Рейс Москва — Владивосток

      Помнится, я говорил о том, что дом, в котором я снимал квартиру, находился на не очень большой высоте над уровнем моря. Когда мы вышли на улицу и двинулись вниз в сторону Золотого Рога, омывающего центральную часть города, я понял, что поспешил с выводами. К бухте вели такие же бесконечные лестницы, какие возвышались позади дома, и я, привыкший к равнинной местности, не мог перестать удивляться подобному рельефу.       До поездки я наивно полагал, что центр Владивостока можно обойти самое большое за пару часов, поскольку расстояния на картах казались плёвыми. Я ему писал об этом, и он посмеялся, сказав, что мои ежедневные два километра от дома до метро в Москве — это далеко не то же самое, что два километра во Владивостоке по сопкам, и добавил, что «моим ногам пизда».       Судя по всему, он оказался прав.       Он был на полголовы ниже меня, но прыти ему было не занимать: он спускался по бетонным ступенькам чуть ли не вприпрыжку, и я еле за ним поспевал, в темноте то и дело цепляясь за холодный металл поручней, чтобы не оступиться. Я пытался не отставать и не просил его замедлиться, но знал, что на обратном пути нам всё-таки придётся притормозить. Физическая подготовка у меня была ни к чёрту, и крутые подъёмы определённо вызвали бы у меня одышку и приступ тахикардии. Пусть он и был будущим врачом, демонстрировать перед ним слабость я не собирался, поэтому предпочёл бы поползти назад со скоростью черепахи, но точно не ловить ртом воздух, как выброшенная на берег полудохлая рыба.       К счастью, спуск был недлинным. Мы вышли на Светланскую улицу — главную улицу города, протянувшуюся почти на пять километров вдоль бухты, и пошли по ней на запад в сторону Амурского залива: пока что тоже вниз, что не могло не радовать.       Про дорогу назад думать не хотелось.       Я прежде читал о том, что Светланская улица является этакой местной Тверской, и крутил головой по сторонам в поисках исторических построек конца XIX — начала XX веков. По большому счёту ничего особенного — по крайней мере для человека, не разбирающегося в архитектуре, но даже на такого обывателя, как я, гармоничное сочетание современной застройки и невысоких исторических зданий произвело впечатление. Мне нравятся такие улицы. Признаться честно, они во всех городах выглядят для меня почти что одинаково, но всегда есть нечто уютное в том, чтобы в свете стилизованных под старину уличных фонарей бесцельно побродить вдоль горящих витрин магазинчиков, кафе и цветочных лавок. Особенно в приятной компании.       Параллельно я задавал ему всякие вопросы, всё больше укрепляя свой образ несведущего туриста.       Именно в этой части города обычно тусит молодёжь? А в марте всегда уже так тепло? Это правда, что зимой нет снега? Морепродукты дешевле или всё равно наценки бешеные? Где можно попробовать камчатского краба? Китайские и корейские продукты продаются в обычных супермаркетах? Почему Золотой и Русский мост закрыты для пешеходов, неужели действительно было настолько много суицидников, которые прыгали с них? Как вы живёте без метро?       Он терпеливо отвечал, но я не мог отделаться от ощущения, что в глубине души он посмеивается над моей во многом наигранной любознательностью. Я называю её наигранной, потому что для меня в целом было не свойственно задавать столько вопросов. Я отличался любопытством в академической среде и был довольно дотошным в рабочих вопросах, однако чисто бытовой любознательности мне часто недоставало, поэтому, должно быть, и писатель из меня так себе. В этот раз я решил побыть более пытливым, поэтому спрашивал всё, что взбредало в голову, но, думается, это выглядело искусственно.       Да, молодёжь тусит здесь, потому что все бары и кафе в основном сконцентрированы в районе Светланской улицы и на параллельных ей улочках, ведущих к Спортивной набережной, куда мы, собственно, и направлялись. В марте теплеет до +5-8 градусов, но из-за ветров, дующих с акватории студёного Охотского моря, это тепло обманчиво, и легко простудиться. Этой зимой снег шёл всего два раза, обычно его нет совсем. Морепродукты и правда дешевле, но, если я хочу купить что-нибудь стоящее, мне стоит специально съездить для этого на рынок, а не надеяться на низкие цены в сетевых магазинах. Камчатского краба можно попробовать практически везде, в том числе в ресторанах азиатской кухни. Корейская и китайская лапша, снеки, конфеты и газировки найдутся в любом магазине. Суицидиков было хоть отбавляй, с момента открытия мостов в 2012 году с них в общей сложности сбросилось больше тысячи человек. Власти приостановили пешеходное движение в 2015 году, но это не мешает некоторым изобретательным кадрам, страстно желающим свести счёты с жизнью, заезжать на мосты на автомобиле, оставлять машину и прыгать вниз. Шансы выжить при падении с такой высоты в ледяную воду минимальны. Из общественного транспорта жители в основном пользуются автобусами, но для комфортного передвижения лучше всего иметь собственную машину, в частности, если ты живёшь на островах, работаешь на материке, и тебе каждый день приходится проезжать через мосты.       