Когда все стихнет

Просыпаться с ножом у горла — не самое приятное ощущение. Несмотря на очевидную слабость гостьи, острое лезвие было приставлено так, что много усилий на быстрое убийство не потребовалось бы. Серо-зеленые глаза, прежде напоминавшие цветом мох, теперь походили на серую грозовую тучу. Бледное лицо сосредоточено, брови хмурились, а губы плотно сжаты. Она изучала парня, словно сомневаясь в своих намерениях, в ней чувствовалась злость и решимость убить, но все же она всматривалась в лицо мужчины уже, наверное, добрую минуту. А он… Он мог бы попробовать отвлечь и выбить нож из рук девушки, но не стал, и сохраняя спокойствие, рассматривал оживленное эмоциями лицо своей пациентки, чувствуя, как от напряжения ее ослабевшая рука слегка подрагивает. После того как она едва не умерла, девушка поразительно быстро сумела встать, причем так, что он даже не заметил, хотя привык спать чутко. Она даже смогла натянуть рубашку, которую он приготовил, но застегнула едва ли пару пуговиц, и то не совместив петли с нужными кругляшами, отчего пола рубашки приоткрывалась, слегка обнажая небольшую грудь. Возможно ей было плевать на это, да и у парня этот факт эмоций сейчас точно не вызывал. Гостья смогла тихо обойти кровать и теперь стояла у изголовья со стороны парня и нервировала все сильнее подрагивающим у его горла ножом. — Кто ты, черт тебя дери? — Наконец спросила гостья тихим, слегка осипшим голосом, и склонив голову вбок, все еще внимательно рассматривала парня. — Ну вот, вломилась в чужой дом, испортила ковер, — неожиданно даже для себя улыбнулся парень, — а теперь еще и нож к горлу спасителя приставила. Нехорошо так-то. Девушка к шуткам оказалась не расположена или для юмора еще плохо соображала. Она лишь плотнее сжала губы и чуть сильнее надавила на нож. — Я задала простой вопрос… — Так ведь и я уже ответил на него. Каков вопрос — таков ответ. — “Спаситель”, значит? — хмыкнула она, ослабляя давление на лезвие, но не убирая. Парень еще рисковал узнать, насколько острое лезвие у этого предмета. Девушку едва не шатало от слабости, но держалась она стойко, правда недолго. Ее слегка повело, склонившись ниже, она попыталась устоять на ногах, для чего пришлось раненой рукой слегка опереться о постель. Сквозь зубы вырвался звук похожий на шипение, и боль исказила черты ее лица. Кончик ножа похожего на стилет на краткий миг вдавился в кожу, но она уверенно отвела его в сторону, раздался тихий металлический щелчок и движением, отработанным до автоматизма, девушка сложила свой выкидной нож. Почти потерявшую сознание гостью он успел подхватить, и уложить на постель. Показывать свою слабость людям гостья явно не любила, и чтобы скрыть стон от боли в потревоженной ране, закусывала губы и прятала взгляд. Поведение, достойное уважения, но в глазах медика крайне глупое, как и попытка при таких повреждениях потянуть покрывало, преодолевая боль, лишь бы прикрыться от чужого взгляда. — Слушай, детка, тебе просто крупно повезло, что я тут оказался. Можешь не корячиться накрываясь. Медику такую отбивную, как ты сейчас, очень сложно рассматривать как-то иначе, чем анатомический набор органов и костей, — довольно холодно и цинично заметил он, — если бы хотел тебя убить, то не тратил бы на тебя время и препараты. Так что цени и не дергайся лишний раз. Не порть мой труд. — Я не детка, — просипела девушка. Похоже, что слушала она не слишком внимательно. — М-да, не детка, но дура. — Сам дурак… — Может и так. — Так, препираясь, он все же помог девушке укрыться. — Лучше бы представилась для начала, а не в драку лезла, а то ведь так и буду деткой называть, и может, еще что-нибудь придумаю. Уголок рта на веснушчатом лице дрогнул в довольно дерзкой усмешке. Можно было не сомневаться, что “детку” она постарается ему припомнить, но глаза все же оставались настороженными. — Ладно, как хочешь, — вздохнул он, — мне без разницы, как тебя называть. Просто послушай внимательно, ДЕТКА, если скопытиться не хочешь, то лучше расслабься и отлеживайся, пока есть такая возможность. Так уж вышло, что некоторое время мы будем соседями. Труп в доме мне нежелателен. Твои мощи меня не интересуют, да и вообще, пока тебя латал — насмотрелся. Будешь создавать проблемы — убью, не задумываясь, или на улицу выкину. Все ясно? Слушая парня, девушка хмурилась, злость так и плескалась в ее глазах, но выдержки хватило выслушать. А потом она как-то резко успокоилась. Она вполне разбиралась в людях, чтобы понять, что с ней не шутят. Если благодаря какому-то душевному порыву этот человек ей помог, то это не значило, что он будет терпеть закидоны. Вообще, у нее была масса вопросов к этому спасителю, но все силы она уже растратила на попытку встать и запугать соседа по кровати. Он ее удивил хладнокровием, даже перехватить руку с ножом не попытался, зато с приставленным к горлу клинком язвил и ухмылялся. Другой бы и пальцем не пошевелил, чтобы поддержать, когда она стала падать, а этот все же помог. Но когда он заговорил, перестав при этом подшучивать над ней, теплые зеленовато-карие глаза стали пронзительными и холодными, даже черты лица заострились, словно кто-то другой показал свой лик. Жесткий, циничный и беспощадный взгляд убийцы она видела не раз, да и глядя в зеркало иногда встречала такой же взгляд. Ее это не пугало, да и вообще она уже ничего не боялась. Хотя нет - вспомнился страх смерти в одиночестве и в безопасности этого дома, грозившего