Крэйвен

      Кроны исполинских деревьев закрывали тропы джунглей от палящих лучей жаркого африканского Солнца, что сейчас висело высоко в небе. Однако деревья не могли не пропускать свет полностью, потому редкие лучи пробивались сквозь листву и создавали полумрак.       Леонид бесшумно двигался по лесной тропе, которую мог видеть только он и другие обитатели вечнозелёных джунглей. С тех пор, как Лео оказался волей биологической матери в Африке, прошло три года. За это время парень возмужал, он сильно изменился: кожу, под которой бугрились мышцы, покрывал ровный загар; длинные, пускай уже и не такие длинные как прежде волосы были заплетены в пучок. На загорелом лице красовалась недельная щетина.       Юноша медленно шёл вперёд, следуя за запахом, что указывал ему нос. Горилла. Молодой самец, как и он сам. Животное было в глубине леса, и Леонид, продираясь сквозь заросли направлялся к нему.       Вдруг, чьё-то тяжёлое дыхание, доносившееся с правой стороны, заставило Леонида остановиться. Прислушавшись, он убедился, что за ним наблюдают. Задрав голову вверх, он встретился глазами с леопардом. Дикая кошка примостилась на ветке дерева и смотрела прямо на него. Поняв, что его обнаружили, хищник, собрался всем телом и спрыгнул вниз. Благодаря своей реакции Леонид успел уйти. Там, где он был всего секунду назад, теперь стоял леопард.       В воздухе повисло напряжение. Пятнистый хищник не сводил глаз со своей потенциальной жертвы. Его пасть была приоткрыта, давая рассмотреть желтоватые, острые клыки. Зверь метнулся Леониду за спину и прыгнул, растопырив лапы, из которых уже были выпущены когти.       Юноша не растерялся и схватил руками запястья леопарда. Удерживаемый на расстоянии хищник недовольно скалился и рычал, пытаясь вырваться. Лёня не знал, что делать дальше, ведь единственным оружием, что у него имелось в данный момент, был нож и больше ничего. Если он сейчас отпустит хоть одну лапу зверя, чтобы вытащить клинок, то леопард воспользуется этой возможностью, и тогда ему конец.       Недолго думая, Леонид оттолкнул зверя от себя и пока тот не опустился на все четыре лапы — пнул в живот. Из пасти хищника вырвался рёв боли, леопард отлетел от парня на два метра и завалился на спину, но в одно мгновение поднялся. Большая кошка угрожающе рыча двинулась на молодого человека.       Юноша вытащил нож; его лезвие сверкнуло в солнечном свете. Выставив клинок вперёд, Лёня ждал, когда зверь подойдёт достаточно близко, но леопард заметил оружие в руке парня, и застыл на месте.       Два хищника, два охотника, они снова стояли друг напротив друга, и не моргая, смотрели один на другого. Но долго игра в гляделки продолжаться не могла, ведь кто-то должен проиграть, рано или поздно.       Леонид моргнул первым, а значит проиграл. Для леопарда это послужило призывом к нападению. Зверь сорвался к юноше, и замахнувшись лапой, распорол его майку. Лёня успел сделать шаг назад и когти оставили лишь неглубокий след на груди. Запах крови возник в воздухе, он бил Лёне в нос, и этот аромат собственной крови вскружил ему голову. Оскалившись, он кинулся на своего четверного противника.       Зверь попятился, его шерсть встала дыбом, а в зелёных глазах на мгновение появился страх. Но только на мгновение. Отбежав на безопасное расстояние, он припал к земле и прыгнул вперёд, на врага.       Леонид побежал ему на встречу и выкинув нож тоже прыгнул. Юноша сбил хищника в воздухе и повалил на землю. Человек и леопард сцепились в один розово-пятнистый комок. Они катались по земле, один пытался перегрызть противнику шею, второй пытался этого не допустить и придушить голыми руками.       