Отставка, сэр?

      Высокий худощавый мужчина быстро шагал по берегу школьного озера в сторону аппарационного барьера. Белая гробница осталась позади, мерцая в лунном свете неясным размытым пятном. В траве послышался скользящий шорох. Черный чешуйчатый бок, лоснясь, мелькнул в траве по левую руку от мужчины.       — Добрый вечер, Иво. Какими судьбами? Неужто соскучились по Северусу Снейпу? — едко усмехнулся старик не сбавляя хода.       Шуршание на мгновение стихло, а затем по гальке позади волшебника торопливо застучали каблуки начищенных ботинок.       — Как ваше самочувствие? Уже, смотрю, поправились после нашей последней встречи, — хмыкнул старик.       — Благодарю, гораздо лучше. Миледи проявила великодушие и выделила лекарства. Тело почти восстановилось, но удар был слишком сильным, боюсь, мне стоит в ближайшее время оставаться в поместье, — сдержано кивнул маледиктус, шагая чуть позади собеседника.       — Великодушие! — презрительно фыркнул Мракс. — Подумать только! Нужно будет сказать ей, чтобы вернула вам плеть. Уму непостижимо…       — Как будет угодно, сэр, — склонив голову, тихо произнес Иво. — Замечу также, что поведение миледи — это исключительно ее решение.       — Какого черта вы вообще шляетесь по Хогвартсу, если чувствуете необходимость быть дома?! — не слушая его, раздраженно шикнул лорд Федеус. — Ваше место в Виндгорфе. Вы должны днями и ночами драить столовое серебро и хрусталь, эльфов муштровать в конце концов, а не слоняться шут знает где!       — Мы принимаем на службу нового домовика по просьбе мастера Снейпа. Миледи одобрила, — глядя под ноги, покорно отозвался хранитель.       Мракс резко остановился и глубоко втянул узкими ноздрями влажный ночной воздух, силясь унять гнев.       — Миледи одобрила… По просьбе мастера… — повторил он, прицокнув языком. — Что с вами, Иво? Вы явно хотите мне что-то сказать, но не решаетесь.       — Я знаю, о чем просил вас Северус Снейп, — набрав в легкие побольше воздуха, произнес маледиктус. — И знаю, что вы ему ответили. Прошу прощения, я случайно оказался рядом, хотел поздороваться сразу, но не стал перебивать. Осмелюсь сказать, что это было низко с вашей стороны. Вы не имели права ни раскрывать столь интимные подробности, о которых предпочла умолчать миледи, ни так открыто подталкивать этого человека к разводу.       Высокий худощавый мужчина медленно обернулся. Свет луны выхватил из темноты немолодое лицо, посеребрил собранные в хвост темные волосы. Собеседники уже ушли от гробницы достаточно далеко. По эту сторону озера белое мраморное сооружение казалось лишь далеким размытым пятном. Они стояли за зарослями густого раскидистого кустарника, скрытые от любопытных взглядов со стороны школы.       — Вы только гляньте на это, — иронично приподняв бровь, растянул губы в обманчиво ласковой улыбке Мракс. — Еще совсем недавно ты, гад ползучий, готов был целовать мои ботинки за то, что я вытащил твою полыхающую задницу из Малфой-мэнора. А теперь смеешь мне дерзить?       — Валяться в ногах несмотря на собственные раны было вашим приказом. Как и наказание, которое последовало от ваших рук за недостаточное усердие, — ровно отозвался Иво. На лице змея не дрогнул ни один мускул. Дворецкий словно бы смотрел сквозь волшебника напротив, не поднимая взгляда выше подбородка. — К тому же, предупреди вы заранее о положении дел в том доме, мне не было бы нужды разносить все по кирпичу.       — Ты смеешь винить меня в своей оплошности, змей? Мозги будешь Луизе пытаться пудрить. Хоть и не думаю, что у тебя получится. Не прикидывайся, будто еще гуляя вдоль барьера Малфой-мэнора не узнал моих следов. Кто еще в этой чертовой разоренной войной стране мог бы наложить на тот дом столь сильные чары?! Никто! Альбус Дамблдор мертв. А был бы жив — не стал бы утруждаться, ему не было дела до Малфоев и их наследия, — гневно прошипел Мракс и, сощурившись, искоса взглянул на дворецкого. — Давай-ка проясним. Все происходящее — результат твоих ошибок, ничтожество. Тебе велено было сидеть в чертовом доме и ждать возвращения хозяев. А ты что сделал?! Ну?! Отвечай, я жду! Что ты сделал?!       — Я нарушил приказ и отправился на поиски самостоятельно, — прикрыв дрожащие веки, выдохнул хранитель. — Но поймите же, ситуация была критической! Еще немного, и наследнице некуда было бы возвращаться, а вы тем временем…       Звонкая пощечина разрезала чернильную густую темноту, спугнув ночную птицу в ближайшем кустарнике. Голова хранителя резко дернулась в сторону. Мракс задумчиво повернул руку с перстнем к лунному свету. Луч высветил на серебре казавшуюся черной поблескивающую влагу.       — Я велел тебе отвечать на вопросы, а не оправдываться, — поморщился волшебник, брезгливо оглядывая кровь на кольце с печатью. — Ну надо же, теплая. А я-то думал, что змеи хладнокровные, — растерев алую каплю меж пальцев, нехорошо усмехнулся он.       — Когда я стою на земле двумя ногами, мое тело мало чем отличается от обычного человеческого, — тяжело дыша, выдавил дворецкий, не решаясь вновь выпрямиться и поднять глаза.       — А после ты затащил девочку в место, где не было даже канализации, — с отвращением обтерев перстень краем черной мантии, будто не слыша дворецкого продолжал Мракс. — Без сомнения, поступок достойный слуги и хранителя славного рода Лисс. Аплодирую стоя твоему эгоизму и трусости, червяк. Но чего я совершенно не понимаю, так это твоих последующих действий. Ведь даже самому слабоумному дураку было ясно, что вы с Луизой не разберетесь с Томом Реддлом самостоятельно! Что тебе не хватит мозгов выдать хозяйку замуж так, чтобы она была одновременно и счастлива и под защитой магии дома! Я зарекся вступать в политические разборки, но это и не понадобилось бы, напиши ты мне своевременно одно-единственное письмо! Я не просто так занимаюсь генеалогией, Мордред подери! Никто лучше меня не знает всех хитросплетений древних фамилий! Никто! Вопрос можно было решить не доводя до текущего состояния, что б вас!       — Можно подумать вас действительно волнует ее счастье! — позабыв о приказе гневно оскалился змей.       — Пресловутое «счастье» обеспечивает единодушие и спокойствие в рассчетных браках. А следом за тем низводит до абсолютного минимума приобретенные посредством родительских скандалов психические отклонения у детей, снижает риск появления обскуров и сквибов! Повышает шансы на сохранение драгоценных врожденных талантов, болван ты этакий! Теория чистой крови здесь совсем не помогает. На вырождение из-за близкородственных связей мерзко смотреть. А войны последнего столетия так и вовсе разогнали скорость утраты древних магических знаний до критической отметки. Так какого же черта ты не связался со мной раньше, чем все дошло до точки кипения?!       — Она запретила писать вам, — дрогнувшим голосом, по-прежнему глядя в сторону, тихо ответил Иво. — И домовиков запретила посылать.       — С вами был Ян Гринвин! — с неприкрытой яростью пророкотал Мракс, нависая над собеседником.       — У меня не было возможности приватно предать ему что-либо, — монотонно пробормотал маледиктус. — Сэр, я прошу прощения, но мы все это уже обсуждали. Если хотите заново назначить наказание за ту же провинность — просто скажите. Не стоит тратить на этот разговор ваше драгоценное время.       — Да тебя за такую «провинность» четвертовать мало. Всей регенерации, которую дарит тебе проклятие, не хватит, чтобы загладить то, что ты нагородил. За тобой и раньше водились промахи, тварь, но чтобы так облажаться — это просто достижение! — поморщился лорд Федеус. — Если бы только твоего скудоумия хватило, чтобы изловчиться и сообщить мне, что девочка приняла наследство, мне не было бы нужды сейчас носиться и пытаться что-то сделать с этим недобраком!       — Простите, но миледи не хочет расторгать брак, она хочет сначала поговорить со своим мужем, а уже потом принимать решение, каким бы оно ни было, — тихо произнес Иво.       — Да сплюнь ты уже кровь, ничтожество. Слушать тебя — одно напряжение, половины слов не разобрать, — брезгливо фыркнул лорд Федеус. — «Своего мужа»… Какой он ей к дракклу муж? Название одно. Откуда она вообще знает о возможности развода, кстати? — хмуро сказал он, наблюдая, как дворецкий отплевывается и вытирает рассеченные губы белоснежным платком.       — Я сказал ей, — выпрямившись, произнес змей, по-прежнему не глядя собеседнику в глаза.       — Что, не утерпел? — издевательски усмехнулся Мракс. — Ну конечно, молодая женщина рядом круглые сутки. И по чудесному стечению обстоятельств ее брачный контракт содержит такое количество дыр, что само его существование под вопросом. Руки у тебя можно сказать что развязаны. Запретить приближаться к ней некому, а она — просто женщина, вполне может и соскучиться в какой-то момент по вниманию.       — Она спросила, и я ответил. Вы можете обвинять меня в чем угодно, но свое место я знаю, — впервые глянув собеседнику в глаза, твердо произнес хранитель.       — Ну конечно, — дернув углом рта, хмыкнул лорд Федеус. — Она просто спросила… Насколько все плохо?       — Миледи здорова, с детьми все в порядке. На днях заходил мистер Гринвин к дневному чаю, — чуть склонив голову, отозвался дворецкий. — Однако, меня все же беспокоит то, как миледи восприняла новость о несостоятельности брака.       — А ты ожидал, что она прыгать до потолка от счастья станет? — хмыкнул старик.       — Нет, но… — запнулся дворецкий.       — Утешь ее, — жестко перебил Мракс, смерив собеседника с головы до ног вынимающим душу взглядом блеклых глаз.       — Сэр? — произнес змей, подняв голову, лицо его выражало вежливое настороженное недоумение.       — Мне нужно, чтобы мать при детях была спокойной и в добром расположении духа. И методы при этом интересуют мало, — холодно произнес старик. — Гостей приведите, ужин по-новому приготовьте, в Косой переулок ее сводите или на лондонскую набережную, организуйте поход к родителям. Сделайте в конце концов с домовиками так, чтобы она спала всю ночь вместо того чтоб по каждому детскому писку подскакивать. Чертово маггловское воспитание диктует ей скромность и самостоятельность в подобных вопросах. Луиза сама тебе обо всем этом никогда не скажет, гад ползучий, а тебя не ткни — ты и не почешешься!       — А беглые пожиратели? — нахмурился дворецкий.       — Не заставляй меня думать, что ты глупее, чем есть на самом деле, — закатил глаза волшебник. — Одну ее, разумеется, никуда отпускать не надо. Ну а если уж она так сильно хочет поговорить с «мужем» — пусть говорит.       — Как бы хуже не стало, — поджав губы, с сомнением ответил Иво.       — Если ты о последнем пункте, то не станет, — хмыкнул Мракс. — Северус Снейп — неглупый человек, жаль будет упускать такой блестящий ум. Однако в вопросе дел семейных он ведет себя как обиженный подросток. Такое случается, если всю жизнь заботиться исключительно о служении и работе, а увлеченность женщиной продиктована только ее заинтересованностью в поддержании семейного очага и тем, что находится ниже пояса. У него просто не было возможности вырасти. На выходе имеем внешне вполне себе состоятельного человека, который изо всех сил старается преодолеть юношеский максимализм, но получается у него это из рук вон плохо.       — Я боюсь, что разговор с ним может раздавить ее окончательно, — напряженно проговорил маледиктус, пристально вглядываясь в лицо Мракса.       — В жизни человека существует три большие привязанности. Или влюбленности, как их еще называют, — не слушая змея, как ни в чем не бывало продолжал Мракс. — Первая, ее еще называют «первая любовь», приходит в совсем юное сердце яркой вспышкой и запоминается на всю жизнь. Ее часто не воспринимают всерьез, она отчаянная, совершенно оторванная от реальности и быта. Объект обожания может даже не знать, что кто-то испытывает к нему привязанность. Такое чувство быстро умирает, но оставляет существенные следы.       