Пионы и О́ни

Ноги кололо холодом, Аюна поджала кончики пальцев в красивых туфельках, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла. Высокий шатер из плотной ткани утопал в полумраке, не позволяя рассмотреть обстановку внутри, от круглой жаровни исходило едва уловимое тепло, контрастируя со сквозняком по полу. Она видела стойку с тяжелым доспехом и оружием, тусклый свет углей алыми всполохами переливался на острейшем лезвии катаны, низкий рабочий стол, заваленный бумагами и картами, и место, служащее ему кроватью, небрежно заваленное шкурами животных вместо одеял — октябрь выдался по-зимнему холодным, колючие ветра гуляли по равнинам, запуская ледяные пальцы под одежды путников. Тяжелые серые тучи низко плыли по небу, обещая скорый первый снег. Юную красавицу трясло от страха. Она понимала, какая важная цель лежит на её полных белых плечах — она была подношением, откупом наравне с сундуком, полным украшений, драгоценных камней и жемчуга, великолепного красного жеребца в стойле и повозки, наполненной дорогими тканями, вином, книгами и слитками железной руды. Если Аюна будет ласковой и приветливой, быть может, беспощадный молодой господин обойдет стороной их маленький, но богатый тихий городишко, живущий за счет торговли. Её отец, глава ремесленников и торговцев, пожертвовал самым дорогим, что имел — единственной прекрасной дочерью. Рёмен, отодвинув край полога в сторону, зашел в личный шатер. Взгляд приковала высокая женская фигура в центре — теперь понятно, чему так ухмылялся совершенно не свойственной ему улыбочкой Ураумэ. Девушка поёжилась от порыва ветра, но не повернулась, продолжая стоять с идеально прямой спиной и опущенными в пол глазами, в красивом зелёном кимоно, не скрывающем широкие бёдра и тонкую талию. Хмыкнув, мужчина прошёл мимо, не удостоив её даже беглым взглядом, расстегнул пряжку плаща, плотная ткань из добротной шерсти упала на пол, выстеленный толстым ковром. Налив себе сливового вина, Рёмен отпил несколько глотков и, потерев ладонью ноющую шею, наконец, посмотрел на гостью — совсем юная, вряд ли старше восемнадцати, очень красивая, что умело подчеркнуто макияжем без белил, потому что кожа у девушки была белее снега, а губы и щёки алые, как гроздья рябины. Рёмен слизал сладковатое вино с нижней губы, поправил кожаные наручи. — Раздевайся. Аюна подняла на него испуганный влажный взгляд карих, как у молодой лани, глаз — её предупредили, что мужчина непременно пожелает овладеть ей, но представлялось всё иначе — она хотела развлечь его беседой и чайной церемонией, рассказать красивую легенду о двух влюбленных из их городка, и после возлечь с ним, подарить кроткую нежность, на которую способна невинная девушка. — Ты глухая или глупая? — Простите, господин, — дрожащими губами тихо произнесла Аюна. Задыхаясь от подкатывающих слёз, она потянулась к широкому поясу на тонком девичьем стане. Рёмен равнодушно наблюдал, как оголяется девушка, как дорогое шелковое кимоно падает к её ногам, слушал, как тихо звенят украшения, вынутые из густых волос. Она обнажалась медленно и стыдливо, не глядя на него, шея и грудь покрылись красными пятнами, а глаза блестели от сдерживаемых слёз. Рёмен неторопливо подошел к ней, грубыми пальцами провёл по мягкому плечу — девушка сжалась, прикрывая одной рукой тяжелую грудь с крупными сосками, другой — лобок, покрытый темными курчавыми волосами. Он грубо потянул её за запястье в сторону, представив взору идеальные формы. Кончиком пальцев задев твердый темный сосок, он взвесил в ладони полусферу груди, и девушка тихо всхлипнула, бархатная кожа покрылась мурашками, тонкие мягкие волоски на руках встали дыбом. Мужчина недовольно сморщился — он не желал