Искупление Эдема (The Redemption of Eden)

– Итак, Михаил, что у тебя за срочное дело? – рявкнули Метатрон, пройдя в свой кабинет и взъерошив свои шесть крыльев, так что белые перья встали дыбом. Михаил холодно глянул на них из-за стола Метатрона, где он сидел в их кресле. – Тебя как будто что-то огорчило. Метатрон нахмурились на него. – У меня были дела. – Да, я так и подумал. Как всё идет? Недовольные морщины прорезали лоб Метатрона. – Весьма хорошо. Все идет согласно плану. – Да, – сказал Михаил, откинувшись на спинку кресла Метатрона и положив пальцы на резной край стола. – Кстати об этом. Метатрон нахмурились сильнее. – Что? – прорычали они. – Недавно мне пришлось заметить, что план, пожалуй… сомнителен.  Метатрон прищурились. – В каком смысле? – О, – сказал Михаил, спокойно перебирая пальцами по краю стола Метатрона, – просто не уверен, что убийство – действительно лучший выход. Серые глаза Метатрона изучали лицо Михаила, ища следы его мыслей, но архангел был нарочито бесстрастен. – Ты же согласился с планом, – прорычали Метатрон. – Так и есть, – согласился Михаил, по-прежнему глядя на свои пальцы. – Но потом мне кое-что пришло в голову. Метатрон ждали, что он разовьет мысль, но Михаил молчал. – …Ну? – спросили они наконец, уже раздражаясь на то, сколько времени это занимает: им хотелось вернуться к Кроули. Им очень не терпелось увидеть, как эффективны будут те крюки. Михаил вздохнул и подался вперед, поставив локти на стол Метатрона и наконец-то встретившись с ними взглядом. – У тебя был разговор с Богом об этом плане? Метатрон прищурились. – На это не было времени, ты же знаешь. – Но в целом… – сказал Михаил. – Твоя позиция насчет Искупления. Вероятно, Бог говорил с тобой в какой-то момент, и потому у тебя сформировалась такая твердая позиция. Что именно Он сказал? О, и почему Он решил говорить только с тобой об этом, в особенности учитывая, что это такой важный вопрос для всех нас? – Ты ставишь под сомнение мое слово? – прорычали Метатрон, сложив руки на груди и позволив своим шести крыльям медленно развернуться за спиной, напоминая Михаилу, что они в шесть раз могущественнее его. – Никто ничего не слышал от Отца больше тысячи лет, – сказал Михаил, сцепив пальцы, совершенно не впечатленный демонстрацией статуса Метатрона. – Кроме тебя, то есть. Это немного странно, тебе не кажется? – Что ты хочешь этим сказать? Михаил поджал губы. – Я думаю, ты мошенник. Я не думаю, что Бог вообще говорил с тобой, и я думаю, ты просто бросаешься Его именем, как тебе вздумается. Метатрон сделали два шага вперед, так что теперь только стол разделял их, и положили ладонь на рукоять меча на своем поясе. – Это слова предателя, Михаил. Потрудись забрать их назад? Михаил посмотрел прямо им в лицо и, хотя ему пришлось поднять голову, чтобы встретиться с Метатроном взглядом, он, казалось, совершенно не боялся. – Ты это отрицаешь? Метатрон нахмурились на Михаила, пытаясь прочесть удручающе нейтральное выражение лица архангела в безуспешных попытках определить, как много ему известно. Когда они не смогли прийти к твердому выводу, они развернулись и зашагали прочь, раздраженно согнув крылья. – Как ты уживаешься с собой? – спросил Михаил. – Используя нашего Отца вот так? Метатрон развернулись. – Используя нашего Отца? – отозвались они. – Это Отец использовал нас. Он ушел – бросил нас всех. Кто-то должен был занять Его место, позаботиться о Небесах. Михаил нахмурился. – Так значит, ты стараешься для себя? – Нет! – рявкнули Метатрон, сделав пару шагов вперед. – Конечно, нет! Я сделал это для Небес. Даже частица Бога лучше, чем никакого Бога вообще. Но ты – ты хочешь, чтобы мы забыли, что именно наш Отец изгнал Падших с Небес изначально. Ты хочешь, чтобы мы жили бок о бок с этим… этим