Как только Лёня при очередном перевороте оказался сверху — он подмял леопарда под себя. Тот грозно рычал и трепыхался, пытаясь вырваться, но тщетно: человек весил намного больше, да и к том уже он был кратно сильнее, хоть и не имел острых как бритва когтей и смертоносных как кинжалы клыков. Вскоре шея леопарда оказалась в захвате, и он затрепыхался ещё сильнее, но с каждой секундой силы покидали его. Сейчас он мог только сдавлено выть, но спустя мгновение, издал последний хриплый рык и выдохшись — сдох.       Дыша полной грудью, что после боя была разодрана ещё сильнее, Лео, не обращая внимания на боль, поднялся на ноги, сбросив с себя бездыханное тело побеждённого ужаса джунглей. Лёня посмотрел на красивого и некогда опасного хищника сверху вниз. Тело было абсолютно неподвижно, казалось, что животное спит.       — Сила гориллы, скорость гепарда, реакция мангуста — это всё про меня! — ликовал юноша, будучи всецело поглощённым своей победой.       — Самодовольный непокорный щенок — это тоже про тебя! — прошипел за спиной чем-то явно недовольный женский голос.       Обернувшись Лёня увидел Светлану. Она сверлила отпрыска гневным взглядом. В руке женщина держала нож, который юноша отбросил, когда впал в ярость.       Крэйвен-Охотница подошла к Лёне и влепила ему смачную пощёчину, от которой парень с подавленным криком осел на землю. Его щека была разорвана, из глубоких ран сочилась кровь и её капли падали на траву вокруг, окрашивая её в красный цвет.       — Посмотри на себя, — прошипела Светлана, смерив своего ребёнка взглядом полным брезгливости, высокомерия и разочарования. — как жалко ты сейчас выглядишь. Что я просила тебя сделать? Ну! Отвечай, когда спрашивают! — рявкнула она.       — Выследить и убить гориллу. — тихо, почти шёпотом, ответил Лёня. Задание, которое поручила ему мать, отправляя одного в джунгли, совсем вылетело из головы, когда он столкнулся с большой кошкой.       Если честно, то молодой человек совсем не хотел убивать примата. Он попросту не видел в этом смысла, потому как гориллы — вполне себе мирные и безобидные создания если их не трогать. Сказав об этом Светлане, и посетовав на то, что он, между прочим, одолел куда более опасного и грозного зверя, хищника — Крэйвен рывком подняла его за волосы и ударила в кадык. Леонид рухнул на спину, он захрипел, хватая ртом воздух.       — Мне плевать! Ты должен был делать то, что сказала я. И даже встретив на своём пути такое незначительное препятствие — с этими словами она кивнула на мёртвого леопарда. — ты потратил на него достаточно времени. И даже больше — я от самой хижины следовала за тобой по пятам, а ты этого не заметил…Ничтожество — сплюнула Светлана себе под ноги.       Женщина прошла мимо всё ещё лежащего сына и отправилась домой. Наконец, отойдя от Лёни метра на три, она не выдержала и обернулась:       — Ну и какого чёрта ты встал как вкопанный? — спросила она, — Взял леопарда и пошёл!       — Да… мама. — пересилив себя парень выдавил из своего рта последнее слово. Подхватив несчастную тушу уже остывшего леопарда, он взвалил её к себе на плечи и быстро нагнал мать.       Так Кравиновы шли, словно были не в дремучих джунглях, а на прогулке в Центральном парке Нью-Йорка. Про родной город Лёня вспоминал каждый день на протяжении трёх лет. Он скучал по Глории, тёте, и даже по Фелиции Харди. И немного по Гвен, хоть и та, он был уверен, ни разу не вспоминала его.       — Тебе давно пора понять, сынок, что в дикой природе нет места милосердию и состраданию. — нарушила молчание Светлана, бегло взглянув на окровавленное лицо Леонида. — Никто, кроме меня тебя не пожалеет. Ты думаешь, что я злая, что я отвратительная мать, но это не так! — женщина остановилась и посмотрела своими зелёными от принятия сыворотки глазами на Леонида. — Я хорошая мать, и ты должен быть мне благодарен, за то что я столько лет вожусь с тобой. — Крэйвен пошла дальше и парень поплёлся за ней.        Лёня шёл, пыхтя ей в затылок — не от усталости, а от ненависти, что он испытывал к родительнице в данный момент. Если бы юноша мог испепелять взглядом — Кравинова уже была бы мертва.       