Mermaid's Poems

      — Бро, я бы рассказал но ты не поверишь…       — Да что такого могло случится?! Я буквально сегодня уехал!       В необычайно скучной жизни обыкновенного подростка… Нет, но в случае Дарона уже вполне взрослого паренька, который только и делал, что жил на деньжищах своих родственников, как правило, ничего интересно не происходило. Такие как он, всё что и делали на протяжении дня, так это пролеживали свою кровать, пялились в потолок и ели. У Дарона это было тоже, до одного дня, изменившего всё.       Дарон являлся как раз одним из миллионов таких же как он: юных, унылых, закрытых и совершенно не ведающих о своём мыльном будущем. Игра на гитаре была одним из его множества хобби. Он так же пел, рисовал, писал стихи и иногда, совсем чуть-чуть писал и музыку. А на работу устроиться никак не мог. Сидел дома. И Шаво говорит, что у него депрессивный период, потому что это все, чем он занимается, но денег на нормального психолога сейчас не было, а единственный друг, и по совместительству нынешний сосед по комнате, у него был Шаво. Всё, что не шло на питание и оплату жилья, шло на музыкальную карьеру. Так, у Малакяна после электро появилась и акустическая гитара, и что-то вроде дёшевой, но вполне рабочей флейты, и даже синтезатор — о как он был рад синтезатору! Это был один из самых счастливых дней в его жизни.       В один из дней Шаво внезапно позвонили родители и приказали тому вернуться домой на некоторое время из-за некоторых обстоятельств. Одаджян почти сразу же отказался, а Дарону сказал, что не может оставить его одного, и долго на этом настаивал, но гитарист не хотел так его обязывать. «В конце концов, ты же мне не сиделка!» — сказал Малакян тогда и махнул рукой. Шаво, в итоге, не слишком то довольный, согласился. И вот, друг уехал на несколько дней к родственникам и Дарон был вынужден остаться в этом загородном доме, в их временном жилье на лето, один. Один психотерапевт в городе прописал ему отдых на природе. И вроде все о чем он мечтал: музыка, лес, свежий воздух и пение птиц по утрам — но Дарон то и на улицу и толком не выходит. Мысли, что после начала осени, он вынужден будет вернуться в город, в свою захудалую квартирку, тяготили его. Он всегда был беспомощным наедине со своими мыслями, а с уходом Шаво, они стали громче — хоть уши затыкай, но все бестолку.       Шаво говорил, что ему стоит прогуляться, что полезно просто развеяться. Он единственный разумный человек, которого Дарон знает, поэтому Дарон порой старается прислушиваться к его советам. В конце концов, он был его другом. Самым настоящим другом. Он спасал его из самых разных передряг, и Малакян уверен, что ещё не раз спасёт. Между ними было самое главное в любых хороших взаимоотношениях — доверие.       Закинув на плечи гитару и положив медиатор в карман, Малакян отправился на улицу. До леса было всего пару шагов. И в живом, зелёном уголке мира, не было ни души. В нем практически ничего не было, ну может пару гигантских муравейников, заросли паутин, и все на этом. Грибы, земляника и прочие росли редко, животных встречали так же редко — лишь бесконечные ряды высоких деревьев, устремивших свои ветви в небо и образовав листьями зелёный купол, через который слегка проглядывали лучики солнца. Хоть ландшафт и был весьма однообразен, Дарон не боялся потеряться среди бесконечного лабиринта стволов — Дарона не страшит риск и, он ведь уже не маленький, не пугает тьма теней сосен, во всяком случае сегодня, пока он в относительно хорошем настроении.       Дурные мысли, витающие в голове уже на протяжении недели, растворились в чистом воздухе вокруг. Слышно было только чириканье, писк сверчков, свист ветра, хруст веток под ногами — все это удачно заглушало собственные мысли. Было достаточно тепло, но Малакян сьежился. В одной футболке и летних кроссовках он шёл по мокрой земле, заслоняясь руками и жмурясь от кусачего ветра, оставляющего мурашки на худых руках.       Хоть ветер, птицы, которые были уж очень высоко на деревьях, и тихий шёпот листьев и составляли хоть какую-то компанию, но, все равно, одиночество настойчиво просилось к Дарону. И оно мечтало побывать среди всех этих нелепых образов, вытеснить свой огромной бесформенной тенью мелодии, играющие разными цветами и оттенками у Малакяна в голове. Или не только в голове?       