Аматины-2. Империя Тошида.

      Вывод из розового сна не означал окончания расследования, но Макс надеялся, что их распустят по своим судам. Этого не произошло. Выдав каждому по паре комплектов белья, их предупредили о возможных вызовах на совещания и об ограничении прав.       Связь разблокировали вчера днем после собрания, предоставив длинный список ключевых слов, которые нельзя было произносить. Первым делом Макс связался с Ири.       - Макс?! Ну, слава яйцам! Где ты? Что происходит?       - Скоро увидимся, малыш. Сейчас нам практически ни о чем нельзя говорить. Как команда? Что на Соломоне?       - Мы с Тревом и Чо не можем заходить только в рубку, а так вроде свободны. Здесь четверо военных. Чо нервничает из-за того, что все время на автопилоте.       - Понятно. Скоро увидимся.       - Ок! Скорей бы! Я думал, на транспортнике долго и скучно, а тут уже вою, хоть в шлюз выходи.       - Не нужно в шлюз, Ири. Ты мне еще пригодишься.       Ири усмехнулся и Макс отключился.       Шли третьи сутки вне колбы. Каждый развлекал себя, как мог. Макс ходил в тренажерный зал, вчера там появились и Матиас с Атрой. Солдатики облизывали их взглядом, но даже заговаривать, видимо, было запрещено.       По вечерам они с Матом болтали, читали или смотрели новости или кино. Вазовски требовалось уединение, а Матиаса, казалось, все устраивало. Вообще Макс уже успел заметить, что младшие Аматины чувствуют себя в своей тарелке в любой ситуации и любых условиях. Это обескураживало. Они с рождения имели все, чего он был лишен вплоть до знакомства с Воссом. И при этом остались если не аскетичными, то уж точно явно менее требовательными к окружению. Макс почувствовал себя каким-то бедным, если вообще не жадным, сравнивая свои желания и свое отношение к быту с младшими Аматинами. Это было неприятным открытием при том, что он уже лет как двадцать не делал подобных открытий в себе. И все же, за исключением Атры, Аматины были воспитаны и доброжелательны.       Шел восьмой час вечера. Макс и Матиас лежали на своих койках. Оба читали. Было тихо.       - Что ты планируешь предпринять, чтобы вытащить Суэне из этой ситуации?       - О, Макс, не топчись на мозоли. Хочешь что-то предложить?       Вазовски усмехнулся. Он уже не впервые заметил, что Аматин неосознанно останавливает на нем взгляд. Заговорив в один из таких моментов, он заставил его смутиться больше, чем мог бы смутить заданный вопрос.       - Ты втянул ее в это, парень, - напомнил Макс, - она на твоей совести.       - Я знаю.       - В отличие от нас, она в изоляции. А как долетим – из капсулы шагнет прямо под трибунал.       - Я знаю!       - И что ты планируешь делать?       - Я не знаю. Я уже столько передумал, но ничего толкового не приходит в голову. Кроме нее у меня там не осталось друзей. Даже в зале ты мог заметить, как ко мне относятся. Пилот-синх, угробивший генерала Эмерсона вместе с экипажем, и засадивший его сына за покушение! Предатель. Изменник. Что там еще?       - Сладкий мальчик.       - Ах, да… и это тоже, - Матиас поднялся, разве что не сплюнул.       Макс очень хорошо понял, что сосед по каюте жалеет, что на борту нет спиртного.       - Я спрошу иначе, Матиас. На что ты готов пойти, чтобы вытащить Суэне Хронос из заварушки, в которую затащил?       - У меня есть варианты? У тебя есть идеи?       - Есть. Но они тебе либо не понравятся, либо понравятся с оговоркой, - Макс убрал текст с матрицы и тоже сел, откинувшись на стену.       - Не томи, что придумал?       - Ты знаешь людей, кто будет решать ее судьбу? Знаешь лично?       - Конечно.       - Кто-то из них проявлял к тебе личный интерес?       