Но справедливости ради стоит заметить, что Светлана Николаевна действительно не была настолько отвратительной, какой её по началу считал Лёня. Она действительно любила его, пускай и по-своему. Её поведение было даже терпимым, когда она не принимала своё зелье. Приняв настойку она становилась невыносимой: находясь под её воздействием, любое неаккуратно сказанное слово, неправильный взгляд и любое действие, могло вывести Светлану из себя. Тогда её настроение мгновенно менялось и секунду назад бывшая ласковой и нежной мамочка, превращалась в разъярённую фурию. Побои от неё в эти моменты Лёня терпел, хотя мог ответить, ведь он был намного сильнее матери и это благодаря ей — именно из-за того, что Кравинова пила зелье из трав и кореньев во время беременности — его свойства усилились и закрепились в лёнином организме.       Переступив порог хижины, Светлана приказала оставить тушу леопарда в углу, а самого Лёню, не обращая внимания на его протесты, — отправила в кровать; скорее, это была не полноценная кровать, а лежанка, наскоро сколоченная, которая заменяла неудобный Лёне гамак.       Осмотрев израненного парня, Светлана поняла, что с ним всё будет впорядке: раны, нанёсённые леопардом уже начали заживать. Как минимум — они больше не кровоточили и даже затянулись тончайшей плёнкой. Всё, что женщина сделала, так это приложила длинный лист лекарственной травы к запястью правой руки, где у Лёни была прокушена вена — единственное место, из которого, пускай довольно медленно, но всё ещё шла кровь.       — На щеке, возможно, останется шрам. — констатировала она, оценив рану.       На континент опустилась ночь. Все керосиновые лампы в жилище Охотницы были погашены. Мать и сын спали, каждый на своём месте. Но если сон Леонида был крепок, то Светлана наоборот — ворочалась и что-то беспокойно бормотала. Бесстрашная охотница никому и никогда не рассказывала этого, но на протяжении вот уже ста шести лет её мучал один и тот же кошмар: практически пустая комната с обшарпанными стенами, а по этим самым стенам ползают пауки, тысячи мелких чёрных паучков выползают из всех щелей; они были повсюду — на стенах, на заляпанном чем-то белом потолке. Их было так много, что потолок казался чёрным.       Пауки ползали и по полу! Они окружили вжавшуюся в угол женщину, а маленькая девочка стояла в дверях и не осмеливалась подойти к ней. «Мама! Мама!» — кричала ей девочка, но мать её не слышала. Она дрожала всем телом, её лицо было бледным от страха перед ползучими тварями. Внезапно сорвавшись с места, женщина выпрыгнула в распахнутое настежь окно прямо на глазах у перепуганной дочери. Девичий крик эхом разнёсся по комнате и Светлана проснулась.       — Blyat'! — выругалась Кравинова, упав с гамака на пол.       Ей снова снилось далекое прошлое. Снова этот ночной кошмар заставил её проснуться посреди ночи в холодном поту. Её сердце учащённо забилось, в ушах ещё стоял детский крик. Светлана осмотрелась по сторонам, вглядываясь в темноту и облегчённо выдохнула — она в Африке, а не на старой квартирке на Брайтон Бич. Нашарив сланцы, Светлана удостоверилась, не заполз ли в них какой-нибудь гад, и обувшись, уверенно, несмотря на то, что сейчас она ничего не могла разглядеть в кромешной темноте — пошла в лёнину комнату. Сдвинув леопардовую шкуру с прохода, женщина вошла внутрь и пошла к лежанке, где спал Лёня.       — Сынок, ты не спишь? — раздался шёпот. Ответом на вопрос было мирное посапывание.       Усевшись на край лежанки, Светлана вдруг заговарила:       — Знаешь, — начала она, — мне ведь слегка за сотню, сыворотка замедляет процесс старения, так что ты проживешь довольно долгую жизнь. — Леонид давно об этом догадывался, когда нашёл вырезки из газет за пятидесятые, шестидесятые и семидесятые годы в кабинете матери.        