моя святая из святых / my saint of saints

      Связав себя узами брака, они вступают в напряженную рутину. Каждое утро, в самый ранний час, Соллоццо сидит за обеденным столом и читает газету, доставленную в квартиру; рядом стоит чашка кофе. Рей взгромождается на стул по другую сторону стола, пальцами кладя арбузные шарики в рот один за другим. Она будет есть его еду. Почему она не должна? Он все равно редко поднимает взгляд.       Он уходит в середине утра в черном шерстяном пальто и в вихре сигаретного дыма. На нем всегда солнцезащитные очки и кожаные перчатки, хоть у него и есть водитель, который довезет его куда угодно.       Куда он ходит — она не знает.       Рей думает о своем отце, проводящим свои дни в их районе, ходя пешком по фирмам и заведениям и собирая наличные. В послеобеденное время он сидел в отдельной комнате у МакКоев, барменши ждали его как принца.       Империя Соллоццо намного больше. Его бизнес распределен по всему Манхэттену. В его ответственности стрип-клубы и порнографические кинотеатры на Таймс-Сквер, садо-мазо кабаки в районе Митпэкинг и высоколобые игорные логова. Возможно, эти места он и посещает.       Или, может быть, он встречается с другими капо. Все они — посвященные, даже рыжий консильери, Хакс, ирландец, Рей уверена, — не только из-за цвета его волос, но из-за того, как жестко он себя держит. У них это общее. Они не такие расслабленные, как итальянцы. Как и она, Хакс состоит из ярости и жил. Но он ей не союзник. Он связал с ними свою судьбу, может и сгореть вместе с ними — ей все равно.       Соллоццо возвращается вечером, и они ужинают тем чудом, что состряпал шеф. Рей никогда не ела лучше. Устрицы, стейк и свиная корейка. Ризотто с шафраном. Масло с черным трюфелем. Прошутто, нарезанное так тонко, что тает на ее пальцах. Если итальянцы что и знают, так это толк в еде. Рей беспокоится, что теряет свою остроту.       После Соллоццо исчезает. Иногда он уходит сразу к себе в комнату. Иногда остается допоздна в своем кабинете, теплый свет льется из-под двери на полированный пол снаружи. Уходя, он закрывает кабинет ключом, который держит в кармане на груди.       Три ночи в неделю он не приходит домой совсем.       Когда Рей представляла, что убьет Соллоццо, это была фантазия для отмщения собственной чести. Она думала, как прижмет нож к его шее, когда он войдет в нее. Но этого так и не произошло.       Она наблюдает за его рутиной и учится. Она умеет ждать.

*

      Рей ненавидит других жен мафиози, но умеет играть свою роль. Они встречаются за коктейлями раз в неделю в квартире Базины в Верхнем Ист-Сайде. Рей добирается до нее пешком через Центральный парк, проходя статую Алисы в Стране Чудес. Маленькая девочка, потерявшаяся в кроличьей норе.       Все это фарс, большое представление шуб и кожаных сумочек. Бриллиантовые кольца клацают по столам. Ноги в туфлях с высоким каблуком скрещиваются и распрямляются обратно.       Они смеются слишком громко, думает Рей, и слишком тонко выщипывают брови. Все, что они делают, это жалуются на мужей.       — Он сказал, что свозит меня на Майами зимой, и в последнюю минуту — пф! — говорит, что не может уехать из города ни при каких обстоятельствах!       — Он почти не видится с ребенком. Спросишь у него ее имя — ему нужно будет подумать дважды.       Их любимая тема — это секс. Каждая из них объявляет себя жертвой зверя, мужлана, который не держит руки при себе. Их постоянно лапают. Их укладки испорчены, чулки порваны, спины выставлены на обозрение. Ночь за ночью их мучают. Им тошно от желания из-за своих мужей.       Рей выслушивает сотни историй, прежде чем ее просят поделиться своей.       — А что твой мужчина, Рози? Он, в конце концов, Соллоццо. Они печально известные — самые худшие. Зависимые, когда дело касается женщин.       Жены обмениваются знающими взглядами и улыбками. Рей узнает кровь в воде, когда видит ту. Здесь она не может выглядеть слабой, ни на секунду.       — Он кобель, — отвечает она. — Ненасытный.       Вокруг появляются сочувствующие кивки.       — Спасибо, Боже, за любовниц, — говорит Базина. Они все поднимают бокалы за это.