Аматин сначала не понял, а потом его брови взмыли вверх и собрались над переносицей.       - Что?!       - Что слышал. Отвечай.       - Ты… ты сдурел?       - Повторяю вопрос: на что ты готов пойти, чтобы вытащить единственного, откликнувшегося на призыв о помощи друга, теперь летящего под трибунал?       - Да что угодно, кроме этого!       - Значит, вопрос закрыт, - Вазовски вернулся в положение «лежа» и закинул руки под голову.       - Это несправедливо, Макс, - пробурчал Матиас, - они же могут списать это все на…       - Могут, Мат. Могут. Но не станут. Тем более принимая во внимание, что Суэне – женщина. Лишний повод предупредить таких, как она не соваться в вашу компашку шовинистов. Имел я с вами дело, хватило впечатлений.       - Ты забыл: меня уволили! Что касается интереса, даже если я вспомню… даже если это правда… я не такой.       Вазовски заржал. В голос. Сел, ладонями прикрывая рот и живот. Отсмеявшись, встретил злой взгляд соседа.       - Значит, вспомнил? Прецеденты были, а твой отказ явно и почти открыто проложил тропинку к развалу твоей последующей карьеры?       Аматин отвернулся.       - Не явно. Я не думал об этом.       - Ну, а если подумать?       - Почему ты придаешь этому такое значение? Я, что, пустое место без своей смазливости?       - Нет, Мат, ты не пустое место. А значение придаю отчасти потому, что сам поднялся на вторую ступень в политической иерархии практически только через постель, - Макс с глуповатой улыбкой развел ладони в стороны, словно добавил: да, вот такая я шлюха.       - Ну, возможно! Что ты от меня-то хочешь?! Я не такой, как ты!       - Для начала, чтобы ты увидел и признал свою двойственную ориентацию. Судя по всему, было что-то в юности? Что тебя так остервенело отвернуло от этой стороны жизни и твоего существа? Кто это был? Что он сделал?       Матиас какое-то время сидел молча. Потом неторопливо поднялся и вышел из каюты.       «Вот и поговорили» - подумал Макс со вздохом.       Он не успел познакомиться с Суэне лично, слышал лишь ее голос и видел сигнатуру судна вдалеке. Эвакуацию людей с планеты курировали сестры Аматин: Уна с «прикрытием» из Томми и Данди – на планете, а Атра с Ири и несколькими членами экипажей флота Кирин – на станции ЭлексКорп. Все кто имел лицензии пилотов, поднимали людей с планеты. Как-то у них странно это получается в семье, будто… кто взял, тот и понес. Нет ощущения семейности, опеки от старших, уважения и послушания от младших. Словно равноправный коллектив, собравшийся по интересам. Макс очень давно, если вообще ни никогда не соприкасался с подобными отношениями, семьями. Даже с Эмилией они были сами по себе: две половинки, не образующие ничего целого. А уж до нее и после – одиночка, окруженный коллегами, любовниками и приятелями, но ни разу не близкими людьми. После землетрясения в Дзе-сити и гибели родителей, только Восса Макс мог бы назвать близким человеком. И теперь, соприкоснувшись с Аматинами, он пытался реабилитировать собственное одиночество; найти темные пятна в подобном родственном союзе; разложить эту семью на элементы, чтобы изучить и вынести вердикт: негодно.       С одной стороны он знал их лично очень мало. С другой, для него – достаточно. В разговорах с Уной, Матиасом и немного с Кирин, он составил общую картину. Рамона Макс знал только по вылазке для спасения Матиаса и рассказам Уны. Картина не радовала, хоть и соответствовала желаемой оценке.       Кирин, занявшая главенствующее положение в семье и корпорации, повесила на себя три неподъемные гири из-за упущенного времени с детьми и одну не менее тяжелую из-за упавшего статуса мужа.       