Он уже думал о том, что будет жить и не стареть десятки, если не сотни лет и потому морально готовился к тому, что придётся хоронить своих будущих жён. Надежда не остаться одному была лишь на будущих дочерях, и может, если повезёт — сыновьях.       Крэйвен тем временем продолжила:        — И в общем, я хочу наладить отношения между нами, ведь пройдут века и в конечном итоге у меня останешься только ты — родная плоть и кровь. — женщина понимала, что Лёня спит, и вряд ли слышит её, но разговаривая в его присутствии, ей становилось полегче: все тревоги и страхи отступали. — Просто то, что мы имеем сейчас, меня не устраивает, понимаешь? Наши отношения в данный момент больше напоминают отношения между наставником и учеником, чем между матерью и сыном. Я просто хочу, чтобы ты любил меня. Светлана резко замолчала. Ей хотелось поделиться с Лёней тем, чем она не делилась раньше ни с кем. Наконец Охотница нарушила повисшую в комнате тишину: — Порой я обхожусь с тобой жестоко, иногда бываю грубой и безжалостной. Но я не виновата в том, что стала такой. — её голос задрожал, — Я никогда тебе этого не рассказывала, да и ты сам ничем со мной не делишься. — упрекнула она Лео. — В тысяча девятьсот семнадцатом в России началась революция… Мой папенька, твой дед, он знаешь ли, был хорошим человеком, когда не пил. Собственно, из-за его страсти к алкоголю он растратил почти всё своё имущество. Благо, хоть что-то ещё оставалось, нам удалось сбежать с Родины и наша семья эмигрировала в Америку в надежде на лучшую жизнь. Мы отплыли на судне, полном таких же как мы бежавших от нового режима практически без гроша в кармане. — она встала и подошла к окну, — Мой папа заболел, когда наша семья ещё только подплывала к берегам Штатов. Он так и не увидел страну возможностей. Потом захворала моя сестра, Настя, и тоже вскоре скончалась. Нас осталось трое: Матушка, я и Диана. Когда мы ступили на американскую землю, нам пришлось ютиться в однокомнатном клоповнике. — голос Крэйвен дрожал всё сильнее, казалось, она вот-вот заплачет. — Однажды мы проснулись, и мать увидела, что весь потолок квартиры усеян пауками... У неё была арахнофобия, и... И она в панике выпрыгнула в окно. У меня на глазах, представляешь? — Светлана повернулась к спящему сыну. В её глазах стояли слёзы, которые вот-вот потекут по щекам.       Однако женщина сдержалась и продолжила:       — Мы с Дианой сбежали, чтобы нас не отправили в сиротский приют. Несколько лет мы побирались на улицах Нью-Йорка, а потом я решила уплыть на грузовом судне в Африку. Там я поняла, что главное в жизни — это выжить.       Закончив свой рассказ Светлана заходила по комнате туда-сюда, посматривая в сторону спящего юноши. Тот храпел, отвернувшись к стенке.       — Выговорилась, и стало легче. — сказала Кравинова сама себе. — Спасибо, сладкий, — обратилась она к Лёне, — люблю тебя.       С этими словами Светлана вернулась в свою спальню. ***       Шум в соседней комнате разбудил меня. Как оказалось — это Светлана упала со своего гамака. Затем она пришла ко мне.       — Сынок, ты спишь? — шёпотом спросила она. Я, естественно, ничего не ответил, сделав вид, что сплю.       Сев рядом, мать начала рассказывать мне о своей нелёгкой судьбе. Рассказала, как её семья была вынуждена бежать в США из России. Потом, после суицида собственной матери, она с тётей Ди побиралась, а потом вдруг решила бросить сестру одну и свалить в Африку. Странно, что тётушка вообще общалась с ней после такого. Но зато теперь я понимаю, почему Светлана такая, какая она есть. Она действительно любит меня, но не умеет нормально выражать свою любовь, как Глория.       С этими мыслями я снова заснул и проспал до самого утра.       