Потерянный рай

      Слава проснулся в восемь утра из-за тяжести чужого тела. Протерев глаза, он увидел над собой сопящего Влада, чей нос был зарыт в его рыжую макушку. Проморгался.       Нет, не показалось.       Гопник шумно сглотнул.       Охуел.       Тихо выругался:       «Ебать, это чё такое?!» — Слава как угорелый подпрыгнул с кровати и споткнулся о бутылку вина, которая с треском упала всем своим весом на пол. Усевшись на корточки, гопник схватился за голову — по вискам молотом отозвался вчерашний портвейн.       «Пиздец, блядь, блядь, блядь, пиздец…» —Слава поднял свой испуганный взгляд на Влада и облегченно выдохнул, когда тот, поворочавшись в кровати, так и не разомкнул свои зенки. Гопник не хотел сейчас даже видеть эту уебанскую рожу, а он с ней, между прочим, спал на одной кровати! В обнимку, блядь! Ситуация однозначно стремная. Стремнее некуда. За все свои девятнадцать лет Слава впервые разделил кровать вместе с парнем. С парнем, блядь! Это удар под дых. Или, как бы выразился тренер, «полный нокаут». Нокаут, в котором побеждённым был именно Славик.       «И как много я успел ему рассказать?» — мигом пронеслось в рыжей головушке. Скудные обрывки прошедшего вечера постепенно складывали пазл воедино, отчего Славику становилось только хуже. Мандраж колотил всё его тело, размеренные вдохи-выдохи не успокаивали колотящееся в груди сердце. Горло раздирало от жажды.       «Ладно, на панику у меня нет сейчас времени», — строго подытожил Славик и, превозмогая боль, опёрся руками на письменный стол. Аккуратно поднявшись на ноги, оглянулся через плечо на кровать. Влад, всем весом навалившись на подушку, тихо сопел. Слава измученно простонал.       «Ебучий портвейн, ебучий Влад, ебучее всё на этой планете!» — Гопник выдохнул, стараясь выровнять неспокойное дыхание, и трусцой поплелся к ванне, в надежде найти там свои вещи. Голубой спортивный костюм был аккуратно сложен на стиральной машинке. Слава кое-как снял с себя узкие домашние шорты и футболку, оделся в свою одежду и осторожно вышел из квартиры в одних лишь носках. Обуться он решил в подъезде.       «Ну на хуй этого пидора», — аргументировал Слава.

***

      Домой гопник шёл не один, а с уёбищным послевкусием после прошедшего вечера и ночи. Во рту была оскомина, а в голове — бардак. Славик не понял, когда это его успело накрыть волной такого мощного, праведного гнева, но в миг всё содержимое мусорного бака, стоявшего прямо через двор после дома Влада, оказалось на асфальте — гопник со всей силы пнул его ногой. И только после того, как какой-то мужик, только что вышедший покурить, оттащил разъярённого, словно псину, Славика от ещё одной попытки вандализма, тот успокоился и исправил то, что уже успел натворить. Оставшийся путь парень преодолел молча, без происшествий, смотря вниз, на свои протертые синие штаны. Если бы не частые кровавые пятна на них, которые раз за разом приходилось скрупулезно отстирывать, возможно, спортивки прослужили бы ему гораздо дольше.

