Постмортем

      Выплюнули Росса прямо рядом с его бывшей рабочей станцией.       В абсолютной темноте он приходил в сознание. Картина окружения возвращалась постепенно, словно серия электромагнитных импульсов, отскакивающих от камней и заброшенных построек Карфагена, будто сигнал радара. В стигийском мраке бездны электрический свет баз казался подобным маяку.       А потом вернулась и боль.       Расцветя заново, она жадно разлилась по его телу, больше не довольствуясь своим прежним существованием в фоновом режиме, характеризовавшим его жизнь после воскрешения. Теперь она требовала внимания.       Казалось, он был в полусне. Крупные капли структурного геля кружили вокруг его безвольного тела. Что-то явно разорвалось –он будто истекал кровью. Как такое вообще возможно?       Тяжело было определить, где именно это ощущение начиналось и где заканчивалось, в особенности с нервами настолько прожаренными, что холод океанической бездны казался легким бризом на его коже. Боль, аморфная и мучительная, полностью охватила его тело.       Недавние события возвращались к нему, словно вспышки.       Гидрокостюм. Звон стекла.       Подъёмник, Бездна. Тау.        Росс видел своих коллег, мертвых, но все еще живых. Неподвижных, подобных ходячим мертвецам. Загнанных в ловушку.       Он видел НИУ.       Блять.       Одной этой мысли хватило, чтобы заставить его сесть. Вода, беспокойная и плотная вокруг него, будто налегла на его тело, в попытке сдавить.Росс словно пытался двигаться в смоле. Или, по крайней мере, ему казалось, что движение в смоле ощущалось бы именно так.       Прошитое электрическим разрядом, его тело содрогнулось. Причина утечки геля внезапно стала до боли очевидна: клюв Левиафана вспорол его живот, оставляя за собой рваную рану, пульсирующую огоньками переплетенных с внутренностями проводов и растущую с каждым его движением. Росс чувствовал, как структурный гель извивается и дергается с каждым электромагнитным импульсом, и это чувство сводило его с ума, принося за собой волну новой паники. Вид был более чем неприятным, достаточно тревожным, чтобы вырвать из горла Росса крик: отвратительный булькающий звук, застрявший где-то в трубках, которые заменили его трахею.       Плотные металлические провода висели, поблескивая кровью,- у него все еще была кровь- черные, словно покрытые дегтем, развязываясь и вновь, явно не без умысла, переплетаясь.Фонящее эхо колко разносилось по окружавшей его бездне, столь же сильное и всепоглощающее, как и во время его заточения на Омикроне.        НИУ пыталось его спасти.       Росс с шоком осознал, что потерпел провал.       Внутри он почувствовал пустоту, словно его выпотрошили.Ледяной ужас охватил его, пронизывая до костей, как только он осознал, что именно это значило. Он будто со стороны наблюдал, как его внутренние органы возвращались на свои места, и все казалось настолько отстраненным и чужим, что даже отвращение, которое он чувствовал, больше словно не принадлежало ему.       Ведь НИУ продолжит пытаться спасти его, спасти их всех. Снова и снова. Оно ведь никогда не остановится, никогда-       Что бы ни тянуло его ко дну до этого момента оборвалось, оставив Росса парить во мраке, цепляясь за пустоту в попытке вспомнить, как же он до этого существовал таким образом. Его грудь вздымалась от призрачных вздохов, и все его тело дрожало под весом разом навалившегося груза последних месяцев. Будто кто-то обвил руки вокруг его шеи и сжал что есть силы. Он пытался кричать, вытолкнуть воздух, заточенный в легких, но все тщетно. Он ненавидел свою рефлексию, свою способность понимать, что именно происходит и неспособность что-либо с этим сделать.        Он хватался за мягкий ил, устилающий дно, пытаясь восстановить дыхание. Раз, два.       