Сволочь

День рождения принца самого влиятельного клана Таиланда – не то мероприятие, которое можно просто пропустить. Традицию приемов и балов Таиланд перенял у своих европейский коллег. Порче было позволено опустить эту формальность в силу того, что, официально, частью мафии он не был, принадлежа клану только должностью. Ким возможностью лишний раз показать свой статус и обозначить некоторые позиции в семье собирался воспользоваться в полной мере. Загородный особняк начали готовить за неделю. Кхун, успешно затащивший с собой вяло сопротивляющегося Тэ, развернулся во всю широту своей творческой мысли. Ким, который в начале от обилия красок, макетов и тканей только закатывал глаза и выбирал солнцезащитные очки, чтобы не слепило, все же брату доверился. Не зря. Танкхун превзошел самого себя. Оставив привычную легкость и наглость, выдержал положенную сдержанность и официальность бального оформления. Увидев зал, полностью готовый и украшенный в первый раз, Ким понял, что брат не зря считается одним из лучших дизайнеров. Сверкающие канделябры с искусственными свечами вместо лампочек, тонкие бордовые и серебряные ленты бантов. На накрахмаленных скатертях по периметру стояли подсвечники с настоящими свечами из пчелиного воска, отбрасывающими блики на тончайший фарфор сервировочных сервизов. Сам Кимхан вместо привычной наглости выбрал спокойствие с легкой ноткой горчинки. Любимый белый костюм от Валентино на голое тело, украшенный широкими атласными отворотами, и массивные туфли. Кхун и Тэ, оба в кремовых костюмах, тяжело вздыхали за его спиной, заранее поминая Порче. Действо началось ровно в десять вечера. Дорогие черные автомобили подвозили гостей, выстраиваясь в длинную колонну. Дамы в вечерних платьях, сверкающие украшениями и ярким выдержанным макияжем. Мужчины в костюмах всех оттенков красного и традиционных черных. В целом денег в виде костюмов, ювелирных изделий и драгоценных металлов в зале собралось на бюджет самого Таиланда. Семья встречала гостей в холле. Кинн в костюме цвета артериальной крови, со строгим, запакованным в полностью черную тройку Поршем, стоял у самих дверей с непроницаемым лицом. Кхун, сверкающий кристаллами Сваровски на бежевом комбинезоне, немного нервно дергал манжеты бордовой рубашки. За тонкими плечами незыблемым фронтом стояли телохранители брата. Сегодня они впервые не в тени высоких колонн, а спутники своего взбалмошного Господина. Вегас и Пит, тоже в сочетании красного и бежевого, даже если и чувствовали себя не в своей тарелке – виду не подавали. Для обоих этот прием был не первым, но все еще волнительным, отчего от них слышалось нервное волчье рычание. Замыкал цепочку воздушный Тэ, выглядевший, как ожившее облако. Правильный макияж подчеркивал мягкие черты, делая их резче, опаснее. Кремовая ткань обхватывала тонкое тело, как вторая кожа. Дроу постепенно оттаивал, становясь все сильнее похожим на себя прежнего. Ким, каждый раз встречаясь с мужчиной в доме Второй семьи, не мог сдержать счастливой улыбки, подолгу сплетничая с другом за бокалом вина и хихикая, как две школьницы. Не хватало только Макао, который планировал официально заявить о своем покровительстве над Тэ, и самого Порче, который вместе с младшим занимался делами семьи. Парни должны были прибыть последними. Кузен – через запасной вход, чтобы не привлекать внимания, Че должен был войти в главные двери, как самый почетный гость – негласный супруг виновника торжества. Ким приветливо улыбался гостям, пожимал руки мужчинам и кланялся дамам. Показывал ту свою сторону, которая выбиралась наружу только в такой обстановке, вышколенную отцом и годами тренировок. Третий принц Кимхан Тирапаньякул. Опасный. Обманчиво хрупкий. Наглый и дерзкий. Последняя машина подъехала к высокой лестнице. Порче и Макао опаздывали. Непростительная наглость, если быть честными, позволительная для них. Ким тяжело вздыхает, лишь немного расстроившись, и кивает музыкантам, беря в руки бокал шампанского с подноса официанта, поднимает его, привлекая всеобщее внимание. Музыка затихает, семья