fencing you

       После тренировки у Олега одна забота — добраться до дома, до квартиры, и отрезаться от внешнего мира. Он переодевается, закрывает за собой раздевалку, потому что остаётся последним, сдаёт на рецепции ключи и прямо перед выходом стопит: чувствует, как что-то острое едко клюёт внутри. Олег неприятно елозит шеей и, плюнув, разворачивается и идёт на третий этаж к тренерской. Девушка за стойкой администрации — Аня, — кричит ему в спину, хлопая глазами:       — Олег Давидович, а вы куда?       — Не все дела ещё закончил. Светлые коридоры и лестницы «Импульса» воодушевляют и успокаивают. Голубой оттенок стен проёмов кажется воздушным и милым, Волков невесомо касается белой оконной рамы и мимоходом заглядывает через приоткрытую форточку наружу: сентябрь тёплый и знойный, только-только перевалившее за полдень солнце горит и переливается. Дверь кабинета Федора Ивановича открыта, а из-за косяка выглядывает знакомое плечо. Гром. Олег подходит и, чтобы не испугать, стучит по руке. Игорь вздрагивает и чуть не замахивается, будто готовится ударить или схватиться о стену, но, узнав Волкова, облегченно усмехается.       — Господи, ты че подкрадываешься? Вообще, хорошо, что ты тоже пришёл, у нас тут маленький разговор с тренером. — Прокопенко выглядит таким задушенным, что Олег понимает — говорит в основном Игорь.       — Я по наитию. Федор Иванович стоит у стола, опираясь корпусом, и задумчиво чешет усы — тренерская философская фигура. Поглядывая невзначай то на подоспевшего Олега, то на Игоря, он продолжает вести сам с собой какой-то неслышимый разговор.       — Федор Иванович, не знаю, о чём вы тут говорили, но я хотел у вас узнать насчет- …       — Рыжего этого, да? — Олег кивает, а Игорь со вселенской загруженностью в глазах вздыхает на тренера. — Ну вот и я о нём же. Он ведь кадет, нет? Почему тогда его перевели в наш состав? Почему он будет тренироваться в нашей группе? Откуда он вообще взялся? Московские клубы никогда с нами не сотрудничают, уж тем более не отдают своих … самородков. Олег с Игорем переглядываются, усмехаются. Вражда, выращенная на десятилетиях кровавой конкуренции между фехтовальными организациями двух столиц России, не знает начала и конца. Готов ли спортивный оргкомитет простить главному тренерскому штабу, что олимпийская сборная занимается в Санкт-Петербурге? Едва ли. Собирается ли из-за этого «Импульс» переезжать? Из принципа не собирается. Олег зубами вгрызется в землю, если потребуется, но стены родной спортивной академии будет отстаивать до последнего. И тут, получается, как гром среди ясного неба явление — спортсмен из «Динамо».       — Игорёк, не перегибай. Ваше время ни со мной, ни с Аллой Игнатьевной, ни с Дмитрием Александровичем сокращено не будет, поэтому лепет свой кончай. Я ещё должен тут перед вами оправдываться, «зачем» и «почему». Сборная растёт, страна наша на спортсменов богата, хорошие крепкие ребята появляются повсюду. У Игоря от напряжения на лбу искривляются грубые морщины. Олег предпочитает молчать, сохраняя нейтралитет, сощуривается. В словах Прокопенко есть своя доля правды, но и личный укол обиды жжётся.       — Тренер, вы бесспорно правы, это да. Но лично я столько лет пахал, чтобы сюда попасть, а этот птенец взял и объявился из ниоткуда? Это на основании каких ещё достижений, вы меня простите? — Гром кусает изнутри щеки и пышет, гудит, как готовящийся прыгнуть в атаку пёс. Олег его тихо в плечо толкает: остынь. Игорь не остывает. — Может у него у родителей связи какие, а мы просто не знаем? Да только делов-то в этих связях сколько, если работать нужно?       — Игорь. — Федор Иванович заводится. — Ты не забывай, пожалуйста, с кем разговариваешь. Если решу, перепишу полный состав сборной и наберу малолеток — мне слова поперёк никто не скажет.       — Только давайте без угроз. — Вмешивается Олег, постукивая пальцами по стене для успокоения, потому что понимает — к нему относится тоже.       — А какие тут угрозы? Я не об угрозах говорю вообще-то, парни. Я прошу — хотя мне странно это делать, ведь вы не маленькие мальчики, — уважать моё и федерации решение. Сергей хорошо себя показал: два года в основном составе сборной Москвы, среди кадетов трехкратный чемпион России — пацану же развиваться нужно, искать себе горшок побольше. Облокотившись на стену, Олег собирает руки на груди и смотрит в белый потолок: в уголке ползет скромная трещинка. Игорь ходит туда-сюда, а Прокопенко за ним понуро наблюдает. Все недовольны.       — Если вам что-то не нравится, прошу. — На лице Фёдора Ивановича появляется ехидная ухмылочка, ознаменуется конец конфликта. — Договаривайтесь с Леонтьевой о встрече, я уверен, что она ... — Он стреляет взглядом в Олега. — Будет рада встретиться с капитаном за официально-деловым разговорчиком.       — Можно, пожалуйста, без Леонтьевой. Пожав плечами, тренер снова пространно улыбается и садится за стол.       — Тогда нам больше не о чем говорить. Жду обоих вечером без опозданий. — Стрельнув пальцем, Прокопенко открывает крышку ноутбука, что означает прозрачное: всё, пошли вон, мы закончили. Олег с Игорем выходят из тренерской, прикрыв дверь, и пару секунд стоят-молчат, каждый о своём думает. Потом спускаются по лестнице, и больше светлый цвет стен Олега не расслабляет, он в напряжении, хочет поехать домой и лечь спать.       — Как Юля? — Решает он, тем не менее, разбавить обстановку. Вопросы про Пчёлкину Игоря всегда расслабляют и воодушевляют. Влюблённые, они такие.       — Мне кажется, что если я её сейчас не увижу, то придушу кого-нибудь встречного. Ну мы кстати последние дни че-то собачимся слегка, надоело.       — А в чём дело?       — Да по фигне всё так же, разберёмся. — Игорь отмахивается и первый, как бабочка из куколки, выпархивает на задний двор спорт-комплекса, скрипя кроссовками о красную бетонную плитку. — Ты же знаешь женщин, существа необъяснимые.       — Ну-ну. — Добавить Олегу решительно нечего, и он только поправляет сумку на плече. Двенадцать часов дня, а на улице жарко — бабье лето. Олег, щурясь смотрит мимоходом на перистые питерские облака и их причудливый витиеватый узор, а Игорь его на прощание несколько раз хлопает по плечу.       — Я побежал, давай тогда, до вечера. Игорь уходит, скрываясь на парковке, а Олег идёт в сторону дороги, попутно вызывая такси. Он бы тоже взял машину и сам приехал, но экономит силы. По ту сторону уличной каменной арки стоит Серёжа, и, конечно же, блять, видит взвинченного Волкова. Олег его сначала пугается, а потом, кивнув, спешит поскорее пройти мимо, но замечает в сережиной руке сигарету и останавливается, тормозя пятками. Сережа его красноречивого удивленного взгляда не понимает и вопросительно дёргает бровями. Синий костюм при нём же, но олимпийку где-то проебал, теперь стоит в одной футболке.       — Ты куришь?       — Нет, блять, парю. — Серёжа затягивается и выпускает в сторону дым.       — Бросай. — Олег пытается говорить не раздраженно и твёрдо, но у него не получается. Свет солнца отражается в кривой издевательской усмешке Сережи, который не пытается скрыть едко вспыхнувшее ответное возмущение.       — Ещё чего? Это отбор в сборную такой?       — Это мой профессиональный совет. — Олега от сигаретного дыма воротит и тошнит, но не так сильно, как от пытающихся сигаретами повыебываться чудаков. — Если ты хочешь тренировать в «Импульсе», тебе нужно следить за своими лёгкими и дыхалкой. Слова на Сережу должного впечатления не производят. Он улыбается, как лис, а потом — и внутри от этого жеста Олег свирепеет, но внешне остаётся неподвижнее статуи Давида, — выдыхает, чисто, чтобы позлить, в лицо Волкова дым. У Олега зубы скрипят. Он резко хватает рыжего за руку и сдавливает кисть, пережимая фаланги. Сережа вскрикивает удивленно и болезненно, от растерянности роняет окурок и быстро вырывает ладонь.       — Ты ахуел?! Олег прожигает его взглядом и молчит. Такси как нельзя кстати подъезжает, и телефон вибрирует, разряжая обстановку: водитель прибыл. Олег, не ответив, уходит, зная, что Разумовский несколько раз бросает ему в спину хмурые взгляды.

