человек человеку волк

      Только через саморазрушение мы постигаем совершенство.       С подобными мыслями Полина попыталась открыть глаза, но тут же замерла от сильнейшего импульса в височной доле — ее утро началось в обед с возвращения блуждающей души в тело. Которое, несомненно, сейчас ей совершенно не принадлежало. Она в принципе была полностью лишена ощущения реальности и, мягко говоря, чувствовала сторонние раздражители каждой клеточкой кожи. Было осязание какой-то неприятной — скользкой и вязкой — боли, обволакивающей Морозову полностью. Чтобы открыть глаза, ей понадобилось несколько минут.       По ощущению на это у нее ушли годы.       Помнила Морозова о прошлых сутках буквально ничего.       Картина начала медленно складываться воедино только тогда, когда девушка поняла, что находится в незнакомом помещении, одетая в незнакомую футболку, с абсолютно незнакомым чувством похмелья. Полина тут же пожалела о том, что проснулась. Яркий свет, отражаясь от только-только выпавшего снега, бил по глазам. И по затылку. И по всему изнемогшему телу бедной девушки. Она хотела просто исчезнуть.       И воды.       Воды, наверное, немного больше.       Но когда Морозова повернула голову и заметила Катю, мирно спящую на небольшом кресле, желание девушки исчезнуть выросло в геометрической прогрессии. Казалось, Смирнова идеально вписалась в это небольшое пространство из мягкой обивки — она сидела, поджав ноги и подперев свою голову согнутой в локте рукой, лицо ее не выражало абсолютно никаких эмоций. Катя замерла в таком положении, и только редкие вздохи говорили о том, что она все еще жива.       В голове Полины зрел план побега.       Она все еще не понимала, где находится. Однако уже спланировала свой уход так, будто очнулась в тюрьме строгого режима и ей было необходимо проскользнуть мимо охранника. Или сторожевой собаки. Морозова усмехнулась.       Ее сердце замерло, сделало тройной аксель, сжалось до размеров атома и забилось снова, когда Смирнова, медленно наклонив голову в другую сторону, открыла глаза и исподлобья посмотрела на Полину с лисьим прищуром. В комнате стало еще холоднее. И Морозова вдруг поняла, что ощущает заяц, загнанный в ловушку. — Ничего сказать не хочешь?       Полина сглотнула — сухость во рту царапала горло осколками стекл. — Д-доброе утро? — Недоверчиво проговорила девушка, медленно опуская ноги с кровати. Приняв положение сидя, она натянула одеяло на колени, чтобы хоть как-то защититься от взгляда Кати. Полина даже не понимала, чем заслужила такое поведение со стороны Смирновой. — Что? — Катя нахмурилась, моргнула несколько раз и с абсолютным непониманием ситуации шумно выдохнула через нос. — Ты ничего не помнишь, да? — Нет, — Морозова закусила губу. — Ну, то есть, да. Ничего не помню, короче.       Смирнова предполагала такой исход событий. Вернее, она действительно надеялась, что на утро девушка не вспомнит ничего такого. Растворит собственные мысли в горячей воде и с чистой совестью выйдет в люди, оставив Катю в покое. Со Смирновой грязь можно было счищать наждачкой — она для Полины, безусловно, такого не хотела.       Не хотела, чтобы та чувствовала себя чужой, другой и абсолютно одинокой в клетке из замерзшей тонны воды. Не хотела, чтобы та корила себя за существование и за какие-то глупые чувства, которые (на самом деле) можно было бы легко избежать. Если бы Морозова только умела слушать.       Не ходите, дети, в лес.       А потом все сначала — по кругу, с новой силой и новыми ударами по песчаному телу, осыпающемуся пеплом.       