моя святая из святых / my saint of saints

      Поли не возвращается в Атлантик-Сити. Он зависает у них в квартире, куря, заигрывая с девушками из прислуги и выпивая кофе, пока не приходит время пить коктейли. По большей части он в офисе Соллоццо, но иногда Рей натыкается на него в столовой, пока кто-нибудь не предложит ему перекусить.       Первое время ей без разницы. Чем дольше он здесь, тем больше будет говорить, а если он будет говорить, то, возможно, и Соллоццо тоже. После нескольких месяцев обдумывания различных путей сделать ему больно, теперь это сбивает с толку — то, что по большей части она хочет ответов.       Но мужчины снова разочаровывают ее.       Почти сразу они переходят на итальянский. Рей полагает, что Соллоццо знает не так уж много, но этого хватает на личный разговор перед медиган. Это в порядке вещей. Но Поли, оказывается, говорит свободно, и Соллоццо выглядит так, будто ему тоже удобно.       Есть слова, которые она узнает. Имена. Хакс. Сончини. Лонг-Айленд. Иногда один из них не может подобрать нужное слово, и они на мгновение возвращаются к английскому. Однажды она подслушивала, когда Поли не мог найти итальянский вариант слова «хоум-ран», и оказалось, что она двадцать минут сосредоточенно слушала разговор о чертовом баскетболе.       Она никогда не слышала, чтобы Соллоццо так много говорил. И она не понимает ни слова.

*

      Рей устала слушать за дверьми и прятаться в коридорах. Она уходит, когда ей заблагорассудится.       Она проводит долгие послеобеденные часы в «Блумингдейле» с Базиной, блуждая между стойками с парфюмом и отделами по продаже косметики. Она помогает Базине найти идеальный оттенок тонального крема, чтобы спрятать синяк под глазом, который красуется под ее большими очками от «Шанель».       — Они всегда говорят, что это любовь, Рози, — вздыхает Базина. — Они всегда говорят, что все делают из-за любви.

*

      Одним вечером Рей возвращается домой, когда Поли собирается уходить. Она открывает дверь и застает его надевающим пальто в прихожей. По тому, как он борется с рукавами, она понимает, что он пьян. Поли замирает, замечая ее, и смотрит на нее блестящими глазами.       — Где он? — задает вопрос Рей.       — Ушел, детка, — отвечает Поли одной из своих фирменных улыбок. — А где ты была?       — Уходила, — говорит она.       — Как часто он уходит и оставляет тебя одну?       Рей сбрасывает с плеч меховое пальто и вешает его на вешалку.       — Держит тебя там, где ему и надо, верно? — хихикает Поли.       Рей кладет сумочку на буфет, больше всего желая, чтобы ее нож был при ней.       — Маленькая farfallа, зажатая под стеклом.       Если он двинется в ее сторону, она сможет выколоть его глаза ногтями, думает Рей. Это хотя бы обеспечит ей немного времени.       — Но удовлетворяет ли он тебя, bellezza?       Ледяная струйка стекает по позвоночнику. Рей поднимает голову, чувствуя кинжалы в груди.       — Что ты сказал?       — Ты слышала, — говорит Поли тихим голосом.       — Убирайся нахрен из моего дома.       — О, вот она, — смеется Поли.       — Я сказала…       Он поднимает руки в насмешливом жесте капитуляции.       — Ухожу, ухожу, детка. Не переживай.

*

      Следующим утром за завтраком слова вылетают из ее рта, прежде чем она успевает остановить их.       — Я не доверяю ему, — говорит Рей.       Соллоццо поднимает голову.       — Кому?       — Твоему кузену.       — Почему?       («Никогда не знаешь, кто слушает», — вспоминает она его слова.)       — Он… говорит, — произносит Рей.       Соллоццо молчит некоторое время.       — Кому ты доверяешь? — мягко спрашивает мужчина.       Рей продолжает пить кофе в тишине.