стать ее мавзолеем. Удивительно, более года ее не оставляли мысли о собственной смерти, хотелось сдохнуть настолько, что лишь мысли о Дине и малыше останавливали от попытки суицида, а теперь вот хотелось дожить хотя бы до момента, когда Томми осудит за слабость, не позволившую убить Андерсон. Слабость, которая таковой не являлась. Наоборот, ей хватило смелости переступить через ненависть, застлавшую разум и чувства, и дать себе шанс остаться человеком. Она желала вернуться, чтобы попросить о прощении Дину, обнять и поцеловать хотя бы на прощание, если не простит. А еще хотелось взять на руки Джей-Джея, чмокнуть в нежную щечку, ощутив какой-то нежно-молочный запах ребенка, и услышать звонкий детский смех. А еще мечталось пройтись по Джексону, прокатиться по лесным тропам на коне, вдыхая лиственно-еловые ароматы. Мучительное желание вернуться в места, ставшие самым настоящим домом, все сильнее овладевало ею. Поэтому она вовсе не хотела умереть в одиночестве, истекая кровью под шум долбанного океана. Когда-то они с Райли мечтали съездить в Лос-Анджелес или на Гавайи, чтобы купаться и заниматься серфингом, прекрасно понимая, что это только мечты и ничего более. И вот она совсем недалеко от ЛА, на берегу чертова океана, который всего за несколько дней возненавидела. Мимолетные мысли о доме быстро остудили эмоции. Проснувшись, она толком не помнила, где оказалась и не понимала, что происходит. Заметив спящего рядом мужчину, она даже не пыталась понять, как он тут оказался. Теперь вот вглядывалась в этого человека и удивлялась: “Как только вообще без всяких разговоров не убила?” Впрочем, рассматривая молодого мужчину, она начала понимать, что ее остановило, и теперь она гнала от себя прочь эти мысли. Закончив свою речь тем, что запросто выкинет гостью на улицу, парень вышел из комнаты, и она немного расслабилась, морщась от боли сунула нож под подушку. Нос обдало запахом затхлой ткани, но белье было чистым или по крайней мере казалось таковым. Тронула бок, морщась и ощупывая повязку. Неожиданный сосед и правда на совесть потрудился над ее ранами. Покрутив головой, заметила на столе ампулы и небольшую настоящую аптечку, сквозь которую были видны некоторые медицинские инструменты и упаковки препаратов. “А сосед-то не врал, похоже, и правда с медициной дружит, — лихорадочно соображала девушка. — Только вот откуда этот спаситель свалился на мою голову? Не вляпалась ли ты снова в какое-то дерьмо, дорогая Элли?” Думать у Элли Уильямс получилось туго, все тело ныло и болело, голова кружилась при каждой попытке сделать хоть малейшее движение. Она уж даже не помнила, чувствовала ли себя когда-нибудь еще хуже, и была вынуждена согласиться с самозванным молодым доктором, что отлеживаться придется, и не один день. Пугало, что в таком беспомощном состоянии она оказалась в чужой власти и в зависимости от милости какого-то чужака. А уж как она запаниковала, когда очнулась непонятно где и практически без одежды, а рядом вовсю сопит какой-то мужик. Все это и до сих напоминало дурной сон. То ли Элли непозволительно увлеклась своими мыслями и ощущениями, то ли парень умел ходить так осторожно, что почти беззвучно возник в дверном проеме, держа в руках чашку с пахнущим знакомыми травами напитком. — Ты уж извини, но пришлось в твои запасы заглянуть. Не знаю, что за мазь у тебя, ее не трогал, а из трав сделал отвар. Хорошие травки, как раз пригодились на питье. — Он приблизился к кровати, подавая чашку с питьем Элли, а та как-то странно и недоверчиво косилась на медика. Видя странную нерешительность пациентки, он слегка кривовато усмехнулся. — Пей, не бойся. Незачем мне штопать раны девице и менять компрессы всю ночь, чтобы теперь отравить. Жажда успешно боролась с настороженностью и даже любопытством, поэтому Уильямс потянулась к кружке, и казалось, даже уверенно взяла, ощущая тепло нагретой питьем керамики. Но стоило парню слегка разжать руку, как она едва ее не выронила. Благо реакция у темноволосого медика оказалась выше всяких похвал. Из ослабевшей руки чашку он забрал и попытался ее успокоить: — Ничего, детка, в твоем избитом состоянии после потери крови такая слабость нормальна. Давай помогу. — Я не “детка”, — устало буркнула Элли, когда рука почти упала на покрывало. Слабость, беспомощность и зависимость от помощи постороннего человека заставляла хмуриться. Хотелось заявить такое привычное: “Я сама”, но сама она даже из блюдца лакать была не в состоянии. Пришлось смириться с тем, что даже голову приподнять ей помогли, и аккуратно поили. Лицо парня при этом практически ничего не выражало, словно дело такое привычное, что и внимания не требует. — Думаю, что минимум неделю тебе точно никуда не деться от “детки”, — улыбнулся медик, — а то и две. Если, конечно, не представишься. А так, если все же жить хочешь, то показан постельный режим и никаких драк. Рану в боку зашить нельзя, так что заживать будет дольше. Элли едва проснулась, а уже устала. Все ее бессмысленные действия вычерпали едва накопленные силы. Зато сил еще хватало, чтобы рассмотреть нежданного спасителя и доктора по совместительству. Когда-то по-военному короткие волосы отрасли, темная шевелюра за счет жесткости волос легко укладывалась, стоило мужчине всего лишь пропустить их сквозь пальцы. Зеленовато-карие глаза казались бы теплыми, если бы временами взгляд не становился пристальным и тяжелым. Природный прищур глаз лишь усугублял впечатление. Скуластое