Крэйвен

      Лило как из ведра: уже давно этот город не испытывал на себе такой ярости стихий. Громадные тёмно-серые тучи, исторгавшие нескончаемый поток дождя, заполонили полуночное беззвёздное небо, закрыли собой луну. Казалось, они нависли над всем Нью-Йорком. Казалось, ливень будет длиться вечно, дождевая вода будет стекать в многочисленные стоки и в конце концов жители каменных джунглей утонут в своих собственных нечистотах.        Некоторые районы остались без света, и только периодически сверкающие в небе всполохи молний ненадолго озаряли собой улицы большого города. Крупные капли дождя падали с высоты птичьего полёта, разбивались о крыши домов и асфальт Можно подумать, что в такую ночь не может случиться ничего хорошего, но тем не менее, в одном из домов — коих в городе понастроено тысячи — прямо сейчас происходило чудо рождения. На свет пытался появиться ребёнок — мальчик.       Он должен был родиться в этот ненастный час в доме, который разительно отличался от всех остальных в районе — во-первых, этот дом имел полноценных три этажа, тогда как все остальные — только два, если не считать чердаки, переделанные в спальни кабинеты. Во-вторых, дом этот, скорее, был особняк, нежели типичный американский дом с белым заборчиком, которые здесь стоят по обе стороны улицы. Он тоже стоял, но в конце, в тупике, без ближайших соседей.       Если те были ну точно картинки из каталога, то этот — будто сошёл со страниц готического романа: мрачный, зловещий, окружённый глухим забором; остеклённая балконная дверь на третьем этаже смотрела на север, на обычную американскую улицу, куда особняк не вписывался — ему бы стоять где-нибудь в Англии, носить название с приставкой «Мэнор» или «Холл».       И он носил, правда, не официальное — Крэйвен-Мэнор.       Крэйвен-Мэнор, чуждый этому району своим фасадом, отличался, как не странно, и внутри. Если коротко — он, всё равно что портал в другую эпоху: резная мебель красного дерева, мрамор в трёх санузлах и двух ванных комнатах; по всюду в гостиной антикварные статуэтки и вазы, одна любая из которых стоит как средний коттедж здесь. В общем, всё говорило о том, что хозяйка живёт прошлым, далёким прошлым, потому что люди столько не живут. Из современного в доме был лишь телевизор да кухня.       Пока снаружи буйствовала стихия и в трубе завывал ветер — на третьем этаже, прямо по коридору, дверь слева — буйствовала и выла женщина. Лежала на шёлковых простынях, широко раздвинув ноги. Было ясно: она рожала.       Рядом с рожавшей женщиной суетилась ещё одна — молодая девушка в форме горничной. Она принимала роды. Верная слуга своей хозяйки держала наготове чистое белое одеяльце.       — Дышите, мисс Кравинофф, дышите, — приговаривала она.       Светлана Кравинофф, или Кравинова, была известна также под именем Крейвен. Величайшая в мире охотница на самых опасных представителей животного мира; наёмница, бравшаяся за самые трудновыполнимые и рисковые заказы. А теперь ещё и мать. Вернее, ей только предстоит стать матерью.       В далёком детстве её семья, спасаясь от революции, была вынуждена бежать в Штаты из Российской империи. Много воды утекло с тех пор, родители Светланы давно покинули этот мир, а она всё жила благодаря чудесному зелью, обнаруженному много лет назад в самом сердце Африки, в хижине шамана. Зелье даровало Светлане удивительные способности: невероятную физическую силу, ловкость, стойкость и выносливость. Её чувства во время действия травяного снадобья усиливались до нечеловеческих пределов. Но самое главное — регулярное его принятие не давало Кравиновой стареть, позволяя сохранять молодость на протяжении десятилетий. Все эти годы Светлана совершенствовалась в искусстве охоты, которая увлекала её с детства.       Будучи малышкой, она любила сидеть на коленях у отца и слушать истории его юности, которые по большей части были о том, как Николай Кравинов ходил на охоту со своим отцом Петром — дедом Светланы.       