*

      Этой же ночью в коридоре раздается стук, от которого Рей, вздрагивая, просыпается. Она возится со светом и слышит голос Соллоццо, ругающегося за дверью ее спальни. Она тут же понимает, что что-то не так, потому что сегодня вторник, а он никогда не приходит домой по вторникам. Надевая халат, Рей слышит еще один глухой удар о твердый деревянный пол.       Заходя за угол, в прихожей она видит Соллоццо на коленях, упирающегося в пол руками. Круглый столик перевернут, китайская фарфоровая бело-голубая ваза разбита на мелкие кусочки. По полу разбросаны лилии. Его пальто наполовину свесилось с плеча, и Рей видит кровь, пятном расцветающую на белой рубашке. Дверь в квартиру широко открыта. Рей застывает, осматривая всю картину.       Он не замечает ее, когда Рей подходит закрыть дверь. Мужчина стонет позади нее. Когда она поворачивается, он поднимает руку с пола и прижимает ее к ране.       — Господи Боже, твою мать, — бормочет он.       — Что случилось? — Рей недвижимо стоит у двери. — Где Поли?       Соллоццо не отвечает.       — Тебе нужно к врачу, — произносит она.       — Никаких проклятых докторов, — говорит Соллоццо, с трудом стягивая оставшуюся часть пальто со здорового плеча и позволяя тому упасть на пол.       — Почему?       — Просто помоги мне.       Он невообразимо тяжел, водолазный колокол в теле гиганта. Каким-то образом у нее получается перекинуть его здоровую руку себе через плечо, и они, раскачиваясь, поднимаются, пока Рей не встает на ноги, а он не перекинут через нее, как меховой палантин. От него пахнет сигаретами. Она знает запах его «Мальборо Редс», но тут что-то еще, что она сразу узнает. Порох.       Когда они достигают дивана, Рей наклоняет мужчину вперед, и Соллоццо падает на диван, шипя от боли. Он осторожно садится, тяжело дыша.       — Мне нужна сигарета, — произносит мужчина.       — Где они?       — В пиджаке. Внутренний карман, — он поднимает на нее взгляд, его глаза странные и остекленевшие. Его левая рука безвольно болтается. Сквозь рубашку проступает больше крови. — Не могу двигать рукой, — говорит он.       «Беспомощный, — думает она. — Слабый».       Очень медленно Рей встает перед ним коленями на ковер. Она тянется к левому лацкану пиджака и просовывает под него пальцы. Рей осторожно отводит ткань от его тела, стараясь не касаться его. Соллоццо резко вдыхает. Другой рукой Рей скользит между его грудью и мягкой тканью, пока не находит отверстие кармана. Она тянется внутрь и выуживает пачку сигарет.       Соллоццо дышит короткими вдохами, его челюсть крепко сжата. Кожа выглядит бледной и влажной. Рей покачивается на пятках, стуча пачкой по ладони. Соллоццо засовывает руку в брюки и свободной рукой достает зажигалку «Зиппо». Его руки трясутся.       — Могу я сделать, — говорит Рей.       Его взгляд резко перемещается на нее. Она вытаскивает сигарету из пачки и кладет себе в рот. Затем тянется за зажигалкой. Та легко выскальзывает из его пальцев. Рей щелчком открывает металлический корпус, подносит пламя к губам и затягивается, пока кончик сигареты не загорается красным. Соллоццо не двигаясь наблюдает за ней, когда она выдыхает длинный столб дыма. Затем Рей снимает сигарету с губ и медленно подносит к его приоткрытым губам.       Соллоццо жадно вдыхает, его здоровая рука хватает ее запястье, удерживая на весу.       — Una visione, — говорит он себе под нос.       — Кто стрелял в тебя? — спрашивает Рей.       Мужчина берется за сигарету во рту, отпуская руку Рей.       — Дон Сончини, — произносит он.       — Он мертв?       — Да.       — Ты убил его?       — Да.       — Как?       Мужчина наклоняется вперед, подавляя стон, и засовывает руку в носок. Он вытаскивает маленький золотой револьвер.       — Материнским револьвером, — говорит Солоццо, его рот — смесь улыбки и гримасы боли. Он бросает револьвер на диван. Рей мгновение пялится на оружие. Затем возвращает взгляд к мужчине.       — Что будет теперь? — спрашивает она. Соллоццо одаряет ее болезненной улыбкой.       — Теперь начнется война, — произносит он.       Мужчина со вздохом засовывает ладонь внутрь пиджака, чтобы обхватить плечо.       — Ты истекаешь кровью, — говорит Рей. — Ты умрешь.       Он рвано смеется.       — Будешь скучать по мне, piccirè?       Пошел к черту.       — Только мне можно убить тебя, — говорит она не думая. Это личная мысль, высказанная вслух, и теперь она висит в воздухе между ними. Соллоццо сдавленно вдыхает.       — Giá lo fai, — шепчет он.       — Почему нельзя доктора? — резко спрашивает Рей.       — Никому не доверяю.       Кровь уже насквозь промочила левую сторону его идеально белой рубашки. Мужчина задирает подборок к потолку и закрывает глаза. Рей наблюдает, как слабо поднимается и опускается его грудь.       Она принимает решение.

