Бабочка и пламя

Холодные лунные лучи освещали комнату. Из открытого окна периодически поступал свежий воздух, колыхая занавески в своём неопределённом ритме. Голова моя была зарыта в кучу бумаг, то-ли прячась от суровой беспощадной действительности, то-ли погружаясь в дела ещё сильнее. Опустевшая чашка из-под кофе придерживала хрупкие тоненькие листочки рисовой бумаги, на которых были отображены какие-то старые схемы. Глаза почти слипались, болезненно щипая в уголках от перенапряжения. Уже почти полностью потёкшая восковая свеча слабо шаталась, подстраиваясь под дуновение ветра. Тело ныло, моля об отдыхе, особенно затёкшая во всех местах спина, но в душе кипело желание продолжать работать, будто единственный раскалённый уголёк в костре, который никак не может погаснуть. Сделав глубокий вдох, я выпрямилась, откинувшись на спинку жёсткого дубового стула. — И вот что же мне делать… Взгляд зацепился за вид на мельницу, открывающийся из окошка. Лопасти медленно крутились друг за другом, потрескивая и гипнотизируя меня своими плавными оборотами. Захотелось выйти подышать, отвлечься на красоту ночной природы, которая в любой момент может подтолкнуть на здравые мысли. Еле переступая ногами, я подошла к зеркалу. В отражении на меня смотрела очень даже симпатичная девушка с тёмными, как пепел, глазами и густыми чёрными волосами, небрежно торчащими во все стороны света. Я достала из ящика гребень и принялась аккуратно расчёсывать непослушные локоны. В книжках часто говорилось про то, как мамы бережно перебирали волосы своих дочерей вечерами, рассказывая им сказки. Но я не знала, какого это. Поэтому, всегда приходилось перебирать волосы самой, а в сказках и необходимости не было, ведь сил хватало лишь на то, чтобы дойти до постели и упасть лицом на мягкую пуховую подушку. Успокаивала лишь мысль о том, что сейчас я могу и сама о себе позаботится. Достав из небольшой специальной сумочки палетку с румянами, изготовленными из сушёных лепестков алых роз, я аккуратно нанесла немного порошка пальцем на щёки. Лицо сразу же посвежело, и вид ходячего сонного мертвеца моментально исчез. Последним штрихом стала помада, подаренная мне когда-то одним крайне приятным торговцем из Фонтейна. Теперь же в отражении на меня смотрела уставшими глазами настоящая красавица. Под тихое монотонное щёлканье старых часов я вышла из дома, прихватив с собой бутылку сока. На улице царила идеальная тишина, будто даже деревья перестали шуршать своими кронами, и все собаки мирно спали в стогах золотистого сена. Был слышен лишь стук каблуков моих ботинок, отдающий эхом во все ближайшие закоулки. На секунду мне показалось, что собственные мысли в голове были громче всех посторонних звуков. А мысли были о том, как дальше строить свою работу, как правильнее подойти к разгадке загадочных происшествий и как же, наконец, спасти жизни других невинных людей. Все эти размышления давили на сердце, вызывая исключительно неприятные чувства и боль в затылке. Хотелось поскорее прийти к голубому прохладному озеру, чтобы взглянуть на идеальную водную гладь и ощутить на себе порывы летнего убаюкивающего ветра. До ворот к пирсу оставалось всего ничего, одна лишь только лестница и четыре метра прямого умеренного шага, но внезапный громкий смех посреди гробовой тишины заставил меня вздрогнуть, словно от удара молнии. Пришлось остановиться, чтобы осмотреться по сторонам. Позади меня плёлся странный мужчина, попивающий явно не безалкогольный напиток. Его вид оставлял желать лучшего: обувь больше напоминала два кирпича, штаны совсем протёрлись в коленках, ремень был расстёгнут, а белая рубашка, заправленная лишь с одного боку, и вовсе разорвалась в рукаве. В его руке, на которой почему-то поблёскивала запёкшаяся кровь, была большая вытянутая бутылка с содержимым, едва достающим до середины. Пялиться на него больше не было необходимым, поэтому я смело продолжила свой путь. Но стоило мне только спуститься с последней ступеньки, как из кармана моего платья выпало что-то с достаточно внушительным звоном. Терять деньги мне не хотелось, поэтому пришлось копошиться среди беспросветной темноты в поисках потерянной вещички. Мои пальцы затрагивали камни всех форм и размеров, но никак не то, что нужно было найти. С огорчением вздохнув, я смирилась со своей участью настоящей вороны, и уже хотела идти дальше. Помешала мне это сделать чья-то крепкая хватка. — Милая леди, не желаешь ли....