Рамон, когда-то занимавший серьезное положение и имевший влияние на станции, если ни во всем секторе, ставший просто стареющим шахтером и отцом, почти незаметный на фоне жены.       Матиас, сбежавший с планеты в Военную Академию на год раньше положенного срока, и практически исчезнувший с их глаз на восемь лет. В этом была своя загадка, и Вазовски еще не подобрался к ней. Их разговоры выявили в Матиасе не только прозорливость, но и некую наносную, вынужденную дипломатичность, за которой скрывалась усталость от многолетнего балансирования старшего сына отсутствующих родителей.       Уна, столь естественная, дружелюбная и коммуникабельная, веселая, и при этом отчаянно протестующая против всего на свете. Столько речей от одной особы, начиная от осуждения политик всех регионов и монополий, и заканчивая защитой прав шахтеров и животных на оставленной Новой надежде, Макс в жизни не слышал. Он знал множество девушек и женщин, но эта кроха, столь отчаянно нуждающаяся в любви и внимании и откровенно недополучавшая ни то ни другое годами, дала бы фору любой из них по степени своего сиротского опустошающего одиночества. Он понимал, что ее симпатии к нему искренни. Но в отличие от нее Макс прекрасно понимал, что завоевал их не столь как мужчина, сколь как не доставшийся ей отец.       И Атра. Золотое сечение Аматинов с дурным характером. Стойкий солдат и защитник, отказавший своему телу в желаниях, своей душе в радостях, своему уму в отдыхе. Макс уже понял, что именно ее сила удерживает хрупкий мир семьи Аматинов от распада. Что бы ни происходило, она брала на себя ответственность и всячески пыталась разрешить ситуацию и поддержать остальных. Она никогда и никого не теряла из виду и не позволяла потеряться, что было нелегко, принимая во внимание степень откровенности в семье. Иногда казалось, что именно ее члены семьи уважают больше прочих и именно она – серый кардинал Аматинов, принимая во внимание явное главенство матери.       Макс с досадой провел ладонью по лицу и горько усмехнулся. Было ни время и ни место, чтобы выносить на поверхность эти догадки и домыслы. Да и не нужно это: все есть, как есть. Вазовски лишь в очередной раз подтвердил для себя собственную правоту и отложил ее в сторонку. Он будет по ним скучать.       Макс поднялся. Последняя мысль всколыхнула в душе что-то давно остывшее и затвердевшее. Такие разные, интересные, сложные – они действительно ему нравились. Все вместе и каждый в отдельности. И то, как они принимали его, тоже было необычным. Будто это было для них в порядке вещей: поглощать в себя соприкоснувшихся с ними людей, ассимилировать, делать неотделимой частью единого целого. Он так давно не чувствовал себя своим с кем-либо… даже беря в расчет то, что в любой компании в силу натуры вел себя как «свой». Его вообще мало что трогало, было способно задеть за живое, прижиться в сердце и мыслях. А Аматины зацепили.       Стоя меж коек крохотной каютки, Макс почувствовал себя неприкаянным. Нужно было связаться с Мег, да и Эмилия не торопилась с выплатой по договоренности. Вазовски открыл дверь и увидел Уну с протянутой к панели рукой.       - О, Макс!       - Привет, кроха.       - Ты куда-то собрался?       - Прогуляться перед сном, - он усмехнулся, - без компании.       - То есть как раз искать компанию?       - Уна, кажется, мы уже определили рамки твоего вмешательства в мою личную жизнь?       - Мы скоро прилетим, - Уна легко перевела тему. - Вроде не под арестом. Макс, ты же не исчезнешь?        - Не исчезну. Я действительно хочу прогуляться, детка. Не обижайся, ладушки?       