В футляре скрипки

Оминис подносит смартфон к губам и просит голосового помощника открыть телефонную книгу, затем — набрать номер. Он волнуется и неосознанно отбивает ритм ногой. Ритм неровный, слишком быстрый, учитель был бы недоволен. — Да? — доносится из динамика. — Привет. Это Оминис. Я…

***

Сонный, разбуженный звонком Себ смотрит в потолок бессмысленным взглядом. Гаррет, тоже потревоженный от звонка, но не ложившийся спать, наблюдает, как Себ эволюционирует в прямосидящее существо, а взгляд осмысляется. — Д-да, конечно… Давай сегодня. Я к тебе сам подлечу. Себ глупо улыбается, и когда разговор заканчивается, объявляет: — Я сегодня иду на свидание. — Ого. Круто. — Угу. А ты? — А что я? — Гаррет на стуле с колесиками подъезжает к столу с чайником. — Твой букет для Анны. Гаррет, тянувшийся к кофе, замирает с вытянутой рукой. — Ты о чём? — Брось, я же видел, что ты Анне цветы дарил. Гаррет смотрит на кофе и напряженно думает. Решив, что юлить нет смысла, он выдыхает. — Ну да, подарил. И? — Просто любопытствую. — Ну, — он пожимает плечами, — пока дальше дело не пошло. — Ясно. Себ теряет интерес к разговору и одевается. Гаррет ждет, пока закипит чайник и посматривает на соседа. — Я уж думал, ты мне устроишь за сестру, — признается он. — Она сама тебе устроит. Гаррет, сладенький, сделай мне тоже кофе. Уизли фыркает. Вот за такое он и любит соседа.

***

Остановка — автобус — остановка — кованая ограда частного дома. В секунду, когда Себ подбегает к ограде, Оминис открывает ворота, и кованая дверь прилетает Сэллоу по лицу. — Сука! — Прости! Я ударил тебя? — Ничего, — Себ трет лоб и промаргивается от слёз. — Забей. — Я схожу за льдом. — Не надо. Правда. У нас же свидание, а не курсы оказания первой помощи. Лёд на самом деле был бы кстати, но Себ не хочет лишний раз заходить в дом Мраксов. — Ты упрямый. — А то ты ещё не понял. Боль от удара впивается в голову колючей проволокой, перед глазами плывёт, но Себ подхватывает парня под руку, и они идут на свидание. Сви-да-ни-е. Это пока в голове не укладывается — и не потому, что она болит. Оминис теперь его парень! А значит, его можно целовать, щипать за мягкие места, обнимать, трогать где угодно и вообще вытворять, чего душа пожелает. Себ так счастлив, что прижимает к себе Оминиса и целует в щёку. — На нас же смотрят, — смущается Мракс. — И что? — мурлычет Себ на ухо. Оминис краснеет, и внутри всё переворачивается от восторга. — А куда мы идем, кстати? — спрашивает Себ. — Планетарий. — Планетарий?.. — Там есть аудиогид. И прохладно. И там можно лежать на полу. Я прихожу туда, когда мне плохо. Омни говорит очень тихо, наклоняясь к Себастьяну, и от интимности момента перехватывает дыхание. — Тебе сейчас плохо? — Нет. Хорошо. Я хочу, чтобы это место теперь ассоциировалось и с приятными воспоминаниями. Себастьян замечает, что Оминису физически тяжело говорить о личном. Его речь, обычно чёткая и размеренная, сейчас невнятная, с частыми сглатываниями. — Ого. Спасибо, что доверился мне. — Я про него только тёте говорил. А у тебя есть такое место? — Не-а, — Себ не раздумывает. — Моё «место» — это Анна и друзья. С ними я чувствую себя дома. — Расскажешь о них? О друзьях? Себ чувствует, что тоже краснеет. У него много приятелей, но друзей — мало. И это такое же личное, как для Омни — планетарий. Люди, принимающие его таким, какой он есть — вспыльчивым, тихим, умным и безбожно тупящим одновременно. Люди, готовые обработать его ссадины и синяки, укрывающие от коменданта общежития и выгораживающие на свой страх и риск. Потерянные одиночки, не нужные никому — такие же, как он сам. Себ через силу широко улыбается. Нечего ему раскисать, не то свидание превратится в жалкое зрелище. — Ну, Гаррета ты знаешь. Ещё есть Поппи, я про неё рассказывал. — Приют и доберман, помню. — Ага. Но не только. Она вообще природу любит, цветы сажает. Во-о-от. Ещё готовит вкусно. Особенно имбирное печенье. Мы его на Рождество воруем. Оминис улыбается. — Ещё Натсай. Крутая бегунья. У неё есть тату в виде газели — потому что они тоже бегают. Анна набивала. — Анна делает татуировки? Я удивлен. — Редко, и то хэндпоуком — это когда иголкой сам рисунок точками делаешь. Машинки слишком дорогие. И ещё Амит. Вы бы подружились, кстати, он астро-фрик. Работал прошлым летом и всю зарплату спустил на телескоп. Вот. Всё. — Кажется, ты любишь своих друзей. — Угу. И тебя тоже. Только немножко по-разному. За разговорами они доходят до планетария. Себ осознает, что проходил мимо этого здания десятки раз, но не обращал внимания на то, что внутри. Значит, они могли бы познакомиться раньше… Темнота космоса — мягкая и дружелюбная. Парни берут наушники и ложатся на кресла-мешки, и медленный голос диктора убаюкивает их. Кресло-мешок — как облако, и Себастьяну кажется, что он плывёт на облаке по ночному небу, прочь из Фелдкрофта, Англии, островов, планеты… На куполе мерцают созвездия, и Себ пытается вспомнить уроки Амита, но дальше Большой Медведицы дело не продвигается. Реальность якорит его нежно — Оминис берёт за руку и слегка сжимает пальцы. Себ вспоминает, что он всё ещё в Фелдкрофте, и смотрит на Оминиса. Взгляд белёсых взгляд устремлен в звёздный купол, а глаза блестят от слёз. И Себ уже хочет спросить: «Эй, ты чего?», но вдруг понимает, что так — не совсем правильно. И он придвигается и молча обнимает, положив голову на грудь. До конца встречи они не произнесут ни слова, и это самое лучшее свидание, что было у Себастьяна.