***

      Как только Слава пересёк порог своей квартиры, в нос сразу же ударил знакомый запах спирта. Так. Интересно девки пляшут. А главное так знакомо. Очень знакомо. За четыре года отцовского алкоголизма уже можно было наизусть выучить каждого его дружка и различать их по запаху. Запаху, из-за которого Славику приходилось ещё неделю проветривать квартиру и спать с открытыми окнами. Гопник невольно поморщился. Сняв свои кроссовки, прошёл в зал. Никого. Зато на кухне, навалившись всем своим туловищем на старенький обветшалый стол, коматозничал отец. Рядом без просыпу дрыхли его стрёмные шельмы. Бинго!       Гопник не постеснялся грубо вытолкать двух вусмерть пьяных мужчин из квартиры и захлопнуть дверь прямо перед их носом. Вернувшись на кухню, Слава сразу же принялся убирать остатки чужого праздника, не обращая внимания на полудохлое тело, по-прежнему лежавшее на столе.       К тому времени, когда несколько мусорных мешков уже стояли около двери, а Слава только-только принялся за грязную посуду, очнулся отец. Он дрожащей рукой схватил сына за запястье, отчего тот резко дёрнулся. Славик мысленно отсчитал до десяти и только потом повернулся к отцу, посмотрев на него непроницаемо-пустым взглядом. Ему было тошно и до рвотного кома в горле противно наблюдать за этим обрюзгшим чудовищем. Гопник еле сдерживал себя, чтобы содержимое вчерашнего вечера не вырвалось у него прямо в раковину.       Отец, прокашлявшись, поставил один локоть на стол и положил голову на ладонь  — пытался создать опору для пиздецки трясущегося тела, — но предплечья тоже начало бить мелкой дрожью. Он плюхнулся на стол и посмотрел на Славу снизу вверх. Следующие слова ему явно дались с трудом:       — Где они? — хрипло выдавил из себя отец.       — Кто «они»? — Слава поднял ладони, выражая свое недоумение, но потом его будто осенило: он поднял указательный палец вверх и ответил: — А, ты про этих двух жутко воняющих алкашей? Так я вытолкал их отсюда на хуй. Мне и такого уёбка, как ты, вполне хватает, — невозмутимо отбрил Слава и так же невозмутимо повернулся к нему спиной, решив продолжить начатое.       Он нутром почувствовал, как отец покраснел от злости. Вспомнил его глаза, пропитанные чистой ненавистью к собственному сыну. Слава ждал, пока он выпалит что-нибудь из ряда вон выходящее, но считающееся нормой для их «семьи». Ответ последовал не сразу, а после многочисленных попыток и кряхтения.       — Ты… Т-ты…       — Я-я?..— передразнил его Слава, картинно заикаясь.       — Ты грязь из-под ногтя! Какого хрена ты командуешь в моём доме?! — рыкнул отец.       Дальше последовало множество разных оскорблений, но Славик последние два года реагировал на них необычайно спокойно. По началу было больно и обидно, а сейчас терпимо.       — …Гнида! Вали туда, откуда пришёл, щенок, — не унимался отец.       Слава был с головой увлечён процессом намыливания тарелок, а потому не заметил, как и когда это гнилое тело подошло к нему сзади, схватив за шею и ощутимо надавив на кадык.       Если бы у Славы существовала шкала терпения, то сейчас она готова была вот-вот взорваться. Гопник машинально двинул локтем отцу в бок и повернулся, когда хватка значительно ослабла. Он схватил ублюдка за грудки и отшвырнул к стене. Подошёл к нему вплотную и сжал чужую челюсть в тиски. Гопник был выше него на голову, если не на две, и физически явно превосходил, но как такового страха на лице отца и в помине не было. Тот лишь неприятно поморщился, провоцирующая ухмылка с лица не слезла, но и отбиваться он не рисковал. У отца не было резона бояться Славу. Гопник никогда не давал для этого поводов. Вместо мольбы о пощаде ублюдок лишь ядовито изгалялся:       — Разве так я тебя воспитывал? На родного отца и с кулаками… — Он несколько раз недовольно цокнул и свободной рукой легонько ударил по сжатому до белых костяшек кулаку Славы, показывая всю свою спесь и напускное разочарование, будто бы и правда не ожидал такого отношения к себе.       Славик лишь сильнее вцепился в его лицо, готовясь в любой момент выцарапать ему глаза. Отец жалобно заскулил, набрал в грудь побольше воздуха и придвинулся к сыну поближе, кое-как доставая пальцами ног до пола — гопник слегка приподнял его — сипло произнес:       — Ай-яй-яй… Катенька разочаровалась бы в тебе, сынок, — Слава клацнул зубами, силясь что-то сказать, но так и замер. Имя матери, словно острый нож, вспарывало ему грудную клетку. Она с завидным постоянством твердила своему сыну о том, что он должен вырасти хорошим человеком.       «Рукоприкладство должно оставаться только на ринге. Всегда защищай своих родных, и тогда ты станешь настоящим мужчиной, сынок». — От этих воспоминаний в районе сердца у Славы больно кольнуло. Только она не предупредила сына об одной вещи: что делать в том случае, когда приходится защищаться от этих же «родных»?       Слава старался не отрывать своего взгляда от отца и не моргать, дабы влажные глаза успевали высохнуть и не выдавали его скорбь. Влад, сам того не подозревая, внес свою лепту в дальнейшие действия Славы. Гопник вспомнил не только о словах родной матери, но и о том, что сказал парень сегодняшней ночью.       «…Твой отец — лишь жалкая пешка в твоей большой и долгой жизни». — На деле же Славик считал, что этот подонок давно перестал играть хоть какую-то роль в его жизни. Отец утонул в собственном горе, оставив сына одного. Слава терпел от него всё: побои, оскорбления, нескончаемые попойки и прочее дерьмо, которое был способен вылить этот отчаявшийся слабак. «Это» уже не отец. «Это» кусок мусора, который очерняет не только настоящее Славы, но и все его тусклые надежды на будущее.       Гопник мотнул головой, прогоняя откуда-то взявшиеся сомнения, зло выплюнул:       — Ты — мерзкий ублюдок, — Слава резко толкнул отца в бок, так, что тот вывалился в коридор, опрокинувшись навзничь.       Бить угашенный скелет гопнику не принесло бы никакого удовольствия, да и от разговора сейчас тоже толку мало. Нужно выждать подходящий момент. Славик знал, что, скорее всего, он наступит нескоро, но и сейчас не видел смысл тратить свои силы на попытки, которые уже априори лежали в руинах. Гопник устало помассировал виски, прежде, чем не менее уставшим от недолго сна голосом сказать:       — Приберись тут за меня. И сходи, наконец, в душ. Псины с вокзала и то запашок поприятнее имеют, — Слава не стал надолго задерживаться, мельком глянул на отца, обошёл его и молча прошёл в свою комнату. В шкафу взял небольшую стопку вещей и одно полотенце. Скрывшись за дверьми ванны, он уловил краем глаза удивлённое, но одновременно злое выражение на лице отца.