Походило это скорее на пародию всех тех дыхательных упражнений, о которых он читал, в особенности, когда он прислушивался к своим рваным вздохам, свистящим где-то, предположительно, в остатках его легких. Звук был нечеловеческий. Слишком глухой и механический, чтобы исходить от него. Возможно, если он будет достаточно долго тут сидеть, его тело забудет, что они под водой, без воздуха, и что самому Россу этот воздух для жизни уже давно не нужен.       Что бы он ни делал, оно работало.       Время словно смазалось. В конце концов гель перестал извиваться, плотной коркой застыв поверх ран.       Вопреки всему боль отступила.       Росс практически успокоился, смотря, как илистое дно становится четким, возвращая резкий фокус.       Он был в абсолютной заднице.       Росс сделал бесполезный вдох и поднялся на ноги, про себя отмечая ужасные когтистые следы, оставленные им в песке.       Боже, ему срочно нужно отсюда убираться.       Хромая, Росс потащил себя вперед. Темп был мучительно медленный, однако, вновь найти ориентир не составило труда.       “Альфа”.Вокруг неё присутствие НИУ было особенно гнетущим, давящим и то и дело норовящим удушить. Волна помех мурашками прошла по его коже, ноюще-притупляющая, и в то же время полная энергии.       Все произошло так быстро; он все не мог понять, где просчитался. Спустя месяцы напряженного ожидания все наконец-то начало вставать на свои места, а потом рухнуло в мгновение ока. Он и подумать не мог, что, лично столкнувшись с зараженными НИУ, увидев все причиненные им страдания, Саймон все еще откажет ему в помощи.       Мысли его кружились вокруг Саймона – устаревшего образа в гидрокостюме; все же НИУ не переставало удивлять.       Росс и не сомневался, что мелкий говнюк сбежал.       Без электроники под рукой невозможно было узнать, сколько времени прошло с их последней встречи. Он мог быть где угодно, разумеется, если его все еще не съели.       Саймон вполне мог успеть запустить Ковчег.       А самое главное: он вполне мог все еще быть жив.       Мысль наполняла Росса новой решимостью.       С учетом количества порождений НИУ, - его коллег - населявших Тау и невозможности вызвать подъемник откуда-либо кроме Омикрона, Саймон мог быть лишь в одном месте.       Раньше, до падения Патоса-II, Росс мог окольными путями добраться от своего жилища на Тау до Альфы менее чем за полчаса – на дорогу до Фи, при надобности, у него уходило столько же времени. В меру свободный график был приятным следствием его одиночного обитания на Альфе, и, если позволял кислород, он нередко пользовался тишиной и одиночеством бездны, дотошно изучая периметр станции.       До Росса очень быстро дошло, что выплюнули его в довольно неудачном месте. Альфа была окружена плотным каменистым гнездом, из-за которого ее было трудно заметить, а взобраться по этому каменному массиву было еще сложнее. Хотя постройка обветшала настолько, что он мог проскользнуть в не откуда бы ни вошел, после всего произошедшего перспектива казалась невероятно непривлекательной.        Эта… Тварь, чем бы она ни была. Она выползла из-под станции, и снова с ней встречаться ему не хотелось.       Росс пошел в обход. Отсутствие морской живности, пораженной НИУ или какой-либо еще, было облегчением. Он не был уверен, что её отпугивало: его удача, колкий электромагнетизм или же свет, исходящий от его нового тела. В любом случае, по дороге не было необходимости беспокоиться о представителях подводной фауны – по крайней мере о более мелких особях.       Глассер однажды рассказал ему, как глубоководные рыбы используют биолюминесценцию, чтобы отпугивать хищников и привлекать добычу. Когда они, заблудившись, искали дорогу к подъемнику, Росс первым заметил свет; он также был первым, увидевшим, что именно этот свет излучало. Его секундной заминки было более чем достаточно, и все это казалось Россу отвратительно, ужасно несправедливым.       Они оба должны были быть осторожнее.       Он тряхнул головой, избавляясь от назойливой пелены воспоминаний.       