выстраивается на ступенях широкой лестницы, ведущей в жилую часть особняка. – Дамы и Господа! От лица семьи благодарю вас за принятое приглашение присоединиться к нам в праздновании дня моего рождения. Тешу себя надеждой, что вы останетесь довольны оказанным приемом. Салют! Гости молча поднимают бокалы в ответ. Ким отставляет пустой хрусталь и кивает музыкантам. По балу разносится низкий голос концертмейстера: – Полонез! Ким осматривает толпу еще раз, но не находит ни Порче, ни Макао. Хочет было остаться, но рядом появляется Вегас, протягивающий руку, затянутую в алый шелк перчаток. Музыкант поворачивает голову, чтобы заметить, как Тэ вкладывает ладонь в руку Кинна. – Давай, Ксоло. Тебе понравится, обещаю. Вегас скалит зубы в улыбке и нагло подмигивает. Кимхан смеется, принимая руку, и спускается за кузеном в середину зала, устраиваясь между парой Кинна с Тэ и Кхуна с Армом. Кузен и правда оказывается удивительным партнером. Они плывут по залу легко и непринужденно, Ким почти ощущает, как сильные руки тянут его за собой, не заставляя толкать партнера. Рядом слышится тонкий смех расслабившегося Тэ, которому Кинн что-то рассказывает, наклонившись. Ким на несколько минут отдается плавности и скорости танца, забывая об опаздывающем любимом. Но танец заканчивается, и он занимает место у колонны, собираясь простоять под ней хоть весь вечер, дожидаясь своего парня. Через двадцать минут объявляют вальс. Порче все еще нет, танцевать вальс ему оказывается просто не с кем. Это официальный танец, с давней историей и занятому Киму нельзя принять руку ни от кого, кроме членов семьи или партнера. Ким закатывает глаза к потолку, чувствуя, как в груди поднимается истерика. Именно в этот момент двери зала распахиваются настежь, чтобы пропустить внутрь двух парней. Порче в черном, совершенно неподходящем к стилю мероприятия, кожаном костюме, под которым болтается наполовину расстегнутая красная шифоновая рубашка. Макао выглядит не лучше в красном костюме, явно творения Танкхуна, если судить по вышивке, и черной тоже не застегнутой рубашке. Парни заходят в зал так, словно не опоздали на сорок минут. Порче быстро находит его глазами, подходит, остановившись преступно далеко, и низко кланяется. Ким протягивает парню руку, но, вместо того, чтобы просто провести его в центр, Че прижимается к тыльной стороне кисти губами. Только после этого провожает его к выстроившейся линии. Ким распахнутыми глазами смотрит на Макао, стоящего на одном колене перед Тэ с очень виноватым выражением лица. Мужчина поднимает самого молодого из членов клана за подбородок и протягивает руку, позволяя тоже вывести себя в линию. Гости замирают от громкости безмолвного заявления. В оглушительной тишине зала слышно треснувший в пальцах Тайма бокал. Ким усмехается, встречая взглядом горящие улыбкой глаза друга. Это ни к чему не обяжет свободного Дроу, но это – заявление. Что мужчина теперь принадлежит к их клану, и что его защищает самая опасная часть этих самых Тирапаньякулов. Музыка разносится по залу. Ким смотрит на Порче зло, обиженно, готов своего парня просто порвать за нанесенное опозданием оскорбление. Их танец, по сути прекрасный и летящий, превращается в еблю глазами. Че улыбается фирменной ухмылкой, щуря змеиные глаза, заставляя его пса рычать, царапая когтями землю. Порче держит его за талию так, что, Ким уверен, от стальной хватки останутся синяки. Нагло и бесцеремонно кусает за ухо, наклоняясь куда ниже дозволенного. Музыкант в ответ смотрит взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Кожа скрипит под пальцами, Ким почти видит обнажившиеся клыки, которые готовы впиться в его шею. В конце вальса Ким оказывается практически в воздухе, удерживаемый только руками Порче и собственной ногой, которая удобно устраивается на чужом тугом бедре. Гости аплодируют, Кхун, проходящий мимо, кладет ему в карман ключ и кивает на комнаты в правом крыле особняка. – У вас есть ровно час, – брат подмигивает Порче, – надеюсь, ты знаешь, каков он в гневе. – Знаю, – Че улыбается, прижимая шипящего Кима за