***

Второй раз за день двери их главного спортивного зала драматично-громко распахиваются. Дежавю.       — Вадим! Почему мне звонит Леонтьева и говорит, что у тебя до сих пор лицензия не продлена?! Это надо было сделать ещё в августе! — Алла Игнатьевна, их второй тренер, статная и роскошная строгая женщина средних лет, показывает Драгунову кулак. — Чтобы после тренировки вернулся домой и всё сделал!       — Есть, госпожа Алла Игнатьевна. — Вадим делает карикатурный театральный поклон до земли и лыбится. Пытается скрыть натуральный страх за дебильными шуточками — Аллу Игнатьевну боится каждый без исключения. Гречкин с Вадима ржёт. Олег, на секунду отвлёкшийся, возвращается к мишени. За час тренировки он не произнес ни слова. Признаться честно, Олег знает, что когда долго молчит, начинает пугать парней своей растущей диковатой стоической аурой, но ничего с собой поделать не может — если сказать нечего, зачем сотрясать воздух. Даже на прямые обращения, не подразумевающие развернутого ответа, только кивает: «Волк, ты подключишься?» — кивок, да; «Олег, это твоя запасная шпага?» — кивок; «А можно её на Кубок Питера взять?» — злое мотание головой. Кажется, будто Олег возводит вокруг каменную ограду и очень комфортно себя в ней чувствует, притаившись. Первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой — Олег колет одиноко в красный центр, резво и быстро. Он почти слышит треск шпаги, но та только ровно выгибается, а потом снова выпрямляется. Волкову нравится думать и представлять, что в наконечнике сосредоточена вся его накопленная за день-два энергия: позитивная, негативная — любой спектр чувств бьёт разрядом, когда он замахивается и делает красивый гладкий угол.       — Олег, подожди! — Федор Иванович оказывается за спиной в паре метров. Зная наверняка, как в минуты работы с мишенью Олег сосредоточен и поглощен, он предупреждает издалека, что подходит. — У тебя под конец минуты рука проседает. Аккуратно поддержав за локоть, Прокопенко, сощурившись, словно решая алгебраическое уравнение, ровно приподнимает его правую руку.       — Для противника на дальней дистанции может быть и неважно, но вблизи рискуешь сильно. — Олег сдержанно кивает, принимает к сведению, а от мишени не отворачивается и смотрит так настойчиво, что та вот-вот воспламенится. По залу раздаётся привычный скрежет шпаг, Алла Игнатьевна теперь отчитывает Вадима за его кривую походку и неумение стоять нормально в стойке, — Вадим дрожит. Из высоких подпотолочных окон в просторный зал проникает вечерний персиково-синий закатный свет. Олег делает глубокий вдох и снова целится в мишень. После тренировки Олег решает принять душ прямо в центре, чтобы не заезжать домой. Прокопенко — как будто Олег может забыть, — ещё раз напоминает про медцентр, и Волков сердечно клянётся, что сразу поедет. Федор Иванович берёт с него слова, и Олега это даже обижает несколько, он же пообещал, значит, сделает. Говоря откровенно, Волков не слишком разделяет озабоченности тренера. Полный обязательный осмотр, сдача анализов и всех медицинских выверок у них спланированы и закреплёны в календаре — ровно за неделю до официального открытия сезона: в октябре, перед кубком России. На соревнованиях, по результатам которых будет официально подтверждён состав сборной для всех мировых первенств, включая летнюю Олимпиаду в Токио. И вот ... Мысль об олимпийском сезоне Олега морозит, прошибает, пугает и дезориентирует — к Олимпиаде ему никак не надышаться; думается, что, сколько бы ты ни проводил часов в зале, сколько бы ни тренировал выпады, защиты, атаки — этого всегда будет недостаточно. Глядя в питерские розовые ночные огоньки, сидя на заднем сидении и игнорируя попытки таксиста начать задушевный разговор, Олег плотно кутается в чёрную куртку. Он чувствует себя ребёнком и не может дать этому чувству разумного объяснения. Он переживает. Может, если при мыслях об Олимпиаде, его сердце так стучит, нужно правда обратиться к врачу?       — Извините, а вот если не секрет, могу полюбопытствовать? — Водитель навскидку пытается поправить зеркало и поймать взгляд Олега. — А чего это вы так поздно в больницу?       — Дела.       — Ну это классно, на самом деле. — Мужик не принимает холодность на свой счёт, продолжает улыбаться, почесывая лысую макушку. — Что у нас такие условия для спортсменов в стране — надо, и ночью к врачу приехал. Узнал. Олег стреляет в таксиста удивлённым взглядом, а тот по-отечески хохочет — так неуместно, но очень добро.       — Вы же тот самый Олег Волков, а не какой-то другой, да? — Вопрос ставит Олега в тупик. — Ну, фехтовальщик наш? Моя жена следит за всеми вашими соревнованиями и меня ещё заставляет. Вы уже как член семьи, ни один разговор не обходится. У меня дочка, кстати, теперь на фехтование из-за вас пошла. На крутом повороте Олега немного впечатывает в дверцу, но он не находит в себе силы разозлиться. Самолюбие потешено; Олег любит, когда люди его узнают, но не потому что гордец, а потому что приятно быть частью большого и всеохватывающего мирового процесса — фехтования. Оставив таксисту большие чаевые, Волков высаживается на Адмиралтейской и желает ему хорошей смены.