помойным отребьем! Небеса прекрасны, и я не позволю заразе проникнуть на них извне. – Наш Отец был тем, кто заставил демонов Пасть, – согласился Михаил, наклонившись вперед в кресле и положив кончик пальца на лакированную поверхность стола, – так, разумеется, именно Он – тот, кто их и Поднимает? Что если такова новая воля Бога? Метатрон уставились на Михаила, ошеломленные серьезностью его лица. Затем они коротко усмехнулись и, повернувшись спиной, прошли назад к камину. – Ты же не хочешь мне сказать, что веришь в ту чепуху, что они распространяют на улицах. Раньше ты был разумнее, – Метатрон провели ладонью по поверхности камина. – Надежнее, благороднее даже. Теперь – посмотри на себя… – они снова повернулись к Михаилу, – …защищаешь честь грязи. Михаил сердито нахмурился в ответ. – Я защищаю честь тех, кто, возможно, гораздо благороднее, чем я, и кто в грязи только потому, что мы говорим, что там их место. – Такова воля Божья, – рявкнул Метатрон, мрачнея. – Таков суд Божий. – Или это только ты говоришь, что такова воля Божья? – парировал Михаил. – Я думаю, ты совсем не знаешь, чего хочет Бог. Но заставить ангела Пасть? Так ты делаешь Богом себя. Ты не лучше Люцифера. – Кроули – никакой не ангел, – прорычали Метатрон, делая шаг к Михаилу. – Тебе надо было его видеть. Он не любит Бога, как полагается каждому ангелу. Его гораздо больше заботит тот Падший Начало – это омерзительно. Он сам напрашивается, поверь мне. – Это решение принимать не тебе, – резко сказал Михаил, оттолкнув кресло Метатрона назад и встав, так что ножки кресла заскребли по полу. – Нельзя просто играть в Бога. Метатрон сделали ещё один шаг ближе, расправив крылья за своей спиной. – Я Глас Божий. Его воля – это то, что я говорю. Михаил направился вокруг стола, и теперь на его лице промелькнул настоящий гнев, и его собственные крылья начали раскрываться. – Ты недостоин такого титула, – выплюнул он. – Ты большая змея, чем тот, кто заполз в Эдем. – Ты об этом пожалеешь. – Я так не думаю, – сказал Михаил, подходя ближе. – Ты больше не говоришь от лица Бога. – Я Метатрон, – прорычали они. – Я Глас… – Нет, – рявкнул Михаил. – Больше нет. Просто Метатрона хватит. Ты не заслуживаешь титула. Метатрон скрипнули зубами от ярости. – И как ты смеешь притворяться, что говоришь за нашего Отца, – продолжал Михаил, чьи глаза сверкали гневом. – Как лидер архангелов, их властью я ныне лишаю тебя твоих званий. Ты больше не будешь «ты и Бог». Ты теперь говоришь только сам за себя. – Ты не можешь этого сделать, – прорычал Метатрон, понимая, что Михаил уже сделал. Михаил шагнул ближе, так что между ними было не больше метра. – Разве? Метатрон сделал последний шаг, оказавшись нос к носу с Михаилом. – Такая жалость, что я изменил изначальный план, – проговорил он, уронив руку на рукоять меча у себя на поясе – того, что Освальд принёс ему вместе с телом находившегося без сознания Кроули. – Если бы не поменял, мне не пришлось бы делать этого. Михаил понял, что Метатрон собирается совершить, за секунду до того, как это произошло. Тревога пронеслась у него в глазах. Он быстро отступил назад и выставил магический щит, но Метатрон все-таки был серафимом, и меч в его руке неминуемо представлял смертельную угрозу даже для ангелов. Метатрон выбросил руку вперед, и клинок Эдемского меча вошёл в живот Михаила с характерным толчком, пробившись прямо через его нагрудную пластину, будто это была тонкая фольга. Михаил ахнул, его глаза сначала потрясенно округлились, а потом опустились на меч, торчащий из его живота. Метатрон шагнул вперед, оттолкнув Михаила, который, пошатнулся и  уперся в край стола. Метатрон наступал, вгоняя меч глубже, и у Михаила вырвался судорожный хрип боли. Шок уже затуманивал его взгляд. – Одно убийство