Так мы и добрались до рамённой. Я не чувствовал особой усталости, но напряжение в ногах свидетельствовало об обратном.       — Вдвоём будете? — спросила хостес, когда мы вошли в тёмное помещение, освещённое только сиреневыми неоновыми панелями на стенах.       — Да, — он повесил пальто на вешалку и нахмурился. — Почему так темно?       — У нас сегодня проблемы с освещением, не работает верхний свет.       Хостес проводила нас до столика и извинилась за неудобства.       — Прикол какой-то, — фыркнул он.       — Да ладно, без ламп более атмосферно. Прямо самый настоящий азиатский стритфуд. Только вот... Это ведь японская рамённая?       — Ну да, а что?       Я кивнул головой в сторону одной из стен, на которой успел заметить жирный подсвеченный иероглиф.       — Это китайский иероглиф, и он означает «пельмени».       — Заебись. Но, кстати, пельмени тут тоже есть, — хохотнул он, раскрыв меню. — И нет, я всё-таки ни черта не вижу.       Я включил на телефоне фонарик и подсветил нам меню.       Мы заказали по порции паназиатского острого рамёна и по коктейлю на джине. После половины дня голодовки сверху этого я ещё взял себе роллов, на что он снисходительно покачал головой и сказал, что мне будет плохо. Когда принесли рамён и я увидел размер тарелки, я убедился в этом и сам, но к таким сладким страданиям я был вполне себе готов.       Пока мы не притронулись к еде, он выудил из кармана толстовки телефон.       — Я обычно так не делаю, но сегодня особый случай, — он сфотографировал еду и бокалы на столе, отправил кому-то сделанную фотографию и снова спрятал телефон. Мне не требовалось ничего спрашивать: я и так знал, кому было отправлено фото, и догадывался для чего. — За встречу?       — За встречу.       Мы чокнулись и сделали по глотку.       Я не собирался поднимать эту тему, но он заговорил сам.       — Я сказал Косте, что меня на кампусе в ближайшие дни не будет. Буду прогуливать пары, тусить, ебаться и просто хорошо проводить время. Пусть гадает, с кем я.       Ну, конечно, как мы могли обойтись без упоминания моего тёзки. Попытка заставить его ревновать была довольно глупой, но влюблённые люди в принципе редко способны на умные поступки — моего собственного примера было достаточно.       — Не слишком ли у тебя амбициозные планы на меня?       — А почему бы и да?       — Как скажешь. Смотри, как бы они целиком и полностью ни претворились в жизнь, — из моего рта это звучало не более правдоподобно, чем если бы он брякнул Косте, что проведёт последующую неделю со своим любовником, приехавшим из Москвы. В этом не было ни грамма истины, по крайней мере я так думал, потому что уже давно перестал воспринимать друга в романтическом ключе.       Или же старательно делал вид, что перестал.       Два года назад, когда он впервые заговорил про Костю, меня словно окатили ведром ледяной воды. Тогда я учился на третьем курсе и ещё мог позволить себе недельные прогулы на учёбе, детские мечты и оптимизм. Я накопил денег и собирался весной — почему-то нас всегда связывала весна — поехать во Владивосток, будучи уверенным в том, что, если для разговоров о любви было ещё слишком рано, то как минимум между нами присутствовала взаимная симпатия, которую можно было преобразовать во что-то более глубокое.       Я не успел купить билеты на самолёт.       Он напился на одной из тусовок в общаге и признался в том, что с большим удовольствием переспал бы со своим одногруппником-бисексуалом. Костя ему нравился, и он прямо говорил об этом, в то время как обо мне он никогда не говорил ничего подобного. Я понял, что ошибся, и даже не стал рассказывать о том, что намеревался приехать.       Я всегда реагирую спокойно, когда мне больно, и тот раз не был исключением. В конечном счёте то, что мы никогда не виделись в жизни и только изредка созванивались, сыграло мне на руку. Открытие того, что я ему безразличен, никак не повлияло на мою повседневную жизнь, ведь, по сути, его в моей повседневной жизни и не существовало. У нас не было никаких совместных воспоминаний, не было мест, где бы мы проводили вместе время, и в моём окружении не было вещей, ассоциировавшихся с ним.       Мне было достаточно отложить телефон, чтобы он исчез из моего информационного пространства, и какое-то время я вполне пользовался этой привилегией общения на расстоянии, пока окончательно не убедил себя в том, что ровным счётом ничего не произошло. А я мало в чём так же хорош, как в самоубеждении, — до первого срыва уж точно.       