ик... составить мне компанию в этот…ик… умопомрачительный вечер? — луна осветила лицо незнакомца, и я распознала в нём того пьяного дебошира, плетущегося за мной по пятам. Попытавшись освободиться, я дёрнула руку до боли в плече. — Отпусти сейчас же! — он резко переменился в лице, став ещё более отталкивающим и противным. — Какая дерзость! Тебя…ик… не учили быть вежливой? — он сжал мою руку ещё сильнее, отчего я громко взвизгнула. От подонка несло омерзительным перегаром, который вызывал сильную тошноту и головокружение. Пришлось пойти на крайние меры и укусить его грязные пальцы, которые неизвестно где копались. Незнакомец заорал, отпихнув меня прямо в кирпичную стену. Он схватился за рану, согнувшись и пытаясь облегчить усиливающуюся боль. Глаза его будто выражали истинное безумство: тёмные мелкие зрачки тряслись, бегали из стороны в сторону, а сосуды по краям белого глазного яблока полопались. — Не приближайся, урод, — пригрозила я, о чём спустя несколько секунд очень сильно пожалела. Незнакомец бросил в стену опустевшую зелёную бутылку, что тут же разлетелась на мелкие осколки, и достал из кармана острый ржавый кинжал. Он медленно приближался ко мне, переступая своими трясущимися ногами. В какой-то момент из его приоткрытого рта потекла слюна, как у голодного бродячего пса, увидевшего заветное лакомство. — Ты…ик… не захотела по-хорошему. Я заколю тебя…ик... прямо сейчас, а после буду…ик… вытворять всё, что захочу… — страх овладел мной полностью, от макушки до кончиков пальцев, а голос внутри бесперывно кричал «беги». Я вскочила на ноги и стремительно рванула к другой стене, пытаясь хоть как-то скрыться от своей приближающейся глупой смерти. Ублюдок замешкался, потеряв меня из поля зрения. Его отупевший пьяный мозг не мог воспринимать такие быстрые изменения во внешней среде. Но, к моему глубокому удивлению, он оказался не таким глупым. Внезапно я почувствовала удар в бок. Незнакомец метнул в меня ножом наугад, к сожалению, попав точно в цель. Боли не было, а потому и пора умирать ещё не настала. Собрав последние силы в кулак, я хотела было вмазать этому гаду, чтоб след его деяния остался не только на его совести, но и на бесстыжей физиономии, но в ту же секунду в метре от меня приземлился с оглушающим грохотом огромный двуручный меч. Запахло гарью, а от оружия исходило тепло, как от раскалённой печки. Послышался звук приземления и мощного удара, от которого, собственно, и отлетел мой потенциальный убийца. Впереди появился чей-то высокий силуэт, почти сливающийся с тенью. В глазах помутнело, а потому и разглядеть его у меня не получалось. Безумец всё ещё подавал признаки агрессии и сопротивления, что явно разозлило моего спасителя. После второго удара он окончательно замолк. Следить за ситуацией у меня больше не было возможности, ноги сами подогнулись, из-за чего я с соответствующим шлепком грохнулась на холодную твёрдую землю. Послышался звонкий хруст. Сознание всё никак не покидало меня, что было достаточно странным. Было такое ощущение, что я просто прилегла отдохнуть. Силуэт всё не исчезал. Он приблизился ко мне с осторожностью, словно ожидал и от меня удара бутылкой по голове. Чьё-то горячее дыхание слегка затронуло мою обледеневшую от низкой температуры кожу. Я раскрыла глаза через силу и увидела