*

      Рей стоит на кухне и берет в руки телефон. Она набирает номер, который знает так же хорошо, как задние улицы Адской Кухни.       Бросая взгляд на часы, она видит, что сейчас пять утра, но продолжает звонить. По другую сторону раздается щелчок, а потом раздраженный вздох.       — Что за чер..?       — Это я, — произносит Рей. С другой стороны потрескивающей линии стоит тишина. А затем раздается голос:       — Что ж, просто чертовски замечательно услышать тебя спустя столько времени, — говорит Кэтлин.       — Кэти, прошло всего несколько месяцев.       Вздох.       — Что тебе нужно, Рози-Рей? Я знаю, ты бы не позвонила, если бы тебе не нужно было что-то.       (Кэти-Кей и Рози-Рей. Их детская перекличка с прозвищами друг для друга.)       — Да, нужно.       Кэтлин вздыхает.       — Насколько все плохо?       — Огнестрельная рана, — произносит Рей.       — Ты? Или кто-то другой?       — Другой, — говорит Рей, а затем делает паузу. — Мой муж, — слово перекатывается у нее во рту.       — Пуля все еще внутри?       — Не знаю.       — Он продержится час?       Рей думает о Соллоццо, распластавшемся на диване.       — Возможно, — произносит она.       — Не давай ему уснуть.

*

      Когда она возвращается в гостиную, становится ясно, что ему стало хуже. Его глаза закрыты, дыхание затруднено. Он бессвязно бормочет себе под нос.       Еще больше проклятого итальянского.       Он не продержится вечно, Рей это знает. Он мужчина — все мужчины умирают. Но он ее. Принадлежит ей, чтобы убить.       И чтобы спасти.       Она встает на колени между его ног и кладет руки на его бедра. Мужчина кривит лицо от прикосновения и открывает глаза, моргая. Он выглядит озадаченным.       — Рошин? — он всегда говорит ее имя правильно. Это должно что-то означать. — Ты все еще здесь? — спрашивает он. Рей сглатывает.       — Это не мое имя, — произносит она.       — Что? — он хмурится, между его бровей появляется толстая линия. Затем судорога боли скручивает все тело, и он снова закрывает глаза.       — Посмотри на меня, — говорит Рей. — Моя мать назвала меня Рошин. Но мое имя — Рей.       Мужчина открывает глаза.       — Рей, — выдыхает он. Так, как кто-то может сказать «спасибо». У него получается полуулыбнуться и наклонить голову в сторону. — Я Бен.       — Я знаю, — говорит она.       — Скажи, — тон, которым он отдает приказы.       — Бен.       — Черт, — стонет он. Кровь теперь и на диванных подушках, и лениво капает на пол.       — Не закрывай глаза, — говорит Рей. — Скажи, почему это сделал. — Он рассматривает ее несколько мгновений. Затем делает вдох.       — L’ho fatto per te, — произносит он.       — Говори по-английски!       — Нет слов по-английски.       («Идиот, — сказал бы ее отец. — Это Америка».)       — Рей, — он вертит слово на языке, как игральную карту. — Я думаю, что умираю.       — Так и есть, — произносит она. — Но я не позволю.       — Мучаешь меня. До последнего вздоха, Розеллина.       — Еще немного, — говорит Рей, смотря на «Брейтлинг» на его запястье. Циферблат испачкан кровью. Рей чувствует привкус железа в воздухе.       «Кэтлин, — думает она. — Ну же».       Внезапно он двигается в той своей особой манере. Быстрый и гибкий, как животное. Его руки оказываются в ее волосах, цепляясь и потягивая. Он поднимает ее подбородок вверх и кровавыми пальцами ведет по челюсти. Мужчина прижимается лбом к ее лбу, и Рей вдыхает его запах.       — Просто дай мне это, крошка, — говорит он. — И я уйду к святым.       Его губы касаются ее губ, и Рей ничего не может поделать, она так долго ждала, так много ночей, сжатая, как пружина. Что-то щелкает. Она подается ему навстречу, цепляясь за лацканы пиджака. На вкус он как дым и кровь. Рей проводит языком по его губам, и издаваемый им звук зависает где-то между болью и наслаждением. Она слышит собственный стон. Его пальцы сжимаются в ее волосах; она прикусывает его нижнюю губу.       «Бен», — думает она.       — Рей, — стонет он у ее рта.       Рей слышит хлопок входной двери и стук обуви в коридоре. Они отстраняются друг от друга, лишенные дыхания. Рей поворачивается и видит Кэтлин, стоящую в арочном проеме, в ее руках кожаная докторская сумка, а на губах — ироничная улыбка.       — Неплохое местечко, Рей, — ухмыляется ее сестра. — А ты хорошо устроилась, да?