Было что-то ироничное в том, что мы с ним были так похожи: он, как и я, довольно тяжело привязывался к людям, а если это всё-таки происходило, то, что называется, болезненно и надолго. Ну, и, само собой, эта привязка возникала к исключительным мудозвонам, с которыми по умолчанию не могло сложиться здоровых отношений.       Поначалу речь шла только о внешней привлекательности Кости и перепихоне на один раз, но по мере того, как рассказы о нём становились длиннее и подробнее, я всё более отчётливо понимал, что дело не только в физическом влечении. Впоследствии я свыкся с этим фактом и даже смог порадоваться за друга, ведь ему посчастливилось влюбиться в близкого по духу человека. Этот человек не жил на другом конце страны. Тоже был медиком. Мог говорить с ним на одном языке и попросту был рядом.       Тем не менее, чем больше я слышал о Косте, тем больше меня раздражало, что у нас одинаковые имена, и тем больше убеждался в том, что мой друг не будет с ним счастлив. Парни у Кости менялись каждые полгода, а то и чаще, он постоянно флиртовал с моим другом, но лишь водил его за нос пустыми заигрываниями, а также отвратительно обращался со всеми своими бывшими. Мой друг, должно быть, и сам уже прекрасно осознавал, что страдал по мудаку, но ничего не мог с собой поделать. Я же слушал все его истории и не давал каких-либо советов. Он сам должен был съехать с темы с этим чуваком, и тут не могли помочь ни доводы сознательности, ни чужие аргументы.       К тому же, кем я для него был, чтобы он меня слушал?       Кем я для него был? Ответ мне хотелось узнать каждый раз, когда он писал мне в час ночи, рассказывая о том, как у него прошёл день. Когда мы всё-таки создали наше первое совместное воспоминание в баре в прошлом апреле. Когда он, оставшись один в комнате в общаге, пьяный позвонил мне на новый год.       Этот вопрос крутился в моей голове и сейчас, но я только молча глотал острый бульон рамёна, обжигая язык и горло.       Если уж я рискнул приехать и тем самым обрёк себя на возникновение новых нитей между нами, то нельзя было всё портить в первый же день. У нас ещё имелось достаточное количество времени и для того, чтобы поговорить по душам, и для того, чтобы, как он это без прикрас называл, поебаться, если вдруг я окончательно решу сойти с ума.       Мы поужинали и до возвращения в квартиру заглянули на Спортивную набережную. Однако погулять по ней нам толком не удалось. В поздний вечерний час большая часть набережной была перекрыта, а над водой сгустился такой мрак, что глаз коли: я даже не смог различить, где заканчивается мостовая, а где начинается Амурский залив. Если бы не ограждения, я бы со своим зрением точно сиганул в воду и не моргнул бы.       Весь путь назад мы проделали почти что в тишине, лишь изредка вяло переговариваясь о всякой ерунде. Усталость взяла своё, и он тоже больше не летел вперёд, а шёл рядом, сонно перебирая ногами. Мы зашли в круглосуточный магазин, чтобы купить продукты на завтрак, и это стало последним, на что мы оказались способны в этот вечер.       Когда мы поднялись в квартиру, он на остатках силы воли заставил себя закинуть вещи в стиральную машину и плюхнулся в кресло.       — Спать вместе, значит, будем?       Я стоял к нему спиной и уже переодевался в пижамные шорты.       — Когда я кидал фотографии квартиры, наличие только одной кровати тебя не смущало.       — Меня оно и сейчас не смущает. А вот на твоём месте я бы начал нервничать.       — Это ещё почему?       — Я ужасный сосед по койке. Через полчаса проснёшься избитый, голый без одеяла и, скорее всего, на полу.       — Поверь, мне это не грозит.       Я не любил с кем-либо делить кровать, но, когда приходилось это делать, занимал минимальное необходимое пространство на краю и не шевелился вплоть до самого утра, поэтому его угрозы экспансии мало меня пугали. Да и мне что-то подсказывало, что такими речами он просто хотел меня оттолкнуть.       Мы дождались окончания стирки и забрались в постель. Он до носа натянул одеяло, отвернулся от меня к стене и очень скоро заснул. А я ещё долго смотрел в его тёмный затылок и от переизбытка эмоций, пережитых за день, не мог сомкнуть глаз. Было, конечно, не девять вечера, как он пророчил, а одиннадцать, но для меня спать всё равно было слишком рано. В Москве в это время было только четыре часа дня, и мои биологические часы даже не думали перестраиваться. Сменить заводские настройки им во многом мешало в том числе и его присутствие рядом.       Задумавшись, я сам не заметил того, как потянулся к его волосам. Поймав себя на желании прикоснуться, я одёрнул руку и повернулся на другой бок.       Нужно было как можно быстрее заснуть.