Он неуклюже перелез через каменистую насыпь, и теперь отчетливо мог видеть освещенную тропу. Территория теперь была совершенно незнакомой, и, хотя все в нем кричало, умоляя спрятаться, Росс продолжил упрямо следовать за огнями. Если то существо все еще здесь находилось, оно либо в упор его не замечало, либо ему было все равно.       Ему бы стоило быть осторожнее, но чем дольше он пребывал в бездне, тем больше возможность получения увечий казалась ему временным неудобством, нежели чем угрозой. Он считал, что худшее, что могло с ним случиться, уже произошло – происходит прямо сейчас. Участь собственного тела была ему безразлична; пока НИУ не будет уничтожено, он, к несчастью, был фактически бессмертен.       Что бы с ним ни случилось, Росс должен это остановить.       Очертания Фи показались из мрака.       Он не мог не задаваться вопросом, получилось ли у Саймона запустить “Ковчег” в космос; так или иначе, он не был уверен, что делать с этой идей.       А он ведь тоже был где-то там, наверху.       Еще один Росс. Росс, презрительно насмехавшийся над проектом, но впоследствии все равно отсканированный; чувствовавший нужду подыграть столь очаровательно, до боли человечной идейке. Он невольно съежился. Глупый самодовольный мерзавец. Он понятия не имел, насколько все может быть плохо.       Возможно, оно и к лучшему, что Саймон сбежал от него на достаточно долгое время, чтобы обеспечить будущее Ковчега, оставив человечество на милость звезд. С уже мертвым миром и постепенно умирающими вместе с НИУ остатками обитателей Патоса-II, существование Росса казалось ему лишенным смысла.       Даже если он найдет Саймона – даже если сможет положить конец НИУ, мысль о том, что это, возможно, не конец, наполняла его ужасом. В его планах, даже когда он был человеком, – более человечным – никогда не было “потом”. Росс и не хотел это самое “потом”. Он хотел, чтобы все это закончилось. Теперь, освещенный лампами Фи, пусковой купол был отчетливо виден. По мере его приближения, решимость уступила место рваному отчаянию, и, вопреки протестам своего тела, он ускорил темп.       После столкновения он словно падал в бездну. Казалось, он жил в рассрочку, корча лодыря в ожидании истинного конца, не в состоянии заполнить ее ни гнетущей угрозой НИУ, ни экзистенциальным ужасом вымирания. Ранее скорая смерть придавала его жизни ощущение неотложности, будто если он не сделает это сейчас, у него больше никогда не будет возможности. Теперь после апокалипсиса смерть казалась лишь удобным выходом.       Ему было интересно, страдал ли другой Росс от тех же бесцельности и отсутствия амбиций. В глубине души он надеялся, что да.       Он надеялся, что незнание дальнейшей судьбы НИУ сжирало его заживо.       Росс потянулся к электронике, – один из немногих плюсов его воскрешения – и вход в Фи с механическим ревом открылся. Он проскользнул внутрь. Коридор, ведущий к шлюзу, был светлым, а изнутри – приятно лишен вмешательства НИУ, нежно напоминая ему о былых временах. Учитывая, как рано был эвакуирован персонал, он мог списать это лишь на отсутствие людей.        Стоя по ту сторону второй герметичной двери, Росс слышал шум воды, наполнявшей шлюз перед его входом. Теперь он наверняка знал, что Саймон здесь побывал.       Он прошел в следующее помещение. Стоило двери захлопнуться, как вода начала утекать. К счастью, электрика все еще работала, однако казалось, будто какой-то невидимый барьер не позволял ему протянуться дальше – скорее всего что-то сломалось. С усмешкой Росс осознал, что все, что ему нужно будет сделать –это проследовать по Саймоновой тропе разрушения прямиком к Космической Пушке.       Но как же его оттуда вытащить?       Он чувствовал влагу, оставленную на полу стремительно покидающей помещение водой. Было приятно снова находиться на воздухе. Росс тешил себя мыслью, что все это вскоре закончится. Шипя, последняя дверь открылась, и он впервые в своей жизни вошел в Фи.