Азирафеля не заставит Кроули Пасть, – прошипел Метатрон Михаилу, потянувшись вперед и схватив подбородок архангела, чья голова уже начала опускаться. Метатрон хотел убедиться, что Михаил услышит, что он скажет. – Кроули должен совершить смертный грех, чтобы Пасть. Убийство из мести казалось ужасно подходящим, и ты был агнцем, которого я готовил для заклания. Михаил уставился на него в ужасе, его грудь неровно вздымалась, поднимаемая быстрыми и частными вдохами, а грудь уже начала покрываться каплями пота. – О, не смотри на меня так, – сказал Метатрон, слегка поворачивая клинок. – Это большая честь – умереть ради безопасности Небес. Она могла бы стать твоей, но… увы. Михаил стиснул зубы, дрожа и явно с трудом оставаясь в сознании. Его подбородок тяжело лежал в руке Метатрона. Это было так интересно, подумал Метатрон: как боль наводила сумбур в мыслях. – Убирайся… к чертям, – прохрипел Михаил. – О, увидимся там, – сладко сказал Метатрон и вытащил меч из Михаила. Он отступил назад и с интересом смотрел, как Михаил с трудом попытался остаться на ногах, прислоняясь к столу и прижимая одну ладонь к ране на животе. Потом его ноги подогнулись, и он осел на пол, сделав судорожный прерывистый вдох. Он сидел так некоторое время с пепельным лицом, прежде чем завалился на сторону и рухнул на пол. Кровь уже сочилась между его пальцами. – Не забывай, дорогой Михаил, – сказал ему Метатрон, чудом стерев кровь с меча и повесив его обратно в петлю на своем поясе, – это был и твой план тоже. Потом он развернулся на каблуках и вышел из кабинета, оставив у себя за спиной Михаила, судорожно глотающего ртом воздух и теряющего кровь, которая медленно проливалась на сверкающий мраморный пол.

~~***~~

 – Сэр! – быстро сказал Гедария, включившийся в действие, как только Метатрон ступил за порог своего особняка и чуть не врезался в ангела-Власть, который собирался войти. – Что? – рявкнул Метатрон. Он казался взвинченным, ярость кипела под самой поверхностью его раздраженного внешнего облика. – Я стражник у врат Святого Петра, сэр, – солгал Гедария, – и там стоит ангел, который только что прибыл вместе с человеком, чьего присутствия вы требовали. Лицо Метатрона повеселело, и это вызвало у Гедарии легкую тошноту. – Отлично, – он направился прочь от особняка, а затем остановился, когда понял, что Гедария не пошевелился. – Ещё раз, а ты кто такой?.. – Гедария, – подсказал Гедария. – Подчиняюсь Иофиилу. Последнее было совершенной неправдой, и Гедария почувствовал лёгкий прилив адреналина, позволяя себе запрещенное деяние. Он бы никогда даже не помыслил совершать нечто подобное лжи – особенно серафиму, а потому старшему по званию – несколько коротких лет назад, но он проводил ужасно много времени с Казариэль в последнее время, и ее бунтарская натура начинала передаваться ему. – Мне ещё нужно передать сообщение Михаилу. – А, – сказал Метатрон, оглянувшись на Гедарию. – Он только что ушел. Гедария обдумал это. – В какую сторону он пошел? – Я не уверен, – ответил Метатрон. – Он сказал, ему нужно заняться срочным делом. Спасибо, что принёс сообщение. – Конечно, сэр, – сказал Гедария и коротко поклонился. Метатрон кивнул и пошел по дороге из белого кирпича. Когда он отошел на несколько шагов, он раскрыл три пары белых крыльев и взмыл в воздух. Гедария подождал, пока он исчезнет, прежде чем тоже пойти по дорожке, вытащив мобильный прибор общения, который дала ему Казариэль и проверив на нем время. То, что Метатрон сказал о Михаиле, якобы ушедшем по срочному делу, почти наверняка было ложью, но ему некогда было дальше об этом размышлять, потому что он и без того слегка опаздывал на встречу с Казариэль. – Береги себя, Михаил, – сказал Гедария тихо и расправил свои собственные крылья для полета.

