Не верь, не бойся, не проси

Волкова абсолютно не удивлена. Вот ни чуточки. Она подходит к жалкой мокрой фигуре,что медленно раскачивается на ржавых качелях. Они издают мерзкий скрип, который не перекрывает даже усилившийся ливень. Фигура отчаянно пытается зажечь трясущимися руками сигарету и совершенно не обращает внимание на вторжение в личное пространство. С тяжким вздохом, Оля прячет рыжую макушку под зонт и перемещает пакет на сгиб локтя. Рука сама тянется в карман олимпийки за пачкой сигарет. Соня слишком сосредоточена на зажигалке и сигарете, чтобы понять, что дождь над её головой прекратился. - Сигарета отсырела, - буднично заявляет Оля протягивая пачку. Разумовская резко дёргается и бьётся затылком об поручень. Отсыревшая сигарета выпадает изо рта. - Так что ты здесь забыла? - устало спрашивает Волкова, стоило Соне успокоиться и прикурить раза с десятого. - Ты была достаточно ясна в своих желаниях. Синие глаза печально и потерянно смотрят сквозь Олю. Действительно, жалкая облезлая кошка. Но такой она кажется роднее и привычнее. Лучше, чем незнакомая московская лисица. Грянул вдалеке гром. Сдавшись, Оля пошла в сторону подъезда, небрежно бросив через плечо: - Переночуешь сегодня тут, а завтра съебывай обратно. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Сонька шаркает следом. Слишком тяжело вздохнув, так,что заныли треснувшие рёбра, Волкова начала себя настраивать на предстоящий разговор. В том, что он будет и будет тяжёлым, она даже не сомневалась. Непривычно молчаливая и покорная Соня сиротливо осталась стоять в коридоре, не рискуя пройти дальше. - Разувайся. Дуй в ванную. Заболеешь,- рублено кидает фразы Волкова, сбрасывая пакет в коридоре и скрываясь в дальней комнате. Только сейчас Соня со всей ясностью поняла, насколько сильно она проебалась. Ну и насколько переломным в их отношениях будет последующий разговор. Она скидывает рюкзак и мокрые кеды вместе с носками и с опаской стучится в дверь комнаты, приоткрывая её после неопределенного фырканья. - Волче, а полотенце?- ей в лицо прилетает полотенце и в догонку махровый халат. Стараясь не нарываться, она покорно скрывается в ванной. Только услышав шум воды, Оля позволяет себе слегка расслабиться, переодеться в домашнее и пойти ставить чайник. Эта идиотина ведь неизвестно сколько времени провела под дождём в одной толстовке. Кстати, толстовку стоило бы вернуть обратно. Или пусть подавится? Неважно. Важно, что эта дура скорее всего ничего, кроме энергетиков и сигарет, с момента Олиного отъезда не употребляла. Машинально Волкова зажигает газовую плиту, ставит кастрюлю со вчерашней пастой и чайник. Помедитировав на газовую плиту, она прикуривает, и отворачивается к окну. Невидяще смотрит на молнии и пелену дождя, стряхивая пепел в чашку с недопитым утренним чаем. Она не оборачивается на Соню. Ей достаточно видеть её силуэт в отражении, что сжался на стуле в углу, притянув колени к груди. Лишь мимолётно, край сознания отмечает насколько по-домашнему трогательно Сонечка смотрится с закрученным полотенцем на голове да в нелепом розовом махровом халате. Сердце окончательно сдается под гнётом нежности, стоит заметить на вечно холодных ступнях шерстяные носки. А ведь Сонька сама их для Оли связала. Ещё в детдоме, выкупив пряжу у какой-то сердобольной старушки. Мозг отдал сердцу приказ схлопнуться и включить режим обороны, стоило закипевшему чайнику издать противный свист. Стряхнув наваждение, Оля молча накладывает еду и наливает чай, так же молча ставит перед рыжей тарелку, чашку и приборы. Подумав мгновение, она достает из холодильника банку пива и остаётся на месте, облокотившись спиной на тумбу. Соня не поднимает взгляда от тарелки, гоняя вилкой еду с одного края тарелки на другой. Оля так и не сделала ни одного глотка, оперевшись на холодную банку щекой.