талию, – спасибо, Кхун. Кима парень утаскивает едва ли не на руках. Музыкант не сопротивляется, но и не особо горит желанием идти сейчас куда-то. В своем нынешнем состоянии, он мог банально навредить. Порче этот факт, казалось, совсем не волновал. Стоило парню щелкнуть замком на двери в комнате, как у него сорвало последние тормоза. – Опаздываем, значит? – голос был тихим, пока он обходил Порче по кругу, словно присматриваясь. – Мне жаль, сладость. Ким цокает языком и сдирает с парня кожаную рубашку, оставляя тонкий шифон, и тут же давит пальцами на основание шеи. – Сладость. Я твоя сладость. Думаешь тебе можно все? Губы утыкаются в стык плеча и шеи. Ким не кусает, ведет широкую дорожку вверх, к гладко выбритому подбородку. Порче рвано выдыхает, но не двигается. Позволяет ему творить свой произвол. – Нет. Прости, сладость. Ким усмехается. Вытягивает рубашку из брюк и тут же сдирает ее через голову Че, чтобы не тратить время на пуговицы. Парень снова выдыхает. Когда холодный металл колец касается горячей кожи. Музыкант обводит руками крепкое поджарое тело, в очередной раз усмехаясь тому, как ему повезло с парнем. – Прощу. Но сначала, – Ким кладет ладони на твердые плечи, – стребую с тебя виру. Под тяжелым взглядом Порче опускается на колени, складывая руки за спиной. Музыкант оглаживает взглядом любимое лицо, пальцами сминает щеки, заставляя раскрыть рот, в который тут же запускает два пальца. Ресницы парня подрагивают, когда то прикрывает глаза, втягивая плоть в себя, лаская языком. – Расстегивай. Ким дает парню возможность отказаться, отступить, показать, что ему не хочется. Но Че только тянется к полам его пиджака, сначала распахивая их, а потом быстро перемещается к брюкам. Парень расстегивает ширинку и останавливается, снова убирая руки за спину. Смотрит невозможными, огромными глазами, приглашающе открывает рот. Ким стонет, сгребая рукой волосы, второй рукой спуская брюки с трусами ниже. Порче не отрываясь смотрит на него, словно это не у его лица сейчас член Кима. – Рот, – Порче открывает шире, высовывает язык, становясь похожим на самую блядскую картину, когда-либо существовавшую, – молодец. Парень закрывает глаза, когда на язык ложится головка. Ким двигает бедрами сам, удерживая волосы Порче в ладони. Сначала медленно, словно пробует, потом смелеет, не встретив сопротивления. Толкается в теплое горло, бархатом стенок обхватывающее его ствол. Мягко, но твердо и уверенно, зная, что ему сейчас позволено все. Он мог бы выдрать Порче в глотку. Киму не хочется жестко. На жестокость с Че никогда не тянет. Вместо этого только безграничное ощущение власти и покорности, охватывающее его целиком. Парень принимает умело, словно всю жизнь только и делал, что стоял на коленях с его членом во рту. Через несколько минут мерных движений Ким полностью достает ствол, собирая пальцами растекшиеся по подбородку слюни, и дергает Порче наверх, целуя. Языком забирает свой вкус, сминает пальцами мягкие бока. Парень все еще держит руки за спиной. – В кровать. Порче быстро и понятливо избавляется от остальной своей одежды. Заползает на застеленную мягким покрывалом постель. В чужих глазах ни грамма сознания, только горячая страсть. Ким улыбается такому единению их настроений, смотрит, как парень устраивается на кровати, призывно выгнув поясницу. – Ну же, смелее, Ким. Ким капает слюной на паркет. Смотрит на парня таким же взглядом, которым обычно тот смотрит на него. Потому что картина перед его глазами – чистая бесстыдная вульгарность. Порче не стесняется себя и своего тела, выставляется, прогибаясь, и смотрит в глаза так, что мыслей не остается. Ким сбрасывает одежду и присоединяется к парню на кровати. Спускается поцелуями и укусами по позвоночнику, облизывает ямочки на пояснице. Рядом рука Порче протягивает ему баночку смазки и резинки. Ким смотрит удивленно, давит рукой, чтобы парень перевернулся. Заглядывает в глаза, не находя в них сомнений, но все равно спрашивает: – Точно хочешь? Может быть не очень. Порче кивает и притягивает его в поцелуй, обнимая руками за плечи, разводит