Катя просидела у кровати Морозовой всю ночь, чтобы наорать на нее и заставить себя ненавидеть. Вот только девушка не знала, что Полина ненавидит ее слишком сильно, чтобы просто так отпустить. Сильнее чувств ей раньше не приходилось испытывать.       Да даже если бы Морозова пришла в себя, взялась за ум и, наконец, сбежала куда-нибудь подальше, отпустить она бы не смогла — проще сердце голыми руками вырвать.       Это, черт подери, самое настоящее проклятие. Болезнь. — Ну, — Катя усмехнулась как-то грустно и отрешенно. Где-то в глубине души (очень-очень глубоко) она надеялась, что Морозова вспомнит. Наверное, ей хотелось поговорить с ней о собственных осколках. — По крайней мере, ты никого не ранила, — Тут же осеклась. — Физически.       У Полины моментально расширились глаза, будто она только что услышала вселенский заговор. Смирнова вдруг ей показалась сломленной и разбитой — какой ужас!       Неужели Катю в принципе способен кто-то сломать? — А где я? — Сглотнув подступивший к горлу ком, Полина осмотрелась по сторонам. Морозное утро царапало еще не вернувшееся в норму сознание.       В аду — хотела сказать Смирнова, но промолчала, поджав губы. — У Ромы. Стоило, наверное, отвести тебя домой, — Катя в этот момент почувствовала себя виноватой. — Извини. Просто все решили остаться. Не думаю, что смогла бы дотащить тебя одна.       Она бы смогла. Определенно. И Полина это знала — была уверена, что это очередной злой умысел со стороны Кати. Поймать ее в ловушку, запечатать без возможности вырваться из липкой и мерзкой паутины. Потому что Смирнова априори отвратительная.       И Морозова не хочет принимать обратное.       По крайней мере — пока она трезвая.       Катя для нее самый мерзкий человек. С такими недостатками о которых даже говорить не хочется, скромно собираясь в муках собственной щелочи и недостатка чего-то действительно важного. Она хочет верить что все вокруг делится на черное и белое. Хочет, но не может.       В сознании всплыли протяжные стоны скрипки. — С тобой было очень тяжело справиться, — Катя попыталась разбавить это тяжёлое марево тишины. — Не думала, что ты такая буйная, когда напиваешься, — Полина усмехнулась. Она и сама не знала. — В любом случае, рада, что с тобой все в порядке, — С этими словами Смирнова вышла из комнаты, оставив девушку наедине с ужасной болью.       Про похмелье, кстати, Полина моментально забыла.       В этом было что-то странное и нелогичное. В абсолютно неконтролируемой тяге Полины к Смирновой — и в том, что ее распирало от возбуждения и пылающего желания прикоснуться к Кате. Впиться в ее шею пальцами — может нежно, а (возможно) с той самой кровожадностью, с которой смотрели на Морозову ее одноклассники.       Сейчас, естественно, все было по-другому.       Сейчас на нее смотрели с некой смесью уважения и сочувствия — во-первых, она связалась с Ромой и Катей, что само по себе означало лишь нескончаемую череду проблем, а во-вторых, Смирнова рядом с Полиной переставала вести себя как безжалостная сука — многие решили, что у Морозовой просто есть рычаги воздействия на этих двоих. Возможно, так оно и было на самом деле.       Полина казалась намного опаснее — неизвестно, что таится за спокойной и безмятежной гладью. Тишина никогда не сулит ничего хорошего.       В любом случае Морозовой все вокруг невероятно бесило — несвойственные и незнакомые чувства разливались внизу живота патокой. Если бы кто-то сказал, что она влюбилась в Смирнову, Полина бы поверила. Потому что только Катя могла вызвать такие противоречивые свойства — и придушить хочется, и прижать настолько сильно, что руки сведет в спазме.       