La Morte Ti Fa Vivere/Смерть заставляет тебя жить

      – Кстати, все забываю сказать, – встретила Вэнь Цин стремительно ворвавшегося в павильон Главу Цзян, отчего тот аж забыл, зачем явился – остановился, как вкопанный, прямо посреди комнаты-спаленки при сюэяновской мастерской, и с подозрением уставился на лютую мертвячку, сосредоточенно перебирающую окоченевшими пальцами смесь риса, гороха и мелкого речного жемчуга (попытки восстановить человеческую моторику шли со скрипом, но Вэнь Цин упорно тренировалась каждый день, не желая сдаваться). «Кстати» ничего хорошего быть не могло – особенно от этих двух моральных уродов, Вэнь Цин и Сюэ Яна, волею судьбы ставших ему семьей аж в прошлой жизни.       Себя Цзян Ваньинь тоже самокритично считал моральным уродом, если что. Сложно воспринимать себя иначе, когда ты отдаешь себе полный отчет в двойственности своих чувств к собственной семье.       (Он ненавидит их обоих. Ее – как Вэнь, его – как участника цзиньского заговора. При этом он любит их больше, чем кровную семью)       – Золотое Ядро тебе не Баошань-саньчжэнь отращивала, а я. Трансплантацией. От Вэй Усяня. Так что ты б проверился на всякий случай – вдруг твоим катализатором стала не психологическая реакция на смерть Вэй Усяня, а сам факт его смерти? Как у меня.       Сюэ Ян подавился слюной и заржал, от переизбытка чувств хлопая кулаком по столу (четыре кучки рукодельного извращения Вэнь Цин запрыгали по столу и благополучно смешались обратно в одну), а Цзян Чэн, не меняя каменного выражения лица, развернулся и ушел туда, откуда явился, с грохотом закрыв за собой изящную резную дверь. Вэнь Цин никак не отреагировала, хотя очень хотелось поморщиться на громкий звук – живости мимических мышц не хватило. Сюэ Ян обычно находил это забавным – ее врачебное чувство юмора стало еще более чернушным, как только она потеряла способность смягчать смысл шуток мимикой.       – Че, правда, что ли? – отсмеявшись, спросил Сюэ Ян, напоследок неприлично хрюкнув и вытерев накатившие слезы рукавом черного ханьфу. – Усянь совсем дебил, что ли?       – Он хотел ему помочь, – меланхолично пожала плечами бывшая целительница, заново принимаясь за сортировку, старательно при этом глядя куда-нибудь в стенку или в окно. Чувствительность пальцев, точнее, полное ее отсутствие, удручала – Вэнь Цин с третьего раза на четвертый на ощупь отличала горох от жемчуга, а жемчуг от риса, и то, следивший за ней краем глаза Сюэ Ян своим фырканьем явственно намекал, что оценку Вэнь Цин дает себе слишком оптимистичную. – А другого способа не придумал.       – Конечно, он дебил! – рявкнул Цзян Чэн из-за двери, причем голос его, дрожащий от едва сдерживаемой ярости, доносился не с высоты человеческого роста, а откуда-то снизу. Как будто великолепный Глава Ордена своим великолепным седалищем устроился на крыльце и дверь подпер. Собой. Сюэ Ян моргнул, растерянно переглянувшись с Цин, и они оба направились к окну, выходящему на одну сторону с выходом – проверять. – Как будто ты его не знаешь, блять!       …да, Чэн действительно сидел под дверью, подтянув ноги к груди и уткнувшись носом в скрещенные на коленях руки. Как хорошо, что к мастерской Яна нормальные люди без причины не суются – даже с учетом, что «своих» Сюэ Ян не трогает.       (В основном потому, что Цзян Чэн расстроится – так-то Сюэ Яну плевать)       Возможно, именно поэтому Саньду Шэншоу и позволяет себе быть просто Цзян Чэном – знает, что кроме них двоих (и, возможно, заскочившего на огонек А-Юаня), его никто в позорном виде не застанет. А их стыдиться нечего – и не в таком состоянии видели.       – Если тебя это утешит, я бы не стал жертвовать собой ради тебя, – заверил лучшего друга Сюэ Ян, клыкасто ухмыльнувшись и вывалившись из окна чуть ли не наполовину. – И свое Золотое Ядро я бы тебе не отдал.       – Ты бы нашел, у кого его экспроприировать, – огрызнулся Цзян Чэн, бросив на друзей тоскливый взгляд побитой собаки.       – Да, – Сюэ Ян аж засиял от гордости за себя-любимого, вызвав у Ваньиня слабую ответную улыбку. Черт, как он может ненавидеть этого ублюдка, если от одного его присутствия у него в груди теплеет и на душе возникает противно-светлая вера в лучшее будущее?       …он, однако, ненавидит.       – Вообще-то, я серьезно, – сбила его с мысли Вэнь Цин, боком устроившаяся на подоконнике рядом с Сюэ Яном. Кто увидит – скажет, картина для весенних книжек, уж очень откровенно ткань черного ханьфу обтягивала округлое бедро бывшей заклинательницы, но и Чэн, и Ян видели ее в куда более откровенном виде.       Ян ее тело даже изнутри рассмотрел во всех подробностях. А она – внутренности Чэна. Все – по справедливости. Все – по кругу. Обиды, ненависть, боль – в той жизни они делили все на троих, в этой – на двоих в разных комбинациях. И хорошо бы им отпустить друг друга, перегореть, возненавидеть, как положено заклинателям – за смерти, за боль, за подставы, да не получается. Ни у одного.       Так и живут, скалясь, ненавидя и цепляясь друг за дружку, как последние идиоты. Искалеченные, сломленные, сумасшедшие идиоты. Самый нормальный из них – А-Юань, но и тому досталось что в цзиньских каменоломнях, что на Луанъцзан.       Хотя вспоминать, как он называл своим гэгэ не Сюэ Яна – довольно забавно. И странно.       – Покажись целителям, – Вэнь Цин не просит – приказывает.       – Как будто они знают, что смотреть, – буркнул Цзян Чэн, отводя взгляд. Сам понимает, не дурак – чужое Золотое Ядро, чей настоящий хозяин стал темным заклинателем и умер; пробудившаяся память прошлой жизни; собственный непростой характер, сумасшедший ритм жизни… Он – ходячая патология, способная в любой момент превратиться в патологию лежачую. Будет тогда у Яна на одного лютого мертвеца больше – ха, ха, ха.       Не смешно.       – Очевидное отклонение от нормы они заметят, – не впечатлилась бывшая целительница попыткой откосить. – А если твои медики способны записать результаты обследования или продемонстрировать мне схему твоих меридианов, то я смогу и с остальным помочь.       – Ведьма, – припечатал Цзян Чэн уныло. Чует он, целительским павильоном Пристани Лотоса скоро будет заправлять мертвячка – сама она сейчас мало на что сгодится, но целителей построит и теорию в головы вдолбит. А ему потом что – к войне с заклинателями готовиться? Опять?!       …больнее всего осознавать, что ради этих двоих он действительно готов пойти против всего мира.       А ради Вэй Усяня – нет. Все еще – нет. Даже с памятью. Даже понимая, что Сюэ Ян поступил в десятки раз ужаснее, что Вэнь Цин все так же Вэнь, и что Вэнь Жохань в этом мире – не его уважаемый наставник и кумир юности, а тиран, уничтоживший его семью.       Ах. Быстрее бы Ян нашел способ воскресить Синчэня. Им всем срочно нужен психолог.       А еще лучше – психиатр, блять.