Но к рождению дочери Николай уже давно забросил охоту, некогда бывшую его страстью, — теперь ею стал алкоголь. А об охотничьем прошлом главы семейства, как и всех его предков по мужской линии, напоминало ружьё на стене да опустевшая псарня во дворе усадьбы — все обитатели псарни передохли, а кто из борзых не издох, тех Николай продал за довольно хорошие деньги, которые он, впрочем, быстро пропил. В настоящее же время родовое гнездо Кравиновых давно заброшено, сгнило и развалено.       «Помню, — рассказывал Николай Петрович маленькой Свете, сидя в кресле перед камином с рюмкой коньяка, — как мы с папенькой моим пошли как-то на медведя. Косолапый тогда одним ударом своей лапы прибил двух наших псов — сначала одного, и тут же другого — одним ударом, можешь себе представить?» — спрашивал он дочь. Светлана хорошо представляла, как разъярённый хозяин леса когтистыми лапищами ломает лучших охотничьих собак. «Каждый раз, когда отец брал меня с собой в лес, я убеждался, что мы, люди, слабы по сравнению с этими бессловесными тварями. Они сильнее, быстрее, проворнее нас. Но всё же у нас есть преимущество — наш разум. В нём сила рода людского. Без него мы не могли бы изловить и зайца». — Николай кивал на ковёр под ногами, сделанный из медвежьей шкуры. — Используя мозг, человек прошёл путь от копья до ружья — а значит, он в своём праве властвовать над природой».       Интерес к охоте Светлана не утратила и будучи взрослой: то, что, как она сама думала, было лишь детским увлечением, в итоге стало делом всей жизни. Её тело находилось на пике человеческого развития — ежедневные тренировки и долгая жизнь в опасной среде, где, как известно, выживает сильнейший, давала о себе знать. А благодаря шаманскому зелью женщина на время становилась сверхчеловеком. Каждый день Светлана доказывала самой себе и окружающим её зверям, что она — лучшая в мире охотница, что она не слаба и имеет право главенствовать над природой.       Вскоре слухи о женщине, что может ударом повалить носорога, дошли до людей. Светлана Кравинова стала известна миру под прозвищем Крэйвен-Охотница. Странствуя по свету, она побеждала самых разных хищников голыми руками и отправляла их в клетки. Продавая диких животных в зоопарки и цирки, Кравинова сколотила приличное состояние, которое позволило ей вновь вкусить уже почти забытый вкус роскоши и богатства.       — Головка показалась! — воскликнула Глория, служанка. Кравинова не разделяла её радости: младенец не успел появиться — принёс ей множество неудобств, особенно в последние месяцы. Сейчас же из-за него приходилось испытывать адские муки схваток.       Светлана шипела сквозь зубы, подобно дикой кошке. Она без всякого оружия побеждала разъярённых горилл, могла на несколько метров отшвырнуть кровожадного льва словно жалкого котёнка. Приходилось на своём веку бросать вызов и сверхлюдям. Но роды были многократно больнее и тяжелее.       Её тёмные волосы растрёпаны, лицо, обычно красивое, сейчас покрыто красными пятнами и обезображено гримасой едва терпимой боли.       «Мои страдания окупятся, — успокаивала себя Светлана. — Должны! Нужно лишь пережить эту пытку».       За эти долгие годы Америка стала для женщины настоящим домом, не идеальным, но домом. И этого дома её собирались лишить: правительство вдруг вспомнила о прошлых делах Охотницы, даже тех, о которых она сама успела забыть. В любой момент её могли сцапать — оставаться на территории Штатов было бы безумием даже для неё, и Светлана в спешке покинула страну инкогнито.       Она вернулась туда, откуда начинала — не в Россию, в Африку, в куда более свободные джунгли и равнины, что живут по своим, на её, Светланин, взгляд, более справедливым законам.       