предстояла небольшая прогулка.       Сегодня без снега. Пасмурная погода давила на людей. Это было видно по самому их количеству на улицах. А если и проходили такие же энтузиасты или те, кто попросту следил за здоровьем, как Эджворт, то лица их были потерянными и хмурыми.       Впрочем, его собственное лицо также омрачалось раздумьями. Пока мужчина ехал в вагоне под землей, его единственным желанием оказалось ускорение времени, чтоб можно было без зазрения совести связаться с Гамшу. А всё потому, что тот просил звонить после полуночи, так как детектив имел очень сбитый режим работы, а ночь была оптимальным вариантом.       Он всё еще не был уверен насчет Ларри в связи с тем, что друг имел плохую привычку начинать издалека, недоговаривать или, наоборот, болтать слишком много. После разговоров с ним можно смело записываться на терапию. С другой стороны, Эджворт предсказывал, что Батц в случае чего-то страшного насчет Феникса своевременно оповестил бы его. Вот почему он не видел смысла в звонке приятелю.       Архитектура парка успокаивающе действовала на Майлза. Он меланхолично начал свой поход у канала реки, смотря перед собой. На ветвях деревьев спал копнами снег. Из-за серых сплошных облаков можно было безопасно изучать белое, почти не сверкающее полотно, иногда сменяющееся на замки со стрельчатыми окнами и сказочные мостики через канал. Посетителей в зимнее время внутрь не пускали.       Прокурор шел медленно, максимально оттягивая время. Он пытался не проверять каждую секунду свои наручные часы. Сегодня прогулка не могла занять его целиком.       В то время как небо потихоньку светлело, по дороге то и дело появлялись пробегающие закаленные спортсмены, собачники и мамы с маленькими детьми.       «Удивительно, если мне тяжело было встать, то как эти героини подняли своих отпрысков?» – с издевкой заметил Эджворт про себя.       Но картина, представшая перед глазами, заставила его осечься и задуматься о собственной семье. И родной, и приемной. Женщина в длинной темной куртке очень мило обняла свою хрупкую миловидную дочь, которая принесла ей шарик еще не растаявшего снега.       Мужчина тоскливо отвел взгляд, почувствовав своё одиночество.       Он всё же посмотрел на часы. А затем снова, и снова…       Было около половины десятого, когда Дик Гамшу ответил на звонок.       – Доброе утро, мистер Эджворт! – обрадованный и бодрый голос очень контрастировал с голосом Феникса, что усилило желание Майлза поскорее перейти к сути разговора.       – Здравствуйте, инспектор.       – Вам нужно узнать о состоянии офиса? У меня всё под контролем! – не успел прокурор перейти к делу, как детектив уже захотел начать оправдываться и перебивал его.       – Я звоню не по данному вопросу, – серьезно сказал Майлз. – Больше по личному.       – Личному? – тон мужчины помрачнел. – Что-то насчет зарплаты?       – Нет, мистер Гамшу. Мне нужно знать, чем в данный момент занимается Феникс Райт.       На том конце повисла тишина.       – Что-то не так?       – Н-нет, – голос инспектора выдавал волнение. – Я давно не слышал о его делах. Полагаю, что всё по-прежнему.       Эджворту не понравились его слова.       – Полагаете или знаете?       – Я сейчас немного занят, мистер Эджворт. Думаю, и у вас хватает забот, – Гамшу начал тараторить, подозревая, что опытный прокурор распознает ложь и вскоре ему не отвертеться, поэтому поспешил окончить разговор.       – Подождите, не бросайте трубку…– растерялся Майлз.       – Давайте созвонимся позже. Прошу прощения!       Следом за этим экран телефона мужчины засветился и открыл исходящие.       – Прекрасно! – гаркнул прокурор, потеряв самообладание, чем заслужил испуганный взгляд той самой девочки со снежком. Предусмотрительная мама поспешила увести её подальше, в глубь парка.       «Значит, это явно не игры воображения. Они будто сговорились довести меня! Будто мне мало проблем в этом чертовом деле!»       Немного остыв, Эджворт решил позвонить Ларри. Но тот не ответил.       С силой сжимая мобильник в руках, мужчина постоял напротив замерзшего канала реки. Вдыхая холодный воздух, он не придумал ничего лучше, чем как можно скорее вернуться домой и продолжить работу над отчетами и показаниями. Или заняться билетами на представление того самого иллюзиониста – может так выйдет подобраться к Фениксу и выудить у него, что же стряслось, что все вокруг держат его в неведении.       Он испытал чувство дежавю. Будто Феникс был сейчас на его месте, когда он уехал на год, оставив драматичную записку о смерти. Эджворту совершенно не нравилось быть Райтом, не понимая абсолютно ничего. Мужчина принял происходящее довольно болезненно.       Может, стоит, на худой конец, спросить Франциску?..       Возвратившись домой, прокурор почувствовал себя немного лучше. По дороге обратно ему несколько раз позвонили из полиции, чтобы рассказать новые сведения по делу. Эджворт внимательно выслушал и уже думал, как сопоставить свежую информацию с уликами против подозреваемых. Консьерж не обрадовал его извещениями, но, к счастью, вечер можно было занять важными заботами.       Остаток дня был проведен в попытке избежать чувства вины единственным действенным для него методом – погружением в прокурорское «ремесло».              

