fencing you

       Виски гудят, и Олег жмурится, прижимая подбородок к груди. Ледяной душ бодрит — вода стекает по загривку, волосы липнут, мурашки бегут по рукам. Олег стоит до тех пор, пока мышцы плеч не сводит от зудящего холода, и только тогда, выключив кран и по-собачьи встряхнув головой, выходит в ванную. Плитка ледяная, но Олег не ведёт бровью, ступает босыми мокрыми ногами на пол. Постелить бы коврик, да он всё откладывает на потом, и «потом» не случается никогда. Пока чистит зубы, продумывает, успеет ли съездить сегодня в медцентр после вечерней тренировки: Прокопенко своими руками придушит его и закопает в соседней лесополосе, если Олег не сходит на плановый осмотр до конца недели. Ненароком смотрит на яркий розовый след на запястье — свежая царапина, потому что один умник не научился правильно колоть. Олег сплёвывает пасту. Долбаёб Дмитриев опять не проверил болтики в своём наконечнике и сломал об него шпагу, решив, если не в честном бою, так хотя бы убив, победит. Олег ненавидит халатное отношение к спорту — и, кажется, поэтому вот-вот начнёт ненавидеть Дмитриева, если тот ещё раз попытается перед началом сезона повыебываться. Олег вытирает лицо, решив, что побреется завтра. В квартире холодно: ветер свободно гуляет по коридору, свистит откуда-то из углов прихожей. В мраморной звенящей тишине любые звуки кажутся запредельно громкими, но Олега это не беспокоит, наоборот, тишина — его любимое место, состояние, его покой и его спокойствие. Возвращаясь домой, отключаясь от внешнего мира, Олег погружается в эту зыбкую мраморную тишину, чтобы мирить голову и много думать. А думать в его деле — самое важное умение. Одевшись, Олег от злости скрипит зубами, когда телефон звонит. Трубку он сначала брать не хочет, потому что это опять может быть студентка-репортёрша с федерального канала, а он слишком устал от её назойливых вопросов про личную жизнь, но звонит всего лишь Денис Трубарёв, и нехотя Олег отвечает:       — Да?       — Привет, спишь? — По голосу становится ясно: дело хуйня. Говорит Ден хрипло и тихо, хотя обычно кричит резаной курицей даже когда нужно помолчать. — Я это самое … Че звоню-то, меня сегодня не будет.       — Да ну? — Олег ставит звонок на громкую связь и начинает собирать спортивную сумку.       — Ага-п. Но я тренеру ничего не сказал, я ссу очень. Отмажешь? — Олег рот открывает, но Ден перебивает и продолжает сухо мямлить: — Да-да, я долбаёб, гулял без шапки, прости, мам! Ну так че? Я просто это … денёк полежу, чайка пропью и завтра живой-здоровый на вечерке уже буду как штык.       — Тебе, может, что-то привезти надо из аптечки? — Волков трёт переносицу, уже гадая, на какое число придётся перенести медцентр. Говорит напряженно и холодно, потому что злится.       — Женушка ты моя! Нет, Нинуля вернулась от родителей, так что я тут как сыр в мас- … Поняв, что сморозил лишнего, Денис быстро захлопывает пасть, да так громко, что Олег слышит треск челюстей.       — И это Нинуля от родителей грипп привезла, да?       — Братан …       — Просто так сложились обстоятельства, ага?       — Братан, клянусь. Золотым клинком клянусь, что честно заболел! Хочешь, даже градусник тебе вышлю? — Олег красноречиво машет головой, хотя Трубарёв его не видит. — Ну я это … Так, отмажешь? Только Прокопенко не говори, что Нина приехала. Слёзно тебя прошу, скажи … Скажи, что я тут умираю и со смертью бой веду последний, так сильно хочу на тренировку вернуться, поэтому сам не позвонил! Да и потом, ты же знаешь, ему сегодня вообще не до меня будет.       — Это ещё почему?       — А ты не слышал? — К этому моменту голос Дениса снова начинает звенеть колокольчиком, и это значит, что давить из себя больного он устал. — К нам же из московского «Динамо» переводится какой-то хуй. Я думал, тренеры тебе говорили, не? Ну, я подробностей не знаю, ты сам как-нибудь вытяни, но там федерация фехтования за него впряглась, так что реально какой-то важный поц. Саблист или шпажист тоже, не помню. Олег щелкает языком и несколько раз кивает сам себе, глядя в одну точку. Денису отвечает только натужное «ладно, лечись» и первым отключается. Какой-то хуй из Москвы — обнадеживающе. Бог Дену судья, ничто не заставит Олега выйти из душевного равновесия, если он твёрдо решил, что сегодня проведёт две стандартные тренировочные сессии с холодной головой. Поэтому, дособрав сумку с запасной одеждой и проследив, чтобы все окна оставались закрытыми, а в квартире остался полный вылизанный порядок, Олег выходит из дома.

