Пионы и О́ни

Словно отыгрываясь за влажный, спокойный август, в начале сентября на юг Хиды обрушились тайфуны. Киоши, живя на севере, не сводя глаз с ясного неба, не могла дышать полной грудью — она буквально кожей чувствовала, что должно произойти что-то плохое. Пайрин, в последние дни не отходящая от неё ни на шаг, ластилась, как щенок, и вздрагивала от далеких раскатов грома. Когда на теле девушки сошли синяки от рук господина, а Вэйдун перестал смотреть волком, каким-то образом прознав о наказании Рёмена, к поместью потянулись деревенские со всей округи — преподнести подарки и урожай молодому господину. Рёмен вызвал к себе Киоши, ведь именно она настаивала на празднике, но девушка отрицала своё причастие, объяснившись тем, что местные знают, кто сможет их защитить в случае нападения. Она не стала говорить о нескольких письмах, отправленных старостам, чтобы надоумить жителей выразить почтение Рёмену. Глядя на её сладкую и сдержанную улыбочку, мужчина вряд ли поверил Киоши. Во внутренний двор вытащили столы и расставили буквой П, гирлянды разноцветных маленьких фонариков освещали площадку для танцев. Места за столами занимали старосты деревень, воины Рёмена, ремесленники и лекари, пара кузнецов и искусных швей. Люди попроще ели на ходу, угощаясь с блюд, расставленных на скамейках и перевернутых бочках. Было очень шумно и многолюдно, музыканты играли веселый и жутко неприличный мотив из домов терпимости, разгоняя вино и саке в крови, заставляя пускаться в пляс. Рёмен, в новеньком и красивейшем плаще из шкуры молодого черного волка, восседал во главе стола, по обе его руки — Вэйдун и Ураумэ, Бао и ещё несколько приближенных ему людей. Киоши, не нашедшая ему предателя, не заслужила место третьей руки, но сегодня её это не расстраивало — в прекрасном черном ханьфу, украшенном вышивкой в виде золотых бабочек, она кружилась среди людей, пела и танцевала, отчего золотые цветы на шпильках в волосах мелодично звенели. Впервые за несколько месяцев она была счастлива, на мгновение забыв об отце, его и своих планах, о готовящемся предательстве и горячих руках Вэйдуна на своей коже. Схватив Пайрин, она закружила её в танце, безумно хохоча в голос, чувствуя вкус вина на губах и редкие оценивающие взгляды Рёмена, пребывающего в таком же хорошем настроении. Грянул взрыв мужского смеха, и Пайрин вздрогнула, сжалась, дико вращая зрачками. Остановившись, Киоши крепко обняла её — тринадцатилетняя девочка, нет, уже почти девушка, переросла её почти на голову. — Хочешь к себе в комнату, милая? — Пайрин мелко закивала. — Я отведу тебя. Как назло, перед ними возникла одна из служанок — господин желал поговорить. Поцеловав девочку в щеку, Киоши велела служанке проводить её воспитанницу в комнату и позже отчитаться, сама же направилась к господскому столу. Вопреки её ожиданиям, Рёмен не начал разговор при всех — прихватив свой бокал и сбросив плащ, он поднялся с места и, положив руку на лопатки девушки, мягко повёл в сторону сада за поместьем. — Должен признать, празднование вышло недурным, — он присел на скамью рядом с каменной статуей лисы. Белое хаори трепал ночной ветер. Здесь, в отличие от двора, было темно и тихо. Киоши, улыбаясь, приблизилась к нему: — Это твоя только заслуга, мой господин. Он поймал её одной рукой и усадил на колено, поцеловал, глубоко и требовательно, без лишней нежности, проникая длинным сильным языком в рот. Придерживая рукой за спину, так же внезапно отстранился и зарылся лицом в вырез на груди. Киоши, восстановив сбившееся дыхание, обхватила ладонями его голову, мягко прижимая к себе — его жест вызвал какое-то странное щемящее чувство в груди. Нежность… Звякнув, бокал покатился по дорожке, а Рёмен, освободившейся рукой обхватив девушку за талию, прижал к себе ещё крепче и затих. — Господин, — тихо позвала она. — Достаточно одного твоего желания, и мы сможем жить так, — мужчина не ответил, и Киоши продолжила. — Откажись от войны, откажись от поиска силы. Разве ты не заслужил спокойной мирной жизни с теми, кто любит тебя и уважает. Рёмен убрал руки — стало ужасно холодно — и небрежно ссадил девушку: — Только мне начинает казаться, что ты понимаешь меня, как твой рот говорит очередную глупость. — Господин! — отчаянно выкрикнула Киоши в его удаляющуюся спину. — Рёмен, прошу! Вернувшись в одиночестве на праздник, Киоши, утратив веселое настроение, огорченная размолвкой с господином, решила отправиться отдыхать — похоже, веселье затянется до утра, если не до следующей ночи. Рёмен словно специально не смотрел в её сторону, сосредоточенная морщинка залегла между бровей. Придерживая полы ханьфу, Киоши возвращалась к поместью по влажной траве в