*

      К вечеру Рей выпивает три «Драй мартини» и оказывается в ярости. Соллоццо ест в тишине, как обычно. Она же не притрагивается к ужину, качаясь на стуле, кончиком туфли опираясь о ножку стола.       — Три дня в неделю тебя здесь нет, — произносит она.       Он поднимает взгляд. Его глаза сосредотачиваются медленно, будто он только сейчас заметил, что она здесь.       — У тебя есть любовница?       Он кладет нож и вилку около тарелки. У себя в голове Рей представляет женщину. С платиновыми кудрями и плавными изгибами. Как она смеется над его шутками. Как он шепчет ей в ухо. У Рей закипает кровь.       — Она блондинка? — Рей качается туда-сюда. — С большой грудью?       Он откидывается на стуле и смотрит на нее оценивающим взглядом.       — Сколько ей лет?       Это заслуживает нахмуренных бровей. Интересно. Рей подмечает это. Еще одно слабое место, на которое можно нажать.       — Какая она в постели?       Он смотрит на нее долгую минуту. Затем уголок его рта поднимается.       — Когда я трахаю ее, она всегда говорит «спасибо», — отвечает он.       Желудок Рей падает вниз.       — Она скучна до ужаса, — говорит Рей, крутя в пальцах серебряный десертный нож. — И ты чертов монстр.       Его улыбка тянется через все его лицо.       — Да, я монстр, — произносит он.       Рей втыкает нож в стол, протыкая скатерть.

*

      Рей отращивает ногти и с помощью маникюра превращает их в острые красные коготки. У него есть броня и оружие. У нее будет свое собственное.       Тратить его деньги легко. Рей учится любить туфли — чем выше, тем лучше (ближе к Богу). У нее полный шкаф коктейльных платьев и комоды, переполненные шелковым и кружевным нижним бельем, которое никто на ней не видел.       Она складывает пакеты с покупками в кучу на пустой кровати.

*

      В один из дней она заходит в спальню мужа и видит его часы фирмы «Breitling» на прикроватном столике. У него так много часов, но Рей знает, что эти — его любимые. Она надевает их, браслет тяжелый и большой для ее запястья. Даже застегнутые часы спадают с ее руки. Она прячет их в его комод, в пару черных кашемировых носков.       Соллоццо переворачивает комнату вверх дном в поисках часов. Он увольняет горничную.       На следующей неделе она приходит домой, выпив с другими женами слишком много коктейлей «Текила Санрайз». Это один из тех вечеров, когда он не приходит домой. Уже поздно, и весь персонал ушел.       Рей скидывает с ног туфли в дверях, раскидывая их по полу. Одна из туфлей закатывается под шкаф. Затем она скидывает шубу — та лужей растекается по полу в коридоре. На полпути к своей комнате она снимает зеленое шелковое платье и кидает его через плечо. Рей останавливается около двери в его спальню и расстегивает бюстгальтер. Она крутит его на пальце за лямку, а затем отправляет в полет, и вещица оказывается около ванной комнаты. Затем Рей снимает прозрачные трусики и оставляет их у его двери.       На следующее утро бардака как не бывало. Он ничего не говорит.       Быть игнорируемой хуже, чем быть под пытками, решает Рей. Она становится невидимой. Должен быть способ оставить след.       Той ночью Рей спускается в гараж под Дакотой. Она идет между машин, пока не находит его серебряную «Феррари». Очень медленно и аккуратно проводит грубую линию по безупречной обшивке кончиком самого острого ключа. Закончив, она осматривает свою работу. Как шрам на красивом лице.