***

      

      – Папочка, а почему мы летим на представление Энджела именно в Европу?       Трюси с любопытством выглянула из-за проема двери. Её взор, направленный вверх на Феникса, был очарованным и по-детски наивным. Однако знающие восьмилетнюю девочку люди уже давно не велись на её вид. Слова и действия Трюси очень часто имели глубокий смысл и опирались на совершенно не детское восприятие проблем. Её проницательности мог позавидовать даже судья.       – Как? Разве тебе не хотелось давно сходить на него?       – Да, когда он был здесь, – обиженно напомнила Трюси. – Ты сказал, что мы пока не можем позволить себе такие траты.       Феникс собирал вещи. Он хотел взять как можно меньше, чтобы поместилось в ручную кладь. Но, похоже, за игрушки и увесистое наследие Грамарье, особенно господина Шляпу, придется всё равно доплачивать.       – Да, – согласился Райт, – мы не могли. Сейчас ситуация немного другая. Благодаря твоим способностям у нас появился немалый выигрыш из последних нескольких партий в покер.       Феникс захлопнул чемодан, лучезарно улыбнулся ей, но Трюси видела, что его что-то беспокоит.       – Тогда почему в Вену, папочка? Это как-то связано с твоим давним другом?       Трюси игриво наклонилась вперед и прыгнула в комнату.       – От тебя ничего не скроешь, – нервно захихикал Феникс.       – Значит, с ним ты говорил по телефону? – обрадовалась девочка своей удачной догадке.       – Да, Трюси. Мы летим в Вену на каникулы, и тебе не о чем волноваться.       Бывший адвокат погладил приемную дочь по голове и легонько прижал к себе. Девочка закрыла глаза и довольно замурчала.       – У меня будет к тебе одна просьба, – серьезно сказал отец, задумчиво глядя на чемодан.       – Какая?       – Никому там не говори, чем мы занимаемся. Меня могут посадить за такое, – Феникс озадаченно почесал затылок и перевел добродушный взгляд на Трюси.       – Ну, папа… – протянула она. – Я же не глупенькая.       – Знаю, извини. Просто напомнил!       Двух месяцев не хватило, чтобы Феникс мог полностью привыкнуть к роли отца. Она включилась так несвоевременно и внезапно, что пришлось придумывать всё на ходу и учиться на ошибках, познавая таинство родительской ноши.       Было что-то, что не давало ему покоя прямо сейчас, но Трюси решила не расспрашивать. Она заботливо контролировала процесс сборов к долгому перелету, сидя неподалеку на коричневом диванчике.       Бывший офис Феникса и Мии претерпел небольшие изменения. Сейчас в нем располагалось минимум деловой мебели, адвокатские достижения и премии были аккуратно сложены в коробку и убраны с глаз долой. Так как теперь это агентство талантов, характерные вещи Трюси были развешены по всем углам: разные магические плащи и шляпки, волшебные палочки, уловки для карточных фокусов, платки и кольца, накладки в виде частей тела. У бежевой стены стояло нетронутое фортепиано, над которым висел портрет Зака Грамарье.       Искусство семьи Грамарье было не столько в ловкости рук или изощренности и сложности неповторимых фокусов. Манипуляторская жилка была унаследована Трюси в самом сильном её выражении, что приносило как облегчение, так и немалые проблемы Фениксу.       Вот и сейчас, рано или поздно дочка догадается, что средств у них всё равно недостаточно на такой дорогой город, а вся затея Райта развеяться и развеселить Трюси может выйти ему боком. Движимый странными чувствами, Феникс недолго обдумывал решение насчет Вены. Он давно сожалел, что не смог сводить девочку на одного из интересующих её иллюзионистов. Это било уже по нарастающей отцовской гордости. Он невольно следил за тем, где находится упомянутый фокусник и ждал его следующего появления в Лос-Анджелесе. Трюси часто говорила, как хочет побыстрее научиться делать такие же грандиозные представления, как её родной отец. И Феникс был только «за», так что, считая подвернувшуюся возможность попасть на Крисса Энджела подарком судьбы, решил ухватить этот шанс.       Часто он полагался на судьбу в поворотных делах, и, действительно, в некоторых без счастливого стечения обстоятельств и ловкого ума его адвокатская карьера состояла бы из дыр и провалов. И Эджворт мог бы вдоволь над ним посмеяться…       – Можешь посмотреть на вывеску, папочка? Она, кажется, снова скосилась.       Феникс сглотнул. Он не мог точно сказать, вышел ли тонкий намек от Трюси специально или же это простое напоминание о надоевшей проблеме.       – Я гляну. Ты пока подумай, что сама возьмешь в дорогу. Может, что-то перекусить в самолёте…       Девочка кивнула и подбежала к небольшому шкафчику с зимней одеждой. Она осталась у неё от гастролей с отцом, забытая и почти не разношенная. Сейчас Трюси была одета в свой обычный сценический костюм и намеревалась поехать в нём же, потому что ей так нравилось. Феникс подумал, что стоит отговорить её в пользу обычных теплых вещей – всё равно они вряд ли будут играть в покер в Вене. Сама мысль о том, чтобы заставлять дочь зарабатывать на обратную дорогу, одновременно смешила и причиняла невероятную боль Райту.       Он надеялся на разумные траты и рассчитывал на практичного Майлза.       О своём статусе не хотел даже вспоминать.       – Пап, ты же не будешь пить виноградный сок до отбытия? – приглушенным голосом произнесла девочка, роясь на полках. – Я не смогу полететь сама.       Феникс виновато усмехнулся. Такими шутками они регулярно обменивались, только в этих самых шутках было много горечи. Проблемы с алкоголем начались у адвоката вместе с обретением приставки «бывший». И даже появление дочери не смогло предотвратить усугубление пагубной привычки. Работа в питейном заведении с прикрытием пианиста также не способствовала ограничению алкоголя, но Трюси терпела всё и поддерживала Феникса, чем могла, в её очень юном возрасте.       Выйдя на улицу с молотком и увидев злосчастную табличку, Райт чертыхнулся. Она действительно скосилась, но, кроме того, отлетела дешевая краска, нанесенная совсем недавно. Очередное напоминание об экономии как следствия бедности. Большого спроса у агентства, конечно, не было, но знакомые молодого отца, например, следователи Скай или Гамшу, изредка обращались за помощью по старой памяти. Однако это оказывались такие мелкие поручения, что Фениксу было стыдно брать за них вознаграждение.       Проведя рукой по буквам, Райт не успел среагировать, как табличка упала на асфальт. Феникс снова чертыхнулся, только грубее.       – Я всё слышу! Папочка пополняет сегодня банку ругательств? – раздался голос Трюси из открытого окна.       – Тебе показалось, – ответил уверенно Феникс и принялся поправлять вывеску. – Что за банка ругательств?       – Не знаю! Одноклассница так говорит своему папе, – просто сказала дочка.       Когда с делом было покончено, мужчина отряхнул руки, вытер пот со лба и подумал о краске. Купить её можно было после каникул, так как отпуск за свой счет от клуба «Тарелка борща» и без того влетит в копеечку.       Феникс вернулся в офис и сел перед Трюси, собирающей печенье и конфеты в дорогу.       – Лучше решить сейчас, чего ты хочешь.       – Чего хочу? – не поняла она.       – Я имею в виду то, как мы проведем следующую неделю. Помимо представления твоего будущего коллеги можно пойти в музеи, парки, – предложил мужчина.       – Скукота! – изрекла Трюси, что вызвало у Феникса чувство сиюминутного поражения.       Подумав недолго, она сказала:       – Я хочу на активный отдых: фестивали, ярмарки, какие-нибудь горки, – она преподносила это с такой серьезностью – Райт чуть не проронил смешок.       – Боюсь, для этого больше подошла бы Япония, – с сожалением ответил бывший адвокат.       – Значит, парки тоже сойдут, – вынесла вердикт Трюси и перелезла со стула на диван, к Фениксу.       Она мягко прислонилась к нему и посмотрела в его серо-синие слегка прикрытые глаза. Девочка понимала, что сегодня – один из редких дней, когда он чувствует себя хорошо и имеет силы что-то делать. Связано ли это с предстоящим путешествием – она не знала, но была просто рада тому, что Феникс ненадолго стал прежним.       Приемный отец легонько ущипнул её за вздернутый кверху носик.       – Я учту твои пожелания. Возможно, мы найдем и ярмарки. Это всё же столица Австрии.       – Папочка лучше всех! – девочка обняла его крепко-крепко; игнорируя щетину на лице, прикоснулась щекой к его и потерлась об неё.       Спустя некоторое время Феникс, отдыхая в лежачем положении, задумался.       – А не рано ли мы собрались? Самолет только послезавтра…       Трюси, читавшая книжку, отвлеклась.       – Зато ничего не забудем, – она посмотрела на приемного отца с открытой нежностью. – Папочка, не хочешь сходить в клуб напоследок? Можем накопить еще немного, пока есть возможность.       – Правда? – с надеждой ответил мужчина, прикрыв бирюзовой шапкой глаза. – Разрешаешь?       – Конечно! – девочка отложила книгу и подпрыгнула, размахивая извлеченной из кармана блестящей палочкой.       «Как мне с тобой повезло».       Глядя на счастливую Трюси, у Феникса замирало сердце. Он осознавал свою беспомощность и понимал, что существо перед ним – чуть ли не единственное, что удерживает от падения в черную бездну отчаяния. Друзья своевременно не поддержали его: Майя далеко и ничего не знает, Ларри где-то прохлаждается, зашел в гости один раз и пропал, ища новые приключения на свое несчастье, а Майлз…       К Майлзу будет отдельный разговор.