лицо с четкими уголками челюсти казалось бы совсем квадратным, но довольно длинный узкий подбородок менял впечатление, добавляя лицу резкости и решимости. Привычка сжимать губы зрительно делала их еще уже, чем на самом деле. В сочетании со смуглой от загара кожей темная щетина добавляла лицу суровости, из-за этого он казался старше. Во всяком случае, что-то подсказывало Уильямс, что этот человек в лучшем случае на пару лет ее старше, а то и вообще ровесник, а вот если не присматриваться, то на вид лет двадцать пять. А еще этот мужчина очень сильно напоминал внешне Джоэла, только моложе, и нос чуть другой. В целом, такой же типаж, даже в строении тела Элли замечала схожесть. Было больно от такого напоминания, но возможно, так с ней шутки играла болезненная слабость и кровопотеря. Откинув первое впечатление и делая очередной глоток отвара, она всматривалась, теперь ища отличия, и вскоре ей перестал видеться образ приемного отца в этом парне. Добровольный помощник, напоив ее, оставил кружку с остатком напитка на тумбочке и направился к двери. — Постой, — Элли сама не знала, зачем пыталась остановить мужчину, а голос был настолько слаб, что получился едва ли не шепот, но он услышал и обернулся. — Что-то еще нужно? — она лишь сжала губы и отрицательно мотнула головой, тут же расплачиваясь за это головокружением и болью в теле, — Детка, я отлучусь ненадолго, что-то надо сообразить поесть. Есть хочешь? Элли услышав очередной раз обращение “детка” нахмурилась, но из-за нехватки сил смогла лишь вновь осторожно качнуть головой, отвечая отрицательно на вопрос. Есть ей точно не хотелось. Парень слегка улыбнулся и кивком показал, что ответ принят, но еще чуть задержался в дверях. — Это нормально, — словно сам себе произнес он, — у тебя серьезные повреждения, детка. Лучше пока обойтись питьем и сном, но если появится аппетит, скажи. Он снова развернулся, чтобы исчезнуть в коридоре, когда Уильямс поняла, что следующая “детка” ее просто сведет с ума, и мысленно чертыхаясь, неожиданно для себя пошла на уступку. — Эл… э… Энни, — выдавила она имя, по какому-то странному наитию на ходу меняя его. — Энни? Твое имя? — обернулся парень и с любопытством взглянул на девушку, — Эн… от Анны? — Да… Анна… — ее голос уж совсем угасал, губы пересохли, а глаза готовы были сомкнуться, погружая во тьму и сон. — Хорошо, Энни, бесить “деткой” больше не буду, — ухмыльнулся медик, и суровое лицо от улыбки как-то в раз помолодело, выдавая реальный возраст, — а я Шон. Вот и познакомились. Поспи пока что. Из сна ее выдернула боль, и вспоминать, кто она и где находиться, не потребовалось. Шон склонился над ней, меняя повязку, стараясь сильно не тревожить, но ткань местами плохо отделялась от ран. — Извини, Энн, пытался не тревожить, но не очень получилось. Потерпи. Свое дело парень делал ловко и быстро, а Элли, когда становилось невмоготу от боли, старалась давить в себе стоны прикусывая губы, лишь бы не показать свою слабость. — Энни, не напрягайся ты так, — карие с зеленцой глаза внимательно вглядывались в ее лицо, — в таком состоянии вскрик — это не проявление слабости, а нормальная реакция. Силясь казаться сильной, ты только силы теряешь. Все, расслабься. Кончики тканевой повязки, обхватывающей тело ниже ребер, он ловко заправил между слоями и выпрямился. Быстро убрал с глаз медикаменты и инструменты, ткань и окровавленные повязки, тщательно ополоснул в воде руки. Элли молча наблюдала за уверенными и точными движениями своего лекаря, подмечая, что думает он о чем-то своем, а действует почти автоматически. Заметила и то, что этот Шон не из слабаков, и под футболкой, прилегающей к телу, очерчивалась развитая мускулатура, широкие плечи. Мышцы и жилы на руках тоже говорили о том, что силушки в парне достаточно, чтобы дать отпор, а то и шею руками свернуть. Он довольно долго не обращал внимания на интерес пациентки к своей персоне, а когда заметил, лишь слегка и как-то дежурно улыбнулся, словно ощущал себя не в своей тарелке под пристальным взглядом серо-зеленых глаз. Без лишних слов он приставил к постели стул и сел. Со стоящей на тумбочке кружки снял блюдце, прикрывавшие содержимое, и по комнате быстро распространился запах мясного бульона. — Ну что, Энни, тебе надо бы поесть, как раз бульон достаточно подостыл. И не надо геройствовать, сама ты кружку не удержишь. — Я не хочу есть. — Не хочешь, но надо. Поддерживающих препаратов и витаминов у меня с собой нет, так что для восстановления необходима еда. И снова парень ее поил - терпеливо, давая время на передышку, временами уговаривая и хмурясь, когда натыкался на упрямство девушки. Она почти не чувствовала вкуса, но понимала, что Шон прав, и доверялась ему, делая очередной глоток густого бульона. — Чтобы сильно не шуметь, мне пришлось воспользоваться твоим луком. Неподалеку наткнулся на стайку фазанов. Наверное, кто-то из домовладельцев когда-то держал на участке птицу. Пару стрел сломал, пока освежал навыки, — хмыкнул он, отставляя кружку с небольшим остатком бульона в сторону, — так что извини. Зато у нас сегодня в пищу есть свежее мясо и наваристый птичий бульон. Элли на это лишь покривилась, с покалеченной левой рукой из нее лучник теперь был никакой. — Пользуйся, все равно я вряд ли когда-нибудь еще смогу из него стрелять нормально. — Ну отчего же? — Элли лишь чуть приподняла покалеченную руку, проговаривать такое не хотелось, боялась, что голос дрогнет. — А, ты об