*

      — Что, черт возьми, ты себе позволяешь?       Он загоняет ее в угол в коридоре. Возможно, она наконец довела его. Идея восхищает ее, будто заныло в животе. Они ходят друг за другом вокруг маленького столика в коридоре.       — Кто-то должен поставить тебя на место, — говорит он.       — Что ж, если у тебя недостаточно мужества, чтобы сделать это, тогда кто? — выплевывает она.       — О, ты сломаешь зубы о более слабых мужчин, чем я, ragazza.       Внезапно он бросается на нее, и она недостаточно быстро уклоняется. Его пальцы крепко обхватывают ее руку, и Рей неуклюже дергается на столе. Ее свободная рука хватается за него для равновесия.       — Кто я для тебя? — спрашивает она.       — Ты? — он давится словом. Затем возвращает контроль над собой, и она замечает вернувшуюся маску. — Ты принадлежишь мне. Как мои дома. Как мои машины.       «Ты живешь в своих домах, — думает она. — Ты водишь свои машины».       — Я хочу больше, — произносит Рей.       — Разве я не обеспечиваю тебя? Разве у тебя нет всего необходимого? Я вижу счета кредиток. Ты не то чтобы страдаешь от моих грошей.       — Это все чепуха, — она направляет свои слова, будто нож, желая, чтобы он все еще был при ней. — Ты не удовлетворяешь меня.       — Я не удовлетворяю тебя? — его голос становится громче. Она наконец разозлила его.       — Ты не удовлетворяешь меня, — повторяет Рей.       Его грудь поднимается и опускается. Он сглатывает. Убирает волосы, упавшие на глаза. Отпускает ее руку, будто она обожгла его, грубо отталкивая Рей в сторону.       — Тогда найди то, что удовлетворяет, — произносит он, прежде чем повернуться на пятках и хлопнуть дверью кабинета.       «То, что удовлетворяет, — думает она с больным удовольствием. — Он сказал «что». Не "кто"».

*

      Дон Сончини приходит к ним в одно из январских воскресений.       В первый раз Рей слышит об этом вечером до визита, когда Соллоццо проходит мимо в коридоре по пути в кабинет. Он ловит ее локоть длинными пальцами, останавливая ее. Рей подпрыгивает от контакта. Он выглядит усталым.       — Завтра тут будут люди, — произносит он. — Тебе придется развлечь себя.       Будто я делаю что-то другое.       Дон приходит прямо из церкви. Рей понимает это по запаху ладана на одежде в коридоре. Он приводит с собой других капо, так же как и рыжего консильери. Это заседание, понимает она. Официальная встреча. И вместо того, чтобы попросить ее побыть любезной хозяйкой, ее муж отсылает ее подальше.       Рей бросает взгляд на мужчин, сидящих вокруг обеденного стола, прежде чем дворецкий благоразумно закрывает дверь. Сончини сидит во главе стола. Это старый мужчина с лысеющей головой, покрытой шрамами. Он выпирает из своего костюма-тройки, во рту у него зажата сигара. Хакс, потея, сидит справа, Соллоццо — слева. Их неофициальная иерархия, замысловатый танец со смертельными последствиями.       Ее судьба была решена на такой встрече, полагает Рей. Ее жизнь кинули через стол, как фишку казино. Она хочет, чтобы у нее была возможность убить их всех. Но довольствуется самым близким.