~~***~~

– Она здесь, – сказал Зефрад, тоном, колеблющимся между ужасом и восторгом. Его шаг значительно замедлился, когда они приблизились к камере, заключавшей Кадрию из Содома, первую душу, которую обрек на страдания Зефрад. Теперь он просто казался несчастным, будто почти чувствовал тошноту оттого, что момент искупления за его ошибку наконец подошел. Они миновали тысячи персональных адов по пути сюда, где вопли, рыдания и крики о помощи разносились по коридорам, и хотя Голгофу было больно оставлять их там, у них не было времени спасать их всех сейчас. – Что мне делать? – спросил Зефрад, вдруг потеряв всю уверенность в себе, когда его взгляд нервно скользнул от железной двери на Голгофа в поисках помощи. – Спаси ее, – сказал Голгоф. – Но… но что мне ей сказать? – спросил он. – Что если она… Голгоф положил руки на плечи Зефрада, и второй демон замолк с очень неуверенными видом, как будто он очень хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте. – Имей веру, Зефрад. Ты сможешь это сделать. Зефрада, казалось, это не убедило, но он все равно кивнул, и, когда Голгоф показал на дверь, он неохотно шагнул к ней. Он помедлил мгновение, прикрыв глаза, а потом сделал глубокий вдох, толчком открыл дверь и вошел в ад Кадрии. Обычно, когда они извлекали души, они просто открывали дверь и кричали туда несколько слов. Портала в другой мир, который это открывало в персональном аду, почти всегда хватало самого по себе, чтобы душа стала искать спасения, и она появлялась, ошарашенная и испуганная, в коридоре. В отличие от Небес, где были очень сложные и хорошо сооруженные сети сигилов, питавшие индивидуальные небеса, в Аду это были неряшливые создания, имитирующие небесный принцип и основанные на плохо запомненных образах, извращенных так, чтобы они погружали душу в вечные муки, сотканные из их переживаний на Земле. К счастью для душ, убогое копирование означало, что ады не были особенно изобретательными и не обладали способностью трансформироваться в новые, свежие мучения. Они также не могли поддерживать себя без своих обитателей и исчезали как туман, обнажая грязные стены камеры, где на самом деле была заперта душа. Зефрад бывал лишь в нескольких адах, пока вытаскивал оттуда спасаемые души, но то, что встретило его теперь, было гораздо ужаснее всего, что он видал до сих пор. Казалось, будто небеса рушились. Огонь градом сыпался вниз, куски серы падали на улицы и взрывались, выбрасывая в воздух желтую дымку. Было невероятно жарко, так что волоски на руках Зефрада грозились испариться, а его перья неуютно топорщились. Он стоял посреди улицы, а с двух сторон от него были низкие глинобитные домики. Он, однако, не удостоил их взглядом: его глаза моментально устремились вперед, где было нечто, что можно было описать лишь как огненное торнадо. Оно было абсолютно гигантским – по меньшей мере четверть мили в диаметре, пламя вертелось по его периметру с невероятной скоростью и засасывало части домов в воронку. Зефрад стоял, парализованный ужасом, во все глаза таращась на огромный смерч и зная, что он был свидетелем гнева Небес. Он, возможно, стоял бы там гораздо дольше, просто глядя на огненную воронку в шоке и изумлении, – вот только ветер донес до него отрывок крика. Он был едва слышен за грохотом обломков серы, падающих на улицу, шумом рушащихся зданий и ревом торнадо, но он все равно узнал в нем человеческий голос. Его взгляд оторвался от воронки и стал выискивать голос в желтом тумане, в то время как новые горящие камни падали на землю вокруг него, оставляя длинные полосы серого и желтого