Purple flowers that are covered with frost

Спустя почти два месяца тщательного ухода, усиленного питания, отдыха и лечения, Нила, наконец, выпустили в белый свет. Разумеется, что его душа, буквально брошенная в четырёх стенах, не могла вынести одиночества и минимальных движений. У него будто бы был фейерверк в заднице, когда он увидел не только больничный двор. Хотелось прыгать, бегать, носиться, как сумасшедший мальчишка туда-сюда, лежать на траве и благодарить врачей, что он вообще смог пойти. Эндрю, что-то бурча себе под нос, нёс чужую сумку полную вещей на плече, ни капли не жалея, что потратил почти два месяца в компании Нила Джостена. Самой большой занозы в заднице, которую он только мог себе представить. За эти несчастные пятьдесят один день оба достаточно узнали друг о друге. Память Эндрю запоминала много разной ерунды, однако часто он мог засунуть в уши беруши: они помогали избавиться от шума и потока информации, которую нёс непосредственно первый пункт. С Нилом ему было тихо и спокойно. Дозорный не любил болтать о чём угодно, часто молча смотря в окно или на Эндрю. Его взгляд по началу очень сильно напрягал, но со временем что-то в нём изменилось. Эндрю думал, что он просто привык к тяжёлым взглядам своего напарника, пока однажды он не поднял взгляд в ответ, замечая за долю секунды, как его лицо изменилось. Голубые, словно лёд глаза, казались такими тёплыми, будто бы река, которую согрело солнце. Его лицо было мягким и расслабленным, словно он вообще ни о чём не думал, когда смотрел на Эндрю. Мягкие черты лица ожесточили новые шрамы, которые казались многим ничем иным, как наказанием и натуральным клеймом. Миньярд, что удивительно, всегда с интересом рассматривал чужие ранения: Нил позволил даже прикоснуться к его лицу, чтобы тот утолил свой интерес. Его шрамы не были страшными, не были уродливыми, не были портящими. Нил без них как что-то совершенно странное. Также заявил и сам парень на предложение мага попробовать убрать их. Хоть многие и боялись его из-за них, однако это уже стало определенной фишкой в и так яркой внешности дозорного. Это время плодотворно сказалось на их отношениях: Эндрю стал менее осторожен в выражениях, позволяя себе в обычной манере острить, закатывая глаза и недовольно бурча ругательства. Нил, на удивление, раскрывался с совсем неожиданной стороны. Оказывается, что эта пчела, которая только и может, что жужжать над ухом, читая нотации, очень даже неправильный. Ему нравится воровать кукурузу с полей, быть поздно на улице в пьяном угаре в компании друзей, купаться голышом в озере. Этого списка Эндрю точно не ожидал, однако его мозг складировал каждую крупицу информации в отдельный ящик, который навсегда останется закрытым для посторонних. Эндрю очень нравилось сидеть с ним: они вместе читали книги по ролям, заливаясь смехом из-за абсолютно тупого сюжета или дикого приступа стыда за действия главных героев, Нил помогал ему перемалывать ингредиенты для зелий, пока маг читал ему книги. Ему нравилось, как Нил не перебивал, всматриваясь в его лицо и тихо постукивая пестиком о ступку, осторожно измельчая каждый ингредиент. Как Нил заботливо поправлял его цветы, которые парень старался приносить каждый пятый день посещений. И он, что удивительно, даже не думал пропускать возможность прийти к своему, казалось бы, злейшему врагу. Их посиделки начинались с обеда и заканчивались ближе к сумеркам, когда Эндрю уже выгоняли из палаты с целью дать пациенту отдых. Оба каждый раз смеялись над этим, потому что компания Миньярд служила самым настоящим отдыхом, от которого Джостен отвык. Самым главным фактором их отношений стал возросший уровень взаимоуважения и доверия. Оба аккуратно подходили к чужому пространству, изучая больные темы и стараясь поддерживать уважение между собой в присутствии посторонних. Их разговоры казались слишком странными для вошедших медсестёр, которые не могли уловить и доли сути их темы. Они всегда обсуждали что-то очень философское, будто бы являлись великими умами своего времени и прошли определённое количество дерьма, чтобы так рассуждать. Однажды Нил выразился: — Из-за последних событий я выяснил для себя, что Джеймс точно не кандидат в дозорные. Махнув рукой, сказал Нил, уверенно складывая руки под грудью. Эндрю, чуть погодя, съязвил: — Значит ли это, что половина твоих ребят тоже не должны были становиться кандидатами? Та же Кейтлин. Её ведь тоже ранили. Поставил