Уна развела в стороны растопыренные ладони, но потом пожала плечами и отпустила его. Еще пару минут Макс улыбался.       Как ни парадоксально, но самым уединенным местом на судне был своеобразный «плац» - площадка у обзорного окна в носу, а точнее в «подбородке» корабля, под командным мостиком. Сюда невозможно было зайти случайно, а потому любой, кого можно было встретить у обзорника, очевидно желал уединения. В эти минуты тут никого не оказалось. Выбрав контакт Эмилии Волж-Таровски, Макс уставился на свое отражение в обзорнике. За ним было видно поле АК-двигателя, искривляющего картину космоса вокруг.       - Слушаю, Макс, - Эмилия ответила скучающим голосом, что явно демонстрировало нежелание с ним разговаривать.       - Привет! Рад, что ты тоже рада меня слышать. Я тут в коридоре с Уной столкнулся. А Франк на транспортнике в бесплатном люксе. С заговорами, вроде, тоже разобрались. Не хочет ли ДипКорпус оплатить мои услуги?       - О-о! Я уже начала забывать про твою меркантильность. Полагаю, если ДипКорпусу понадобится уничтожить какое-нибудь государство, я смело могу рекомендовать тебя в качестве исполнителя?       Наплыв воспоминаний заставил Макса поморщиться. Позитив иссяк. Он потер заживающий порез.       - Когда ждать перевод, Эм?       - Завтра.       - Окей. Есть еще кое-что. Суэне Хронос. Капитан крейсера…       - Я слышала про нее, что дальше?       - Она до сих пор в капсуле, а по прилету шагнет из нее прямо под трибунал. И это притом, что она полетела в регион Империи Тошида уже после того как твоему ДипКорпусу было известно о включении ПКО и просьбе Системы «Тошида» отправить официальных представителей.       - Макс, я не имею никакого желания связываться с военными. Тем более для оказания личной услуге тебе.       - Ну, придется заиметь в таком случае, Эм. Суэне не заслужила подобной расправы. Вы знали о запросе официальных представителей. Попробуй сшить концы, как ты это умеешь, и вытащить ее из-под трибунала. Пообещай, что сделаешь это, Эм.       Вазовски смотрел в искривленный космос впереди и ждал ответа. Эмилия молчала. В ее духе и власти было просто послать его подальше. Просить о подобных услугах, да еще в подобной ультимативной форме, Макс права не имел. Но что-то подсказывало ему, что он все же в своем праве. Вынудив принять задание в Империи Тошида, практически насильно и с явно озвученными угрозами отправив его туда, Эмилия взяла на себя должок. Настало время его оплатить.       - Сделаю, что смогу, Макс.       - Спасибо, Эм. Жду денег.       Макс явственно ощущал подступающее раздражение, оборотной стороной которого было возбуждение. Даже рабочий разговор с Эм умудрился завести в нем блудня. Если он поговорит еще с Мег (или Фархатом, что, по сути, одно и то же), то выходить с плаца будет уже неудобно. Решив дождаться пополнения счета, а потом уже связаться с управляющей, Макс направился в жилую часть. Перед глазами плыли контакты, и Макс старался не сталкиваться с редкими служивыми по пути.       - Мэдди…       - О, Макс, ну хоть имя ты мог бы запомнить, - послышалось в ответ.       Вазовски закрыл глаза, проклиная себя. Ну не запоминает он имён, ну хоть ты тресни! Лица – всегда, любые, навечно. А с именами – никак.       - Милая, у меня плохо с этим, прости. Можешь побить или… - он усмехнулся, - или что хочешь, только не обижайся.       - Ты что-то хотел?       - О, да. Скажи номер своей каюты.       - Семнадцатая.       - Угу, вижу.       Вазовски отключил связь и постучал по пластику двери. Доктор Мэдисон не сильно торопилась открыть. И звонок и гость застали ее врасплох. Но когда она все же открыла, на лице осталась лишь доброжелательная улыбка психолога на работе.       - Я прогнозируем.       - Ты прогнозируем, - подтвердила она.       - Ты не против? – он зашел, - подожди, у тебя нет соседки?       - Есть. Она в той части экипажа, что перебралась на один из транспортников. В чьих, ты думаешь, каютах вы живете?       - Да, наплевать, - отмахнулся Вазовски, привлекая доктора Мэдисон к себе, обхватывая ее затылок и спину, тесно прижимаясь в поцелуе.       - Макс! Макс, подожди, - она с трудом отстранилась, - о, Господи, мне надо в душ… хотя бы.       - Да, не переживай, - он снова прижал ее к себе, а потом повалил на узкую койку. – Могу вылизать с ног до головы: будешь чистая, но немного липкая.       Она засмеялась в голос, отталкивая Вазовски.       - Ненавижу это.       - Что именно? Когда вылизывают с ног до головы?       - Когда появляются такие, как ты…       - И часто такие появляются?       - К счастью – нет.       - И… что? Мне стоит уйти? – он опирался лишь на локти, левый почти соскальзывал с края. По лицу и глазам напротив, дыханию, вцепившимся в бока рукам, было очевидно, кристально ясно, что ее возбуждает даже тяжесть его тела. Вазовски понимал, что она не лукавит. Умная самостоятельная женщина, не терпящая, когда ее мнение не берут в расчет, просто плавилась от невозможности сказать «нет» просто от его присутствия. Он смотрел в эти глаза, уже хорошо знакомые в страсти, в радости, в смехе и мучительно настойчиво ждал ответа.       - Ненавижу это… - прошептала она, притягивая его к себе.       Иного признания и не требовалось. Макс не сильно преуспел в раздевании их обоих, сняв лишь то, от чего необходимо было избавиться. Доктор Мэдисон, ставшая «Мэдди» с легкой руки его поганой памяти на имена, в силу своей профессии понимала эту страсть и с его и со своей стороны. Она заметила и то, что гиперсексуальность Макса может иметь клинический характер. В прошлую встречу ей хватило мудрости и профессионализма не затрагивать эту тему, тем более что желание было обоюдным и откровенно непреодолимым. Мэдди знала все механизмы, срабатывающие в ней самой при его появлении, и все же в очередной раз была счастлива оказаться в его знающих, умелых руках, поддаться на все провокации, позволить удовлетворить все прихоти.       Что же именно она ненавидела? А то, что ее образование, опыт и практика, прекрасное понимание всех задействующихся при их встрече механизмах, не позволяло даже подумать сказать «нет». Это была профессиональная зависть. Было явно, что то, чему она училась и что оттачивала годами, Макс познал на интуитивном уровне еще в пубертатный период. Доктор Мэдисон сильно сомневалась, что гражданин Вазовски в своей жизни услышал хотя бы одно «нет». К тем, кто мог быть в нем не заинтересован, Макс даже не подходил, с первого взгляда определяя ставший ключевым для него социальный фильтр «да-нет».       Она лукаво ненавидела то, что он подспудно знал о ее желании и готовности. По факту, всех вокруг в этом плане он видел насквозь. И то, что это было интуитивно натренированным, а не изученным вдоль и поперек, вызывало легкую зависть.       Несколько минут спустя они лежали, так же тесно прижавшись, но Макс сполз на койку, позволяя Мэдди отдышаться.       - Думала, ты переключился на кого поближе.       - Зачем кто-то еще, если я нашел лучшее? Я всегда выбираю лучшее, - пробормотал Вазовски.       - Женщину в возрасте, спокойную, раскованную?       - Лучшее…       Она не стала больше приставать, напрашиваться на комплименты, пытаться за его счет прибавить вес своей личности. В конце концов, оба были взрослыми людьми и иллюзий не возникало. Раз он не способен потешить ее самолюбие, что ж теперь? По крайней мере, он способен на многое другое.       