Полина медленно поднялась с кровати, предварительно обмотавшись одеялом с ног до головы. Утро после пьянки нужно просто пережить. Дом Ромы был погружен в абсолютную тишину — даже ветер за окном не шумел, вызывая у Морозовой ощущение свободы и одиночества где-то под языком. Хотелось пить и сидеть в тепле до тех пор, пока не станет лучше.       А лучше ей не станет по многим причинам.       Девушка зашла на кухню и тут же столкнулась с Алисой, у которой, по всей видимости, утро тоже не задалось — это если утрированно и опуская подробности. Так-то она выглядела еще хуже, чем Морозова. — Утро доброе, — Усталым голосом проговорила Полина, присаживаясь на свободный стул рядом с девушкой. — Уже обед, — Безэмоционально ответила Алиса и утвердительно кивнула. — Почему ты такая довольная?       Довольной себя Полина совершенно не чувствовала. — В каком смысле? — Улыбаешься и прямо светишься от счастья, — Алиса издала тихий смешок и тут же пожалела о том, что двинулась. Тело неприятно ныло. — Влюбилась, что ли? — В кого? — Полина не была глупой. Отнюдь. Просто подобные «любовные истории» доходили до нее с опозданием. Лет на пять. Она нахмурилась и с выражением «ты что, больная?» посмотрела на Алису. — Красивая, но тупа-а-а-я, — Девушка приставила ладонь ко лбу. — Еще скажи, что Смирнову вчера просто так поцеловала.       Что?       Катя, наверное, в последний раз испытывала подобный страх когда уходил отец. Возможно, сейчас ее пробрало даже сильнее. Потому что мужчина перестал быть частью жизни Смирновой еще задолго до ухода. И теперь девушке было страшно, что ее бросят еще раз. Заберут все вещи, напоследок оставив грустные воспоминания и сладкий запах, который невозможно срезать с кожи даже металлической щеткой. Отца Катя любила — очень. Но, по всей видимости, любви ее оказалось недостаточно.       Может, со Смирновой действительно было что-то не так. И оставляли ее постоянно именно из-за этих неправильности, кривости, какой-то внутренней отравы. Может, поэтому и не любил ее никто.       Попросту не мог.       Да и Морозова над ней лишь насмехается — ненавидит, определенно. Презирает.       Но никто не доставит Кате больше боли, чем она сама.       Неправильная и гадкая…сука.       А сейчас девушка, откровенно говоря, пряталась от Полины в предбаннике, курила вторую сигарету и надеялась, что умрет, задохнувшись дымом. Было больно и сухо — будто Морозова для Кати была водой. Хотелось разрыдаться и воткнуть металлический прут в глотку. Чтобы перестать трястись бешено. Перестать бояться.       Уйти Катя просто не могла.       Тогда точно в пепел превратится. — Какого хрена ты не сказала, что мы поцеловались? — Полина выглядела…удивленной. Или злой. Смирновой понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и поднять на девушку взгляд.       Казалось, Морозова была напугана даже сильнее, чем Катя. Тряслась, прижимая ладони к груди и смотрела с такой обидой, будто ее душу наружу вывернули и выкинули в лес. Растерзанную и разбитую.       Катя уже и запуталась, кто в этой глупой игре является добычей.       Больно они делали друг-другу просто постоянно. Одним лишь взглядом. — Не было такого, — Голос дрогнул. — Какого хрена ты не сказала, что мы поцеловались?! — Еще громче проговорила Морозова, делая шаг ближе. Катя увидела в ее глазах собственное испуганное лицо. Полина злилась, и это действительно было страшно.       С кем поведешься. — Не хотела доставлять проблем, — Вновь нацепив маску безразличия из Таежного льда, Катя гордо вскинула голову. — Не смей на меня орать. — Не смей вести себя как бесчувственная сука, — Морозова прошептала это, наклонившись к самому лицу Смирновой, чтобы все слова, сказанные девушкой, Катя могла впитать кожей. Отравиться ими. И погибнуть. — Я тебя до такой степени ненавижу, что мне больно становится от одного только взгляда. — Может, тогда не будешь смотреть? — Рявкнула Смирнова, и Полине пришлось сделать шаг назад.       