***

Время играет на руку. Поднимаясь в общую тренерскую, чтобы поздороваться с Прокопенко, Олег открывает дверь в момент, когда рыжая пахнущая злостью и накалом страстей голова вырывается наружу. Олега от резкого толчка качает, он хватается за косяк, чтобы не упасть, а парень со звонким «Блять!», отпрыгнув, едва не бьётся затылком о стену. У Олега рефлекс — он протягивает руку быстрее, чем рыжий успевает опомниться, и мягко, но быстро перехватывает того за шею, чтобы не упал, поскользнувшись, на мраморной плитке. Рыжая голова поднимает резвый голубой прищур, и Олег, сощурившись, отступает, пропускает, а потом ещё пару секунд глядит уходящей спине вслед, глупо моргая.       — Кто это? — Спрашивает Олег, переводя взгляд на стучащего чайной серебряной ложечкой о край стакана кофе Фёдора Ивановича. Прокопенко непоколебимо спокойно машет ему рукой: садись, сейчас всё расскажу. — Это тот, которого из «Динамо» прислали?       — Олежа, ну тебе ни «здравствуйте», ни «как у вас со здоровьем?», сразу рубишь с плеча.       — Здравствуйте, Фёдор Иванович … Как у вас со здоровьем? — Олег неуютно пожимает плечами, сидя в мягком кресле и немного проваливаясь корпусом. Его тренировка начинается через пятнадцать минут, и, честно говоря, он рассчитывал провести это время в раздевалке или в зале, настраиваясь. Но раз главный тренер до сих пор в своём кабинете, он, выходит, тоже может ещё не спускаться.       — Пойдёт. Хотя спина очень болит по вечерам. Ты, кстати, записался в медцентр, как я тебя просил? Там одна медсестричка тебя везде без очередей проведёт, а то я очень переживаю. — Тренер заговорчески подмигивает, и Олег нехотя улыбается. — А это … Это наш новенький. Из Москвы птенчик, решил, что заниматься будет в Питере, ну а что я скажу против?       — Сам, что ли, решил? Или его бывший тренер выгнал? — Если так, то дело дрянь. Олег не горит желанием размениваться временем своих главнокомандующих, если они будут тратить его не на сборную, а на новых зелёных выходцев молодёжных клубов.       — Ой, Олег, там такая история долгая, не забивай голову. Но нет, тренер не выгонял, парень сам связался с Леонтьевой. — Удивление на секунду застает Олега врасплох: он пораженно дергает бровями вверх. Если у этого рыжика были ресурсы, что связаться напрямую с президенткой фехтовального комитета, то кто он, блять, такой? Впрочем, неважно. Олег прокашливается.       — Ладно. Там Денис просил передать вам, что сильно заболел. У него температура и насморк, сказал, что не хочет остальных заражать. Говорит с трудом, поэтому сам не позвонил       — Трубарёв-то? Прокопенко пускает смешок в кружку, и кофе глухо булькает. Поставив чашку на стол, он кивает за спину, где на маленьком приставленном к шкафу столике стоит кофемашина с серебряными кнопками, спрашивает без слов: ты будешь? Олег отрицательно машет головой.       — Нет, спасибо.       — Ну ладненько. А у Дениса-то чего случалось? Где он простудиться успел? Я же сказал, чтобы одевался теплее щас … Хотя подожди, фигуристка что ли его вернулась? Закусив губу, Олег кивает, не произнося очевидного вслух, потому что обещал не говорить.       — А, ну всё понятно. Передай ему тогда вот что: если к концу недели не явится, может о своём месте в запасе сборной забыть. Гулянки-гулянками, но пропускать тренировки — это беспредел. — Фёдор Иванович говорит так эмоционально и комично, что Олег опять расплывается в улыбке. Над дверью громко гудят механические часы, и они синхронно поворачивают головы, сверяя время. Без десяти. Олег кивает сам себе и уже аккуратно встаёт, чтобы пойти начать пробежку, как Прокопенко его тихо окликает: — Олег, подожди, пожалуйста.       — Да?       — Ты же меня услышал?       — Простите?       — Я же насчет медцентра это серьезно всё. На носу Мира, и это Олимпийский сезон, но ты же сам знаешь … медали-медалями, да только это будет неважно, если ты вдруг инвалидом заделаешься, меня твоё здоровье очень беспокоит.       — Фёдор Иванович, это же фехтование, а не конный спорт. Царапины и синяки — мой максимум, ничего травмоопаснее я всё равно не получу … — Олег пытается звучать спокойно и тихо, но тренера так просто не проведёшь. И про мигрени он знает всё, и про растяжения в икроножных мышцах, и про колющие боли в сердце. Олег проиграл своё тело заведомо, едва не то что вступил ногой за порог, едва он взглянул на перспективу пойти в большой спорт, и кому, как не старшему тренеру сборной России, не знать об этом наверняка.       — Олег. — Тренер грозит ему совсем по-отцовски пальцем. — Со мной шутки плохи.       — Я вас понял, Фёдор Иванович. — Олег сипло усмехается и неловко чешет затылок.       — Ну и славно. — Прокопенко, напоследок лязгнув кружкой, поднимается и весело хлопает в ладони, перетирая пальцы. Из собранного и серьезного, его лицо становится персиково-розовым, улыбающимся, довольным. — Тогда давай, марш в зал! Тренировка через пять, а ты тут прохлаждаешься! Почтительно кивнув, Олег выходит из маленького тренерского кабинета. На лестнице, облокотившись на тонкую рейку подоконника, уставившись в телефон, стоит всё тот же рыжий чёрт. Олег пугается и тормозит на секунду, потому что всегда немного в напряжении, когда видит посторонних в стенах спортшколы. Особенно во время утренней тренировки. Он рассматривает вытянутое светлое и мраморно-художественное лицо парня и не моргает.       — Чего уставился?       — А ты че стоишь?       — А твоё какое дело? — Ну вот и поговорили. Олег напряженно пожимает плечами и отворачивает голову, смотреть на мелкую язву вдруг становится неприятно. Язва улыбается, покачав головой. — Да ладно, блять, извини. Я Серёга. — Олегу на оценку протягивается ладонь, увенчанная пятью длинными пианисткими пальцами. Сдвиг по фазе в ушах шепчет, что такой рукой неудобно держать француженку. У Сережи на косточке указательного нет красного следа натёртости, как у него самого.       — Олег. — Тем не менее, говорит Волков, прищурившись и сверху-вниз рассматривая парня: молодой и ретивый какой-то, как пёс уличный. Рыжий и белый. В синем широком адидасовском костюме, будто выпрыгнувший из тв-сериала про бандитов восьмидесятых годов.       — А я тебя знаю. — Пёс прищуривается, волосы падают на лицо. — Да тебя же все знают. «Гордость России» и «самый красивый холостяк на спортивной арене» по версии GQ. — Серега вскидывает подбородок, снова щурится, будто пытается казаться опаснее и больше, чем он есть на самом деле. Внутри Олег смеётся, снаружи — просто молчит, ждёт, пока нерадивый рыжик что-нибудь ещё скажет или уже закончит этот бесполезный смол-ток. — Вот я и подумал: наверное, раз уж в «Импульсе» сам Олег Волков тренируется, смогу вслед подтянуться тоже за ним. — Несмотря на формальный пафос, говорит Серега крайне серо и пессимистично, нарочито издевательски выделяя «сам», будто пытаясь Олега этим задеть. Олегу-то че? Он фыркает, закатив глаза, и идёт мимо, — тратить больше времени не намерен. Как будто Олег спрашивал, что эта рыжая бестия тут делает. От неприятного контакта очень хочется встряхнуться, чтобы пыль от разговора спала и не сковывала плечи.       — Удачи. — Кидает вслед рыжая голова, но Олег не оборачивается и никак не реагирует.