этом? Не вижу особых проблем. Потребуется время, желание и терпение, и можно переучиться стрелять с другой руки. Элли эта идея зацепила, и она вновь с любопытством взглянула на собеседника. — Не уверена, что смогу, но подумаю. Пока бы на ноги встать, и чтобы они не подкашивались. — Встанешь, Энни. С твоим упорством скорее всего даже раньше, чем положено, что я, как врач, не советую делать. Парень по привычке провел пятерней по волосам, зачесывая назад отросшую челку, и аккуратно отодвигая от постели стул, встал. — Пока в окрестности спокойно. Инфицированные почему-то не лезут к океану, да и люди пока не появлялись, так что пользуйся моментом, чтобы отлежаться и поправиться. Если не возражаешь, я на всякий случай эту ночь пересплю тут, чтобы в случае чего быстро помочь, — ночью может стать плохо. Если все обойдется, то дальше осложнений можно будет не опасаться. Элли жутко хотелось съязвить на тему приставаний со стороны медика, но она вовремя прикусила свой длинный язык. Только обид и перепалки не хватало для полного счастья. Медик, который мог и пальцем о палец не ударить ради ее спасения, взялся добровольно ухаживать за абсолютно чужим для него человеком и явно не заслужил проявления дурного нрава и настроения по отношению к себе. К тому же кровать большая, парень вполне адекватный, так что соседство на одном матраце уж как-то можно и потерпеть. А если уж совсем начистоту, то оставаться в одиночестве, погружаясь в свои мысли, Элли Уильямс не хотелось совсем. Шон оказался весьма замкнутым человеком: полдня до самой темноты он держался поблизости, но с разговорами в душу не лез. Если видел, что девушка не спит, — бегло осматривал ее, проверяя глаза, пульс, температуру, и что-то спрашивал лишь по делу. Зато сидеть без дела ему было некомфортно поэтому стараясь не беспокоить пациентку, он занялся уборкой в спальне. Для мужчины он оказался слишком уж аккуратистом. Элли не удержалась и все же подколола парня по этому поводу, а тот, иронично усмехнувшись, посерьезнел и выдал отповедь, так что Уильямс стало даже неудобно. — Я ничего зазорного в чистоте не вижу. К тому же у меня это профессиональное, в наше время сложно в больницах и палатах поддерживать приемлемые условия санитарии, так что самый верный способ - это тщательная и частая уборка. Ты, конечно, девушка выносливая, но уверен, что испытать на себе, что такое сепсис, не захочешь. Шону удалось приоткрыть в спальне окно и на треть поднять ставню, так что воздух в комнате вскоре посвежел, хотя бы частично изгоняя затхлый запах, и стало заметно светлее. Ему теперь хоть днем не приходилось жечь фонарь, тратя батарейки, когда он менял повязки и осматривал Элли. Самый кошмарный для нее момент наступил вовсе не по причине осложнений, а когда организм решил, что в нем слишком много ненужной жидкости. Конечно же Шон позаботился найти ведро на такой случай и даже сказал ей об этом, но стыд заставлял ее терпеть, выжидая, когда парень уберется куда-нибудь из комнаты, чтобы сползти с кровати и осуществить свои потребности. А он как назло надолго ее не оставлял, и приходилось терпеть и ждать, а в подвернувшийся момент встать с кровати толком не вышло, и она не успела до его возвращения. Поэтому уже некоторое время ерзала на постели, тревожа раны, чувствуя, что гордость затмевает разум, и если не выдержит - то будет еще хуже, но все равно просить о помощи не хотела. Она надеялась, что ее потуги Шон не замечает, но закрадывалось подозрение в этом. Все он прекрасно видел и понимал, и поэтому уголки его губ теперь подрагивают в попытке сдержать циничную улыбку. Пару раз в течение дня она его все же чувствительно поддела маленькими издевками, и похоже, что теперь Элли это аукалось. — Энни, тебе что-нибудь надо, может, попить? — спросил парень участливо, на что Элли упрямо мотнула головой, отрицая надобность чего-либо и тут же матерясь про себя. Вот он снова вышел, на удивление шумно протопал вниз, и Элли стала примеряться, как встать, когда Шон тихо возник в дверном проеме. — Так все же принести воды? Пить хочешь? — участливо спросил он, и улыбка промелькнула на лице. — Не-ет, — процедила Уильямс, хмурясь. Вдохнула, выдохнула, стараясь о воде не думать, чувствуя внутри давление излишка этой жидкости. Парень тихо хмыкнул и исчез в недрах дома, чтобы через несколько минут снова порушить планы Элли, притащив в комнату какие-то книги и папки. — Бульон почти готов, так что скоро ужин. Буду тебя поить. Элли тихо крякнула, кладя здоровую руку на живот, и молясь, чтобы вытерпеть и дождаться, когда он спустится за ужином. Шон же не спеша открыл одну из книг, пошуршал страницами, перелистывая их, и лишь потом удалился. Через пару минут появился с цветастой большой кружкой в руке, и с самым невинным взглядом, обращенным к пациентке, он пару раз шумно отхлебнул содержимое. Видя, как странно меняется лицо девушки, он качнул кружкой, словно предлагая напиток ей. — Будешь? Это вкусно, так освежает… — и забавная усмешка вздернула левый уголок рта. Чувствуя, как внутри и без этого все булькает, и что близок тот момент, когда конфуза не избежать, Уильямс постаралась сосредоточиться на дыхании, и стараясь даже не шевелиться. Однако поймав лукавый взгляд, Элли все же осознала, что над ней тонко измываются, используя ее собственный страх. — Да твою ж мать, ты издеваешься?! — Выдохнула она, хмуро глядя на парня. — Ну, не все ж только тебе прикалываться, — уже не скрывая кривой