под вопрос чужой выбор парень, поднимая одну бровь в вопросе. Джостен на это лишь улыбнулся, держась за рёбра. Его улыбка в такие моменты не казалось искривлённой ложью, а доставляла лишь приятное удовольствие. Она была красивой. Настоящей. С острыми клыками, которые, скорее всего, не привлекли бы Эндрю, однако то, с какой улыбкой довольного кота тот был, ему пришлось присмотреться, чтобы удостовериться в том, а безопасно ли вообще смотреть на них. Миньярд никогда так не сомневался в собственных предпочтениях. Хотелось потрогать их, ощутить их на коже. Сознание подкидывало такие картины в голове, от которых становилось жарко, а голова шла ходуном от порнографических образов. Эндрю так привык к Нилу с распущенными волосами, что собирать рыжие волосы в пучок не хотелось. Тот его попросил, намекая, что будет выглядеть в чужих глазах размазнёй и дохликом, который не может даже выглядеть презентабельно. Миньярду было крайне важен момент, как ему в данном контексте доверяли: Нил просто развернулся спиной, отдавая гребень и по-кошачьему виляя головой, призывая себя заплести. Эндрю, будучи совсем опешившим, не сразу даже понял, что именно хотел Нил, от того продолжал неспешно читать, иногда отрывая взгляд от страниц. С Нилом было спокойно. Тот без опаски находился с ним, доверчиво засыпая к нему лицо и сопя тихо-тихо, как самый настоящий рыжий котёнок. И он доверял. Спокойно воспринимал его касания в целью помочь или поправить одежду. Он не боялся, что его шрамы увидят. Он сам их показал, распахнув верхнюю часть одежды. Эндрю никогда бы не подумал, что его вопрос: — Покажешь все свои шрамы? Будет воспринят так серьёзно. Нил, ни грамма не сомневаясь, прямо перед самой выпиской распахнул рубаху и даже дал прикоснуться, осторожно взяв за запястье и прикладывая к груди. Его тело было подтянутым и, несомненно, сильным, однако множественные шрамы делали из него настоящего героя. Множество ранений: от огня, стрел, мечей и даже чугунного утюга были чем-то сродни настоящей загадке. Это тело страдало от боли столько раз, потому и не сдалось, когда решался вопрос жизни и смерти его обладателя. И Эндрю, желая поддержать храброго напарника, неуверенно стал снимать нарукавники, однако чужие руки тут же его остановили, накрывая ладонь пальцами. Его глаза не выражали жалости, а лишь твёрдое и уверенное «не нужно». Эндрю любил отвечать за правду правдой, однако Нилу не нужно было доказывать, что их отношения важны. Оба это знают, даже нет - видят. Ранения Джостена сильно сблизили их: Эндрю чувствовал за это вину, а потому не скупился приходить к нему с едой и цветами, развлекая часы напролёт. А Нил не скупился на тишину, которой так не хватало обоим. Он спокойно следил за Эндрю, который работал или читал, в такие моменты протягивая несколько монет. Миньярд отказывался их принимать, потому что это чужие деньги и это.. деньги ни за что. Маг виноват, а ему ещё и за это платить собираются? Ну уж нет, это что-то сродни издевательству, а потому Нил просил остальных покупать за его счёт продукты для Миньярда и оставлять на пороге. Тот, всё-таки, со временем стал брать некоторые продукты, остальные принося в больницу для Нила. Ему было до одури стыдно, что ему пытаются помочь, а он не берёт всё это домой, потому что не может признаться самому себе, что и вправду нуждается в чьей-то помощи. И что на него было потрачено столько денег, которые тот просто выкидывает. Осознание своей беспомощности и ущербности накатывало снова и снова: весь дом был не в лучшем состоянии после таких эмоциональных терзаний. Дом, разумеется, самовосстанавливался, а потому Миньярд без единого зазрения совести пинал всё, что видел, а после и то, что просто попадалось под руку. Пелена стыда и вины накатывала на него вновь и вновь, заставляя задыхаться в слезах из-за собственного бессилия. Казалось, что Миньярд самый ужасный и эгоистичный эльф в этой долине. Он вновь и вновь срывал с головы волосы, крича в истерическом припадке ругательства. Острые предметы не доставляли былого ощущения свободы. Полосы ремня, которые были напрочь перекрыты плотными полосами бугристых шрамов, были лишь началом. Эндрю ненавидел боль, ненавидел слабость. Он ненавидел всё это в себе, желая вырвать и запихнуть куда-то на дно озера, где хотел не так давно утопиться. Ему не было смысла жить, ведь своим существованием он делал мир вокруг него лишь хуже. Куда бы он не шёл, чтобы не делал - всё и