ноги шире. – Люблю тебя, Ким. Так что бери, если хочешь. Кима срывает. Он плюет на нежелание оставлять метки, кусается и царапает нежную бронзовую кожу. Растягивает быстро, но действенно, почти не отвлекается, все равно следит за лицом и дыханием Порче. В груди все еще кипит азарт и огонь сегодняшнего странного настроения. В голове не остается ни одной связной мысли, когда он на пробу аккуратно толкается в жаркую глубину. – Сладость. Порче скорее шепчет, чем стонет, заставляя тугой узел в его груди свернуться сильнее. Ким целует парня, вылизывает призывно открытый рот, воруя сбитое дыхание. Сплетает одну руку с рукой Че, оставляя над головой, вторую устраивает на крепком бедре. Сразу берет быстрый, рваный темп. Двигается жестко, выбивая из груди стоны и хриплое «сладость» и «Кимхан». Порче под ним словно распадается на части. Киму бы испугаться, остановиться, озаботиться состоянием партнера, но Че не дает. Жмется ближе, смотрит в глаза таким взглядом, что мысли в раз исчезают. Остается только абсолютная и неподдельная любовь и принадлежность. Ким кончает, зарывшись лицом в плечо своего парня. Пока крепкие, теплые руки обнимают его, прижимая ближе. Он сдувается сразу же, едва успевает выскользнуть из парня и отбросить две использованные резинки в сторону. Заворачивается в объятья, тут же находя губами губы Порче. Целуются мягко, успокаиваются от схлынувшей лавины эмоций. Порче касается губами его носа. У обоих в глазах слезы. – Все хорошо? Киму нужно просто удостовериться. Это не совсем обычная для них ситуация. Музыканту важно знать, что он не перебрал с наглостью. – Прекрасно, сладость. Порче улыбается ему словно весь сразу. Светится изнутри, грея его теплом и светом, мягким взглядом любимых глаз и нежностью улыбки. – Люблю тебя, Порче. – И я люблю тебя, Ким. Музыкант откидывается на кровати и обреченно стонет в потолок. У них еще десять минут, чтобы привести себя в порядок, прежде чем выйдет отпущенный Кхуном час. Возвращаться в зал не хотелось совершенно. Куда приятнее было бы остаться в одной кровати с Че, нежиться в ласке и заботе. Но Порче заслужил свое признание. Ким должен ему хотя бы этот вечер. Просто чтобы каждая шавка знала, что Кимхан Тирапаньякул занят, прочно и надолго. – Хочешь – не пойдем? Ким вздыхает, притираясь щекой к сильному плечу, и целует кожу поверх своей же метки. – Хочу. Но нужно идти. Порче кивает и утаскивает их в душ. Они выходят в зал минута в минуту. Порче держит Кима под руку, заявляя всем и каждому, кто и кому тут принадлежит. Признает, что сложился в ноги своему мужчине окончательно и бесповоротно.

***

Дома они оказываются почти под утро. Снова в кровати, только на это раз сверху, уже вполне привычно, Порче. они и правда занимаются любовью. Медленно и нежно, с миллионом поцелуев, как обоим нравится, до боли в груди. Ровно до того момента, пока Ким не кончает. Порче уже двигается назад, намереваясь выйти из мягкого и разрушенного тела. Остатки оргазма еще сотрясают Кима крупной дрожью. Но у музыканта, очевидно, другие планы. Он подается назад, выстанывая каждое движение и цепляется за шею Че рукой. – Тише. Лежи. Ким подается назад, сжимает собой почти до боли, сам шипит от чувствительности. – Блядь, сладость. Тебе же… Его затыкают очередным движением назад. Кимхан гнется в пояснице, как будто у него гипермобильность, рукой цепляется за бедро, второй упираясь в изголовье кровати. Говорит, не переставая двигаться, изводить и себя, и его узостью и болью, почти на грани. – Ты как-то распинался о том, что это твоя дырка и твоя задница. Давай завали ебало и кончи в меня уже. Че застывает. Эта ярость в чужом голосе бьет по лицу наотмашь. Его самодостаточный, бесценный мужчина опять окунулся в свою неуверенность. А ведь Порче искренне надеялся, что этот этап они прошли. Парень резко двигается сам, навстречу Киму. Тот стонет высоко и громко, расслабляет напряженные бедра и запускает изящные пальцы, увешанные кольцами, в растрепанные волосы. – Да, блядь! Порче, пожалуйста! Че срывается. Переворачивает Кима на спину и входит