***

Лоб снова гудит. Олег медленно шагает вперёд, держит в правой — ведущей, — руке шпагу так крепко и надёжно, что лучевые кости щемит. Прокопенко часто прикрикивает на него за это, ругает, что слишком перенапрягает руку и из-за этого к началу финальных боёв уже её не чувствует. Олег отмахивается, но знает на самом деле, что тренер прав — Олег просто бывает слишком гордый временами, чтобы согласиться. И вот сейчас — оно самое, момент, когда перед глазами поволока, тело собрано и напряжено, ноги ноют, готовые вот-вот прыгнуть во флэш-атаке, пока его противник обманчиво полагает, что загоняет Волкова к штрафной полосе, назад, к концу дорожки. Олег внимательно следит за наконечником шпаги Грома — Игорь бывает едкой каменной заразой, но уж очень предсказуемой и считываемой. У них схожая манера ведения боя: выжидают, никогда не кидаются напролом, доводят соперника до состояния паники и ситуативных поспешных решений. Хотя, на скромное олеговское мнение, Игорь прытче и чуть глупее в моментах, когда нужно взять паузу и стратегически отойти на пару шагов назад. Поэтому Игорь и не возглавил сборную. Поэтому Игорь уступил, поджав губы. Шагая назад, Олег, крепко вставая на ноги, чувствуя дорожку под собой, провоцирует Грома двинуться навстречу — две шпаги звенят, перебиваясь в воздухе, когда клинки бьются друг о друга. Игорь явно задумал атаку, подбирает дистанцию, крадется кошкой, вылавливает секунду, чтобы перехватить ведущую позицию. Но Олег быстрее, он выкручивает руку, ярким рывком делает излюбленный флэш и колит. Звук укола глушится четырьмя скользящими быстрыми шагами. Игорь останавливается, возмущенно вскидывая руки, он неверующе смотрит на загоревшееся красным светом табло: пятнадцать — тринадцать, боец слева победил. Скидывая на скрипучую дорожку маску, Гром не то смеётся, не то прожигает в Олеге дыру:       — Ну ты и волчара обоссанная. — Игорь жмёт руку и с угрозой тянет Олега ближе. — Но это последний раз, клянусь тебе. Волков снимает маску аккуратно, зажимает её подмышкой, с довольной улыбкой смотрит Игорю в глаза без страха. Сверху вниз, возвышаясь, но сохраняя ясное хладнокровие, будто ни победа, ни разница в росте ему не важны.       — Если ты думаешь, что тупое махание гардой тебя защитит, то можешь уже бросать спорт. Смиряя несколько секунд друг друга тяжелыми воинствующими взглядами, оба резко всхлопываются — искры в глазах загораются. Они смеются, и тяжелая рука Олега хлопает Игоря по плечу.       — Отключайся. Олег остаётся на дорожке, ждёт, когда к нему подключится следующий. Он разминает шею, встряхивает правую руку и несколько раз приседает. Ещё не устал, но два часа тренировки сказываются, мышцы постепенно забиваются и зудят, а голову снова стреляет. Гречкин задорно потирает руки, одна из которых в перчатке, а другая с двумя большими серебряными кольцами. Даже с ног до головы одетый в чистую белую форму, он походит не на благородного фехтовальщика, а на цыгана с московского вокзала.       — Олежа, Олеженька. — У Кирилла весёлое настроение, пританцовывая, он пробует работу шпаги, хлестко бьёт себя наконечником в кроссовок — зелёный огонек на табло загорается, — и подходит к Олегу, чтобы проверить гарды. — Ты само очарование, когда так хмуришься. Игнорировать Гречкина — выкованное сталью пяти лет совместных тренировок первоклассное умение Олега. Вокруг него витает аура чёрствого не вызывающего доверия скользкого типа, и Волков, даже беря во внимание неплохое умение Кирилла фехтовать, не готов переступать черту профессиональных отношений и становиться с ним не то, что друзьями, так хотя бы приятелями.       — На старт. — Говорит он.       — Ого, кто-то опять не в духе. К тебе твоя собственная Ниночка из Москвы не приехала ещё? Олег не слушает. Надевает маску с лицом гранитной отстраненности и встаёт в позицию, глядит вне худой и вытянутой фигуры Гречкина, дистанцируется.       — Ну и пожалуйста. Бой длится восемь минут и двадцать три секунды. Олег заносит решающий укол четко в коленную чашечку, Кирилл пищит под маской от изумления, но когда снимает её, выглядит прибитым к стене комаром. Олег жмёт руку, выглядело серо, а сам выискивает свободную лавочку, чтобы сесть и растереть забитые икры. На тренировке время тянется в своём персональном ритме: то растягивается, то сужается — становится пластичным и инертным. Иногда Олегу кажется, что проходят часы — когда он в бою с кем-то умным и профессионально выкованным; иногда — что время сыпется сквозь пальцы, и Волков не успевает понять, когда тренировка успела закончиться, если он только-только переступил порог. Бой с Кириллом проходит по заведомо решенному пути, Олег не помнит начала, как уже оказывается в конце. Двери зала распахиваются со свистом — кто-то не рассчитывает свои силы и слишком сильно толкает их за ручки. Обернувшись, Олег видит рыжего чёрта, подсвеченного лампой из коридора, всё в тех же синих спортивках. Олег сразу же — на автомате, не успевая обдумать, — переводит взгляд на тренера: Прокопенко откладывает клинок, что с увлечением крутил-чинил последние десять минут, и поднимает голову. Удивленным тренер не выглядит, а значит ждал. Знал. Олег закусывает щеки изнутри: больше всего он ненавидит, когда тренировочный процесс прерывается. Шум в зале — свист и рокот шпаг, переговоры, тихие крики, — прерываются, теперь каждый смотрит на вошедшего незваного гостя.       — Сергей, в чём дело? Твои тренировки начнутся через два дня. — Прокопенко, переваливаясь, но делая это с неуловимой грацией человека большого спорта, встаёт.       — Стало интересно.       — Ну, интерес — не порок, или как там говорилось. Ребята, знакомьтесь — это Сергей Разумовский. Сергей, знакомься, ребята. В зале — тишина. Олег ведёт бровью. В воздухе повисает только неозвученный вопрос и парочка претензий. Олег считывает беспокойство по сведенным бровями Грома: тот думает, прикидывает, станет ли это рыжее чудо заменой кому-то в сборной в России, не просто же так Прокопенко тратит их тренировочное время?       — Привет, лисёнок. — Гречкин подскакивает первый, смиряя Сережу бесстыдным косым взглядом с ног до головы. Сережа от его взгляда не робеет. — Кирилл. Сережа только кивает, жмёт руку, но делает это без доли смущения или кокетства. Олегу трудно считать выражение его лица, он просто наблюдает со стороны. Сережа окидывает их просторный и светлый зал взглядом робота, сканирующего помещение на предмет опасности. Он аккуратно и вскользь смотрит на каждого из спортсменов, уже потерявших интерес и продолживших тренировку, а в конце — на Олега. Волков сразу думает: ничего хорошего от появления новичка не произойдет.       — Фёдор Иванович, для меня большая честь присоединиться к вашей команде. — Говорит он тренеру.       — Ну что ж, время ещё покажет, взаимно ли это. — Прокопенко беззлобно смеётся Олег встает с лавочки, берёт шпагу и идёт на дорожку.