Однако будучи лишь телом женщиной в самом расцвете Ле , а разумом — старухой, она всё чаще придавалась ностальгии: о, эти шумные улицы, где всегда кипит жизнь; эти небоскребы, без которых Нью-Йорк не Нью-Йорк; наконец, её особняк, в котором есть все удобства — горячая вода, туалет, холодильник. Порой на бедную Охотницу накатывала такая тоска, что хотелось оставить копьё, лук и стрелы — вернуться в город, где прошли её детство и отрочество. Но единственным способом сделать это была беременность.       Заручившись помощью влиятельных подруг, Светлана пошла на отчаянный шаг: прилетела в США, где её уже ждала партия мужского семени — материала, который в этом мире, пожалуй, ценнее даже нефти и золота.       Когда Светлана поняла, что авантюра удалась, и не просто удалась — она забеременела мальчиком — для неё это не было радостной новостью. Ей был не нужен ребёнок, как таковой, пусть это даже и сын. Младенец, а тем более мужского пола, удваивал, если не утраивал шанс того, что Кравинова останется в США. Любая другая женщина благодарила бы богиню за сына, но Светлана смотрела на это иначе. «Это он должен быть мне благодарен», — говорила она, наглаживая живот. Ради неожиданного наследника она пожертвовала многим: здоровьем, временем, работой, и самое главное — охотой. Попробовала бы будущая мать побегать с пузом и копьём на перевес по непроходимым джунглям.       Но несмотря на то, что с любимым делом пришлось на время завязать, Кравинова всё ещё пила своё чудо-зелье, не обращая внимания на попытки Глории отговорить её от этого. Светлана предполагала и надеялась, что если она будет принимать сыворотку на протяжении всей беременности, то её свойства передадутся плоду и закрепятся в ребёнке, что сделает его здоровым и сильным мальчиком — в общем, совсем не таким, как "современные мужчинки". Крэйвен не боялась признаться себе, что охоту она любит гораздо больше нерождённого сына, отнюдь это не означало, что последнего она не любила вовсе.       Светлана надеялась, что её отпрыск станет таким же, как она — сильным телом и духом, настоящим охотником и продолжателем рода В противном случае придётся отречься от мальчика.       Вдруг комнату наполнили детский плач и рёв, которые ещё долго будут слушать стены старого особняка.       Глория аккуратно перерезала новорождённому пуповину и завернула того в одеяльце. Молодая служанка передала ребёнка теперь уже маме. Та, скорее на автомате, чем осознано, приняла малыша, аккуратно взяв того на руки и положив себе на грудь. Младенчик, лежал на груди матери, смотрел на неё своими, такими же как и у родительницы сейчас, ярко-зелёными глазёнками.       Женщина улыбнулась каким-то своим мыслям, перевела дух и сразу после приказала:       — Забери его.       — Но мисс Кравинофф, — возразила Глория, — пусть ещё полежит. Ему нужно ваше тепло.       — Не спорь, девчонка! — шикнула Крэйвен. — На. — она протянула девушке ребёнка.       Глория, опустив глаза, не стала продолжать припираться с госпожой Кравиновой, приняла свёрток из рук в руки и вышла из хозяйской спальни.       Светлана откинулась на пуховые подушки, сделала глубокий вдох — облегчённо выдохнула; несмотря на ноющую боль между ног, лицо украсила вымученная, но счастливая улыбка: наконец этот кошмар, — длиною в восемь часов и сорок две минуты — кончился.       — Будем надеяться, эффект сыворотки не временный, и она действительно окажет влияние на мальчишку. Но главное — не смесь трав и кореньев в его крови, важна сама кровь. Кровь и дух Кравиновых. Надеюсь, сын будет достоин своей матери и не опозорит фамилию, — с этими словами женщина сдалась под тяжестью век и провалилась в заслуженный сон.       Прошло несколько недель с рождения малыша, которого Светлана назвала Леонид — «означает “Лев„», — с гордостью говорила она навестившей её тогда сестре.       «Львёнок» только и делал, что лежал в кроватке, агукал, да посматривал зелёными глазёнками на подходивших к нему Глорию, или же, что случалось гораздо реже — Светлану; Кравинова изредка заглядывала в детскую — всё её взаимодействие с сыном сводилось только к кормлению. Остальной уход был возложен на хрупкие плечи служанки Глории. Но та не возражала, ей искренне нравилось возиться с маленьким Лёней.       