страха. Он вновь хотел ощутить ту мягкую нежность и преданность, тихое обожание. Познав такие чувства от другого человека, никакие ужас и ненависть уже не могли насытить Рёмена. Он не любил Киоши, просто не умел, но ему нравилось, что она любила его, пусть и не взаправду. Самая приятная ложь в его жизни. — Ураумэ! Верный слуга белой бесшумной тенью скользнул в шатер, словно поджидал зова господина. Низко поклонился. — Господин? — Девку повесить, перед рассветом выступаем на город. Хотя, — он задумчиво потер щеку. — Отдай её моей двадцатке, пусть повеселятся. Если выживет — можешь отпустить. — Понял. Ураумэ, не прикладывая усилий, почти волоком вытащил истошно кричащую Аюну наружу, в холодную ночь, оставив Рёмена одного. Отчаянно умоляя о пощаде, девушка изо всех сил сопротивлялась, впивала ногти в руку Ураумэ, оставляя красные полумесяцы на бледной коже шаманы. Он невольно удивился, откуда у белой и мягкой, как тесто, неженки столько силы. Не разбирая дороги, он вел её, босую и голую, к шатру личного отряда Рёмена — молчаливым беспощадным ублюдкам. Те готовились к сражению, а точнее, бойне — проверяли доспехи и точили оружие, чистили металлические пластины на штанах и подрезали перья у стрел. Ураумэ, убрав полог в сторону, швырнул девушку внутрь, она упала, нелепо выставив большой круглый зад вверх. — Господин шлет вам подарок, — беловолосый остановился на входе, его малиновые глаза тускло блестели. — Велел передать, что выступаем перед рассветом. И если она останется жива к этому времени — отпустить. — Это вряд ли. Несколько мужчин встали, другие остались на своих местах, не отрываясь от занятий — понимали, что очередь дойдет и до них. Аюна, перевернувшись на спину, что-то горячо зашептала, пытаясь на локтях уползти вглубь шатра. Не получилось — один из воинов, присев на корточки, схватил её за щиколотки и резко потянул на себя, широко развел в стороны пухлые ноги, оказавшись у неё между бедер. Второй схватил за щеки и сильно сжал, другой рукой звонко шлепнул по груди, на коже сразу же проявился бордовый цвет. Третий неторопливо, паскудно улыбаясь, приближался, на ходу распуская тесемки на штанах. Аюна заплакала, напоследок увидев спину Ураумэ. Она не знала, что умрет через несколько часов под мужчиной, а её измученное тело выбросят в ров, где оно будет гнить с отходами. *** Кутаясь в тёплое платье, Киоши со стены рассматривала внутренний двор — шли последние приготовления перед зимовкой, после которой последует долгая осада — отец не сомневался, что Рёмен окажется у их стен ранней весной. Мысли о предстоящей победе тешили самолюбие главы клана, поэтому он не обращался за помощью к Императору, пока Рёмен сжигал и разорял провинцию Хида, проливая кровь мирных беззащитных жителей. Киоши очень злилась на отца — из-за собственных амбиций и трусости он позволял гибнуть своему народу, не пришел на крики о помощи, что приносили птицы. Рёмен оставляет за собой поля, залитые кровью и засыпанные золой, пока они прятались за высокими каменными стенами. — Вот ты где, — Широ, её брат, спрятав мерзнущие руки под мышками, остановился рядом с девушкой. — Ты пропустила всё веселье. Она подняла на него взгляд — высокий, как мать, кареглазый, но стройный и бледный, в отца. А ещё хитрый и умный, как полагается Камо. — О чём ты? — Твой приятель Вэйдун, узнав, что отец собрался выдать тебя замуж весной, напал на него. Киоши брезгливо сморщила нос: — Не удивлена. Вэйдун непростительно глуп. Сначала он решил предать Рёмена, а потом доверился нашему отцу. Любому понятно, что меня не отдали бы полукровке, сыну китайской танцовщицы и рыбака. Широ согласно хмыкнул, как и Киоши, наблюдая за суетящимися работниками — те носили тяжелые