Тишина угнетает. - Ешь. - Прости меня. Одновременно произносят они, не выдержав молчания. Синие виноватые глаза впервые прямо смотрят в больные карие. Плотину прорвало. Разумовская начала плакать. Не красиво, как она тренировалась когда-то перед зеркалом, а навзрыд, с покрасневшим лицом, соплями и иканием,как сломанная постоянно извиняясь. Оля пытается сдержаться,честно. Её хватает ровно на четыре минуты. Рекорд, однако. - Дура!- В носу засвербело и Оля поняла, что тоже плачет, сидя на коленях перед Соней и крепко сжимая её ладонь. Как выдры-неразлучники, ей богу. - Не...Не...Не реви,- выдала, икая Соня, и ещё сильнее разрыдалась. - Кто бы говорил, - сквозь попытки выровнять дыхание парировала Волкова. - А я и не реву-у-у, - вредно тянет рыжая, но всё впечатление портит икота сквозь завывания. Выругавшись под нос, брюнетка стягивает её на пол и обнимает. Плевать на рёбра и обиды. Вцепившись в друг друга, словно утопающие, они сидят на полу кухни и ревут белугами, пока не кончаются силы. - Марго не хватает,- спустя долгие мгновения выдаёт Разумовская, уткнувшись Оле куда-то в подмышку. - Ну да, тогда бы слёзы закончились раньше,- фыркает Волкова, рассеянно поглаживая острые плечи.- Как и целые места на нас. - Наш ребенок просто не любит ссоры,- лукаво сверкнула одним глазом рыжая. Поймав внимательный карий взгляд, она покраснела и спрятала лицо обратно.- Прости. - Да ладно, это было неизбежно, - отстраняет от себя Соню Оля и медленно встаёт с пола треснувшие рёбра и затёкшие ноги тут же запротестовали. Чтобы отвлечься, она пытается пошутить. - Слишком ранний брак, тем более по залёту. - Хорошо, что ты порядочная, - улыбается краем губ рыжая. Её лицо всё ещё олицетворение страданий. Она несмело поднимается с пола и остаётся стоять напротив Оли. Между ними расстояние вытянутой руки, а по ощущениям целая пропасть. - С тобой плохо, а без тебя ещё хуже,- откровенно отвечает Оля на собственный вопрос, открыто смотря на Соню. Та несмело кивает, те же чувства испытывая. - Кажется, окажется проще не знакомиться. Кто из нас откажется взять и успокоиться?*- дрожащим голосом тянет Разумовская. Их диалог глубже чем просто слова. Он на уровне вывернутой наизнанку души. Кровоточащей. Одной на двоих. - И какая разница, что от нас останется,*- подхватывает Волкова, неловко засунув руки в карманы треников. Её пальцы холодит металл родительских колец, что она нашла во время уборки. Мелькает и гаснет мысль о символизме и судьбе. Не давая себе время на передумать, она протягивает открытую ладонь с кольцами в сторону неподвижной рыжей. Оле не нужно говорить, Соня понимает всё без слов. Она накрывает протянутую ладонь своей и тянет девушку в коридор. Не отпуская чужой руки, она достаёт из кармана рюкзака небольшую коробочку и протягивает её Оле. В ней парные кулоны. Соне не нужно говорить, Оля понимает всё без слов. Они обмениваются так и не произнесёнными клятвами. Они отпускают друг друга с немым обещанием встретится вновь. Вместо этого они говорят о будущем, о мечтах и планах. Говорят робко, впервые по отдельности друг от друга. Впервые честно, впервые видя друг на друга по новой с разных концов старого дивана не менее старой гостиной, впервые с позиции я. - Познакомь меня с ними, - просит вдруг Соня, замечая альбомы на подоконнике. Оля не может отказать. Она подхватывает плед с дивана и тянет рыжую к окну. Уютно заключив девушку в кольцо рук, и устроив подбородок на костлявом плече Оля неспешно начинает показывать фотографии и рассказывать то, что помнит. Соня слушает внимательно, ласково гладит лицо маленькой Лёлечки на фотографиях, удивляется сходству Оли с отцом и тем, насколько Волкова похожа на свою мать из воспоминаний. Она смеётся, ахает удивлённо, теребит великоватое старое-новое кольцо на пальце и хочет, чтобы эта ночь не кончалась. Соня лишена всего этого. Она не помнит, ни отца, ни матери, ни дома. Её семья, её дом, её константа - Ольга Волкова. Так было всегда. И так будет. Они со всем справятся. Она в это верит и надеется, что этого будет достаточно.