Ты заплакала, к сожалению

                              1       В машине Ковалева значительно теплее, но Соня все равно трясётся. Мокрая рубашка прилипает к коже, создавая дискомфорт.       Антон проходит взглядом от подрагивающих коленок до фарфоровых пальцев, которые постукивают по бедрам, скрывая дрожь. Волосы стали темнее от влаги, прилипают к скулам и нижней челюсти, очерчивая. Антон объясняет рефлексом свое желание отвести пряди, заправить их за ухо. Но Соня, не Вероника. Хотя и с ней сейчас так поступить нельзя.       Соня ловит взгляд тренера, но считывает его как-то по своему, из-за чего происходящее становится более правильным. Без электрического напряжения свободным.       — Сильно размазалась? — указывает на черные пятна возле глаз, которые раньше были ровными стрелками.       — В бардачке были салфетки влажные, — Ковалев знает, что говорить о том, что макияж у нее похож сейчас больше на раскрас индейца неправильно.       Соня находит салфетки, включает телефон, чтобы видеть масштабы бедствия и смывает чёрную катастрофу с лица.       Перед Антоном сейчас сидит розовощекое бледное чудо. Кожа блестит по неземному, а Антон наконец видит редкие веснушки. Человек, сидящий на сидении напротив будто меняется с кем-то, потому что сейчас на нем сидит ребенок.       Соня действительно очаровательна, в свое время Антон мог бы даже влюбиться, если бы у него была бы такая одноклассница и ему было лет 17.       — Лучше? — Спрашивает Соня, изгибая брови. Знала бы она, насколько лучше.                               2       — И ты этого боишься? — Антон не знает, как перешел на откровения с шестнадцатилетней девчонкой, которая сидит в его одежде, пока ее собственная сохнет у открытого окна, на его диване и расплывается в хищной усмешке. Они говорят так на протяжении часа, попивая фруктовый чай (предварительно Соня успела обжечься пока разливала его по чашкам, и получила недовольное шиканье от Ковалева).       — Да, а как блять смерти вообще не бояться? — задает вопрос Антон, всматриваясь в пустоту квартиры. — Ты не знаешь когда она наступит и как. А еще хуже, что не знаешь, что именно ты достигнешь к ее наступлению, — Мужчине становится жутко. А Соня яно получает от этого разговора удовольствия. Новикова не принимает тему смерти, ей еще долго жить. Смерть — это не для неё. Смерть — это для других.       — Да человек смертен. Но это было бы еще полбеды. Плохо, что он внезапно смертен, — выдает философскую мысль с лицом самонадеянного подростка, поправляет гордо прядь волос. А после, видя ошарашенный взгляд Ковалева добавляет: — Воланд. Мастер и Маргарита.       — В курсе, капитан очевидность, — хотя Антон готов признаться, что не помнил точного героя, который сказал эту глубокую мысль. Да даже наверное и не вспомнил бы само произведение. Но насчет этого Антон не переживает. Больше всего он поражен знанием Сони, не всякий подросток в центре мог просто взять книгу в руки.       — А твое лицо говорит иначе.       — Так ты думаешь насчет вот этого всего, — мужчина водит пальцем, как бы помогая себе выстроить слова в нужный ряд. Выразить правильно свою мысль не получается, но Соня, к счастью, схватывает все на лету.       — На счёт смерти? — Кивок в ответ, — Да хуйня это все несусветная. — Она делает глоток чая, — Я про страх. Тогда получается, что я всю жизнь проживу с дрожащими коленками. Тогда в чем вся сладость жизни? — она задумывается на время, а мужчина засматривается на ее профиль. Строгая линия челюсти, вздернутый кончик носа, родинки на щеках, плавно переходящие на шею. Россыпь коричневых пятнашек выглядела одурманивающе великолепно. А Соня на Антона даже не смотрит, делает глоток чая, всматриваясь в пустоту комнаты и не моргая, продолжает:       — Единственное, чего бы я действительно боялась в жизни, так это то, что я никак в ней не реализуюсь. Стану гордым владельцем звания «никто». А тебе нечего бояться, ты реализовался.       — Серьезно, — неверующе изгибает бровь, — И как же?       — Ну ты повысил свое звание. Теперь уже не «никто», но в то же время уже и не " охуенный футболист».       — Ой, иди в жопу. — делает вид, что обижается, но в его действие нет искренности.       — Нет, ну а если серьёзно, то ты много добился. Да и можно сказать не умрешь в одиночестве. А этого многие боятся.       — Это ты про что?       — Не про что, а про кого. У вас же вроде что-то есть с Вероникой Александровной? — мелкая заноза. Хитрая лиса и наглая в придачу.       — Не угадала. У нее есть другой. — Улыбается разочаровано, но все равно поддерживает зрительный контакт. — Игнат, — Разочаровано протягивает мужчина с такой интонацией, будто впервые слышит имя и сейчас оценивает. Он снова вспоминает Веронику. Он же, наверное, впервые за всю свою жизнь готов был принять ответственность, готов был к чему-то серьезному. Он мог бы поменяться, стать ответственнее. Но его обычная непутевость и неумение серьезно относится к делу все разрушили.       — Досадно. — она хихикает искренне и по-детски задорно, обводя края кружки пальцами, усейными кольцами. — Блять, кто назовет своего сына Игнат?       Антон пожимает плечами, тоже расплываясь в улыбке. С Соней вспоминать о Веронике оказывается легче.       — Тогда резонный вопрос возникает: А с Владой?       Антон Вадимович давится чаем. Ладно, узнать про Веронику, но как она узнала про Владу? Неужели девчонка ходит по центру и нагло всем это рассказывает? — Нет ничего. Ты откуда эту ересь услышала? — нужно сделать вид, будто бы это все сплетни. Наглые, грязные слухи, никак не относящиеся к его истинной жизни. Хотя вроде вот она жизнь: грузно лежит на ладони, обрамленная встречами на раз и распутными девушками, которые к тому же только выглядят взрослыми.       — Да мне Влада лично сказала, пока ногти мне пилила, — Девушка показывает маникюр, — А ведь красиво у нее получается, жалко, что врунишкой оказалась, — Хитрая лиса, разглядывает свои черные наманикюренные ноготочки, надувает губки. И Антон бы рассказал правду, но боится за свою же репутацию. Страх же вроде всем живым организмам присущ.       — Ага, вроде хорошенькая девушка, жалко, что врунишка. — снова пожимает плечами, делая большой глоток чая.       — Так что она тебе сказала? — Интерес берет свое. Нужно узнать, что девчонка наговорила и попытаться убедить Соню, в обратном.       — То, что вам хватило всего минут 10. В вашем то почтенном возрасте это не такой уж и плохой результат, — тоже усмехается, переводя разговор в несерьёзное русло. Говоря: «Я тебе конечно верю, но Влада звучит все же убедительнее»       — Иди ты. Я же говорю, что у нас ничего не было, — Соня явно не верит, смотрит на него своими полными веселья коричневыми омутами и улыбается неверующе мягко. — Как скажешь. Но то, что ты так за это переживаешь, говорит об обратном.       И на этом Антон даёт себе клятву ни за что больше не помогать подросткам.                               3       На следующий день после матча Никита приехал к Соне. Ее отца нет дома, поэтому можно спокойно остаться на ночь, не переживая быть в любой момент замеченным.       Соня стоит у плиты в растянутой футболке. На сковородке трещит картошка; по кухне расплывается вкусный запах, от чего у Никиты еще больше урчит желудок пустой.       В огромной футболке с пучком на голове Соня выглядит такой уютной и домашней. Так и хочется подойти к ней со спины и обнять, сжимая ребра и задержать дыхание. Но пока он не может так сделать, пока он просто друг.       Хотя почему не может? Казалось бы, так легко просто взять и сделать. Подойти, обнять, вдохнуть аромат шоколадного бальзама для волос, наклонится к уху и сказать: «Я люблю тебя «. И ведь тогда их взаимоотношения изменятся, они станут лучше. Тогда Соня повернется в его тёплых объятиях и шепнет едва слышно: «Я тебя тоже». А потом Никита ее поцелует со всей его нежностью. Покажет всю свою любовь.       Да, тогда все изменится. Стоит только Никите обнять ее хрупкое тельце и шепнуть что-нибудь про свою любовь, так Сонч сразу станет злой кошкой. Она не скажет, что любит в ответ, лишь оттолкнёт не сильно и скажет о Ярике. А Никита слышать о нем уже не может.       Да, говорить о любви нельзя, иначе он останется без единственной подруги.       Но а ночью от тактильного голода становится ещё хуже. Хочется обнять Соню, как мягкую игрушку в детстве. Чувствовать тяжесть ее головы на плече и прятать свою собственную в дурманящие волосы. Но они никогда не обнимались во сне, помимо одного раза после дня рождения какооо-то паренька из группы А. Тогда они уснули в обнимку, Соня поцеловала его в щеку, а Никита тогда упал в ту блаженную ночь не в состоянии подняться. От воспоминаний желание объятий становится сильнее и Бойко говорит неожиданную для самого себя фразу, потому что знает, что Соня сейчас тоже не спит:       — Сонь, — Тихо зовет в темноте, получая в ответ вопросительное мычание. — Можешь меня обнять?       И Соня без лишних слов придвигается ближе и обнимает, заводя руки за спину. А потом. Потом она невесомо касается губами его шеи. И Никита снова плавится, как железо под действием высокой температуры.       — Спокойной ночи, — шепчет девушка, утыкаясь носом в футболку друга.       И Никиту уносит в мир сновидений покой и уют.