корзины, полные угля и съестных припасов в амбар. — Отец убил его? — Нет. Заперли в темнице, теперь его компания сквозняки и крысы. Как думаешь, — Широ неожиданно сменил тему. — У нас всё получится? — Иначе и быть не может. Мы погибнем в любом случае, брат мой. — Верно, — мягко улыбнувшись, он поцеловал задумчивую сестру в лоб. — Пусть Боги будут на нашей стороне. Потянулись унылые осенние дни, полные холода и тревожного ожидания. Киоши каждый день поднималась на стену и всматривалась вдаль, изредка улавливая запах пожара, принесенного ветром. Она избегала отца и темницы, хоть ей и следовало навестить Вэйдуна — прикормленный её рукой, он всё ещё мог быть полезен, но девушка не находила в себе смелости взглянуть в его безжизненные глаза. Поздним вечером, под покровом темноты, прибыл отряд синоби, подчиняющийся исключительно Широ — пятнадцать воинов пристально следили за Рёменом и его войском, принеся неутешительные новости — ярость шамана сметала всё на своем пути, он не знал жалости, полный невероятной силы. Глава клана, выслушав отчет, тут же отдал приказ тренировать как можно больше лучников и заготовить зажигательные смеси. Иногда, спрятавшись в заброшенном саду, Киоши тренировала магию крови — получалось очень плохо, она нуждалась в мудром наставнике, но боялась открыться кому-либо и не понимала, почему Вэйдун не рассказал главе Камо, что нелюбимая дочь оказалась шаманкой с клановой техникой. Раскрыв её тайну, он заслужил бы чуточку доверия от Кио Камо. Ещё девушка много читала — в библиотеке оказалась масса книг и свитков по медицине и различных техник дыхания, способных помочь ей овладеть проклятой энергией. Невольно вспомнились спокойные вечера в поместье «Лисья Нора» — порой Рёмен, делая вид, что занят докладами лазутчиков, молча наблюдал за Киоши, занятой переводами. Какая ирония — оказавшись в плену, ей зажилось куда спокойней без гнёта мужской власти, вначале отцовской, потом мужа-извращенца. Она тосковала по той жизни, по Пайрин и сладости летнего воздуха по ночам. В конце октября цветение пионов в зимней теплице совпало с тревожными новостями — Рёмен и его огромное войско встали в четырех днях от крепости Кагораси. Глава клана слегка занервничал, не ожидая столь скорого наступления, все знаки говорили о предстоящем столкновении лишь весной, поэтому не успели укрепить ворота с внутренней стороны, однако возникали сомнения, что Рёмен двинется на Камо, так как выпал первый снег, и передвигаться по такой погоде войску не с руки. Всё вокруг замерло в тихом предвкушении.        ***        На пятый день ноября, утром морозным и снежным, Рёмен во главе трехсот воинов встал перед стенами Кагораси. Без тарана, осадных лестниц и тем более башен — нелепая попытка нападения. Триста пеших воинов в черных легких доспехах в пустом снежном поле, простирающимся вокруг родового гнезда Камо. Сам мужчина верхом на огненном красавце жеребце стоял на месте, не сводя красных пылающих глаз с Камо. Кио, Ямато и Широ, защищенные прозрачной, едва заметно подрагивающей волшебной линзой колдуна, со стены наблюдали за врагом. Кио почти силой привел дочь с собой, словно насмехаясь над противником — в богатом платье и меховой накидке, шпильки с золотыми цветами звенят от каждого движения головы, алый макияж подчеркивал бледность. Киоши прятала ледяные руки в широких рукавах. Позади них замерли пятнадцать синоби Широ. — Щенок! — звонко выкрикнул Камо, насмешливо щуря узкие глаза. — Кем ты себя возомнил, явившись сюда со своим сбродом? Вы все умрёте до заката! А за то, что ты посмел дотронуться до моей дочери, я отрублю тебе руку! «Тогда и достоинство ему отруби», — с издевкой подумала Киоши, вспомнив своё наказание за казнь