Гитарист не заметил, как мелодия ожила и приобрела звучание за пределами его бурного воображения. Он огляделся, в поисках источника слабого звука, но не обнаружив ничего, кроме сухих ветвей, окружающих его, он сдался и пошёл дальше. Звук казался невыносимым — Дарон не мог и ума приложить, где находится его источник, предпологая, что в лесу гуляет он один. Вроде звук и был весьма красивым, но таким далёким и неясным, совсем неразборчивым. Дарон шёл, хотя уже мало понимал, зачем и куда. И звук становился все громче, и было ли это гудение, мычание, шёпот или же чья-то умелая игра на инструменте? Нет, через пару шагов, наконец, этот мотив прояснился. Всё перечисленное встало в чёткий строй и наконец обрело единое звучание — это был… голос?       Он был похож на человеческий, но в то же время сильно разнился с ним. Слишком уж много было отличельных черт. Например, звучал он с сильным эхом, каждый раз меняющим его голос, словно здесь он был не один, а множество разных, вместе плавно текущих, создающих сладкую гармонию. Голос этот был довольно громкий, вблизи не было никого, или ничего, что могло издавать что-то подобное. Или же это все слуховая галлюцинация? Но если это и так, то почему Дарон обнаружил, что продолжает идти? Куда он идёт? Что заставляет его идти? Он задаёт себе все эти вопросы, но разум упрямо молчит. И Малакян не хочет останавливаться — что-то невыносимо притягательное было в этом внеземном тембре, Дарону хотелось раствориться в нем и забыть всё, отвернувшись от реального мира. Как будто именно он спасал его от всех страхов, надоедливой паранойи и шума копошащихся мыслей, а затем уносил куда-то в поднебесье.       Вскоре, Дарон разглядел, куда он в итоге пришёл. Деревьев стало меньше, и тогда гитарист даже смог узнать место. Это озеро было далеко от его дома, но близко к другому поселению. Тут Дарон задумался: и сколько же, тогда, он шёл? Получается не меньше часа его ноги несли его к этому озеру, должно быть, он вымотан, но он этого не чувствует. Пока Малакян шёл, он, видно, совсем потерял счёт времени.       Это было большое, широкое озеро — безымянное, и все его так называли, «безымянным». А вокруг булыжники, скамейки и… черт возьми, музыка!       Голос сопровождался лёгким наигрыванием на… арфе? Нет… Не похоже! Лире? А ещё, он словно проходил сквозь толщу воды, так он булькал, но Дарона это почему-то не смутило. Он страдал от разных побочек, и так он мог услышать, это же его очередной бред. Только все ещё непонятно, где был сам певец. Под водой? Пение прекратилось раньше, чем Дарон успел найти ответ. Тут, как по волшебству, ноги остановились, и подкосились, поражённые внезапной тяжестью. Пришла усталость, которая не могла не появиться после безпристанной ходьбы. У Малакяна появилась догадка, что шёл он исключительно из-за загадочного голоса, а именно прямо за ним. И или его обладатель его то ли был слишком стеснительным, чтобы показываться на глаза, то ли регулярные галлюцинации Дарона стали в разы опаснее.       Хоть уже почти стемнело, а Малакян не планировал оставаться в лесу настолько долго, он решил подождать — вдруг он обнаружит этого неизвестного? Присев на один из камней, Дарон достал гитару из чехла, и начал наигрывать то, что нашептывал ему лес, в течении всей прогулки. Мягко проводя пальцами по струнам, он, кажется, слышал ответный звук откуда-то. Похоже, опять давал знаки анонимный музыкант. Но все так же предпочитал оставаться в тени.       На нежно-розовом небе за пошатывающиеся деревья заходило красное солнце, проскользая между маленьких облачков. Вместе звучало два струнных инструмента, перекликающиеся аккорды ласкали слух.       Дарон играл дуэтом с этим человеком. И выходило очень даже здорово, похоже, что не у одного Дарона здесь был талант. К сожалению, Малакян не взял ни бумагу, ни ручку, чтобы записать получившееся. В голове уже смутно намечались слова.       