Сыграй на пири

*

      — Хей, ну что ты так резко? Подожди! — Хёнджин бросается следом за Минхо и хватает его за руку. Он знал, что реакция будет примерно такой, если не хуже, но другие идеи в его голову не приходили и до сих пор не желают посетить.       — Нам не о чем разговаривать, — Минхо, конечно же, выдёргивает руку.       — Если бы не было, я бы не тащился сюда за тобой.       Минхо глумливо выгибает бровь. Он не видит причин, по которым Хёнджину стоило приходить к нему: они никто друг другу и не знакомы толком. Да и от их знакомства остался неприятный осадок, до сих пор камнем лежащий на душе и тяжелеющий, стоит увидеть Хёнджина перед собой. Минхо не знает, зачем тот пришёл к нему тогда, но не покидает чувство, будто его использовали, а затем над ним посмеялись.       Гахён решает, что лучше всего молчать в сторонке, пока эти двое не разберутся сами. Между ними летают такие искры, что можно получить разряд тока, если подойти близко. Пока она напрягает память, вспоминая, знает ли она что-то о Ли Минхо. В подростковом возрасте она увлекалась историями и легендами о Богах, и если Минхо был с ними связан, то она должна знать его. Беда в том, что у Гахён плохая память на имена, а в легендах персонажей было столько, что всех и не запомнить…       — Мне нужна твоя помощь, — жалостливо тянет Хёнджин с щенячьими глазками и подаётся вперёд, сжимая крепче рукав рубахи. Минхо на это лишь кривит гримасу отвращения.       — Поверь, я последний в очереди желающих помочь тебе. Да и времена, когда я был полезен, закончились, ведь я умер.       Минхо делает акцент на последнем слове, выдавливая его сквозь сжатые зубы, после чего оборачивается с вздёрнутым подбородком и удаляется. Растерянный Хёнджин оборачивается к Гахён, но получает от неё полный осуждения взгляд.       — Ради всего святого, что осталось в тебе, только не говори, что это ты убил его.       — Что?! Нет! — Хёнджин машет руками.       — Но он же не просто так тебя ненавидит, верно?       Ох, ненавидит, еще мягко сказано. Хёнджин временами думает, что Минхо чудом не стал озлобленным мстительным духом, желающим ему смерти. У него, должно быть, огромная сила воли и духа, раз он не позволил злости и обиде разрушить свою душу. Ну и ещё, как погибшему в сражении, ему была выстлана дорога в рай.       — Ну… мы… переспали, — неохотно признаётся Хёнджин, избегая взгляда глаза в глаза. Впервые ему стыдно затрагивать подобные темы.       — Ты его изнасиловал?       — Нет! Он не то чтобы был против… не сопротивлялся, даже временами инициативу проявлял.       — Фу, избавь меня от подробностей, — кривится Гахён. — Не дай Бог узнаю, что ты делал что-то такое с Сынмином, лучше тебе мне на глаза не попадаться.       — Сынмин не тронут, чист и невинен! — Хёнджин поднимает руки в примирительном жесте.       — Смотри мне. Итак, вы переспали, и… что?       — В смысле?       — Ну, вряд ли ты был так плох, что он тебя даже после смерти ненавидит. В чём причина?       — Так, хорошо. Минхо — возлюбленный Боры, и я переспал с ним, используя воздействие, поэтому он не хотел сопротивляться. А на следующий день он погиб во время нападения, но я не знал об этом и точно не убивал его!       — Какой же ты… козёл.       Теперь Гахён вспомнила легенду про Бору и главнокомандующего. Если раньше она ещё подумывала, что Хёнджин не такой плохой и её ненависть не имеет твердой почвы для существования, то теперь она убедилась, что предчувствие не обманывало её.       — И что ты собираешься делать? Как Минхо может тебе помочь? — несмотря на вспыхнувшее отвращение, Гахён старается мыслить здраво.       — Бора мстит мне за старые грехи, ведь, по сути, я забрал у неё Минхо. Поэтому я хотел придти сюда за ним и вернуть ей. Это был бы равноценный обмен.       — И ты реально подумал, что он пойдёт за тобой? — Гахён присаживается на корточки и прячет лицо коленях, тяжело вздыхая. Она проделала такой путь с Хёнджином, чтобы попасть в Подземное Царство, неужели это было зря? Её родители и Джисон уже, наверное, отчаялись и смирились с тем, что никогда не увидят её.       — Это был единственный вариант, — Хёнджин не в меньшем отчаянии.       — Так, вдох-выдох, — Гахён командует сама себе и следит за дыханием. Она училась быть сильной, нельзя падать духом, когда они почти у цели, которая вот-вот скроется из виду.       Гахён срывается с места и бежит за Минхо, преграждая ему дорогу. Тот отшагивает от неё и смеряет оценивающим взглядом. Современные девушки выглядят и ведут себя так? Даже не всякие мужчины решались на такие дерзкие поступки, как встать на его пути и смотреть прямо в глаза. Это… интересно. Минхо всегда ценил смелость. Но несмотря на вызванный интерес, Гахён пришла с Хёнджином, а это автоматически опускает доверие к ней почти до нуля.       — Мы закончили разговор, — Минхо отшагивает в сторону, Гахён двигается в ту же сторону, затем в другую. Как в детском саду.       — Прошу, выслушайте. Нам без вас никак не справиться, из-за Хёнджина пострадал мой близкий друг, поэтому мы были вынуждены проделать такой тяжелый путь, чтобы прийти к вам.       Гахён решает немного юлить, сделав Хёнджина их общим врагом. Делать что-то для Хёнджина Минхо явно не захочет, но вот если узнает, что Хёнджин кому-то навредил… Судя по его заинтересованному взгляду, Гахён выбрала правильную стратегию. Ничего не утаив, она рассказывает Минхо про Бору.       — Но как я могу помочь? — недоумевает Минхо.       — Хёнджин думал, что Бора может вернуть Сынмина, если мы приведём к ней вас. Это равноценный обмен.       — Как будто я какой-то товар, — кривит губы Минхо, и Гахён спешит исправиться.       — Она любит вас, — Минхо на это округляет глаза, и Гахён внутренне ликует. Она продолжает бить ровно в цель. — После вашей смерти Бора наслала тяжёлую болезнь на вражеский отряд, заставив их умирать в муках. Она до сих пор не отпустила вас и желает мести, поэтому украла Сынмина, а Хёнджин поплатился за свои грехи и расплачивается до сих пор.       Минхо всерьёз задумывается. Гахён, кажется, даже не дышит, ведь от его решения буквально зависит чья-то жизнь.       — Мне нужно поговорить с Хёнджином.       От этого ответа не легче, но Гахён покорно кивает и возвращается с Минхо к Хёнджину, надеясь, что последний не выкинет какую-нибудь глупость.       — Я правильно понимаю, что ты можешь забрать меня из Царства Мёртвых? — сразу переходит к делу Минхо.       — Да, — торопливо заверяет его Хёнджин. — Я отведу тебя на Халласан.       Минхо задумывается. Очевидно, это не тот ответ, на которой он рассчитывал. Надежда гаснет с каждой секундой.       — А я смогу жить с людьми как обычный человек?       — Это уж как с Борой решите, твоя дальнейшая судьба меня не особо заинтересует, — тут Гахён хочет дать ему затрещину. Они и так по минному полю ходят, где каждая неудачная фраза может означать провал, а Хёнджин такими громкими заявлениями раскидывается. — Но да, ты снова будешь человеком, но не будешь болеть и стареть, если останешься на Халласане.       Взгляд Минхо светлеет. Как же Гахён наконец хочется прийти к завершению этих договоров.       — Хорошо, тогда я согласен на сделку с тобой, как бы мерзко это не звучало, но здесь я чувствую себя отвратительно. При жизни не смог довести дел до конца и оставить после себя что-то, и здесь впустую брожу по полям. Поэтому так: я согласен на помощь, если это означает выход из Царства Мёртвых.       Хёнджин кривится от одного упоминания слова «сделка», хотя оно здесь даже не подходит: взамен делать ничего не нужно, просто Минхо находит выгоду в помощи. Но да, это даёт им шанс спасти Сынмина. Лишь бы успеть.       — Я согласен, — Хёнджин протягивает руку, Минхо её пожимает. У обоих при этом столько неприязни друг к другу, что Гахён сдерживает смешок от абсурдности ситуации.