дыма висеть в воздухе. Тогда он и заметил Кадрию, пробиравшуюся в тумане прочь от него – к воронке огня, вытянув руки вперед. Край ее платья горел. Зефрад сделал вдох и закашлялся, когда тот застрял в горле из-за едкого и густого дыма. Он оглянулся через плечо туда, где была открыта дверь в Ад – простой прямоугольник, открывающий вид на пустую стену коридора, одинокий маяк спокойствия посреди хаоса горящего Содома. Затем он снова развернулся и остановил взгляд на фигуре, кричащей посреди этого бедствия. Он пошел вперед, быстро выбросив щит над головой, чтобы тот отталкивал горящие снаряды, льющиеся на него с неба. Улица уже была полна пепла и обломков, и сапоги Зефрада тяжело тащились по серому одеялу, когда он пробирался вперед. Поток горячего воздуха ударил его прямо в лицо, швырнув угольки в глаза и лишив дым воздуха, и он был вынужден ненадолго отвернуться, чувствуя, как слой сажи оседает на его коже и обволакивает перья. – Пэбель! – ветер донес до него голос, и у Зефрада заныло под ложечкой. – Керет! Афират! – продолжал голос, хриплый и отчаянный, и Зефрад осознал с внезапной вспышкой ужаса, что он узнавал эти имена. Пэбель, Керет и Афират – это были дети Кадрии. Зефрад часто вспоминал эти имена, используя отчаянные видения их будущего в качестве оправдания для нападения на других. Зефрад заставил себя продолжать двигаться вперед. Вдохам было тесно в груди, а воздух снова душил дымом. – Кадрия! – крикнул он, когда был всего в нескольких метрах от нее. Он попытался сделать еще шаг вперед, но второй поток воздуха промчался по улице к нему, заставив его отступить на шаг назад, чтобы удержаться на ногах, когда огненное торнадо расширилось, а его глухой рев стал громче. Кадрия повернулась к нему, ее волосы взметнулись вокруг нее, и каждая прядь поочередно осветилась, когда мимо пронесся серный метеорит. На ее лицо лег сначала синий отблеск, затем оранжевый, и наконец, оно погрузилось в тень, когда пылающий обломок миновал ее, оставив темный след сажи висеть в воздухе позади себя. И несмотря на прошедшие тысячелетия Зефрад понял, что узнает ее – узнает лицо души, которую он в своей жизни искусил первой. – Кадрия! – снова крикнул он, с трудом двигаясь вперед против ветра, чувствуя, как сжимается сердце. Когда он был всего лишь в метре от нее и видел дорожки слез Кадрии, выделяющиеся на ее почерневшем от сажи лице, Зефрад выбросил руку вперед. – Идем со мной! Какое-то время Кадрия просто смотрела на него взглядом, полным горя и отчаяния, а потом она потянулась и взяла его за руку. Зефрад крепче обхватил ее руку, повернулся, чтобы потянуть ее прочь, и услышал, как она потрясенно ахнула, увидев его крылья. Но ее ладонь осталась в ее руке, и Зефрад потащил ее назад, к темному прямоугольнику, который был единственным выходом из этого кошмара наяву. – Кто ты? – крикнула ему Кадрия, в то время как рев огненного торнадо всё нарастал. Вихрь, который уверенно приближался, уничтожил еще один ряд зданий: воздушный поток сорвал деревянные балки с их креплений и засосал их в воронку. Но потом они оказались у двери, и Зефрад никогда не был так рад ступить в Ад. За спиной он услышал, как рев торнадо резко прекратился, вся жара и сера испарились из воздуха так же быстро, как появились, оставив их дрожащими и все еще покрытыми сажей, но в остальном невредимыми, и его рука крепко сжимала руку Кадрии. – О, боже, – сказал Голгоф. Зефрад повернулся к нему и увидел, что Голгоф оглядывает их обоих с головы до ног. Зефрад заглянул за спину в камеру и увидел лишь пустую, необставленную комнату в несколько шагов