В один прекрасный вечер, когда малыш уже давно спал, Светлана подошла к служанке и поставила ту перед фактом:       — Я ухожу, Глория, пришло время охоты.       — Но как же ваш сын?! — Глория знала, что однажды этот день настанет и морально готовилась к нему, но сейчас, когда он наконец настал, она всё равно не смогла принять это спокойно. Девушка не понимала, как можно бросить собственного сына, сорвавшись неизвестно куда. Вот если бы её судьба одарила мальчиком, она бы не отходила от него ни на шаг. Будучи по натуре кроткой, она, конечно, не сказала этого — Светлану Кравинову её мнение и не интересовало.       — Я оставляю его на твоё попечение. Деньги в сейфе, код ты знаешь. Да и пособие на мальчишку ты будешь получать, — тут Светлана заметила, что на глаза её верной служанки наворачиваются слёзы и поспешила успокоить, хотя обычно не терпела слёз: — Не переживай, Диана будет навещать вас, да и я тоже буду появляться время от времени. Ребёнок всё-таки должен знать свою мать в лицо, — изрекла она.       — Но... — хотела ещё что-то сказать Глория, но Крэйвен её остановила.       — Никаких «но». Всё уже решено, мисс Симмонс, я как можно скорее улетаю в Найроби, там затеряюсь. Диана будет за меня, когда потребуется. Сейчас я пойду, взгляну напоследок на сына.       Светлана развернулась, давая понять, что разговор окончен. Глория смотрела ей вслед, и будто бы хотела что-то сказать, но не решалась, могла только осуждающе смотреть. Светлана почувствовала этот обжигающий взгляд на своей спине, и, остановившись в дверном проёме, не поворачивая лица, обратилась к той:       — Глория?       — Да, мисс Кравинофф? — девушка лелеяла призрачную надежду, что хозяйка одумается в последний момент и останется с сыном, как любая нормальная мать. Но Светлана не была бы Светланой, если бы отказалась от свободы:       — Позаботься о нём, береги как зеницу ока. Воспитай его, как подобает, — и она вышла из кухни, оставив свою служанку одну, растерянную и удручённую.       В детской царил полумрак.       Приоткрыв дверь, Светлана проскользнула внутрь и тихо подошла к кроватке. Маленький Лёня крепко спал, мирно и тихонько посапывая. Такой невинный и уязвимый, он вызвал улыбку матери.       — Какой же ты всё-таки сладенький! — умилилась Светлана. Но даже умиление маленьким Лёней не повлияло бы на решение вернуть статус кво.       Она аккуратно взяла сына на руки и начала его укачивать.       — Глория за тобой присмотрит, — приговаривала Светлана. — И твоя тётка, надеюсь, тоже. А иначе я её придушу,— тихо добавила она. Её серые, со стальным блеском глаза на мгновение загорелись безумием. Но Лёня не мог этого видеть, да и если бы увидел — ничего бы не понял. Куда ему, несмышлёнышу.       Походив со спящим малышом по комнате, она раздвинула шторы. Ей открылся вид на вечерний Нью-Йорк. Вдали от тихого, напоминавшего пригород района, были видны огни большого города. Если бы Светлана открыла окно, то услышала доносящиеся оттуда рокот автомобилей, полицейские и пожарные сирены, гул летящих в небе вертолётов.       — Знал бы ты, как стены каменных джунглей давят на меня, — Светлана бросила взгляд на прикрывшего глазки сына.— Городская жизнь определенно не по мне. — женщина вернула Лёню в кроватку. — Я бы взяла тебя с собой в Африку, но ты будешь обузой. Позже, когда вырастешь — я вернусь и научу тебя всему, что знаю сама. А пока — прощай, сынок.       В последний раз посмотрев на малыша, она тихо вышла из детской и пошла собирать нехитрый багаж. Кравинова всегда предпочитала путешествовать налегке, так она поступила и сейчас, взяв лишь самое необходимое — свой охотничий костюм для вылазок, зубную щётку, пасту, несколько пузырьков с сывороткой на первое время, если нужных трав и кореньев будет не найти, и пару охотничьих ножей.       Лёгкий багаж — быстрые сборы: Светлана ещё раз попрощалась с верной служанкой и села в такси до аэропорта.