***

      Слава стоял бы под горячим душем весь день напролёт, но вспомнив, сколько в конце месяца ему придётся платить за коммуналку, уложился и в пятнадцать минут.       У отца за последние четыре года не было стабильной работы и зарплаты. После смерти матери он запил и его сразу же выгнали с должности. Сейчас он зарабатывает на разных шабашках, но редко где задерживается надолго — последний раз отец работал грузчиком в ночную смену. Обычно в такие дни Слава устраивал у себя дома вечеринки или просто звал ребят попить пиво за просмотром какого-нибудь матча. Пусть это и была всего лишь маленькая, совсем незначительная месть за все те неудобства, которые приносил ему отец, но всё-таки она доставляла гопнику какое-никакое удовольствие.       Слава смотрел на запотевшее отражение в зеркале ванны, уперевшись руками в раковину. В этом месяце траты предполагались космическими, так как ублюдок бо́льшую часть заработанных денег спустил на выпивку и сигареты, а оставшихся грошей едва ли хватит на продукты. У Славы подёргивались скулы и играли желваки — он уже рассчитывал, сколько раз ему придется сыграть в «кровавое месиво». Деньги гопник зарабатывал с помощью соревнований и коммерческих боев, которые нехотя организовывал сам тренер. У Славика была страховка, так что в случае травмы ему могли бы выплатить компенсацию, которая покрыла бы его расходы на медикаменты и медицинскую помощь. Из-за такого риска тренер был категорически против подпольных поединков и никогда не брал деньги у Славы за их организацию. В «боях без правил» было только одно исключение — оружие — и гопник каждый раз рисковал своим здоровьем, выходя на арену.

***

      До субботней тренировки оставалось два часа. Гопник не спеша обтерся полотенцем и обмотал его вокруг пояса. Уставившись на свое разбитое отражение, он прикинул примерные отмазки, которые, в случае чего, скажет особо любопытным преподам в техникуме. В голову не приходил ни один правдоподобный вариант, но страх быть пойманным в конце концов сделает свое дело. Адреналин в крови просто не позволит стоять истуканом, и Слава придумает, что ответить на очередной допрос.       К счастью, с «друзьями» таких проблем не было. Они были уверены в том, что большая часть синяков и ссадин на лице парня из-за бокса. Было несколько неудачных попыток сунуть нос не в свое дело, но Слава их быстро пресёк, тем самым ещё больше запугав и увеличив дистанцию между ними. Пусть лучше его будут бояться, чем видеть в нём незащищённый объект, на который в любой момент можно накинуться с издевками.       Получалось так, что у Славы не было ни одного друга, на которого он бы мог положиться. Когда-то родная мать заменила ему целый мир и даже больше, но после её смерти отец превратил своего собственного сына в загнанное в клетку животное. Слава получил удар под дых оттуда, откуда ждал только любовь и поддержку, но получилось совсем иначе. Теперь гопник с напускной злостью старается выстроить вокруг себя для всех видимую броню, чтобы вновь не стать мишенью для самых близких.