Проснулся я с первыми лучами Солнца. Благодаря улучшенному слуху я слышал доносящиеся из глубин леса крики тропических птиц. Встав с кровати, я направился на кухню. Раны после вчерашнего почти не болели и уже зажали. Их наличие меня не беспокоило, разве что только один, тот что на щеке. Он уродовал меня, с ним ни одна девушка не посмотрит в мою сторону.       — Доброе утро. — холодно поздоровалась Светлана.       — Доброе. — ответил я, коротко кивая. Странно, она ведёт себя как обычно, хотя я думал, что её отношение ко мне измениться.       Когда я прикончил свой завтрак, Светлана сообщила мне "радостную" новость:       — Сын, тебе уже шестнадцать лет. И я считаю, ты готов сдать экзамен.       Ах да, экзамен. Под экзаменом мать подразумевала собственноручное убийство льва и последующее изготовление из него жилета, аналогичного тому, который носила она сама.       Светлана выдала мне копьё и охотничий нож, строго-настрого запретив приближаться к озеру Виктория — рядом с ним была расположена Ваканда, страна, на территории которой, по словам матери, таились огромные залежи вибраниума. Того самого вибраниума, из которого был сделан щит знаменитой Капитан Америка.       Вот только то, что мне рассказала Кравинова, не вязалось с тем, что я узнал ещё в школе: Ваканда — аграрная страна с беднейшей в мире экономикой. Во главе государства стоит королева, и в общем-то всё. А что насчёт ценного металла, так его, по заверениям вакандийского посла, всего нечего.       "Это всё легенда для мировой общественности", — возразила мне тогда Крэйвен. — "у них этого вибраниума тысячи тонн и они только поверхность оцарапали". — Светлана уверяла меня, что в техническом плане Ваканда опережает все остальные страны на десятки, если не на сотни лет. "Оружие, транспорт, медицина, одежда и архитектура — всё это есть у вакандийцев благодаря одному лишь вибраниуму!" — говорила мне она. Честно, я не особо верил в эти сказки. Мне слабо верится, что только из-за одного чудо-металла какая-то мелкая африканская страна впереди планеты всей.       — Ты меня понял? Не приближайся к границам этих черномазых. — Светлана была серьёзна как никогда.       — Да. — ответил я. Даже если Светлана врёт по-поводу Ваканды, искать встречи с её жителями всё равно не следует.       — Тогда можешь идти. — разрешила мать. — И помни: без львиной шкуры можешь не возвращаться. — по её тону я понял, что она не шутит.       Я уже хотел выйти за порог, но мать окликнула меня.       Крэйвен как-то странно посмотрела на меня. И вдруг, женщина подошла ко мне максимально близко и крепко обняла. Мои шрамы тот час заныли. Всё это было так странно. За все три года, что мы живём за одной крышей, мать если и обнимала меня, то только во время спарринга. Все те редкие моменты нежности и ласки, что я получал от неё, также моментально могли смениться на гнев, особенно если Светлана находилась под действием сыворотки.       — Я люблю тебя, сладкий. — промурлыкала она мне на ухо.       — Э-э… — я был в замешательстве. Её слова показались мне искренними, и это вгоняло меня в ступор.       Не знаю, сколько мы вот так стоим, но по ощущениям — достаточно, чтобы стало неловко. Я должен был что-нибудь сказать в ответ.       — Я тебя тоже. — ничего лучше я не придумал.       Крэйвен наконец выпустила меня из своих медвежьих объятий. Она взяла моё лицо в свои тёплые ладони и посмотрела мне прямо в глаза. В её собственных глазах читалась нежность. Но вот её серые глаза опять стали холодными, как сталь.       — Держи. — Светлана протянула мне копьё и нож. — И помни: не подходи близко к озеру.       Кивнув ей, я вышел за дверь. Я шёл по поляне, где стояла наша хижина и всё время оглядывался. Жилище Крэйвен-Охотницы было всё дальше от меня, пока не скрылось совсем, за листвой и деревьями. Сам я тоже скрылся в чаще джунглей и пошёл по едва заметной тропе, искать этого нечастного льва. Впереди меня ждала саванна, где и обитают эти цари зверей.