Вот сейчас они точно убьют друг друга. Просто раздавят, зальют всю квартиру Ромы кровью, вывернут органы на полу, разложат, словно Дьявола пытаясь призвать.       Обеих разрывало от жара. От боли.       У Кати дернулся уголок губ, она медленно наклонила голову.       Не ходите, дети, в лес. Там обитают дикие звери. Если пойдете, вас там сожрут. — А я не хочу не смотреть. — Так ты определись, — Заведенная до предела пружина сделала очередной виток. — Что тебе, блять, надо. И не цепляйся ко мне. — Почему ты не можешь спокойно разговаривать? — Морозова повысила голос. Она опустила взгляд на свои руки и плотно сжала ладони в кулак. Все тело будто молнией пробило.       Стало жарко.       Стало невыносимо душно.       Предбанник практически не освещался. Отделенный от основной части дома, он больше походил на сарай, чем на комнату. Пахло сыростью и гнилью. А еще Морозова отчетливо слышала запах сигарет и алкоголя. У Полины в очередной раз в груди поселилось это странное чувство — сейчас она не выдержит и врежет Смирновой по ее смазливому личику.       Так, чтобы у той в голове зазвенело.       Полина сглотнула, взглядом скользнув по шее Кати. — Да потому что ты меня бесишь! — Выпалила Смирнова, сделав шаг вперед. — Бесишь тем, что постоянно так мило улыбаешься. Тем, что общаешься с всякими придурками. Тем, что постоянно влезаешь в неприятности, — Морозовой пришлось сделать шаг назад, чтобы не столкнуться с разъяренной Катей. Теперь девушка больно упиралась спиной в деревянную стену. — Бесишь своей правильностью, сказками про принцев, — Катя вцепилась пальцами в ворот футболки и резко потянула Морозову на себя. — Бесишь, что заставляешь меня чувствовать.       Наступила гробовая тишина.       Из-за жара Полина не могла нормально сфокусировать взгляд. Они смотрели друг на друга несколько минут, жадно хватая губами воздух. — Почему ты просто не можешь отъебаться? — Обессиленно проговорила Смирнова, уткнувшись носом в плечо Полины. — Я не могу без тебя, — Абсолютно серьезным тоном проговорила Морозова. Ворот больно сдавливал шею, заставляя девушку выгибаться дугой, чтобы оставить себе возможность делать редкие вдохи. — Ты нужна мне.       Безумие порождает безумие.       Катя ослабила хватку, медленно опустив руки чуть ниже. Она кончиками пальцев коснулась плеч Полины, мягко скользнула вниз, немного задерживаясь на выпирающих ребрах. Морозова сделала глубокий вдох, запрокинув голову — затылок больно упирался в твердую поверхность дерева. — Скажи, — Полине пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова, которые трясущаяся в бешеном импульсе этого момента Катя пыталась произнести разбитым голосом. Тогда Морозовой показалось, что Смирнова могла рассыпаться от одного лишь вдоха. — Скажи это еще раз.       Полина нерешительно провела ладонью по спине Кати, притягивая ее ближе. Оголенной кожей бедер чувствовала тепло чужого тела. Чувствовала, что вот-вот и расплавится в адском пламени. Разум отчетливо подавал сигналы SOS.       Кричал.       Вопил.       Морозова не слушала, запуская руки под футболку Кати, и теперь отчетливо чувствуя кончиками пальцев ледяную кожу Смирновой. Которая сейчас обжигала сильнее Квазара. Она чувствовала, как от каждого ее касания Катя вздрагивала, сжимаясь до крошечных размеров, а потом вновь расцветала. Ластилась, словно кошка. Двигалась навстречу.       