***

      Слава из имеющихся продуктов приготовил себе что-то, отдалённо напоминающее ужин — так сильно он хотел есть, несмотря на ранний час. После смерти матери гопнику ничего не оставалось кроме как научиться готовить, иначе он бы помер голодной смертью. На удивление получалось довольно неплохо, и Слава иной раз просто удивлялся своим кулинарным способностям, иногда подумывая, не сменить ли ему свою специальность тренера на повара. Но рассчитав, что в этой глуши кулинарным гуру он не станет, а с тренерством можно заработать хоть какие-то деньги, менять ничего не стал.

***

      Сегодня погода не претила тренировкам на улице. Солнце будто бы в последний раз решило отдать всё свое тепло, кидая обжигающие лучи на спортивную площадку. Антон Валерьевич, обрадовавшись внезапному летнему зною, сделал упор на легкоатлетические упражнения. Так, в конце тренировки разгоряченные мышцы Славы приятно побаливали, будто бы вместо крови текла лава, футболку можно было спокойно снимать и выжимать, а сам гопник, выложившийся в спарринге на все сто десять процентов, казалось, поймал дзен.       Встать с нагретого газона его заставил тренер, подозвав к себе одним лишь мановением руки. Как только Слава подошёл к Антону Валерьевичу, тот сразу же помог своему подопечному снять тренировочные перчатки. Гопник, наконец почувствовав лёгкий ветерок, который прошёл сквозь его пальцы, запустил всю свою пятерню сквозь рыжие волосы, убирая мокрые пряди со лба.       — Славка, ну ты даёшь! Такими темпами мигом к соревнованиям подготовишься. Ты, главное, не перетруждай себя. Лучше недотренироваться, чем перетренироваться, — заметил тренер. — Надеюсь, остальные лентяи скоро догонят вас.       — Вы их поддерживайте больше, — вполоборота ответил Слава, доставая из своей спортивной сумки полотенце. — Мы, старенькие, и без вас хорошо справляемся, а за новенькими постоянно глаз да глаз нужен.       — И то верно, — мягко улыбнулся Антон Валерьевич.       Слава, обтеревшись полотенцем, бросил его на облезшие трибуны, подошёл к перилам и опёрся на них локтями так же, как это сделал тренер. Они молча смотрели на почти опустевшее поле — некоторые только начинали делать заминку, — на солнечный диск, который находился прямо над щитами площадки и нещадно палил своими лучами искусственную траву вместе с резиновым гранулятом. Слава краем глаза покосился на тренера. Гопник до сих пор помнил, как мама за руку отводила его на каждую тренировку, хвалила за каждую грамоту и медаль, поддерживала сына на его первых соревнованиях и просто была рядом. Сейчас всё это растворилось во времени. Остались лишь Слава, тренер, которого он успел перерасти на полторы головы, и оголтелое желание заработать как можно больше денег, чтобы заплатить за квартиру.       Антон Валерьевич, будто бы прочитав мрачные мысли Славика, повернулся к нему и первым прервал тишину:       — Соревнования состоятся тридцатого числа. Я жду от тебя только победы, поэтому за эти почти две недели ни одной сигареты чтоб я не видел. Алкоголя это тоже касается. Вышвырну к чертям собачьим, если узнаю, — строго отрезал тренер.       — Я вас понял, — кивнул Слава. Он баловался и тем, и другим, но старался по максимуму сократить потребление этой дряни. Свести на нет, полностью отказавшись хотя бы от алкоголя, у Славы не получалось, зато он умел виртуозно скрывать следы последствий разных попоек.       Антон Валерьевич смерил парня изучающим взглядом и кивнул, продолжив:       — По поводу подпольных поединков… Я договорюсь с нужными людьми, поэтому в течение этих дней съездим пару раз выбить дух из городских сопляков.       Слава облегчённо выдохнул, невольно улыбаясь. Значит, деньги будут. Из квартиры их никто не выгонит и голодной смертью он не помрёт.       — Я вам запла…— начал было парень, но тренер сразу же ударил кулаком о железные перила, прерывая его.       — Не смей! Я их устраиваю аккурат для того, чтобы ты смог разобраться со всеми своими счетами, а не влезал в долги.       Слава стушевался. Требовалось сказать хоть что-то, хотя бы простые слова благодарности, но у гопника мигом пересохло во рту, а в горле застыл тяжёлый ком. Конечно, он был благодарен Антону Валерьевичу за заботу, но ему не хотелось обременять других своими проблемами, а тем более тренера. Он и так слишком много сделал для Славика.       Гопник нервно застучал пальцами по ограждению, спустя пару минут кое-как выдавил:       — Спасибо…

