My Weakness

      — Нужно поговорить.       Елена зашла в гостевую комнату, временно ставшую для Джона камерой, и опустилась в кресло напротив. Посеревший, безвольный, он даже не повернул головы в ее сторону, наблюдая за неспешным бегом прибрежных волн.       — Наверное, я стала твоим позором, да? — посидев немного в тишине, сказала Елена. — Клаус ошибся. Нет ни единого шанса, что ты всерьез заботился обо мне или жаждал мести… просто это было так унизительно — дочь вампир, к тому же ставшая подстилкой для самого древнего из них. Верно?       Слова горчили на губах, но она получала странное, нездоровое удовольствие произнося их.       Этот человек всегда был для нее загадкой, но не из тех, что непременно хочется разгадать. Она редко видела его в детстве и никогда не испытывала к дядюшке особо теплых чувств. И ей казалось, что это взаимно. Джон словно бы сторонился племянницы, хотя к Джереми нередко проявлял искренний интерес. Елена смирилась с этим, редко гадая о причинах. Мудрое решение, учитывая, что настоящая никогда в жизни не пришла бы ей в голову. Просто этот человек был ее отцом. И своим поведением показывал, что не имеет на нее никаких прав. Он и не имел. Но тогда какого черта ему вдруг взбрело в голову устраивать Клаусу вендетту? Она думала об этом все утро, глядя, как поддергивается розоватой дымкой влажный седой воздух, а море, все еще мелко дрожа спросонья, покрывается золотой чешуей. А потом ответ сам пришел к ней. Такой простой, такой очевидный. Вписывающийся во все, что она знала о Джоне Гилберте.       Тот мельком взглянул на нее, но почти сразу отвел глаза.       — Верно, — она жестко усмехнулась. — Но знаешь, чего я никак не пойму? Ты занимаешься этим столько лет… почти всю свою жизнь. И ты прекрасно знаешь, что вампиры не бесчувственные твари, какими ты рисовал их своим людям. Своей дочери. Тебе также известно, что люди порой оказываются куда худшими чудовищами…       — Ты имеешь в виду меня? — вдруг уточнил Джон каркающим от долгого молчания голосом. — Поверь, я это действительно знаю, и никогда не надеялся выжить в этой войне.       — Но для чего она тогда вообще…       — Внутри каждого из вас живет зверь, Елена, и тебе это известно, — перебил он, пристально посмотрев на нее. — И никто из вас не умеет контролировать его до конца. Да, ты права, я знаю, что ты это ты. Но это не только ты. И однажды кровожадная тварь внутри тебя возьмет верх. И никто не знает, сколько людей она отправит на тот свет.       — У каждого есть своя темная сторона.       — Но не у каждого она разрывает людей на куски. Спроси своего дружка, Деймона… а еще лучше — Стефана. У них по этой части огромный опыт. А ведь они по-прежнему остаются весьма неплохими ребятами… когда не оставляют после себя горы трупов. Что касается тебя, — он сглотнул, — или Кимми… даже если вы еще никого не убили, это всего лишь вопрос времени.       Елена помолчала. Она не боялась того, о чем говорил Джон. Но в его словах была своя истина, весь его опыт, его инстинкт охотника говорили именно об этом.       — Тогда я тем более не понимаю, — медленно проговорила она. — Какой смысл сражаться с тем, кто пытается навести хоть какой-то порядок?       Джон неприятно улыбнулся.       — Тварь не может судить тварь. Для этого есть мы.       Елена хмыкнула, но не стала возражать. А потом поднялась.       — Уже нет.       Джон вздрогнул. Поднял взгляд на нее.       — Что и требовалось доказать, — сказал он. — Тебя ведь не заботят жизни этих охотников? Их семьи?       — В первую очередь они не заботили тебя, — отрезала Елена. — И потом ты ведь сам сказал: это война. А мы с Ким теперь по другую сторону баррикад.       