ухмылки, уязвил ее Шон. — Вот все думаю, что в тебе сильнее — гордыня или храбрость? Пока первая побеждает, и похоже, что ты скорее ночевать будешь в луже, но о помощи не попросишь. Почему ты так боишься показаться слабой? Еще раз повторюсь: с такими ранами — это нормально. Более того, ты действительно для такого состояния держишься поразительно стойко. — Вот черт! Твою ж мать! Да уйди ты тогда на полчасика, если такой всепонимающий. — Ну да, я уйду, а ты при попытке добраться до ведра свалишься и убьешься. Все мои труды будут напрасны. — Может, так даже лучше будет, — процедила сквозь зубы Элли, все же пытаясь самостоятельно подняться с постели, которая ну никак не хотела ее отпускать. Вздохнув, Шон все же поставил кружку на прикроватную тумбочку и прошел к Уильямс, осторожно и бережно помогая ей встать и преодолеть несколько шагов. Дальнейшую попытку помочь Элли прервала, вцепившись ослабевшими руками в мужское запястье. — Я сама, — буркнула она, ища опору в ближайшей мебели. — Свалишься ведь. Сейчас я просто врач, а не мужчина… — Шон, прошу тебя… я сама. Если упаду - поднимешь, отругаешь, поможешь, и я буду паинькой, пытаясь справить нужду в твоем присутствии, — от произнесения такой длинной фразы она слегка задохнулась, но продолжила, — а пока дай попробовать сделать это по-человечески… без пригляда. — Ладно, держись, — Шон притянул стул к ней поближе на всякий случай, давая хоть какую-то опору, чтобы удержаться, и вышел из комнаты. С горем пополам, преодолевая головокружение и боль во всем теле, мысленно матерясь как сапожник, потому что на устные конструкции сил не хватило бы, она все же справилась самостоятельно. Вернувшийся Шон застал ее почти повисшей на спинке стула с едва натянутыми на место трусами. От стыда она готова была провалиться на месте, но Шон осторожно подхватил ее на руки и перенес на постель. — Ну, довольна, “Я сама”? Больно? Терпи, обезболивающее вколю только на ночь. В ответ она покривилась, изображая улыбку и пытаясь принять положение, в котором не будет ощущаться столько боли в теле. Шон, убедившись, что пациентка в порядке, ушел вниз. Элли все же смогла найти оптимальное положение тела и успела задремать, когда мужчина вернулся. Не терпя возражений и отказов, он терпеливо поил строптивую девушку свежим теплым бульоном, а потом всыпал ей в руку несколько пилюль, давая запить лечебным отваром. — В доме нашел аптечку. Это обезболивающее средство. Времени прошло сама понимаешь сколько, и особо не надеюсь, что поможет, но попробуй. У меня мало инъекций с собой, так что не обессудь, колоть обезболивающие буду только при крайней нужде. Если ночь пройдет нормально, завтра выберусь в город, поищу аптеку. Похоже, в этом месте никто особо не мародерствовал. Препарат все же подействовал, и Элли чувствовала, как боль уходит куда-то на задний план, уступая место усталости и бессилию. Так что она и не вслушивалась в сказанное, лишь слегка пожала плечами. Полуприкрыв глаза, она с ленцой наблюдала, как Шон прошел к той стороне кровати, где она застала его спящим с утра. Забравшись с ногами на кровать, он сел, опираясь спиной об изголовье. Проникавшего в комнату света хватало для чтения, чем он и воспользовался, перелистывая принесенные ранее издания и внимательно вчитываясь в текст. Заметила Уильямс и то, что парень переоделся в более легкую одежду. Серая футболка с надписью на груди, которую ей не удавалось прочесть, потому что в глазах все расплывалось, и бежевые летние шорты. Ее слегка рассмешил контраст между цветом кожи верхней половины тела и ног, которые были почти белые, и с солнцем, наверное, никогда не знались. Парень, погруженный в чтение, отвлекся на странные тихие звуки, которые у Элли получились вместо смеха. С тревогой он всмотрелся в лицо пациентки, решительно и быстро ухватил ее пальцами за подбородок, приподнимая ее голову и заглядывая в глаза. Поняв, что Элли в здравом разуме, насколько это возможно в таком избитом состоянии, слегка раздраженно сжал челюсти, а потом быстро выдохнул, отпуская голову девушки. — Энни, в чем дело? — Его голос не выдавал и тени раздражения, а Элли, чувствуя расслабленность, сжимая губы, все же захихикала, морщась от отголосков боли, — Что? Хотя вижу — лекарство действует, и с дозой слегка перебор. — Расслабься, доктор. Просто ты в этих шортах такой забавный, словно из двух половинок. Снизу белый как молоко, а сверху поджаристый… Парень не сразу вник в суть сказанного, а потом и сам заметил контраст цвета кожи, хмыкнул и почесал свежий комариный укус на ноге, добавляя к белому цвету розовое пятно. — Ничего, пара дней - и там поджарюсь. Просто запарился по такой жаре в джинсах ходить, а отцовская одежда прекрасно подошла по размеру. — Отцовская? Так это и правда… твой… дом? — Сил на поддержание долгого разговора не хватало, дыхание сбивалось, и приходилось делать паузы, чтобы закончить фразу. — Можно и так сказать, — кивнул парень, — этот дом принадлежал отцу до карантина. — Не похоже, что тут… кто-то жил… после… — Никто и не жил. Я вчера пришел сюда, а тут сюрприз. Элли хмыкнула и слегка резковато повернула в его сторону голову, зашипев от того, что при этом движении в голове все словно перевернулось. Шон быстро глянул на нее, но успокоился, поняв причину. — И зачем… пришел? — Да так… кое-что понадобилось. К тому же образовалось много свободного времени, вот и решил пожить в доме на берегу океана. — Романтично звучит. Только ради