россыпи крошечных звезд — светлячки зажгли печальные огни. Ая говорила, что каждый светлячок — чье-то разбитое сердце. Стараясь не наступать на них, Киоши так сосредоточилась на шагах, что не заметила, как тьма вокруг неё загустела и словно ожила — мужская рука с длинными паучьими пальцами закрыла ей рот. — Тшш, это я, — горячее дыхание Вэйдуна обожгло шею. Киоши, не успев испугаться, недовольно замычала и убрала его руку: — Что ты делаешь? Если он увидит нас вместе, то… — Моё послание перехватили, — ровным голосом перебил её мужчина. Глаза заблестели, как стеклянные камушки. — Патрульные поймали птицу, Ураумэ выдвинулся им навстречу. У нас максимум часа два до того, как он вернется. — Я ведь говорила тебе, — зашипела девушка. Разозлившись, она ударила его ладонью по плечу, но он словно не заметил. — Я велела тебе не писать! Как ты узнал? — Я всегда отправляю пару, если с одной птицей что-то случается, то вторая возвращается ко мне. Ястреб вернулся, а Ураумэ куда-то резко уехал, после донесения одного из разведчиков. — Ты уверен? Может, это просто совпадение? — Сама в это веришь? Киоши бессильно застонала, злясь на себя и на Вэйдуна. — Что в послании? — Полный отчет. И наши имена. Девушка выругалась так крепко, что позавидовал бы и прожжённый рыбак. — Готовь пару лошадей, на кухне в кладовой есть серая сумка под лавкой с чаном — там провизии на три дня, как раз хватит, чтобы добраться до поместья Камо. Уйдем, пока шумно, нашу пропажу заметят не сразу. Я заберу Пайрин. — Стой, — он схватил её за локоть. — Едем только мы вдвоём. — Что? Нет. Ты хоть представляешь, что сделает Рёмен с девочкой, когда узнает, что я его предала? — Киоши, — Вэйдун крепче сжал пальцы. — Твой отец приказал. Только ты и я, больше никого. Он даже не пустит её в крепость. Киоши резко выдохнула, уставившись на него широко раскрытыми глазами: — Почему? — сверкнув в лунном свете серебром, по щеке побежала слеза. — Он обещал мне. — Прости. Мне нет дела до девочки, но я бы спас её ради тебя, будь такая возможность. Поджав дрожащие губы, Киоши Камо нахмурилась, а щеки побледнели. Бросив мужчине, чтобы подождал её у задних ворот, она медленно, словно во сне, направилась к поместью, попрощаться. Передвигаясь по тихим темным залам, она беззвучно плакала, непослушными пальцами развязывая пояс на платье. Она любила Пайрин — единственное светлое создание в семье Тадаси. Несчастную жертву домогательств старшего брата, немую и седую, такого же нелюбимого и ненужного изгоя. Кио Камо обещал отдать поместье и последнюю из Тадаси в регентство Киоши, после того, как одержит победу над Рёменом, и девушка грезила о спокойной жизни, в мире, где правят мужчины. Почему-то сомнений, что Вэйдун врал, не возникало — подобное как раз в духе отца, как и их неожиданное бегство. Киоши перевела дух, перед тем, как открыть дверь в комнату Пайрин — значит, у отца были на то причины. Несмотря на приглушенный шум гуляний, Пайрин крепко спала — белоснежные пряди разметались по подушке. Улыбаясь, глотая горькие слезы, Киоши присела на край невысокой кровати — пока ещё было тепло, занавесками из плотной ткани по периметру кровати не пользовались — и нежно коснулась ладонью щеки девочки. Та резко проснулась и села, испуганно и сонно осматриваясь по сторонам, словно маленькая птичка. — Тихо, котёнок, это я, — продолжая улыбаться, Киоши ласковым движением погладила ей лоб. — Я пришла попрощаться. Тише, тише, не плачь, — она подалась вперед и обняла загрустившую девочку, поправила волосы. — Я скоро вернусь за тобой, — всё также ласково Киоши скользнула по её шее рукой, пропуская пояс. — Я тебя не брошу, милая, — шелковая лента петлей обвила тонкое дрожащее горло Пайрин. — Обещаю. Киоши свела руки за немой девочкой, затягивая петлю крепче. Пайрин дернулась, словно не понимая, что происходит, захрипела, тонкие длинные руки забились по спине Киоши. Та, зажмурившись, тянула пояс изо всех сил, повторяя без устали: «Прости, прости, прости, лучше я, прости». Для Киоши этот момент длился вечность, для остального мира — одно мгновение. Слишком слабая и мягкая, чтобы сопротивляться, такая юная, но уже повидавшая столько страданий на своем коротком веку. Перестав хрипеть, Пайрин обмякла и завалилась на дрожащую девушку, став очень тяжелой. Нежно взяв её за плечи, Киоши уложила девочку обратно на спину — мертвые глаза с сеткой лопнувших капилляров и перекошенный рот. Давясь слезами и тихим воем, размазывая по посеревшему лицу праздничный макияж, она закрыла умершей глаза ладонью. Подхватив пояс, Киоши направилась к задним воротам, к ожидающему её Вэйдуну. Маленькая хитрая лисичка сбежала от господина с его цепным псом в лес.