***

      Тринадцать дней для Славика прошли не вхолостую. Гопник зависал на поле и в спортивном зале днями напролёт. Даже попытался скорректировать свое питание на время сезона: больше овощей и фруктов, поддержание водного баланса и БЖУ. Получалось херово, а за неделю до соревнований Слава и вовсе слетел с катушек. Чтобы не набрать лишние кило, гопник всё-таки приложил пару раз к губам фильтр сигареты.       За квартиру и прочие расходы он рассчитался благодаря коммерческим боям и парочкой купюр, которые сам же когда-то давно — настолько давно, что не сразу вспомнил об их существовании — отложил на чёрный день. Но причина срыва крылась вовсе не в деньгах. На тренировках Слава был занят исключительно качеством и точностью своих ударов, в техникуме не давали скучать одногруппники. Идеально. Могло бы быть идеально. Но что делать ночью, когда ты лежишь, вытраханный бессонницей и своими же собственными мыслями, и всё равно не можешь перестать думать о случившемся?       Славу жутко корежила та ночевка. Настолько сильно, что даже в техникуме он бы ни за какие коврижки не согласился пересечься с Владом. Но тут на помощь пришли тренировки, из-за которых гопник пару раз позволял себе прогуливать пары, ссылаясь на большую загруженность, и разные корпуса. Влад бегал из одного здания в другое, тогда когда занятия Славика всегда были в одном и том же. Это позволяло ему на некоторое время ослабить свою бдительность.       Бдительность, может, и ослабла, но мозговой штурм нет. Гопник переживал о сохранности того, что уже успел рассказать Владу. Хотя и понимал, что по большей мере этот страх беспочвенный. Слава — авторитет, а Влад какой-то ссаный гот, хуй пойми откуда приезжий. Даже если он и сболтнёт что-нибудь лишнее, ему всё равно никто никогда не поверит. Подозрения появиться могут, но вслух их озвучить никто не осмелится. А если люди не будут это обсуждать, то и ненужных сплетен не появится. При любом расчёте всё складывалось вполне себе удачно и в пользу Славика, но мысли всё равно лихорадочно крутились вокруг Влада.       Вот же ссаный гот! Гопник просто был в бешенстве. И больше всего его злило именно то, что как такового отвращения к произошедшему он не испытывал. Да что уж, от объятий его тоже не особо то и выворачивало. Конечно, это если говорить о реальных чувствах. Слава до сих пор, как душевнобольной, пытается кувалдой вбить себе в голову одну единственную, как он считает, верную истину:       «Я нормальный».       А что именно кроется за этой нормальностью, никто не знает. Гопник злился сам на себя, но ему хотелось хоть часть этой злобы перекинуть на Влада, чтобы было легче. Не помогало. Слава первым припёрся к нему, попросил о помощи, сболтнул лишнего… Короче, сделал всё то, за что сейчас себя пиздец ненавидит. Жил же себе спокойно все эти четыре года. Скрупулезно взращивал вокруг себя непробиваемые стены из агрессии, недоверия, обиды и комплекса неполноценности. Казался большим и грозным Славиком, а на деле оставался всё тем же четырнадцатилетним подростком, в один момент потерявшим всё самое дорогое.       «Бля, а может, это я какой-то недолюбленный, раз даже на парней кидаться начал», — попытался хоть как-то интерпретировать свой поступок Слава.       «Или это Влад меня чем-то накачал? Подсыпал в портвейн порошок какой-нибудь… Точно, так я и думал! Вот же сука!» — придумал гопник новую отмазку, а через минуту истерично засмеялся, опрокинувшись затылком на спинку сиденья.       — Слав, давай потише! Другие хотят выспаться перед соревнованиями, — шёпотом съязвил тренер.       — Извините, Антон Валерьевич, — протянул гопник с такой интонацией, с которой никто и никогда не извиняется.       Слава закрыл свое лицо ладонями, пытаясь привести себя в норму, но лишь нервно кусал губу, сдерживая ещё один смешок. Когда наконец припадок поутих, он прохрустел и размял все свои суставы, уставившись на запястье левой руки.       «Мы просто поговорим, ма», — пообещал Славик скорее для себя, чем для матери.