Макс уснул. Мэдисон усмехнулась. Она настолько хорошо видела его профиль, это забавное сочетание непосредственности и прожжённого ходока, что становилось смешно оттого, что она лежит с ним на жесткой койке, даже не до конца раздета. Ведь он повел себя как подросток и даже не беспокоится об этом. Да, когда проснется, второй раз будет больше для нее. Но сейчас она в очередной раз себе поражалась. И заранее жалела, что очень скоро он навсегда исчезнет из ее жизни.       Вазовски покинул сладко спящего психолога в начале шестого. Безделье последних дней поднимало ни свет ни заря. Очень не хотелось встретить Уну, просыпающуюся всегда спозаранку и отправляющуюся поддерживать необходимый для ее натуры уровень социальной активности. Атра вообще могла весь день не выходить из каюты. Кирин обычно занимала столик на камбузе и работала. Казалось, суета вокруг только умиротворяет и настраивает ее на рабочий лад. Матиас же мог проваляться до обеда – истинная сова.       Мысль о том, что Аматин сейчас валяется в глубоком сне, заставила Макса замереть. Наверняка его длинные пушистые ноги торчат меж коек. Хорошо, если прикрыт, а не распахнулся, как каждое утро, будто у него внутренняя грелка по таймеру включается.       - Черт…       Вазовски прошел мимо своей двери и замер у вендингового автомата. Безразличный взгляд блуждал по ассортименту, а мысли неумолимо возвращались к вчерашнему утру. К невыносимо притягательному обнаженному телу на соседней койке, тонкому, жилистому, изящному и желанному в каждом своем дюйме.       Купив пару бутылок воды, он зашел в каюту и удрученно откинулся на дверь. Ноги Матиаса перекрыли проход, голова упиралась в угол с другой стороны. Уже почти выветрился чуть кисловатый запах, однозначно повествующий о том, что Аматин не терял времени в одиночестве. Покрывало откинуто: вся красота перед глазами. Гладкие плечи и спина заметно темнее аккуратной попки с нежнейшим светлым пушком. Чем он занимался последнее время, где загорал? С кем? Вазовски сглотнул и, осторожно выпустив бутылки на свою койку, аккуратно подвинул ноги Матиаса, чтобы пройти. Присел напротив, облокотившись на колени.       На расстоянии вытянутой руки перед ним лежал по истине ангел. Даже мысль об Ири и покинутой минуты назад Мэдди не смогли унять сладкой истомы. Они знакомы, они общаются, они спят в одной каюте. Это просто издевательство при том, что Аматин тоже хочет его, но не признает ни этого, ни вообще возможности секса с мужиком.       Макс непроизвольно протянул руку. Пальцы, еле касаясь кожи, скользнули от копчика до бедра, обрисовав ягодицы. Нахлынувшая горячая волна заставила стянуть форменную куртку без знаков отличия.       - Проснись, дурачок, - шепнул Макс, давая судьбе шанс уберечь Аматина, не беспокоить его комплексы, возможные болезненные воспоминания, психику в принципе. Психику и задницу. – Проснись…       Кто он такой, в конце концов, чтобы перечить осознанному и явно высказанному решению Матиаса не быть… собой. В полном смысле этого слова и в этой небольшой, но важной частности.       - Проснись! - рыкнул Вазовски в голос и закрыл глаза, понимая, что покидать каюту в таком состоянии уже не стоит. Его обволакивало целиком: от кончиков пальцев, до ушей. Это не просто удовлетворить потребность, найдя себе партнера на ночь. Это обладать кем-то более значимым, не случайным.       - Макс? – Аматин зашевелился, развернулся на спину, заставив Вазовски болезненно отшатнуться. – Сколько времени?       - Рано еще, - Макс смотрел на вздымающийся член в аккуратной рыжей поросли. Неожиданно засмеялся, хрипло, зло, - спи, Рыжик.       - Попить есть? Душно. Что? Черт…       Макс обернулся, в поиске купленной воды. Вскрыл бутылку и протянул. Аматин, наконец, протер глаза и прикрылся, потянулся за водой. Остановил взгляд на Вазовски. Понял. Но что сказать - не знает. Вообще не понимает, как реагировать. Макс практически видел, как бешено мечутся мысли у мужика напротив, выискивая адекватную реакцию. Зависеть она будет от отношения Матиаса к нему: либо колкость и издевка, либо смущение, либо включит идиота.       Матиас удивил:       - И долго ты тут?       Вазовски поморщился. Почему он не дал ему шанса на искреннее понимание? Потому что хочет видеть в нем человека, недостойного столь отчаянного желания?       - Третье утро, - криво усмехнулся Вазовски, отдаваясь во власть Аматина.       - Прости, я не знал. Я… черт, Макс…       Они смотрели друг другу в глаза открыто, честно, совершенно отчетливо понимая и принимая друг друга: комплексы одного, маниакальную зависимость другого, очевидное для второго и неприемлемое и непривычное для первого желание.       - Позволь мне…       - Ничего не получится, Макс, - перебил Аматин, подбирая ноги ближе, защищаясь.       - Значит, опыт все же был?       Аматин опустил взгляд.       - Расскажи.       Мат тряхнул головой.       - Расскажи, Мат. Я все равно не могу выйти в таком состоянии. Хотя бы расскажи, почему «нет».       Матиас неопределенно повел подбородком и еще отпил воды.       - В детстве? Юности?       - В шестнадцать. На Перине еще.       - Друг или кто-то старше?       - Друг. Я очень хотел в его компанию, но в итоге не понял, почему они приняли меня, тогда еще четырнадцатилетнего пацана. Он был большим, чем все вместе взятые. Во всем хорош, прирожденный лидер. Кто не хочет быть ближе к подобным людям? Он был старше, учился в университете в Торсаде. Ему было достаточно посмотреть, и кто угодно посчитает честью его желание. Я просто не ожидал. Это было так странно и так приятно. Прошло больше года, как я тусил с его компанией. В то лето мы отдыхали у протока Реновы, купались, загорали. Остальные как-то исчезли, будто испарились. Он ласкал меня. Я был непротив, еще бы... А потом…       Макс подбадривал взглядом, не торопя.       Аматин не мог выговорить. Он открывал рот, сжимал зубы, качал головой, но выговорить не мог. Потом закрыл глаза и нахмурился.       - Что, Мат? Что произошло?       Аматин поднял взгляд и жестко усмехнулся:       - Ничего. И у тебя ничего не получится. Забудь и успокойся.       Макс понял эту перемену, как умел понимать все возможные оттенки настроений, когда речь переходила в интимную колею.       - Ты искренен, потому что доверяешь мне, так ведь? – сделал ход Вазовски и Матиас утвердительно кивнул. Оба уже успокоились. И Вазовски поостыл и Аматин отошел от первого шока. Он был сонным, плавающим, с трудом соединяющим мысли, но вряд ли смог бы позволить себе уснуть в разрезе нерешенных претензий и вопросов соседа по каюте.       - И ты явно был бы не против, не будь того неудачного опыта в юности. Сколько? Лет десять назад? Я слишком хорошо вижу и понимаю каждый твой даже неосознанный взгляд. И те, кто за глаза презирает тебя, при этом называя «сладким мальчиком» тоже видят, как бы ты ни пытался это скрыть, задушить в себе.       - Макс, у меня есть женщина и меня все устраивает.       Вазовски скривился:       - Хотелось уважать тебя за искренность, но видимо рановато. Я знаю кто она и что она мертва.       - Что ты от меня хочешь? Я не сплю с мужиками, точка!       - Ох, Мат, если ты так и ставил точки раньше, не удивительно, что тебя подставили и списали с позором мужики, не терпящие двусмысленности. Говоря «нет» для начала стоит в это верить хотя бы самому. И не облизывать глазами приятные тебе фигуры, даже не вполне осознанно.       Аматин молчал, дыша глубоко, ноздри вздувались, взгляд пристальный.       - Просто признай, что эти дни и ночи думал обо мне и мысли эти - очевидно эротического характера. Не обязательно быть противоречивым, как незрелая девица. Я не переношу этого. Да – значит «да», нет – значит «нет», а может быть – «может быть». И я вижу в тебе такое определенное «да», что ввиду того неудачного опыта готов смириться и с «может быть».       Аматин молчал. Макс поднялся, отставляя воду на свой столик между коек, махнул рукой на соседа и шагнул к выходу.       - Да.       Вазовски обернулся. Взгляд Аматина испепелял, но смелость этого шага перевешивала стыд. После этого «да» Матиас заметно расслабился, словно одно единственное признание сняло многолетнее напряжение. Поставив коленку на койку, Вазовски приблизился, коснулся ладонью пылающей щеки.       - Успокойся. Расслабься. Теперь все будет проще. И для тебя и с тобой.       Матиас закрыл глаза, чувствуя себя тем давно повзрослевшим юнцом, словно выбирающимся из созданного за прошедшие годы белого, пушистого и липкого кокона.       - Я пройдусь. Приди в себя. Перевари это. Похвали себя за честность и смелость. Скоро вернусь.       По дороге на камбуз, периодически останавливаясь и вышагивая поперек коридора, Вазовски позвонил Мэг, управляющей «Полянкой».       - Сегодня-завтра переведу деньги, запускай рекламу и все, что можно.       - Что происходит, Макс? – сонный голос, - Тут такую дичь в новостях передают! Ты, что, убил всех на Новой надежде?       - Ох ты, черт… конечно нет. Так говорят в новостях?       - Да тут просто паника. Никто ничего не понимает. Официально еще ничего не объявлено, но все контакты, все имперские партнеры – все исчезли. Никто не отвечает. Что происходит?       - Мэг, это слишком долгая история и мы под подпиской, чтобы вот так рассказать. Подожди пару дней. У меня есть просьба. Как придут деньги, выкупи…       - Нет.       - Я же не договорил.       - Я знаю, что ты хочешь выкупить Лизу, но нет! Если хочешь играть, купи любую другую, не ее!       - Мэг, у меня есть просьба, - тем же тоном повторил Макс, - как придут деньги, найди и выкупи Лизу. Я знаю, что она давно ушла. Найди и выкупи.       - Черт, Макс! Когда тебе надоест топтаться на собственных мозолях?! Забудь о них! О них обоих! Сколько еще ты готов высыпать соли на собственные раны!?       - Я прилечу, как только отпустят. Надеюсь, она будет ждать меня дома.       - Три года прошло!       - Найди ее, Мэг. Бабла хватит.       - Сколько ты заработал?       - Если Эмилия не обманет – много. Очень много.       - Ждем дома.       - Надеюсь. Что ждете. И что Лиза будет ждать.       - Нет, - голос Мэг стал глух.       - Что нет?       - Вы общались? Ты… ты говорил с ним? Он подцепил тебя на крючок, и ты барахтаешься, как безвольная наживка, мечтая вернуть прошлое, выкупить самый болезненный кусок твоей жизни, твои сожаления, твою вину, твою обиду, твою любовь и преданность? Макс?!       - Мэг. Просто выкупи мою гитару. Остальное – твои фантазии. Да, мы общались, но благодаря этому я вспомнил, что любил когда-то и что... мне уже не больно. Давно нет. Мне тут кое-кто напомнил, что бегать от прошлого, не позволяя себе делать то, что когда-то любил – тактика слабака. Выкупи Лизу и я сыграю вам, как когда-то…       - Как когда-то, когда мы с Фариком вытаскивали тебя из…       - Из чего бы вы меня не вытаскивали, я всегда оставался синхом… - отрезал Вазовски и отключил связь.