Тут Смирнова резко схватила девушку за бедра, чуть приподнимая, и с жадностью и свойственной хищникам кровожадностью впилась той в губы. Полина издала сдавленный рык, когда они столкнулись зубами, уже не в состоянии сдерживаться. Теперь Морозовой пришлось обвить шею Кати руками, чтобы не потерять прочную опору.       Потому что ощущение реальности она уже потеряла.       Напрочь.       Смирнова действовала более, чем уверенно. Если Морозова делала все по наитии — просто интуитивно касаясь девушки напротив, то Катя точно знала, что нужно делать.       Будто в голове прокручивала этот момент снова и снова.       Смирнова, продолжая прижимать всем своим телом Полину к стене, правой рукой скользнула по внутренней стороне бедра девушки. За что тут же почувствовала резкую боль в нижней губе — а потом и привкус крови. Металлический запах пьянил и сводил с ума. Морозова цепко впилась в блондинистые волосы, заставляя Катю жмуриться от боли и нехватки воздуха.       Остановившись лишь на несколько мгновений, Смирнова двинула ладонью вверх, указательным пальцем поддевая влажную ткань нижнего белья. Морозова сдавленно простонала, утыкаясь носом в шею Кати. За пределами этого помещения мир расщепился на молекулы, на атомы — позволяя девушкам раствориться друг в друге. Катя остановилась, почувствовав, как мелкая дрожь окутала все тело Полины — у той в лихорадке тряслись ноги. Резкая боль, разлившаяся озером лавы в области шеи, заставила Смирнову пожалеть о своем решении.       Влажным языком проведя по только что образовавшемуся укусу, Полина повела бедрами вперед, заставляя Катю запрокинуть голову, глотая стон. Девушка неуверенно — руки у нее тряслись в диком треморе — провела пальцем вверх, отодвигая ткань еще сильнее, а потом резко вниз.       Полину разрывало на части от ожидания.       В глазах у нее резко потемнело, как только Смирнова вошла внутрь.       Ей хотелось большего. Хотелось, чтобы Катя растаяла прямо в ней, осталась навсегда частичкой души — примерзла, и больше никогда не бросала. Потому что сердце требовательно отбивало марш — кричало будто бы «быстрее!». Морозова задыхалась.       Полина старалась двигаться в такт с Катей, чтобы каждой частичкой тела ощутить ее прикосновения еще сильнее. Девушка запрокинула голову, прикрыв глаза, и только сейчас осознала, с какой силой сжимает плечи Смирновой. Она дернулась назад — глухой стук отрезвил сознание. Морозова тяжело дышала, чуть приоткрыв рот, и смотрела на девушку с больным обожанием — в полумраке ей удавалось разглядеть лишь едва различимые черты лица Кати.       А потом ей будто сорвало крышу.       Время будто бы ускорилось — и в одну секунду Морозова подалась вперед, руками цепляясь за футболку Смирновой. Она бы сорвала ее к чертям собачьим — но Полине, почему-то, казалось, что (если она совершит что-то непредсказуемо-резкое) это все прекратиться. Поэтому ей оставалось только пальцами впиваться в спину Смирновой, пытаясь не сойти с ума.       Катя двигалась все интенсивнее и интенсивнее, и Морозова уже была готова сорваться на крик, как за дверью послышались чьи-то голоса. Полина даже отреагировать не успела, как ее губам прижалась ладонь Смирновой. Катя толкнула Морозову вперед, из-за чего та полностью выпрямилась. От переизбытка чувств перед глазами вспыхивали искры — если сейчас кто-то войдет, Полина просто сгорит со стыда. А потом волна наслаждения захлестнула ее с головой, и Полина забыла обо всем на свете. Если бы не Смирнова, с необычайной силой прижимающая ладонь к губам Полины, девушка бы закричала.       Тяжело выдохнув, Катя опустила голову на плечо Морозовой, уперевшись одной рукой в стену, чтобы не потерять равновесие. — Ты мне руку прокусила.       Там обитают дикие звери. Если пойдете, вас там сожрут.

Или вы сами кого-то сожрете.

— Завались.