отпуска сюда сложновато добираться. Гадов всяких по дороге с избытком. — Гадов? Ты о тех, что с трещоткой на хвосте? — И их тоже… — Ну их кто-то очень люто проредил, а остальные все же поменьше будут. — Да-а? — Удивление было почти искренним. — Угу. Элли хотелось задать еще несколько вопросов, но усталость брала свое, и она сползала в состояние дремы. Шелест страниц успокаивал, боль стала тупой и почти не мешала. В сон она не погружалась, а словно находилась в странном промежуточном состоянии, из которого не спешила выныривать, даже когда Шон осторожно встал с кровати и куда-то ушел. Вернулся он быстро, и странный глухой хлопок все же выдернул Элли из забытья, заставив дернуться в поисках ножа. — Энни, спокойно, никто не нападает, это всего лишь винная пробка. Голос парня был спокойным, вкрадчивым, и она, еще плохо соображая, что же случилось, доверилась ему на слово. Присмотревшись в вечернем полумраке, взглядом нашла неподалеку светлую одежду парня, обозначавшую его местонахождение. Послышался звук наливаемой жидкости, и вспыхнул лучик фонарика. — Не хотел так резко тебя будить. Вот, выпей, — он склонился к ней, помогая приподняться и поднеся к губам чашку, от которой действительно пахло вином, — не бойся, это всего лишь отличное красное виноградное вино. Совсем немного и разбавлено водой. Сразу после таблеток не стал давать. Оно полезно для восстановления крови и работы сердца. Как-то сразу не подумал об этом, недавно вспомнилось, вот и решил отцовский погребок растрясти. Элли трезвенницей не была, но лучше бы этот странный лекарь предложил виски. Впрочем, вино пахло приятно и горло не драло, даже такая малость, выпитая почти на пустой желудок, быстро разогрела нутро, отзываясь легким опьянением в голове. В результате она даже не заметила, как уснула. Проснувшись утром, соседа по матрацу Элли не застала, солнечный свет уже заглядывал в приоткрытое окно, и вместо пыли пахло океаном с примесью какого-то сладкого цветочного аромата. В доме было тихо, и подумалось, что странный темноволосый медик все же решил продолжить свой путь, оставив дом, и от этой мысли стало страшновато. По сравнению со вчерашним днем лучше себя она не чувствовала, но все же Уильямс решила снова попробовать встать самостоятельно по нужде. Стоило кровати скрипнуть, а Элли от боли застонать, как в коридоре послышались тихие торопливые шаги. — Снова экспериментируешь со своей прочностью? — Голос Шона с утра оказался чуть более хрипловат, чем прежде, а взгляд серьезен, — Энни, мазохизм — не лучший выбор для выживания. Элли Уильямс злилась, отчего-то в это утро она ощущала себя более разбитой, чем вчера, хотя голова была яснее. Шон не спешил сам прийти на помощь, лишь губы досадливо сжал, наблюдая потуги девушки. — Ну так помоги, черт возьми! — Уже прогресс, а если еще и волшебное слово добавить… — Какое? По матушке помянуть или по батюшке? — Шон лишь улыбнулся, видя как Элли закипает, доводить до крайности не пожелал и молча подошел, чтобы помочь. — Злость это хорошо, Энни. Значит, жить все же хочешь. Ночью ты меня здорово напугала. — Элли вопросительно взглянула на парня, а он лишь как-то тоскливо вздохнул. — Убить себя просила, перед кем-то извинялась, потом уговаривала отпустить. Но настойчивей всего умоляла кого-то не убивать. Я не сразу понял, что это ты во сне разговариваешь. Пришлось успокоительное вколоть. Элли промолчала, лишь взглядом прося ее оставить одну. Шон вернулся минут через двадцать, неся с собой пару больших кружек. Оставив их на тумбочке у изголовья со стороны Элли, он без комментариев уложил ее в постель. Также молча, слегка пугая этим Элли, он задрал ее рубашку и дальше непонятных страхов не оправдал, просто выполняя привычную работу — перевязку. — Неплохо подживает, — нарушил он молчание, — дней через шесть или семь сможешь сама вставать, а пока лучше сэкономь время на лечение и выздоровление и не дергайся лишний раз. Сейчас в округе тихо, но кто знает, как дальше будет. Может быть, придется быстро уходить, а ты своими дурными потугами и гордыней надрываешь раны, продлевая свое состояние. Уильямс упрямо нахмурилась. Умом она понимала, что парень прав, но вот внутреннее бунтарство и чувство противоречия не давало расслабиться. Она нервничала, будучи рядом с ним, и не понимала, почему. Да, есть у него определенная схожесть с приемным отцом, но по идее это должно бы успокаивать, но что-то в этом мужчине будоражило и настораживало. Шон, тем временем, закончив с перевязкой, уперевшись руками в постель, навис над Элли. — Энни, ты мне казалась более разумной. Ты должна понимать ситуацию, и прекрати вести себя как подросток. Если хочешь вернуться домой к тем, по ком так скучаешь, то лучше будь послушной девушкой и прислушайся к рекомендациям врача, который все же пытается помочь. Иначе дальше будешь выживать сама. Шон наблюдал, как при словах о доме ее лицо слегка вытянулось, на языке явно крутились колкости и ругательства, но девушка сумела совладать с собой. — Читал дневник? — холодно и тихо спросила она. — Не совсем. Ища, во что тебя переодеть, наткнулся на тетрадь, которая мешала переложить вещи. Когда вытащил ее, она раскрылась на заложенном карандашом месте. Мне вполне естественно было интересно узнать, кого спасаю, но прочел только последние пару страниц. Прочитанное убедило меня помочь тебе. Можешь обижаться, мне все равно. Отведя взгляд от карих глаз, Уильямс тихо выдохнула, унимая досаду и