Джон дернулся при имени младшей дочери, а Елена вспомнила утреннее прощание. Ким не пожелала увидеться с отцом. Лицо ее было опухшим от слез, но вид она имела самый решительный.       «Прямо-таки железная леди от Гилбертов», — насмешливо шепнул Елене на ухо Деймон, но она уловила в его словах толику восхищения.       «Ты уже знаешь о принятом решении?» — спросила сестру Елена, когда они остались наедине перед самым отъездом.       Ким коротко кивнула.       «И?»       «Это ваше дело, — сухо сказала она. — Меня его судьба больше не интересует».       «Кимми…»       Елена замолчала, не зная, что еще сказать, а сестра вдруг подалась вперед и крепко ее обняла.       «Мы ведь скоро увидимся, правда?»       Елена взяла ее руки в свои и заглянула в глаза.       «Правда, — твердо сказала она. — Ни за что не оставлю тебя одну с Деймоном надолго. И прошу тебя, если что-то понадобится…»       «Торжественно клянусь не пренебрегать помощью Скуби-Ду банды», — со смешком пообещала Кимберли, и Елена фыркнула.       «Знаешь, может в том, что Деймон стал твоим создателем, есть определенный смысл…»       «Иди ты», — отмахнулась Ким и вышла вслед за Деймоном на улицу.       Шум мотора стих в отдалении считанные минуты спустя…       — У всех нас свой путь, Джон, — сказала Елена. — Я не хотела становиться вампиром. Но такова была моя судьба. И теперь я уже не хочу другой. Кто знает, может быть однажды ты сумеешь меня понять…       — Что?? — Джон подскочил в кресле, вцепившись в подлокотники. Он был спокоен, приготовившись умереть и считая ее визит прощальным, но теперь в его глазах плескался неподдельный ужас. — Нет, лучше убейте меня! Я готов умереть, я хочу этого.       — Но я не хочу, — покачала головой Елена. — А поскольку я бездушная, эгоистичная тварь… — она безрадостно улыбнулась. — Выбор оставили за мной, и я его сделала, так что ты всегда будешь знать, кого в нем винить. Так уж вышло, что я не могу лишить тебя жизни, а они не могут оставить ее тебе. Это тот компромисс, к которому мы сумели прийти. Но только тебе решать, заканчивать ли обращение. Я не уверена, что до конца понимаю твои мотивы: была ли это одержимость, идея, страх… но если во всем этом действительно есть хоть капля чего-то искреннего, капля любви, ты не поступишь так со мной и главное — ты не поступишь так с Ким. Не сейчас, по крайней мере. Дай этому миру шанс и, возможно, у него найдется шанс для тебя.       Джон молчал, упрямо сжав губы. Они оба знали, какой выбор он сделает. Что ж… в конце концов, это было его право.       — Твоим создателем будет Изабелла, — сказала Елена напоследок. — Если, конечно, ты все-таки станешь одним из нас. Скоро за тобой придут и в ближайшее время доставят к ней.       — Елена, — сиплый голос настиг ее уже у самой двери, она обернулась. — Клаус… все это…. то, что ты видишь: это просто новенький фасад для старого дома с привидениями. Круги на очень глубокой воде. В этой воде прячутся настоящие чудовища.       Она устало посмотрела на него, не пожелав спорить.       — Прощай, Джон.       Елена покрепче обхватила себя руками, глядя, как волна лижет берег, то собирая, то выбрасывая на него всяческий морской сор. Эта игра веками не надоедала ни одному из них. А вот она сама, кажется, чертовски устала от игр. От недомолвок. От необходимости держать лицо.       Было несправедливо обвинять в этом Клауса. Но тогда, после покушения, он был слишком напуган случившимся, сбит с толку, смущен: если все это, конечно, было применимо к нему в полной мере. А она сама слишком измотана, ошеломлена его внезапным появлением и всем, что последовало после него. Но их разговор должен был состояться на равных. Елена усмехнулась этой мысли. Кто бы мог подумать, что она начнет ставить условия… Кажется, никто. Не раз и не два за день она уловила тщательно скрываемое недоумение в глазах Софи. В глазах Клауса ничего прочитать было нельзя. Но все же он ждал. Она чувствовала это в каждом жесте, в каждом повороте голове и скользящем мимо взгляде, слышала между слов, пока они с каким-то неестественным, больным спокойствием обсуждали дальнейшую судьбу Джона.       