шириной, с темными и грязными каменными стенами. Зефрад сделал неровный вдох и повернулся к Кадрии, которая глядела вокруг в замешательстве. – Чт… что? – запинаясь, пробормотала она, тоже оглядываясь на камеру. – Я… я не… Зефрад отпустил ее руку и рассеянно отер сажу со своих рук, не зная, что ему делать дальше. Кадрия повернулась к нему, заметно дрожа. Ее волосы слиплись от сажи и лежали спутанными ветром прядями. – Кто ты такой? – ее взгляд слегка сместился, и он знал, что она смотрит на его крылья. – Что ты такое? Зефрад с трудом сглотнул, бросив на Голгофа взгляд в поисках поддержки. К его досаде, Голгоф только ободряюще улыбнулся ему. – Я… э-эм… Теперь, когда этот момент настал, Зефрад не мог заставить себя посмотреть в глаза Кадрии, слишком хорошо помня, какой доверчивой она была, когда он впервые встретил ее, как доверяла его лжи. – Я теперь выгляжу иначе, но ты… ты знаешь меня как Зефрада. Кадрия удивленно посмотрела на него с непониманием на лице. – Ты помнишь, – неуверенно подсказал ей Зефрад. – Зефрад. Купец из Адмы. Я бывал в Содоме. – Да… – сказала Кадрия в замешательстве. – Это это… это был другой человек. Зефрад неловко переступил с ноги на ногу. – Я сменил облик. Я… я демон. Как… – он попытался найти такое объяснение, чтобы она поняла. – Как Молох и Лотан. Злой дух. Взгляд Кадрии застыл, и она сделала нерешительный шаг прочь от него. – То… то место, – дрожащим голосом продолжал Зефрад, снова махнув рукой на камеру. – Ты была заперта там несколько тысяч лет. Глаза Кадрии устремились от Зефрада на Голгофа, который продолжал молчать. – Это… это и впрямь казалось вечностью… – Мне жаль, – сказал Зефрад, сделав неуверенный шаг к ней и остановившись, когда она сделала еще один такой же шаг назад. – Я посещал Содом с безбожной миссией. Я… я настроил тебя против твоих соседей. Я посеял ложь в твоих мыслях, и из-за этого Содом сгорел. Кадрия просто неотрывно глядела на него взглядом, пустым от страха и изумления. – Там был человек, – горько объяснил Зефрад, чувствуя себя гнилым насквозь, – праведный человек по имени Лот, и, хотя он прожил в Содоме почти всю свою жизнь, ему выказали величайшее неуважение из-за того, что он был чужестранцем. Бог послал двух ангелов в Содом проверить добродетель тамошних людей, и, поскольку и они и Лот были иностранцами, к ним отнеслись крайне нелюбезно. Священные законы гостеприимства были нарушены и так… так Содом сгорел – по божественному повелению. Кадрия теперь качала головой, начиная пятиться по коридору прочь от Зефрада. – Ты… но ты сказал мне, что всем чужеземцам нельзя доверять! Зефрад беспомощно смотрел на нее. – Я… я солгал. Кадрия снова покачала головой, и слезы потекли по ее щекам. – Мои… мои дети сгорели из-за тебя. Ты чудовище! Отродье Молоха, – она почти выплюнула последние слова. – Я не хотел, чтобы это случилось, – попытался Зефрад, но она уже отвернулась и поковыляла по коридору прочь от него. Он сделал несколько шагов за ней, но замешкался, чувствуя себя ужасно. Когда она исчезла за поворотом коридора, он повернулся к Голгофу, не в силах облечь какое-либо из своих чувств в слова. Он потерпел поражение. – Так, что ты до сих пор тут делаешь? – спросил Голгоф. – Иди за ней, глупец. Зефрад остановил взгляд на плече Голгофа, его чувство собственной ничтожности достигло своего предела. Он покачал головой. – О, ну же, – укорил Голгоф, взяв его за плечи и развернув его так, чтобы он стоял лицом в том направлении, в котором ушла Кадрия. – Иди и поговори с ней еще немного, – и он слегка подтолкнул Зефрада. Зефраду казалось, что Кадрия