Легенды о Черных водах

Очередной холодный, серый вечер в чертогах Черных вод Ши Цинсюань проводил, по обыкновению, в библиотеке. С тех пор, как Черновод снял с него обязанности по уборке и услужению, это было единственное его развлечение. Порой бывший Повелитель ветра в ногах у демона готов был ползать, лишь бы ему хотя бы подметать разрешили. Но Хэ Сюань был непреклонен, и для Ши Цинсюаня наступила самая жестокая и мучительная пытка – скучное, унылое, размеренное существование. Хандра настолько накрыла юношу, что этим вечером он даже читать был не в состоянии. Лишь равнодушно листал книги и фолианты, больше наслаждаясь красотой и аккуратностью иероглифов, чем их значением. Он даже не сидел на подушках, а лежал на полу и брал книги лишь с самой нижней полки. Он доставал рукопись за рукописью, листал и откидывал в сторону, не утруждаясь вернуть на место – потом обязательно это сделает, когда настроение будет. Его скучающий взгляд вдруг зацепился за толстую книгу с черном кожаном переплете, что тихо пряталась в дальнем углу полки, у самой стены. Её не открывали так давно, что она покрылась пылью и даже путиной. И стояла так скромно, будто не хотела быть обнаруженной. Ши Цинсюань её ни за что бы не заметил, не лежи под определенным углом. — Ох, как интересно, что там, - тут же оживился юноша, а его меланхоличный взгляд азартно вспыхнул. – Какие-то тайные демонические знания? Коварные планы? Долговая книга? Ни на секунду не задумавшись, что книгу, наверное, не просто так спрятали, и трогать её не стоит, Ши Цинсюань засунул руку вглубь полки, достал рукопись и открыл первую страницу. В тот же миг его дыхание перехватило. Он сразу узнал аккуратный, мелкий подчерк. Так писал только Мин И. Точнее, Черновод. Мог ли это быть личный дневник? Ши Цинсюань точно знал, что нет. Ведь его ненастоящий лучший друг всегда говорил, что ведение подобных записей – лишь пустая трата времени. Но чему тогда он посвятил столь огромную рукопись? Бывший повелитель ветра бегло пробежался по до боли знакомым и родным иероглифам. И тут же вспыхнул, как юная девица, и громко захлопнул книгу. Почему Мин-сюн Хэ Сюань писал статьи о весенних играх?! Уши Цинсюаня запылали, а сердце заколотилось так, что стук отдавался даже в горле. И все-таки любопытство взяло верх. Подрагивающими пальцами он снова открыл книгу. Большая часть её была посвящена, почему-то, мужским цветочным ласкам. Все они подробно описывались, начиная с физических процессов, заканчивая ощущениями. Порой сопровождались рисунками (как, оказывается, красиво рисует Хэ Сюань!), местами слишком подробными, но чаще всего – завораживающими и… возбуждающими. Пусть и смущенный донельзя, Ши Цинсюань не мог оторваться от чтива. Для него буквально открывался новый мир. Он и подумать не мог, что можно и так, и туда, и этим… Иногда, возбужденный и робкий, он захлопывал книгу и переводил дыхание. А затем открывал снова, чтобы с большим воодушевлением и интересом погрузиться в чтение. Воздух в комнате стал казался невероятно густым и горячим, во рту пересохло. Открываемое ему таинство будоражило, отдавалось томительной дрожью в каждой клеточке тела. Прежде Ши Цинсюань и не задавался столь интимными вопросами. Под крылом брата ему казалось, что брак и сопровождающие его весенние игры ему недоступны. Ши Уду заботился о чести младшего брата больше, чем любой отец – собственной дочери. И юношу это совершенно не беспокоило. В мире было столько прекрасных и удивительных вещей, что времени ни на барышень, ни на мужей просто не оставалось. Сейчас же Ши Цинсюань понимал, какого интересного, сладостного опыта он лишал себя. — Ой, мамочки, его туда нужно!... А это не больно? О, в этой позе будет терпимо? Ой, какая развратная картинка! Взгляну ещё раз. Когда что-то из описываемого вызывало у Цинсюаня вопрос, автор, словно читая его мысли, тут же давал ответ. Рукопись говорила не только, как можно, но и как нужно, чтобы все участники весенних игр получили наивысшее наслаждение. Последние несколько страниц книги отчего-то начались с фразы "На случай экспериментов" и коснулись покорения яшмовых гор и цветения лотоса и пиона. Знания о противоположном поле для Ши Цинсюаня тоже были невероятно важны и интересны, ведь свою девичью ипостась он безумно любил и скучал по ней. И оттого ему было особенно любопытно узнать, как могла бы она пройтись по проливному дождю. Он до того увлекся изучению рукописи, что даже не услышал, как кто-то вошёл в комнату.  — Что ты делаешь? – раздался за его спиной холодный, раздраженный голос Хэ Сюаня. Юноша испуганно пискнул и захлопнул книгу. От стыда и страха он весь побледнел, но стоило ему обернуться, как лицо вспыхнуло пуще прежнего. Черновод нависал, сжав кулаки, прямо над ним, и Ши Цинсюань едва ли не носом утыкался в место, где находился нефритовый стержень. Распаленное бесстыдными картинками воображение тут же представило, как бывший Повелитель ветра подползает ближе, открывает рот и… Подавившись воздухом, юноша тут же отвел взгляд и опустил голову. О чем он думает?! И о ком! И тем более, в его присутствии! — Дай сюда! – прервал поток его мыслей свирепый шепот Черновода. Юноша вздрогнул и протянул демону книгу, которую все это время не выпускал из рук. Хэ Сюань буквально вырвал её, резко развернулся и покинул библиотеку. Ши Цинсюань виновато опустил глаза, посчитав, что своим глупым любопытством ужасно разозлил Черновода. Но тот, если и злился, то вовсе не на него.Уж кого мысленно он покрывал ругательствами, так знаменитого одноглазого непревзойденного, для которого и собирал эту энциклопедию весенних игр ("Хэ Сюань, я не хочу по необразованности сделать Его Высочеству плохо, а ты ученый, уж точно все разузнаешь и отделишь зерно от плевел"), и из-за которого оставил её у себя ("А вдруг Его Высочество увидит?!"). Ещё себе хотелось влепить смачную пощечину. Ладно, спрятал рукопись плохо, как о её существовании он забыть-то умудрился? Теперь из-за его бестолковости невинный разум Ши Цинсюаня опорочен. Да и что теперь подумает о нем этот взрослый ребенок? Наверняка запишет в извращенцы. Хотя, какая разница? Он – непревзойдённый демон! Может хранить, читать и писать, что захочет! И не из-за мыслей ложного бога слуги ему беспокоиться! Сам же слуга плохо думал только о себе. Сокрушался, что попался так глупо. Последнюю главу не дочитал! А ещё чувствовал себя очень странно. Словно его тело горело, хотя он не был болен. Мысли то и дело возвращались к пикантным рисункам и словам. А ещё очень сильно, до боли в животе хотелось попробовать хоть что-то из описанного. И не с кем-нибудь. С тем, чье лицо он представлял на каждой весенней картинке рядом со своим. Чьим рукам позволил бы коснуться собственного тела. Чьи губы вдруг ужасно захотел попробовать на вкус.   С Хэ Сюанем.