всем всегда не нравилось. Его критиковали, обзывали, закидывали яйцами и злобными взглядами на рынках, буквально прогоняя с глаз других. О нём распускали грязные слухи, ужасные сплетни, которые передавались из уст в уста. И это ему надоело. Чувствовать ненависть вокруг, чувствовать, как тебя презирают, смотрят с отвращением, будто бы ты уродливый дом, покрывшийся плесенью. Однако решение нашлось в Ниле. Его тёплые руки согревали сильнее огня, а растрёпанные после сна волосы обволакивали, как языки пламени. Эндрю никогда не плакал при нём, не рассказывал суть своих проблем и не пытался даже намекать, однако Джостен чувствовал вселенскую обиду и усталость, которая съедала его напарника изнутри, а потому не редко просто сидел с ним в обнимку, осторожно обхватывая плечи руками. Такой, казалось бы, простой жест, а сколько в этом было нежности и.. доброты. Никогда бы в жизни Эндрю не поверил, что ему будут нравиться чьи-то объятия, кроме особо приближённых и родных. Сейчас же все эти чувства перемешались в нём и создали отдельный ком, который на подкорке мозга имел не то, что отдельное место, а целую череду мыслей. И они из раза в раз повторялись, а Миньярд всё составлял и составлял их. Нил полностью заполнил его мысли, как когда-то Рене, и эти чувства были более, чем очевидным. Эндрю был по уши влюблен в него, один взгляд Нила заставлял сжаться, а кончики ушей покраснеть. Одно его касание вызывало миллионы мурашек, которые расползались по всему телу, желая заполнить собой всё. Что-то внутри парня переворачивалось, будто бы желудок и печень танцевали свой танец, завязывая в узел кишки. Его живот сводило при каждом чёртовом взгляде на Нила. Его лицо осталось спокойным, пока возбуждение давало о себе знать неприятной и совсем не к месту эрекцией. Он готов был проклясть себя, что вообще умеет видеть и слышать. Мозг рисовал такие картины, от которых становилось дурно даже не совсем приличному Миньярду, у которого никогда не было заскоков пай-мальчика. Сейчас, когда Нил уже полностью оправился и имел свой прежний вид, вся его натура казалось такой утончённой и строгой, что невольно захватывало дыхание. В полном вооружении и при всей своей помпезности, вся его величественность приумножалась прекрасной улыбкой и голосом, который мог бы свести с ума кого угодно. И Миньярду было дурно от того, насколько сильно он влияет на него. Чувствовать себя настолько хорошо рядом с бывшим врагом наверное было неправильно, однако парень отогнал это подальше, даже не желая слушать разум. Помешал Эндрю лишь тихий женский смех, который разносился с первых палат. Там лежала Кейтлин. Заглянув в небольшую щель, Миньярд украдкой подметил, что к ней пришла Рене, которая хлопала крыльями, создавая музыкальное сопровождение в виде звона колокольчика, под который рыжеволосая с удовольствием танцевала, хохоча от нелепости своего желания. Оба девушки, взявшись за руки, кружились на полу по комнате, хихикая и звеня, как звоночек. Сумка, полная чужих вещей, уверенно падает на диванчик в кабинете Нила, куда его и послали их оставить. Дальше по плану необходимо было явиться на поле с тренировками, которые не проводились от слова совсем. Королева запретила дозорным даже собираться вместе, от чего их коллектив временно объявил о бессрочном отпуске. Нил Джостен и Эндрю Миньярд должны сегодня выдвинуться на первую миссию, которая откроет деятельность дозорных вновь. В конце недели, через пару дней, должна выйти Кейтлин, и тогда работа вновь возобновиться, а тренировки продолжатся уже на поле. Каждый, разумеется, должен был проворачивать их дома, чтобы совсем уж не растерять форму, а выздоровевшие должны отправиться на простую миссию-слежку по осмотру окрестностей ночью. Ради такого тренера готовы не спать всю ночь, а больница не закрываться до самого рассвета. Эндрю Миньярд в сопровождении своего напарника, Нила Джостена, который похож на самую настоящую несбыточную мечту, должен найти вновь ту фиолетовую лужу и её последствия, чтобы доказать её вред. Возможно, что его наградят. Возможно, что просто поблагодарят, но это будет королева и это будет их приватная встреча. Возможно, что скоро Эндрю Миньярд станет не только изгоем во всей долине, но и уважаемым спасателем, который помог им. Он лишь надеется, что та беда, что на них идёт - не плод его больного воображения и фантазии, а реальность, которая может быть даже хуже, чем продукт уничтоженного алкоголем мозга.