довольно ясно дала понять, что она не хочет с ним говорить, но он все равно заставил себя пойти вперед. Когда он завернул за поворот коридора,  он с удивлением обнаружил Кадрию лишь в нескольких метрах от себя. Она привалилась к стене коридора и плакала. Он осторожно приблизился, внутри у него все сжималось. – Э-эм, привет. Кадрия резко развернулась, и некоторое время сердито глядела на него покрасневшими глазами. Она отошла на несколько шагов дальше по коридору, громко всхлипывая. – П-прошло много времени с тех пор, как Содом сгорел, – сказал Зефрад, не пытаясь следовать за ней дальше и вместо этого изучая каменную стену. – Тысячелетия. Я… то, что я сделал, было неправильно. Я не должен был вкладывать ту ложь в твою голову, не должен был подбивать тебя нарушать законы гостеприимства. Из-за этого ты была здесь, терпела наказание целую вечность, вместо того чтобы провести последние тысячелетия в раю. И я… – он опустил глаза. – Я не ожидаю, что ты простишь меня, но хочу, чтобы ты знала, что я правда очень сожалею. Зефрад закусил губу, чувствуя, что что бы он ни сказал, это будет звучать до печального неуместно. Он даже близко не мог представить, через что она прошла, каково это, должно быть, было – провести тысячелетия в этом ярком воспоминании горящего Содома, вечно задыхаясь от пепла, вечно зовя детей, которые так никогда и не появлялись. Когда-то они были такими милыми, ее дети. После того как Зефрад ушел, они стали жестокими. Последовала долгая пауза, и, когда Зефрад рискнул поднять взгляд, то увидел, что Кадрия осторожно поглядывала на него, как будто раздумывая, не убежать ли снова. – Мне жаль, что я не мог спасти тебя раньше, – сказал Зефрад со всей честностью, слышимой в голосе. – Но я обещаю тебе, ты не вернёшься в то место. Ты отправишься в рай. Кадрия коротко, неровно кивнула, и он осознал, что она все ещё дрожит. Зефрад сделал полшага ближе, желая утешить ее, но не зная, как. Ему хотелось сделать что-нибудь для нее, а не просто извергать бесполезные уверения, сделать что-то, что действительно могло бы что-то исправить. Он вспомнил отчаяние в не голосе, когда она звала своих детей, и идея робко наметилась в его мыслях. – Я… я могу помочь тебе найти твоих детей, – рискнул он, и глаза Кадрии резко поднялись вверх встретившись с ним взглядом. – Я помню их: Пэбель, Керет и музыкальная Афират. Если они в этих местах, я могу найти их. Кадрия уставилась на него в изумлении, и в этот момент Зефрад поистине понял, что Голгоф имел в виду, говоря о надежде. Она расцветала в ее глазах так медленно, ее душа не решалась принять это чувство, которого была лишена тысячелетиями, как воды, капающей на затвердевшую от засухи почву. – П-правда? – запинаясь, проговорила она. Ты правда можешь их найти? Ты поможешь мне? Зефрад сделал ещё один нерешительный шаг ближе, крылья нервно взъерошились у него за спиной. – Помогу. Я… я отдаю себя тебе в услужение. Я поступил с тобой очень плохо, и я сделаю всё необходимое, чтобы это исправить. Кадрия посмотрела на него пристально, и надежда начинала крепнуть в ее глазах. – Ты ведь не создание Молоха, правда? Зефрад отвёл глаза. – Я почти то же самое. – Нет, – сказала она, сделав короткий шаг ближе. – Ты слишком добр. Зефрад покачал головой. – Зефрад, – произнёс теплый голос Голгофа позади него. Зефрад обернулся, отвернувшись от Кадрии и снова посмотрев на Голгофа, который улыбался ему. – Что? Голгоф показал. Зефрад снова обернулся на Кадрию, не понимая, что же он упускал, и застыл, когда мельком заметил боковым зрением проблеск белого. – Нет… Повернувшись