жрицы. Даже с такого огромного расстояния она смогла рассмотреть его насмешливую улыбку — очевидно, Рёмен подумал о том же самом. В груди разлилось странное тепло. Короткими выверенными движениями умелого воина Кио поднял лук и пустил стрелу, наконечник которой был смазан его кровью. Стрела, усиленная пронзающей техникой, пролетела расстояние намного больше положенного, чиркнув хрящик уха Рёмена. Одна капля густой и красной крови сорвалась в снег, а мужчина даже не пошевелился. — Господин! — сделав шаг вперед, громко обратилась к нему Киоши. — Ты помнишь, что я говорила тебе? Ты помнишь, что обещал мне? Как клялся подарить мне голову Кио Камо? Так выполни свою клятву! — последнее предложение она договаривала, поворачиваясь к изумленному отцу. — Что проис… Первым рухнул старший сын Ямато с перерезанным горлом — один из синоби шагнул в сторону, вытирая окровавленный клинок о рукав. Кио не успел понять, что происходит, как резкая боль почти ослепила его, а ноги перестали слушаться — он упал на колени с глубоко перерезанными сухожилиями. Другой ниндзя столкнул со стены создающего заклинание колдуна, тот упал на груду камней, тело издало мягкий чавкающий звук, эхом пролетевший по окрестностям. Синоби, тихие, как ночной шепот, исчезли — им велено убить остальных преданных людей старика. Кио слезящимися глазами смотрел на холодное, усталое лицо дочери. Побелев от ярости, задыхаясь, он сложил указательный, средний и безымянный пальцы вместе, ладонью обхватил запястье выставленной вперед руки со сжатыми пальцами. — Широ! — закричала Киоши, кинувшись на отца, красная полоска расчертила ей нос, а из ладоней выросли кровавые гибкие щупальца. — Не дай ему раскрыть территорию! — Расширение территории. Алый вос…. Лезвие катаны, состоящее из крови, перерубило руку Кио в локте. — Ты больше не глава клана, — на ухо зашипел склонившийся к нему Широ. — Хватит гробить наше наследие. Коротко вскрикнув, девушка пустила в сторону отца тонкие красные нити, связавшие его по рукам и ногам. Подошла и, вцепившись тонкими холодными пальцами ему в виски, приблизила свое лицо к его лицу. Две пары одинаковых зеленых глаз буравили друг друга. Кио Камо почувствовал, как жизненная сила и энергия медленно покидают его тело, обрубок на месте руки перестал кровоточить. — Ведьма! Это ты надоумила брата? Киоши не ответила, сжимая зубы, она по капле выкачивала из отца силы техникой, которую почерпнула из тайных свитков в библиотеке — техника оказалась очень сложной на практике, но ей некуда было отступать. Его эта манипуляция не убьет, лишь сделает немного слабее, а вот самой девушке силы пригодятся. Напившись, разбухнув от проклятой энергии, словно пиявка, она нехотя оторвалась от отца, чувствуя себя пьяной. Дурная улыбка растянула бледные губы, а белки глаз налились кровью. Коротко размахнувшись, Широ ударил ослабевшего отца по голове, тот упал без сознания, кончиками пальцев уцелевшей руки касаясь лужи крови, вытекшей из шеи Ямато. Пошатываясь, Киоши подошла к краю стены, навалилась на высокую опору, чтобы не упасть, непослушные пальцы вцепились в камень, как когти. — Рёмен! — громко закричала она ему и его безмолвным солдатам, наблюдавшим за короткой кровавой схваткой. Волосы, собранные в прическу, растрепались и шевелились на ветру, черным саваном закрывая ей лицо. — Мой брат Широ, новый глава клана Камо, готов дать тебе то, чего желает твоё черное сердце! В знак наших добрых намерений мы отдадим тебе нашего отца, Кио Камо! Не дав ответа, Рёмен погладил беспокойного коня по шее и тронул поводья. Посмотрев на его сильную, непоколебимую фигуру, в одиночестве направляющуюся к стенам крепости, Киоши обернулась к брату. — Вели открыть ворота.