*

      Он держит свой кабинет закрытым, но была бы она из Адской Кухни, если бы не могла взломать замок? Она ждет, пока не наступит один из вечеров, которые он проводит вне дома. Все, что требуется — шпилька и немного решимости.       Внутри она вдыхает его запах. Табак и пот. Сандаловое дерево и французское средство после бритья. Его деревянный стол покрыт мягкой зеленой кожей. Рей проводит по нему руками. Поднимает металлическую перьевую ручку. Пальцами ведет по мраморной пепельнице, достаточно тяжелой, чтобы проломить человеческий череп.       Затем она садится в глубокое кожаное кресло, проваливаясь в углубления, сделанные его телом. Она исчезает в нем, ее ноги поднимаются с пола. Она думает о том, чтобы притронуться к себе здесь, в его кресле, в его внутреннем святилище. Но ее не отвлечь.       Ящики тоже закрыты, как Рей и ожидала. Это кропотливая работа: латунные отверстия маленькие, и в них сложно ориентироваться, но Рей опытная. Она запоминает расположение вещей в каждом ящике, прежде чем вытаскивает содержимое и изучает его.       Сначала она читает его бумаги. Счета и накладные. Импорт и экспорт. Аренды рекламы и соглашения о недвижимости. А затем смотрит между строк. Неверные числа. Недостающие части. То, как отмывают деньги. (Она следила за счетами для отца, всегда была знатоком математики.) После нескольких часов она понимает его мир — наконец-то, видит его в виде цифр в своей голове.       Последний ящик другой. Справа внизу. Самый сложный замок. Крепкий и тяжелый, будто редко используемый. Внутри нет ничего, кроме декоративной резной деревянной коробки с белой лентой. В коробке — маленький золотой револьвер с выгравированными перевернутыми треугольниками, составленными из переплетающихся кривых. Выглядит почти по-кельтски, как ирландский крест. И револьвер заряжен.       Ту ночь Рей спит с револьвером под подушкой — как и последующие ночи.

*

      Соллоццо первым нарушает распорядок.       Одним из вечеров он, необычайно взволнованный, поздно приходит домой. Он выкуривает сигарету за сигаретой в гостиной, рукава закатаны до локтей, рядом стоит стакан виски. Она слышит, как он повышает голос на дворецкого, который становится менее заметным. Рей наблюдает за ним в отражении зеркала в коридоре, держась вне поля зрения.       Каким-то образом он знает, что она здесь.       — Иди сюда, — говорит он.       — Зачем?       — Хорошо, подойду я, — он ставит бокал на стол и проводит рукой по волосам.       Он маячит в дверях. Не важно, насколько высокие на ней каблуки, — он всегда раздражающе выше.       — Мы идем прогуляться.       — Прогуляться? — Они никогда не ходили гулять. На улице холодно. Темно. Февраль. Рей устала слушать по телефону, как Базина жалуется на своего мужа.       — Возьми пальто. — Это приказ, но она подчиняется только из любопытства.       Снаружи идет дождь, свет отражается в лужах. В это время дня рядом с Соллоццо нет его мужчин. Они одни. Его рука поддерживает ее за поясницу, когда он ведет ее в сторону Центрального Парка, отмеряя длинные шаги.       Он не говорит, пока они не доходят до террасы Бетесда, где он ведет ее в тень арки.       — Мне нужно сказать тебе кое-что важное, — говорит он. — Слишком важное, чтобы говорить в квартире.       Он выглядит растрепанным. Взволнованным.       — Думаешь, что квартира прослушивается?       — Никогда не знаешь, кто слушает, — произносит он низким голосом.       «Параноик, — думает она. — Теряет хватку».       — Твой отец мертв, — быстро говорит он. — Его застрелили в переулке в Бостоне.       — Что? — она качает головой. Она хочет, чтобы он сказал это снова, чтобы подтвердил это. — Когда?       — Прошлой ночью. Он пытался снова начать свои дела. Люди Костигана пронюхали об этом.       Что ж, ее отец думал, что может залечь на дно в южном Бостоне. Выждать время, чтобы позже разжечь погасшее пламя. Позорнее его поражения может быть только это — провал возрождения своей жизни.       — Значит, я сирота, — произносит Рей.       — Как и я, — мягко говорит он. — Это ничего. Ты привыкнешь.       Она ненавидит его жестокость. Но его доброту она ненавидит больше.       — У меня никого нет, — произносит Рей.       Он несколько мгновений молчит.       — Никого, кроме меня, — шепчет он.       — Пошел ты.       Она разворачивается на каблуках и уходит, оставляя его в темноте.