в сторону, он раскрыл свои крылья и потрясенно уставился на ближайшее из них. И там, прямо на кончике его угольно-черного крыла, было длинное перо, которое было невероятно светлого серого цвета. Зефрад протянул руку, чтобы коснуться его, чувствуя, как защипало в глазах, и стряхнул легкий налет сажи со своего пера. Под ним оперение было белым – ослепительного переливающегося белого цвета, который он так давно мечтал увидеть. Он проверил свое второе крыло и увидел то же самое там: его первое маховое перо, ставшее вспышкой белого на черном море. Перьев оставалось еще так много – о, так много – но он начал. После стольких лет оказалось, что он все-таки мог Искупить вину. При этой мысли у него закружилась голова от облегчения и он снова повернулся к озадаченной Кадрии и заключил ее в объятия. – Я… э-эм, – сказала Кадрия, и Зефрад поспешно отпустил ее. – Я помогу тебе найти твоих детей, – снова сказал он ей голосом, полным радости. – Я клянусь. А потом он снова повернулся к Голгофу, который все еще улыбался ему, и тоже обнял его, не в силах поверить, что спустя все это время, его перо наконец-то изменилось. – Спасибо тебе, – сказал он, крепко обнимая единственного демона, который когда-либо давал ему второй шанс, и который принял его как своего друга, когда у него были все причины прогнать его. – Спасибо тебе большое. Когда он отстранился, шмыгнув носом, Голгоф задержал свои руки на плечах Зефрада, поддерживая его. – Ну же, – сказал он, нежно похлопав Зефрада по щеке. – Вот видишь? Теперь я принес надежду даже тебе. Зефрад полувсхлипнул-полурассмеялся. – Похоже на то. Голгоф кивнул, слабо улыбнувшись. – Сегодня – твоя победа, – сказал он, – но, боюсь, я могу пролить слезы, которые ты пролить не в силах. Зефрад моргнул в замешательстве, а потом быстро обратил взгляд на крылья Голгофа, каждое перо которых сияло ослепительно белым. Зефрад знал, что несколько последних черных перьев, которые у него оставались, были на самом верху, на спине, вне поля зрения Зефрада, но, когда он снова обратил взгляд на лицо Голгофа, то увидел слезу, катившуюся по щеке его друга, и он понял, что, должно быть, случилось. – Ты что… ты только что?.. – Зефрад не мог решиться произнести слово, боясь, что это окажется не так. Но Голгоф только кивнул, и еще одна слеза покатилась по его щеке. Он поднял руку, чтобы стереть ее, а потом просто уставился на свои пальцы с таким видом, будто мог заплакать снова, от одной только радости. – Это… это… – Зефрад сделал глубокий вдох. – Это потрясающе, но я… я полагаю, ты уйдешь? Голгоф сделал вдох, чтобы собраться, и убрал вторую руку с плеча Зефрада. Кадрия стояла в нескольких шагах от них, пребывая в замешательстве. – Да, я должен. – Но… как мне изменить остальные свои перья? – спросил Зефрад, охваченный страхом. – Без тебя как мне понять, что делать? Ему казалось, будто он бродил в темноте так долго, следуя за голосом Голгофа, и, хотя он наконец нашел свет, вокруг все еще было очень темно, и он не знал, сможет ли он найти дорогу один. – Я вернусь, – ободряюще сказал Голгоф, по щекам которого все еще текли слезы. – Но я тебе не нужен, Зефрад. Никогда не был. – Нет, ты… ты нужен, – возразил Зефрад. – Нет, не нужен, – сказал Голгоф, положив ладонь на шею Зефрада. – То перо изменилось благодаря тебе, а не мне. Иди с Кадрией и делай то, что считаешь правильным. Это все, что любой из нас может сделать. – Как ты можешь быть так уверен? – спросил Зефрад огорченно. – О, ты же меня знаешь, – сказал Голгоф, проведя рукой по плечу Зефрада и сжав его на прощание. – У меня есть надежда.