понимая, что наверняка и сама поступила бы также. К тому же медику хватило мужества рассказать об этом. — Я… я попытаюсь… — Попытайся, будь так добра. Брюнет выпрямился, и поставив у постели стул, сел. В этот раз из приоткрытой чашки пахло вкуснее, и когда Шон взялся за ложку, чтобы ее покормить, Элли готова была вновь язвить, но наткнувшись на внимательный взгляд и легкую усмешку, едва сдержалась, понимая, что парень уже успел ее неплохо узнать и ждал именно такой реакции. — Энни, я абсолютно не буду возражать, если снова скажешь: “Я сама”. Можешь даже попробовать, а вдруг да получится, но, если что, будешь слушать урчание в животе до моего возвращения. Все свои слова Уильямс проглотила, тихо выдохнула, и решительно взглянув в лицо Шона, с легким нажимом произнесла: — Давай лучше, на всякий случай, попробую все же сама? Если смогу есть без помощи, то тебе же будет проще. Упорство этой девушки и стремление обособиться этим “Я сама” его поражало. Она явно испытывала от предлагаемой помощи едва ли не больший дискомфорт, чем от идиотских попыток убиться от своей неуместной в ее состоянии самостоятельности. Шон не понимал, что это — фобии какие-то или гипертрофированная гордость. Возможно, что первое — уж слишком она напрягалась от какого-либо физического контакта с ним, этакая недотрога. — Хорошо. Пробуй. — Он помог девушке обхватить здоровой рукой чашку и подал в трехпалую руку ложку. Один раз Элли ложку донести до рта смогла, а дальше от слабости и напряжения не получалось. Только едва суп на себя не вывернула и немного испачкала покрывало. — Энни? — Вот же срань, — тихо ругнулась она, переводя взгляд на Шона, — Да, да, хорошо. Уел, показал наглядно, какая я теперь немощь, — проворчала Элли, разжимая пальцы на теплых боках кружки, чтобы Шон мог ее забрать в свою пятерню. — Слушай, Эн, если бы была возможность, я не стал бы тебя смущать ни своей помощью, ни присутствием. Мне было бы в радость сходить покупаться к океану и засесть за изучение стопки отобранных книг. Весьма полезных для медика, кстати. Поверь, моё терпение не безгранично, цинизма и хладнокровия хватит предоставить тебе такую желаемую самостоятельность, поэтому подумай хорошо, стоит ли оно того. Уильямс верила ему и вновь понимала, что он прав; собственное ослиное упрямство не радовало, но упиралось во все углы и щели всеми своими конечностями. Натыкаясь взглядом на карие глаза собеседника, она тут же отводила его в сторону, лишь бы избавиться от иллюзии удивительной схожести этого человека с Джоэлом. Причем если в самой внешности она нашла массу отличий, разрушивших это впечатление, то с его манерой речи, движениями, мимикой поделать ничего не могла. Иногда он просто до чертиков, до крупных мурашек пугал ее, напоминая уже навсегда потерянного отца и напарника. Из-за этого где-то внутри рождалось саднящее и щемящее очень тоскливое чувство. Но стоило Шону расслабиться, прищуриться от ироничной ухмылки, даже просто как-то совсем по-мальчишески улыбнуться, и сходство развеивалось. Элли ловила себя на том, что проникается доверием к этому человеку, и это происходит слишком быстро. — Почему ты все же возишься со мной? — Не знаю. Может быть хочу, чтобы ты вернулась домой, по которому так скучаешь. Возможно, через такую благотворительность замаливаю свои грехи, — странное болезненное выражение на миг проглянуло в его лице, сменившись иронией в сопровождении пожатия плеч, — а может, надеюсь, что нам будет по пути, и хоть часть маршрута я пройду не в одиночку, а с напарником. Кто знает? Ты лучше ешь, давай, — и парень, протянув к губам девушки ложку с супом, заставил ее проглотить свое любопытство, — у нас еще хватит времени замучить друг друга вопросами. Пока лучше делай, что говорю, и отсыпайся. Я сейчас уйду, может уже в обед вернусь, в крайнем случае — до вечера. Дверь внизу закрою на ключ, а то мало ли… гости нам тут ни к чему. Особо не отдавая себе отчет, Элли в тревоге перехватила его руку с ложкой. — А если не вернешься? — Энни, я не собираюсь рисковать напрасно. Если столкнусь со сложностями, то просто вернусь раньше. Надо осмотреться, поищу аптеку, и может, оружейный. Надежды на то, что его до сих пор не обчистили мало, но вдруг повезет. Да и жили тут люди не бедные, в домах тоже могут быть целые арсеналы у охраны. У меня осталось мало припасов для оружия, да и твой арсенал осмотрел — внушает, но боеприпасов почти нет. Так что идти необходимо. Если не возражаешь, я снова возьму лук, не помешает еще птицу подбить на бульон. Все лучше, чем тушенка. — Бери, конечно, — Элли отпустила мужскую руку и покорно проглотила содержимое ложки, — в этих местах много топляков и еще больше шаркунов… — Знаю, и я не кабинетная крыса. Элли хмыкнула, глядя на сильные плечи, жилистые руки и цепкие пальцы. Хаотичный узор из боевых шрамов она приметила еще вчера, так что верно — не кабинетная, и даже не крыса. Покормив ее, Шон проверил повязки и, сбегав вниз, принес небольшие пластиковые бутылки. — Невесть что за тара, но это лучше, чем ничего. Вода и отвар. Сил открыть крышки у тебя хватит, так что от жажды не умрешь, — следом за бутылками на постель рядом с подушкой положил пару блистеров с таблетками, — обезболивающее. Пей только при нужде и не больше пары штук, но лучше по возможности обойтись вообще без них. Элли слушала и наблюдала, как парень повязывает на голову невзрачного цвета бандану, как-то сразу преображаясь, чем вызвал непроизвольную