С течением времени свободная мелодия притупилась, а струны стали неподдатливыми и жёсткими, повыскакивали фальшивые ноты, и Дарон с грохотом гитары бросил игру, так и не закончив лившуюся струёй из-под пальцев песню. Между тем, партия лиры продолжалась, и прозвучала до самого конца. Дарон слушал изящную игру, откинув гитару в сторону и прижав руку к глазам. Вся лёгкость и беззаботность вечера у озера рассеялась, не оставив за собой ничего, лишь пустоту, внезапно парализовавшую тело. Несмотря на иллюзорное присутствие какого-то неведомого музыканта рядом с собою, Малакян все больше убеждал что все это рисует его накуренный мозг. Он был почти уверен, что одиночество все ещё выглядывало из-за деревьев, преследовало его и следило за каждым шагом, каждым вздохом.       Дарон поднял голову и взглянул в сторону озера. Его взгляд тут же наткнулся на чьи-то тёмные волосы мелькнувшие и изчезнувшие в водной глади, а затем всплеск и круги, которые разошлись на этом месте. Кто-то очень плохо прятался.       — Эй! Кто здесь? — Малакян быстро поднялся с места, уверенным шагом направляясь к берегу.       Ему не ответили. Что-ж, человек-загадка оказался сильно более робким, чем Дарон его представлял.       — Я заметил тебя! Выходи! — крикнул он.       Из воды показалась голова сильно похожего на человека, но на его бледной голубоватой коже была чешуя, уши больше походили на плавники, между аккуратными пальцами торчали перепонки. Его волосы, по структуре и виду напоминавшие человеческие, были кудрявые и мокрые, они прилипли ко лбу, такой же была и густая борода.       — Эм… Прости, я просто хотел посмотреть на теб… спросить. Спросить, почему ты перестал играть, — неловко промямлило существо, положив свои руки-плавники на холодный песок.       Этот медовый голос определённо был знаком Дарону. Он уже слышал его в лесу, но сейчас, он не плавал в сладостной песне и не расслаивался на трёхголосье, но был все таким же завораживающим.       Дарон смотрел на это нечто округленными от изумления глазами. И все-таки это его галлюцинации, не так ли? Но реальность говорила обратное: все это казалось действительным, и не сопровождалсоь острой головной болью.       — Что это за инструмент? — этот «человек амфибия» указал на гитару Дарона, лежавшую на траве.       — Это… Э-э-э… Гитара… — Дарон был слишком шокирован, чтобы говорить.       — Можно?       — Погоди, но ты что, не знаешь, что такое гитара?!       — Я слабо эрудирован в местной культуре. Всего неделю здесь торчу, — улыбнулся незнакомец. — Как тебя зовут?       — Дарон…       — Красиво играешь на гитаре, Дарон.       Малакян слегка смутился и даже немного порозовел, от неожиданного комплимента. Но он сразу же опомнился.       — Взаимно. Это же… Вы… — местоимение он сказал совсем неуверенно, не предпологая даже как к «существу» обращаться, — ты здесь пел и… играл тоже, верно?       — Ой, да… Извини, прости, пожалуйста, я наверное случайно завёл тебя сюда? Надеюсь ты сможешь вернуться.       Дарон с недопониманием взглянул в глаза собеседника.       «Как это, завёл? Голосом, что-ли?»       — Извини за нескромный вопрос, но… Что ты тут вообще делаешь? — поинтересовался Малакян, присев на корточки рядом с чешуйчатыми руками.       — А. Я немного заблудился. Я совершенно не знаю эти места и не смогу найти дорогу домой. Я пытался связаться с семьёй сейчас…       — Где ты живёшь? Может я знаю?       — Боюсь, что нет. Где я живу, много таких… Как я. И нет таких как ты.       — «Таких как я», это каких? — Дарон заинтересованно придвинулся ближе, опустив колени на песок.       — Таких, — произнёс житель озера и показал из воды длинный хвост зеленовато-голубой, такого насыщенного морского цвета, который до сего времени был скрыт мутной водой.       Хвост был весь покрыт водорослями, такой же сверкающей на солнце чешуёй, а на конце и по бокам красовались изящные плавники. Дарон был заворожен блеском воды, стекающей по нему, заворожен этим чудом, в которое даже в детстве не верил. Он все ещё поднимал под сомнения вопрос о том, наяву ли все это, не попал ли он в сказку, но если это все было взаправду, то на языке вертелось только одно слово. Перед ним был настоящий…       — Так ты… Русал! — воскликнул Дарон.       — Называй как хочешь.       Малакян встал на ноги и походил по берегу взад-вперёд, пристально рассматривая своего странного нового знакомого. Тот следил за его передвижением взглядом, в целом выглядел немного растерянным перед таким вниманием к своей персоне.       — Так, можно гитару? — вспомнил про свой вопрос русал.       — Погоди, ты её испортишь, в воде то! — Дарон замахал руками.       — Ну, раз тебя так не устраивает… — морской обитатель нырнул под воду, а потом пропал на несколько минут.       Дарон подозревал, что он не вернётся, когда ожидание сильно затянулось и стало слишком муторным, но не тут то было. Вода забурлила, пошла кругами, пузырями, голубоватый яркий свет показался в глубине и…       Сначала голова, потом и туловище, а затем и… ноги! О, откуда же появились ноги?! Дарон вскинул голову наверх, потому что теперь русал выпрямился во весь рост и стоял на всех своих двух. Ни чешуи, ни плавников, ни его необычного цвета кожи, ни хвоста — не осталось практически никаких аномальных деталей от прошлого сказочного облика. Лишь на ступнях осталась, пожалуй, единственная неестественная часть — перепонки. Глаза скользнули чуть выше. Дарон с облегчением выдохнул, когда заметил, что причинное место прикрывал толстый слой слипшихся водорослей, обмотанных вокруг таза, которые уже сплелись узлами.       — Ой, похоже я совсем за гигиеной не слежу, хе-хе, — заметив чужой взгляд на морских растениях, уже-человек-русал уж решил было стянуть с себя их, но гитарист остановил его.       — Погоди, не надо! Ты не можешь в таком виде тут разгуливать! Рядом люди живут, между прочим! — запротестовал Дарон, выставив вперёд ладони и отходя назад.       — А… Получается, ты прав. Тогда может, у тебя есть запасная одежда? — с по-детски наивной надеждой спросил русал.       — Что?! — Малакян в шоке отпрыгнул ещё дальше и он был без понятия, что ответить этому чудаку, — Н-н… Ладно! Хорошо, я могу принести. Только для этого мне придётся вернуться домой. Это может занять много времени.       — Время? Оно течёт по разному для людей и… Как ты нас назвал? Русалов. Вообще без проблем, я умею ждать, — отмахнулся житель безымянного озера.       — Что-ж, увидимся позже!       Дарон попрощался и сразу же после этого рванул к гитаре, схватил её за гриф и побежал к лесу. Совершенно неожиданно для себя он принял решение избежать невыгодную для себя ситуацию, не связываться с дополнительной кучей проблем. Он долго бежал среди высоких стволов, так долго, что совсем выбился из сил. Он бежал, пока не убедился, что проклятое озеро пропало из виду. Возвращаться он, конечно же, не собирался. Сумасшедший человек, чёртова наркотическая галлюцинация, очередной рассадник приключений. Зачем бы Дарону ему помогать? Да, он красиво пел и играл, но достаточно ли красиво для того, чтобы Малакян вдруг решил поменять свои взгляды на жизнь и помочь потерявшемуся бедолаге? Не-а.       Он, естественно, чувствовал себя ещё той скотиной и совесть терзала его душу, но его решение было правильным — он себя в этом упорно убеждал. Нет, Дарон не желал получше узнать все секреты магии, которая заставляла его идти на чужой голос, протяжно изгибающийся в нежном вокализе.       А когда Дарон добрался до дома, уже совсем стемнело, вместе с этим и все расплывчатые грёзы о русале медленно расстаяли из навязчивых мыслей. Но Малакян только потом вспомнил, что чехол от гитары он оставил у озера. Возможно придётся за ним возвращаться, но ему даже не хотелось об этом думать.       Дарон освежился вечерним душем и наконец, за долгое время, нормально поел. Перед сном он звякнул Шаво, рассказал ему эту нелепую историю — тот, конечно же не поверил, как и в большинство подобных историй. Дарон для него никогда не был надёжным источником. И когда гитарист наконец лёг спать, удивительно, но несмотря на свою бессоницу, он сразу же отрубился. Вся эта беготня знатно утомила его, и длительные прогулки по лесу не оказалсь уж такими приятными для ног. Колени болели, плечи болели, а глаза слипались.       «Больше на улицу ни ногой» — так решил для себя Дэр.