снова, складывая почти пополам. Двигается резко и размашисто. Выбивает из мужчины остатки сознания. В какой-то момент Ким закидывает руки ему на плечи, громко и болезненно всхлипывает. Порче хотел бы остановиться, убедиться, что все нормально, но чужие бедра двигаются с ним в такт, не дают ни одного лишнего миллиметра. – Ты прекрасен Кимхан, – резкое движение внутрь ровно по комочку нервов, – когда скачешь по сцене, – еще одно, – когда сидишь на моем члене, – еще раз, – когда вспарываешь чужую глотку любимым стилетом. – Порче! – Я здесь, сладость. Я тебя держу. Ким перестает двигаться совсем. Только царапает ногтями его загривок и смотрит в самую глубину глаз своими заплаканными. Порче наклоняется ниже, целует мягко и глубоко. Ласкает губы на контрасте с яростью, с которой вбивается в податливое тело. Потом утыкается в шею, спускаясь губами к ключицам. Ким поворачивает голову к его уху и шепчет: – Я твой, Че. Твоя детка, твоя ебанная сука и твой цепной пес. Порче застывает на пару секунд, переваривая чужие слова. Попытки дышать с треском проваливаются. День рождения точно у Кима, а не у него? Кимхан до такого ни разу не доходил. Не признавал себя принадлежащим Порче, уж точно не говорил этого вслух. Че вгрызается зубами в чужое плечо, кончая с громким стоном. Чувствует, как сжимаются вокруг него бархатные стенки, и Кима тоже потряхивает во втором оргазме. Болезненном и безумном. Он выходит из мужчины, тут же закутывает того в сатиновый пододеяльник и прижимает к себе сотрясающееся от слез тело. Целует лоб и мокрые щеки и заглядывает в глаза. – Мой, Кимхан. Ты – мой прекрасный ажурный и смертоносный мужчина. Ким слепо тянется к его губам. – Я так боюсь, Че. Порче прижимается губами к теплому лбу. Он знает и так, но мужчине нужно сказать это вслух. Признать, придать реальности, чтобы дать Че развеять чужие сомнения и страхи. Снова вернуть ощущение ценности другому человеку. – Чего боишься, сладость? – Не уходи, Че. Просто... – Никогда, Ким, – смотрит в слезящиеся глаза, держа лицо в ладонях, – я никогда не уйду от тебя. Что бы ты ни делал. – Я люблю тебя, Порче. Парень прижимает его к себе, целует темные пряди, нежно гладит спину. – Я знаю, Кимхан. И я люблю тебя. Ким был богемой. Не боялся себя и, когда был один, никогда не сомневался. Но теперь у него был Порче, влезший под кожу и обосновавшийся в сердце. И не хотелось отвадить его скверным характером или дурными выходками. Но Че его знал, с самого начала читал, как с листа. Парень восхищался им. Любил его взбалмошность и непостоянность, привносившую в их жизнь еще больше огня. Ценил спокойствие и нежность, которые они делили на двоих. Воспринимал как должное его ярость и тьму, вырывающуюся наружу, когда он шел в бойню. Завтра Ким признается, что на балу, злой от потери партнера, который был у того вместо подстилки, Тайм сказал Киму, что он просто красивая задница в постели его мужчины. Что все его выкрутасы терпят, только пока он хорошо трахается. И что никогда не сможет претендовать на что-то большее. А если и начнет, то его уткнут лицом в стену и просто изнасилуют. Для Кима это стало последней каплей. Просто сорвало все его страхи, которые до этого он успешно запихивал поглубже. В основном, с помощью своего парня. Порче выслушает, не подаст вида больше, чем от него требует ситуация. На следующий день сошлется на дела семьи и наберет Макао. Макао соглашается на авантюру, даже не спрашивая подробностей. У него давно чесались кулаки начистить ублюдку рожу. Порче с превеликим удовольствием ломает Тайму кости одну за одной, пока Макао проверяет капельницы. Легкой смерти мужчине, из раза в раз расстраивающему их любимых мужчин, никто не даст. Встретивший Порче, покрытого кровью впервые в жизни, Кимхан улыбнеться и без слов потянет того в душ. Чтобы сцеловать признания и обещания с любимых губ своего молодого мужчины. Безвозвратно укравшего хрупкое сердце, собравшего вокруг него непробиваемые стены. Всепрощением мужчина, носивший в себе отпечаток пса, провожавшего людей в загробный мир, совсем не страдал.