перед собой до боли знакомые черты: белоснежная кожа, светлее даже первого декабрьского снега, аккуратный нос, бледные губы и рубиновые глаза, прожигающие изнутри. Он смотрел на меня заинтересованно, будто сам узнал во мне кого-то близкого. Осознание произошедшего пришло ко мне с опозданием, а как только пришло– я остолбенела. — Дилю…?! — не успела договорить я, как мне закрыли рот ладонью и, подхватив на руки, куда-то очень быстро перенесли. По какой-то причине мне даже не хотелось брыкаться, в душе появилось чувство безопасности. Спрятавшись за наружной стеной, парень вжал меня в кирпичи, не опуская ладонь с моих пересохших от волнения губ. Он вслушивался в разговоры набежавших стражников, будто боялся, что они наткнуться на нас. Когда суета немного стихла, он повернулся ко мне, ещё раз внимательно всматриваясь в лицо. Он бегал глазами по каждой детали, словно сканер. — Неужели… — его голос, как мне показалось, немного дрогнул. А тембр остался таким же. Таким же в меру низким и мелодичным, сладким и дурманящим, как свежий мёд. На моём лице появилась глупая улыбка. — Узнал всё-таки, — тихо усмехнувшись, я положила руку ему на плечо. Его расслабленная ладонь скользнула с моих рёбер до талии, из-за чего ему самому стало очень неловко. Он убрал руку, всматриваясь в свою перчатку. На ткани остался яркий след чего-то тёмного. — Ты ранена…? — я перевела взгляд на бок, куда поступил удар, и увидела растянувшееся пятно. Но характерного для крови запаха не было, что сбило меня с толку. Внезапно в памяти всплыла бутылка виноградного сока, что была спрятана под поясом с этой стороны. Стало и обидно, и смешно. — Не совсем… Пострадала скорее бутылка, — Дилюк удивлённо уставился на пятно на моём бордовом платье. Я тяжело выдохнула, выпуская последнее тепло, что было во мне всё это время. — Пойдём отсюда. Здесь нельзя больше оставаться. И снова мне пятнадцать лет. Я радостно бегу по поляне, полной ароматных одуванчиков, рядом с большой и красивой статуей Барбатоса. Вдали виднеется поместье с красной, как закат, крышей. Радость переполняет меня, а от красоты открывающегося с сопки вида захватывает дух. Под невысоким пышным деревом стоит, сложив руки на груди, знакомый мальчик с благородным милым лицом, как у принца из детской книжки. Его красные локоны развиваются на ветру, как язычки пламени в только что разведённом костре. Он ждёт меня, наивную и глупенькую девочку, что видела в нём настоящего героя, терпеливо ждёт мои нелепые истории и идеи, будто эти слова имеют огромное значение, ждёт мои крепкие, почти удушающие объятия, которые он почему-то никогда не отвергал. В моём сердце тем временем горит лишь одно желание– поскорее увидеть его снова, несмотря на то, что наши встречи проходят каждый божий день. На моём плече болтается небольшая сумка, которую он неоднократно снимал с дерева и доставал из озера, и я бегу, считая секунды, не обращая внимания не на что вокруг. А когда же я снова обнимаю его, звонко смеясь, сердце начинает выстукивать особенный ритм, подстраиваясь под дуновение буйного Мондштадского ветра и пение птиц, образуя самую настоящую симфонию. Его тёплые руки аккуратно обвивают мою спину, так бережно и нежно, будто драгоценный камень. И в этот момент я счастлива. Счастлива, как ни один другой человек в целом Тейвате, как ни один богач, ни один поэт или художник, добившийся славы. И в этот самый момент подбегает Кэйа, хихикая, словно лиса, бросая глупые шуточки, от которых мы оба становились красными, как закатники. И мастер Крепус наблюдает за нами из окна своего кабинета, думая о том, как мы искренни и невинны в каждом своём действии. Аделинда ласково зовёт нас в дом, улыбаясь, как своим собственным детям, и мы идём все вместе, болтая о мелочах, казавшимся такими важными… _______________________________________________________________________________________