Прошлой ночью Клаус остался в кабинете. Она заметила приглушенный свет, когда спустилась ночью за водой. Ее тело сковало, стоило понять, кто именно перелистывает страницы за приоткрытой дверью. Звук не прерывался, повторяясь с заданной периодичностью, но они оба знали, что это блеф. Елене казалось, что она идет по хлипким подмосткам, пока он наблюдает за ней из густой, настороженной темноты. Она замешкалась на мгновение у подножия лестницы, снова ошеломленная таким простым, очевидным фактом: он действительно вернулся, он здесь. Достаточно было пересечь холл, толкнуть дверь, протянуть руку. Все, чего она так желала, сбылось. И он хотел поговорить с ней, чтобы… что? Поблагодарить? Расставить все точки над «i»? Объясниться? Или… Она снова больно споткнулась об это «или» и быстро вернулась к себе.       «Трусиха», — выдохнула она, прижимаясь спиной к двери, но не переступила порога комнаты, пока не услышала переливчатый голосок Софи внизу.       Вот только дело было вовсе не в трусости… Или не только в ней.       Над головой закричала чайка. Елена зябко повела плечами, покачнувшись и сделав крохотный шаг навстречу воде.       Она помнила, как хотела высказать Клаусу все, что наболело у нее на душе. Но почему-то даже эти слова утратили свою силу и смысл. В конце концов, он и так это знал. Не мог не понимать просто потому, что и сам испытывал нечто подобное. Но все-таки решил, что оно того стоило.       Утром, когда прикрываться мыслями о Джоне больше не получалось, Елена задумалась о Кэролайн. Было ли у нее право причинять Тайлеру такую боль? Ведь их чувство было ничуть не меньшим: достаточно было хоть раз увидеть этих двоих вместе… Но кто и кому может дать такие права? Да и нужны ли они? Кэролайн приняла решение и поступила сообразно с ним. Если она допустила ошибку, за нее придется платить. И теперь уже не ей, а Тайлеру решать, заслуживает ли ее поступок прощения. Какие бы благие намерения ею ни двигали…       Клаус тоже поступил так, как считал правильным и нужным. И теперь, когда туман боли и страха немного рассеялся, перед Еленой расстилалось выжженное поле одиночества и пустоты. Она все еще различала его фигуру на той стороне, но не знала, сумеет ли сделать шаг… Не говоря уже о смутном, тревожном чувстве по-прежнему сжимавшем ее сердце.       — Осторожней, мисс Гилберт. Будет жалко испортить такие очаровательные туфли.       Голос, раздавшийся за спиной, заставил ее круто обернуться. Вязкий песок жидко чавкнул под ногами.       — Вы… — выдохнула Елена, оказавшись почти лицом к лицу с невысоким, приятного вида незнакомцем в мягкой фетровой шляпе.       Когда Елена вернулась в дом, Джона там уже не было. Всюду царила тишина. Завтра, когда приедет Алекс, и они решат, что делать дальше, этот дом опустеет окончательно. Куда они теперь отправятся? Обратно в Париж? В Рим? Может быть, в Америку, чтобы лично присутствовать при зачистке? Она не знала. Она даже не была уверена, что хочет знать.       Сердце мучительно отозвалось на эту очевидную ложь.       Обведя темный холл задумчивым взглядом, Елена пошла наверх, к себе. Клаус ждал ее. Он не скрывался, стоя у окна спальни на втором этаже. Она зашла в комнату и плотно закрыла за собой дверь. Клаус не обернулся, как в тот раз, когда она только пришла в себя.       — Ты не хочешь моих извинений, потому что не можешь их принять, верно? — вполголоса спросил он.       