Второй романтический опыт кажется человеку серьезным и осмысленным. Эти отношения более продолжительны, часто приводят к совместному проживанию и рождению детей, к браку. Однако точно так же как и в первый раз, люди чаще всего расходятся. Может неофициально, может они просто перестают жить вместе и разговаривать, все же развод даже среди магглов лишь недавно сделался чем-то нормальным, но тем не менее.       Эти вторые отношения наиболее травмирующие, горькие, напоминают сражение не на жизнь а насмерть, даже если начиналось все очень даже неплохо. Долгое время после может казаться, что полученные в этих схватках раны не зарастут никогда. Обида на прежде любимого человека настолько сильна, что можно даже заречься никогда больше не вступать ни в какие отношения. Однако, именно здесь люди учатся понимать: что им в действительности нужно, чего они хотят от союза, учатся говорить о своих желаниях и слушать другого. Только если первые два этапа пройдены, и в них усвоены все уроки, можно говорить о том, что в третий раз человек получит от семейной жизни желаемое. А еще важно не заходить в порочный круг. Не останавливаться в каждом из первых двух этапов. Иначе каждая последующая связь превращается либо в воздушные замки без верха и низа, либо в поток из непрерывной боли и недопониманий, где каждый не может ни понять, что нужно другому, ни четко выразить свои мысли и ожидания.       Беда союза мисс Лисс и ее мужа не только в том, что у них разные жизненные приоритеты и отношение к быту и семье. Они еще и прошли свои «влюбленности» совершенно в разном ритме. Мистер Снейп все никак не может перебраться из первой стадии во вторую, в нем еще живы и пожирающая изнутри вина, и идеалистические представления о великом чувстве. Хоть он и пытается с ними бороться, что его, безусловно, красит. Кто знает, может через пару-тройку лет он даже победит в сражении с самим собой, однако сейчас эта битва отнимает абсолютно все его силы и время. А Луиза уже одной ногой на третьем этапе и в недоумении оглядывается на взрослого умного мужчину, совершенно не понимая, от чего он никак не разберется в собственной голове, ведь она вполне ясно обозначает партнеру, чего хочет, а куда лезть не следует.       — Неужели совершенно невозможно пройти все это с одним человеком? — затаив дыхание, спросил хранитель.       — От чего же, возможно конечно! — чуть улыбнулся старик и отвел взгляд к ровной безмятежной глади озера, по которой светящимся пятном расплылось отражение полной луны. — Вот только для этого люди должны очень хорошо подходить друг другу. Настолько, чтобы быть способными прощать все глупости, которые каждый из них обязательно нагородит в процессе развития отношений. Но вероятность этого чудовищно мала, поэтому я редко заостряю внимание на столь скрупулезном подборе. Куда проще работать, если людям предстоит пройти вместе не все три, а хотя бы две последних ступени. А еще лучше — только финальную.       — Вы поэтому сказали молодому человеку, чтобы он не вздумал даже заикаться о браке до поры до времени? — приподняв брови, поинтересовался Иво. Чувствуя, что буря начала стихать, он позволил себе чуть расслабить плечи.       — Наш кандидат на ногу и печень, ах не так, на руку и сердце хозяйки Виндгорфа — чистокровный волшебник. Прежде, чем обещать свадьбу, о ней нужно договориться. А в силу определенных обстоятельств, он теперь еще и единственный наследник состояния своей семьи. В Польше другие законы чем в Англии, наследует только мужчина, так что его сестры не в счет. Неприятное обстоятельство, нечего сказать. Прежде все было гораздо удобнее, а сейчас я вынужден буду торопиться и где-то действовать куда более открыто чем привык, чего я крайне не люблю, — хмуро ответил Мракс. — Мне пора, Иво. Сделайте все как должно. Я хочу, чтобы Луиза отвлеклась от происходящего и вспомнила, что она не одна и ей всего двадцать четыре года. Можете снова попросить ее почесать вас за ухом. Кто знает, вдруг она даже позволит тебе потереться о ее ногу.             — Что?! — змей отпрянул от старика, неверяще уставившись прямо в лицо волшебнику.       — Мордоред бы вас побрал, Иво. Сегодня все произносят это слово так, будто я говорю что-то совершенно неожиданное и шокирующее, — закатив глаза, поморщился Мракс. — Она женщина, и в ее природе любить и заботиться обо всем окружающем. Если ей в удовольствие пресмыкания чешуйчатой твари — пусть развлекается! Но если только начнете забываться — цена вам известна.       — Да как вы только можете говорить о ней подобное… — заклокотал хранитель, двинувшись к волшебнику, однако тут же остановился, когда ему в грудь уперлась серебряная змеиная голова.       — Я буду говорить ровно так как сочту нужным, — опасно понизив голос, произнес старик. — Ваше счастье, что ее нынешний супруг слишком увлечен собственными страданиями, чтобы обращать внимание на то, с какой силой вы его ненавидите и как отчаянно желаете, чтобы внимание хозяйки доставалось вам, а не ему. Знайте, я буду крайне удивлен и разочарован узнав, что вам удалось залезть к Луизе под юбку. А уж реакцию ее будущего мужа и вовсе сложно предугадать.       — Вы говорите так, будто все уже решено. А он быть может и вовсе передумает да откажется от своих прежних слов! Не захочет связывать свою жизнь ни с наследницей, ни с поместьем! — гневно зашипел маледиктус и вновь подался вперед, не обращая внимания на трость с силой вжавшуюся в его грудь. — И вообще, с чего вы взяли, что в отношении хозяйки меня интересует нечто подобное?! Это низко!       — Ползучему гаду вроде тебя никогда не оценить, насколько на самом деле высоко или низко происходящее. Мальчишка сохранил общение с Луизой даже несмотря на то, что она вышла замуж за другого, тут, признаться, даже я был удивлен. Так что не надейтесь. Он сделал все, чтобы остаться рядом хоть в каком-то качестве, когда Луиза попыталась выставить его за дверь, не денется никуда и впредь. Что же до тебя, я слишком хорошо знаю людей, чтобы исключать наличие определенного рода желаний, Иво, — хмыкнул Мракс.       — Так я ведь не могу в полной мере называться человеком! И уж вам это известно лучше, чем кому-либо еще, — с неприкрытой яростью вздохнул змей.       — В любом случае, я предупредил. Повторного разговора на эту тему не будет. Если мне очень сильно захочется, в поместье появится другой хранитель, — смерив маледиктуса проницательным взглядом, с тихой угрозой произнес старик.       — Вы не посмеете, — отшатнувшись, прошипел Иво. Змей неверяще смотрел на волшебника перед собой, в янтарных глазах плескался ужас пополам с отвращением.       — Желаете проверить? Это был бы занимательный эксперимент. Я ведь так долго пытался разобраться в этом вопросе и, похоже, наконец раскопал, каким же образом могло быть наложено столь сильное и извращенное проклятие. Даже несмотря на то, что вы упорно молчите, — плотоядно оскалился Мракс.       — Молчать об этом — одна из немногих моих привилегий — сглотнув, проговорил Иво. — Вы не посмеете, — с судорожным выдохом на грани слышимости вновь повторил маледиктус.       — Вот и не давай мне повода, змей, — поведя темной с проседью бровью, шикнул старик.       С этими словами он развернулся и быстро двинулся по тропе вдоль озера в сторону аппарационного барьера. Дождавшись, пока черная дорожная мантия скроется в темноте, а шаги утонут среди палой листвы, деревьев и кустарника, хранитель медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы и запрокинул голову к ясному ночному небу, прикрыв янтарные глаза. Секунды растягивались в минуты, а он все так же стоял, чуть покачиваясь вперед-назад, силясь выровнять сбитое дыхание и унять бешеное колотящееся сердце.       — Винки, покажись, — прищелкнув пальцами, тихо скомандовал он, справившись наконец с собой.       Раздалось шуршание. Из-за раскидистого дуба у тропы появилась миниатюрная домовуха с огромными карими глазами размером с теннисные мячики. Винки беспокойно огляделась, несмело приблизилась к Иво и вопросительно посмотрела на него.       — Какие будут указания, сэр? — несмело пискнула она.       — Запомнила этого человека? — хмуро поинтересовался дворецкий, кивнув на тропу, где еще совсем недавно скрылась фигура темного мага. Домовуха проследила направление взгляда хранителя и кивнула, качнув огромными как крылья летучей мыши ушами. — Никогда ему не перечь и выполняй любой приказ. Единственное исключение из этого правила — прямая опасность указаний для хозяев Виндгорфа. Ясно? Если да, то нам пора. Надеюсь, миледи еще не спит, и ты сможешь сразу приступить к работе.       — Ясно, — вновь кивнула Винки. — Но прежде вы позволите сказать, сэр?       — Позволю, если управишься не более чем за пять минут, — мрачно буркнул Иво и поморщился, дотронувшись до рассеченных губ. — Лорд Мракс прав, лучше в ближайшее время посидеть дома.       — Простите, сэр, мне просто все не верится, что существа, подобные вам еще есть на земле, — пискнула Винки. — Среди домовых эльфов такие слуги как вы — настоящая легенда. Для меня большая честь служить дому волшебников, который сумел сохранить столь древние порядки.       — Лиссы — род сквибов, не волшебников. Хоть может статься, что в ближайшие несколько поколений все вывернется наизнанку, — сухо произнес маледиктус. — Пошли. У нас много работы, — добавил он, протягивая домовухе ладонь, затянутую в тонкую черную перчатку.       Раздался тихий хлопок, и окрестности школьного озера погрузились в топкую тишину, нарушаемую лишь шорохом ветра в голых ветвях прибрежного кустарника.

***

      Подвальная кухня дома на площади Гриммо была освещена лишь очагом и несколькими догоравшими свои последние минуты свечами. Ян Гринвин с самым хмурым выражением лица сидел на стуле лицом к камину, сложив на груди руки и вытянув ноги к огню. Скрипнула входная дверь. На пороге появилась яркая блондинка в кожаной аврорской куртке.       — Письмо, — взмахнув конвертом, с улыбкой сказала Мари, прислонившись к косяку.       — Откуда? — безэмоционально спросил Ян, не отрывая взгляда от пламени.       — Польша, — пожав плечами, отозвалась женщина и, оттолкнувшись плечом, прошла в кухню.       — Даже смотреть не стану. Можешь сразу в камин отправлять, — поморщился Гринвин, проведя по лицу широкой ладонью.       — Ястреб принес. Срочное, видимо, — возводя глаза к потолку, как бы невзначай обронила Мари. — Конверт плотный, бумага дорогая, чернила не поплыли, хотя дорога через море была, значит тоже не копеечные.       — Тем более, — мрачнея, отозвался аврор.       — И лист внутри, судя по весу, не один. Может даже документы какие-то, — не обращая внимания на тон, с которым отвечал собеседник, продолжала блондинка.       — Я сказал, что не стану это читать. Даже не притронусь. Суй эту дрянь в камин, — жестко оборвал ее Ян.       Мари тяжело вздохнула, подошла к начальнику польского аврората и облокотилась на кухонный шкаф напротив, стоявший вплотную к боковой стенке выложенного кирпичом очага. Внимательно смерив парня с головы до ног, она сложила на груди руки и вновь возвела взгляд к потолку.       — Что мы вообще здесь делаем? Второго пришествия ждем? — словно ни к кому конкретно не обращаясь, спросила женщина.       — Только опять не начинай, — закатив глаза, простонал Гринвин.       — Нет, я серьезно! От работы тебя отстранили еще в мае–июне, когда начались выяснения отношений между нашими ребятами из отдела международного магического сотрудничества и местным министерством! — воскликнула Мари. — Твои отец с матерью строчат письма наперебой, а ты не то что не отвечаешь, так ведь просто сжигаешь не вскрывая! А если помер кто?       — Не помер. Я получаю польскую газету. Если бы с кем-то из семьи что-то произошло, это было бы на первой полосе, — отмахнулся Ян. — Знаю я, зачем они мне написывают, ничего нового в этих конвертах быть не может.       — Может поделишься? А то мы сколько здесь сидим, так ты все время то в себя закапываешься по самые уши, то пропадаешь где-то с поручениями от этого жуткого типа, то сутками после этого отсыпаешься мертвым сном. Даже ведь не говоришь, что случилось. Не находишь, что я, согласившись помогать тебе, имею право знать хоть что-то? — поинтересовалась женщина, откинув за плечо копну белых локонов.       — Ты действительно не догадываешься или принципиально важно, чтобы я произнес это вслух персонально для тебя? — огрызнулся Гринвин, наградив собеседницу обжигающим взглядом.       — Как только скажешь, тебе станет легче, — приподняв очерченные брови, невозмутимо ответила Мари.        — Я потерял в этой чертовой мясорубке брата, — передернув плечами, нехотя отозвался Ян. — Более чем уверен, что мое отстранение устроил отец, лишь бы я вернулся домой. Он, конечно, объявил несколько лет назад, что лишил Вацлава наследства, чтобы унять разошедшихся газетчиков, но в семье-то всем было понятно, что он ни за что не сделает этого всерьез. Скандал скандалом, но в глазах родни подобное — не повод, чтобы вековые традиции нарушать. Вацлава ведь готовили к управлению огромным состоянием в отличие от меня. Я на его фоне всегда был просто глупой неблагодарной букашкой.       — Хоть о покойниках и не принято плохо судить, но твой брат был редким мудаком что на работе, что по жизни, — поморщилась женщина.       — Знаешь, как говорят: если не любишь кого-то из родственников, значит просто нужно встречаться с ним не чаще раза в год. У нас вполне получалось не отсвечивать в присутствии друг друга. Хотя бы для того, чтобы не выслушивать бесконечные нотации мамы. Все было довольно спокойно за исключением тех моментов, когда в поле видимости Вацлава попадала Луиза, — вглядываясь в пламя, с неудовольствием ответил Гринвин. — Однако ни один из многочисленных недостатков моего брата не означал, что он заслужил смерть.       — Зато твои неоспоримые достоинства, похоже, значили именно это, — не сдержавшись, язвительно фыркнула Мари. — Ты уж извини, я все понимаю. У вас, чистокровных, вообще там своя атмосфера. Да у тебя еще и народу в семье столько, что не сосчитать. Ты бывает берешься что-то рассказывать о них, а я сразу путаюсь в кузенах да племянниках. Но ублюдок запустил в тебя Авадой! Как после такого вообще можно оплакивать человека?! Пусть даже и родного брата. Держу пари, случись с тобой что-то, он бы хмыкнул и сказал, что ты сам напросился.       — Кто знает, — поморщился Ян.       — Точно тебе говорю, — закатила глаза женщина. — Я с ним дольше твоего работала, видела во всей красе. При тебе он так себя не вел, наверняка боялся, что ты отцу разболтаешь. Но ты же не думаешь, что Луиза первой под раздачу попала? Нет уж, она просто первая, кто рот посмел открыть.       — А сами-то чего молчали?! Он руководил контрольной группой, вас под его началом десять человек было! — зло выплюнул Гринвин, уставившись на коллегу.       — Так мы и не молчали, — невозмутимо пожала плечами Мари. — Да только звонкая монета, знаешь, чудеса творит. Особо упорных либо переводили в другие контрольные группы либо они таинственным образом исчезали. У нас была самая большая текучка из всех подразделений. Залесскому, предшественнику твоему, это не нравилось, но и сделать он особо ничего не мог. Вацлав был хорошим боевиком, таких бешеных еще поискать надо. К тому же фамилия звучная, уважаемая, такого пойди да уволь — пресса весь аврорат по стене размажет тонким слоем.       — Давай не будем про «тонким слоем по стене», — с отвращением поморщился Ян. — В любом случае он умер прямо у меня на глазах. Его последние слова все еще в ушах стоят. Я ведь так ему и не сказал… И наверное хорошо, что не сказал.       — Конечно хорошо, он бы и второй раз тебя в могилу отправил, не отходя от кассы, — фыркнула Мари. — Ладно, давай сменим тему. Письмо ты все равно должен распечатать. Вот хоть убей, я нутром чувствую, что тут не просто мольбы о возвращении блудного сына. Больно уж конверт тяжелый, — уже мягче добавила она.       — Ну хорошо, давай. Тебя интуиция редко подводит, — вздохнул Гринвин и протянул руку. — Но если там четыре альбомных листа пропитанных слезами и духами моей матушки, или, не приведи Мерлин, вопилка с ее рыданиями я больше ни одного конверта из Польши не вскрою.       — Договорились, — легко кивнула Мари и, сделав изящный жест рукой, извлекла прямо из воздуха серебряный нож для бумаг. — Красивому конверту торжественное открытие, пан Гринвин.       — Еще немного и окончательно почувствую себя чистокровным снобом, — фыркнул аврор, принимая письмо из рук коллеги.       С выражением крайнего неудовольствия на лице Ян небрежно резанул бумагу под сургучом. Достав несколько сложенных в четверть листов, он развернул их и, щурясь от недостатка света, стал перебирать бумаги пальцами, силясь различить заголовки.       — Так, это не от мамы, уже неплохо, — пробурчал он. — Стоп, а это… что за… — парень медленно поднялся со стула, неверяще вглядываясь в текст. — Нет, это бред… — Гринвин метнулся к столу, дрожащими руками разложил листы под ржавым подсвечником, — Кикимер, прибавь свет! — рявкнул он, хватив тяжелым кулаком по столу. Старомодные газовые лампы на стенах сначала беспокойно замерцали, а затем, повинуясь, заполнили подвальную кухню теплым желтым свечением. — Благодарю, — рассеяно пробормотал Ян и, щурясь с непривычки, вновь склонился над бумагами.       Продолжавшая стоять в стороне у кухонного шкафа Мари не сводила пристального взгляда с начальника аврората. Поза ее сделалась напряженной, выжидающей.       — Охренеть, — проведя широкой ладонью по лицу, выдохнул Гринвин. — Просто, блять охренеть и не встать!       Ян сгреб бумаги в кучу, кое-как затолкал их обратно в конверт и швырнул обратно рядом с ржавым подсвечником. Опершись руками на выскобленную столешницу, он уставился в очаг невидящим взглядом.       — Надо идти, — наконец глухо пробормотал Ян и как заведенный метнулся к выходу из кухни и дальше вверх по лестнице.       — Что… Куда?! — воскликнула Мари. Она кинулась следом, но, притормозив у стола, прихватила конверт со злополучными бумагами.       Торопясь, женщина быстро взбежала по скрипучим деревянным ступеням и выскочила в узкий коридор прихожей дома на площади Гриммо. Гринвин с абсолютно отсутствующим, потрясенным лицом, будто пребывая мыслями где-то в параллельной реальности, заученным движением стянул с вешалки кожанку и натянул на широкие плечи.       — Ты что творишь?! Куда ты?! — всполошилась Мари и, подскочив к аврору, схватила того за локоть.       — В Польшу. Домой, — сухо ответил тот. — Я должен проверить.       — Что проверить? Ты в своем уме?! Ты только что говорил, что ноги твоей там не будет. Тебя же не пустят обратно, Ян, опомнись! Ты настолько долго старался удержаться здесь, а теперь вот так сорвешься из-за одного дурацкого письма?! — в панике запричитала женщина.       — Пустят. Теперь не смогут не пустить, если это все правда, — глядя поверх ее головы, сумрачно ответил Гринвин. — Ты прочитай, разрешаю. И да, вернусь я довольно быстро, много времени на проверку не понадобится, но все же присматривай тут за всем. Если что-то срочное будет — сразу патронуса отправь или по камину свяжись, не трать время на сов.       Не дав коллеге вымолвить больше ни слова, он отцепил женские пальцы со своего локтя и, хлопнув дверью, аппарировал прямо с крыльца. Мари, застыв столбом посреди коридора, с минуту в недоумении таращилась на входную дверь, а затем медленно опустила взгляд на конверт в собственной руке. Шагнув ближе к рожку газового светильника, она достала неаккуратно сложенные бумаги и, хмурясь, принялась читать. Чем дальше по строчкам скользил ее взгляд, тем больше росло выражение смятения на аккуратном округлом лице.       — Ну, пан Гринвин! — не сдержавшись, обескураженно выдохнула Мари, пробежав взглядом последнюю страницу. — Ну вы даете! И когда только успели?! Нет, вас, похоже, из Британии только вперед ногами выносить будут, не иначе.