*

      — Всё ещё веришь, что он придёт? — устало вздыхает Бора, когда заходит в дом и вновь видит Сынмина у окна. Как будто у него нет других занятий. Хотя… да, так оно и есть.       — Я… не знаю.       Что-то внутри Боры трескается. Больно видеть, как с каждым днём тускнеет свет внутри Сынмина. Ломаются даже такие светлые и сильные люди, как он, и труднее всего признать, что в этом есть вина Боры. За время, что он провёл в её плену, она успела к нему привязаться.       — До истечения срока вашей сделки осталось две недели. Он не придёт.       Жестоко, но дарить ложную надежду неправильно. Чем быстрее Сынмин примет это, тем раньше прекратятся съедающие его изнутри противоречия. Бора встаёт за спиной Сынмина и опускает ладони на его плечи. Хван Хёнджин, какой же ты идиот…       Сынмин поднимается и с нечитаемым выражением лица притягивает Бору, чтобы заключить её в объятия. Та застывает, не зная, куда деть руки. Никто не позволял себе быть так близко, и тем более не касался её вот так. Рядом с Сынмином Бора кажется такой маленькой и хрупкой, она даже не замечала их разницы в росте, привыкнув чувствовать себя выше из-за силы и статуса.       Внутри рождается трепет, а на глазах выступают слёзы. Бора ощущает себя так… уязвимо, по-человечески. Сынмин держит одну руку на лопатках, а другой гладит по волосам.       — Я много размышлял в последнее время, и знаете… мне вас так жаль. Даже больше, чем Хёнджина.       — Не за чем меня жалеть.       — Нет, послушайте. Прошло столько лет. Хёнджин действительно изменился во многом и раскаялся в своём поступке, но вы… Вас до сих пор разъедает злоба и желание мести, даже спустя столетия вы говорите о нём с такой нескрываемой обидой. Вы не можете простить, поэтому страдаете.       Сынмин отпускает Бору раньше, чем та успевает его оттолкнуть, и уходит в свою комнату, но задерживается в дверном проходе.       — А еще я… я чувствую, как умираю. Вернее, уже не ощущаю себя живым. Не знаю, что со мной происходит, — Сынмин закрывает за собой дверь.       Бора опускается в кресло и зарывается пальцами в волосы, силясь не зарыдать. Почему какой-то человек имеет на неё столько влияния? Всего за минуту заставил её чувствовать себя настолько ущербно, как не было никогда.       Бора явно понимает лишь одно — она не хочет, чтобы Сынмин пострадал из-за их с Хёнджином разборок. Он слишком хороший человек, не заслуживающий к себе такого отношения. Люди влияют на Богов? Так и есть, Сынмин очень много изменил в сознании Боры.

*

      Просидев несколько часов в раздумьях, Бора наконец решает, что ей делать, и верит, что её выбор правильный.       Сынмин в это время обычно спит. Он не нуждается в отдыхе, но по привычке поддерживает свой обычный режим, которому придерживался в людском мире. Бора приоткрывает дверь в его комнату, и да, так и есть. Сынмин в постели, но сон его беспокоен. Брови сведены к переносице, дыхание учащенно, а по виску скатывается капля пота. Это не похоже на кошмар. Сынмин мечется, как было бы при болезни или лихорадке, но физически он полностью здоров.       Бора опускается на колени возле его кровати. Проклятие вступило в силу. Сынмин долго и успешно сопротивлялся этому, но Бора заставила его усомниться в Хёнджине и в чувствах к нему. Тогда-то Сынмин и пустил яд в сердце.       Изначально это и было целью Боры — искоренить задатки всех положительных чувств к Хёнджину, заставить ненавидеть его, чтобы исход был один. Только находясь на победном пьедестале и видя, как погибает возлюбленный Хёнджина, она больше не хочет быть победителем. Месть не сделает её счастливой.       Бора кладёт дрожащую ладонь на грудь Сынмина, тот замирает, делая глубокий вдох, и расслабленно укладывается на подушках. В груди зарождается свет, просвечивающий сквозь одежду и создающий силуэт вокруг ладони, а от кожи поднимаются чёрные пары, развевающиеся в воздухе. Проклятия больше нет, и нити, связывающие Сынмина с Хёнджином, пропали.       Бора замирает, сосредотачиваясь на состоянии Сынмина. Черты его лица расслаблены, а грудь мерно вздымается. Наконец-то он спокоен. Бора уже было собирается подняться и уйти, как Сынмин поворачивает к ней голову открыв глаза.       — Что вы сделали?       Бора больше не выдерживает. Роняет голову на край постели и громко плачет, чем не на шутку пугает Сынмина.       — Хей, — Сынмин тянет её за плечи вверх, пытается успокоить но всё тщетно. Бора сжимает его ладони в своих и не смеет поднять взгляда. Сердце рвётся от этого зрелища, особенно учитывая, кто Бора такая. Богам и их статусу не подобает быть слабыми. — Что с вами?       — Прости меня, — Бора крепче сжимает его ладони и всхлипывает, её спина мелко подрагивает. — Прошу, прости. Я не должна была впутывать тебя в это. Ты ни в чём не виноват. Что же я за Бог такой, если я наношу вред людям из-за собственных эмоций?       Бора вытирает лицо краем простыни и отворачивается, стыдясь своего вида. Опустилась, опозорилась, показала себя слабой и неспособной совладать с собственными эмоциями.       — Всё в порядке, — Сынмин освобождает одну руку, чтобы погладить Бору по предплечью. — Иногда быть слабой — это нормально, не нужно бояться своих эмоций.