Она подошла к нему в несколько быстрых шагов и успела прижать ладонь к его рту, прежде чем он скажет что-то еще.       Губы шевельнулись, и она резко выдохнула, убрав руку. Он успел перехватить ее и положил себе на грудь.       — Елена…       Он наклонился, выискивая ответ в самой глубине ее глаз. Она прикрыла веки, продолжая просто быть рядом. Позволяя сомнениям, обидам и боли схлынуть, оставляя только чистое, звенящее чувство быть здесь, сейчас, с ним.       — Поцелуй меня, — прошептала она едва слышно. — Даже если…       Он не дал ей договорить. Смял ее губы с низким, протяжным стоном, прижимая к себе. Его рубашка, ее платье… треск и шелест лишней, раздражающей сейчас ткани.       Желание было едва выносимым. Прикасаться к нему, целовать прохладную кожу, ласкать. Путаться в волосах. Быть везде, тонуть в удовольствии, в этой близости. Вбирать в себя каждое мгновение, каждый звук, его самого.       Холодные простыни коснулись спины, и тут же нагрелись от плавящего тела жара. Она перевернулась, оказываясь сверху. Излет брови, высокая скула, рельефный контур губ… мелко подрагивая от счастливого узнавания, ее пальцы изучали его лицо, грудь, твердую гладь живота, каждую линию и изгиб, точно она была скульптором, а он — ее любимым творением. Клаус сжал ладонями бедра Елены, и она вобрала в себя каждый миллиметр плоти, набрав полные легкие горячего воздуха и бездумно улыбнувшись. Замерла, желая наполниться, напитаться до предела, а затем начала мучительно медленное движение…       Он позволял ей. Давал все, что она хотела. И лишь когда Елена опустилась с протяжным вскриком ему на грудь, прижал к себе, повернувшись и накрывая собой. Он целовал ее глаза, губы, шею, ласкал соски, то слегка дразня, то вбирая их в рот с ненасытной жадностью, задержался возле свежего шрама под левой грудью, коснувшись его сначала подушечками пальцев, а затем прижавшись губами, опустился ниже, сцеловывая влагу, и еще ниже, проникая языком вглубь и заставляя снова дрожать от возбуждения.       Они уснули под утро, обессиленные, опустошенные, а проснулись под шум прибоя и надсадные крики чаек. Она спала у него на груди, и он сомкнул руки, словно боялся, что она ускользнет вместе с первыми лучами солнца.       Молчание накрыло их, словно непроницаемый купол, из-под которого медленно выкачивали воздух.       — Дважды я думал, что потерял тебя навсегда, — первым нарушил его Клаус. — И да, я действительно был настолько безрассуден и зол. Я почувствовал… почувствовал себя уязвимым. Почувствовал, что ты стала моей слабостью. Такой, какой у меня быть не должно. Ведь когда-то очень давно я обещал себе, что это больше не повторится.       Елена сделала вдох — медленный, плавный и жгучий. И такой же выдох.       — Но если у нас нет слабостей, мы мертвы по-настоящему, — сказала она.       Клаус приподнял голову, очерчивая овал ее лица кончиками пальцев, слегка развернул к себе за подбородок и посмотрел в глаза. Она не успела отвести их, и теперь тонула, захлебывалась в этом пронизывающем, любящем взгляде.       — Ты права… Конечно же, ты права. Но мне пришлось почти потерять тебя во второй раз, чтобы понять это окончательно. Елена, я не представляю своей жизни без тебя. Так что считай это официальным предложением: будешь ли ты, Елена Гилберт, моей слабостью? Отныне и вовеки веков? — он шутил, но глаза его оставались серьезными, а взгляд испытующим.       Елена ломко улыбнулась в ответ, а затем села, высвобождаясь из объятий, и покачала головой.       — Я не могу… не сейчас. Все еще слишком больно. ____________________________________________________ * Под конец автора что-то потянуло на шахматные термины. (Неочевидный шахматный ход, сделанный вместо очевидного)