кривую улыбочку. — Что? — Ничего, просто вид бандитский. — Не на вечеринку собираюсь. На улице жарко, солнечного удара только не хватает, да и пот на глазах в бою сильно мешает, — следом он натянул кожаные перчатки с обрезанными пальцами. — Угу, а перчатки - чтобы не замерзнуть? Парень удивленно поднял глаза на девушку, привычным движением защелкивая кнопки на запястьях. — А вот тут как-то не до жары. У врача главная фобия — это повреждение рук. Мне совсем не в радость о морду инфицированного сбить кожу и подхватить КЦИ. Ну и в обращении с луком я не то чтобы мастер, так что тоже хоть чуть, а защита. Элли оценила предъявленные аргументы и в излюбленной слегка ироничной манере изогнула губы. — Хм… логично, — одобрительно кивнула. — М-да, только не говори, что в бой с голыми руками суешься. — И не говорю. Суюсь минимум с ножом и желательно скрытно, со спины, — подшучивала она, — а лучше еще что-нибудь поувесистей взять… топор, к примеру, биту или еще что-то вроде того. И никаких проблем, в принципе. Девушка слегка пожала плечами, для нее это действительно давно не являлось проблемой, как и легкий сарказм в еще слабом голосе. Теперь уже парень повторил гримасу Элли и ей же в тон ответил: — Хм… логично, — Шон вернул улыбочку Элли, поправил бандану и развернулся к выходу из комнаты, уже напоследок добавив, — Энн, будь паинькой, полежи, поспи, не добавляй проблем со здоровьем. — Ага, — выдохнула она ему вслед, — буду… паинькой. Шон осторожно выскользнул через заднюю дверь, которую уже успел поправить и заново установить, чтобы она спокойно открывалась, и запер ее на ключ. Осторожно оглядевшись, по довольно толстому одеревеневшему стволу лианы перемахнул через ограждение на соседний участок. Не хотелось ему оставлять никаких зацепок, указывающих на обитаемость отцовского дома, поэтому старался быть аккуратным и уходил прочь задворками. Последние дни благодаря появлению Энни выдались странными, вроде бы ничего нового: шел доктор по делам, наткнулся на избитого котенка, пожалел, приютил, заботится. Только вот доктор — не доктор, да и котенок — похоже, что тот еще хищник. И спрашивается, с чего вдруг он так проникся к этой девушке? Злая, язвительная и недоверчивая девушка, а вызывала странную симпатию. Вот хочется о ней позаботиться, просто так помочь, без всяких условий, и чувство рядом с ней странное - порой кажется, словно давным-давно знакомы. Нет-нет, да и приходится себе напоминать, что это не давняя хорошая знакомая, а странная девушка, о которой почти ничего не известно. Он только и знает имя, и что есть у нее где-то безопасный дом, куда ей очень хочется вернуться. Что покинула она этот дом ради мести кому-то, что жить хочет, но совсем не дорожит собой. Ночью наслушался от нее много такого, из чего выводы сделать можно очень неоднозначные, и в то же время это был бессознательный сонный бред, порой совсем неразборчивый. Обрывистые и кровавые видения, которые могли и не иметь реальный подоплеки. Ему вот тоже случается видеть во снах собственные руки в крови по самые плечи, а то и захлебывается в кровавом потоке. И у сестры часто во сне прощения просит, хотя в реальности знает, что совсем не виноват перед ней, а уж она-то как раз и должна искать мира с собой. Виноват он только в том, что не последовал за ней… за ними. Не смог придавленную гордость переступить, а теперь он даже не знал точно, добрались ли они до Бостона, как хотели. Прошло время, и вот он созрел отправится на поиски, не веря, что сестра могла погибнуть, — не чувствовал он ее потерю. Мягкая и добросердечная девочка выросла в фурию: не боясь испачкаться в крови и чужих мозгах, за себя она точно могла постоять. Жизнь ее тоже надломила, только вот не согнула, а сделала прочнее. С потерей отца она решила не быть обузой для брата и осваивала боевые навыки так, словно родилась быть бойцом. Очень сильно она изменилась, что и развело их пути. Расстались они со скандалом и обидой, и Шон до сих пор не знал, жалеть ли об этом или нет, но, наверное, все же простил сестру. Последнее время только и думал о ее поиске, — благо, знал, где искать, вернее, откуда начать поиск. Осталось лишь добраться до злосчастной карантинной зоны Бостона. Скорее всего Энни ему напоминала сестру: разные внешне, но что-то очень схожее в характере, взгляде, в патологическом стремлении к самостоятельности вопреки всему, даже злость и сочащийся временами сарказм их роднили в глазах Шона. Возможно, из-за этого он ее так быстро перестал считать чуждой и опасной. Более того, он уже мысленно пытался вписать ее в свои планы. Пусть и ненадолго, но ему жилось бы спокойней, если бы им оказалось по пути. Он мог бы сопроводить Энни ближе к тому самому безопасному дому, где ее наверняка ждут. Да и самому даже часть долгого пути до Бостона, разделенная с умелым напарником, облегчила бы этот поход к собственному прошлому. Но пока ему еще предстояло присмотреться внимательнее к своей гостье, да и ей, в общем-то, не стоило бы доверять Шону. Но все же она казалась парню странной: временами она была как злой, колючий и опасный зверек — очень гордый и независимый хищник. А иногда он ловил от нее странный взгляд, словно смотря на него, она видит кого-то другого, и взгляд удивительно теплый, слегка виноватый, и раз даже чуть чужим именем не назвала. И человек этот, видимо, ей очень дорог. Заметив его любопытство, она стала отводить взгляд и злиться на всё, что бы он ни сказал или сделал.