Хищные овцы

…История Империи Солнца начинается с того самого момента, как первый рыцарь обманул великих драконов Альбуса и Нокса.

И, покорив их, выбрал землю в середине земного шара, омываемую океаном, скрываемую горами, восточной пустошью и ледяным ветром по разные стороны; и основал на той земле Империю Соляриус, в честь отца всего сущего: Солнца.

И не было на свете более могущественной империи, чем Соляриус. И склонились перед Соляриусом те, кто желал мира.

А те, кто мира не желал, пал от рук солнечных. Лишь только Лунное Королевство не согласилось признавать Солнце, рассказывая ересь о том, что матерью всего сущего является Луна, а Солнце — Вавил, зло во плоти, возводимое в ранг божества.

И сотни лет, с момента первого рыцаря Соляриуса, с момента его смерти и начала правления первого императора Соляриуса Амона Геррхарда, Луна и Солнце сходятся в вечной битве — и нет этой битве конца до дня, когда Альбус вернётся из небытия, а Нокс освободится из цепей.

Тогда рухнет привычный уклад, тогда Солнце возьмёт верх. Отрывок из сборника мифов и легенд Империи Солнца.

      В зале уже звучал торжественный гимн, и люди рефлекторно протянули сжатый кулак к груди. Это должен был быть момент, полный величия и духовной силы, но Эгберт не чувствовал этого. Вместо подобия расцвета внутреннего торжества он ощущал тошноту, постепенно подбирающуюся к горлу. Бунт желудка становился всё очевиднее, и Эгберт молился – Солнцу и, как бы матушка не ругала его за такие вольные думы, кому угодно, – чтобы ему не пришлось стоять в душных доспехах дольше необходимого. Когда его имя было озвучено, он решительно вышел из тени красных занавесей, позволяя золотому свету громадного зала озарить специально подобранные для этого дня латы – из белого золота, с узорами из жёлтого в виде восьмилучного солнца.       – Рыцарь Эгберт фон Рихтер! – объявил звучный голос, прозвучавший, будто на подкорке сознания Эгберта.       Это и был момент славы! Стараясь выглядеть как можно более спокойно, Эгберт прошёл по красной дорожке вперёд. Эту дорожку ещё называли «тропой славы», и Эгберт был абсолютно согласен с этим названием. Молодого рыцаря охватывали самые разные чувства. Радость, волнение, страх. Ко всему прочему Эгберта начинало немного мутить. Он чувствовал, как его колени начинают дрожать сильнее от чёткого осознания, что сейчас на него смотрят все восемь славных рыцарей Ордена Солнечного Света. Личные рыцари Его Солнечного Величества!... Их количество всегда равнялось восьми. Восемь рыцарей, восемь лучей солнца, достигающих каждого края мира. Восемь верных стражей, охраняющих покой императора.       В последней стычке с Тагарским королевством один из рыцарей отдал свою жизнь Солнцу. Так рыцарей стало семь. Эгберт понимал, что чувствовать радость из-за гибели великого рыцаря и отважного человека – ужасно. И всё же, он не мог сдержаться от внутреннего ликования по этому поводу. Стать одним из восьми рыцарей означало достичь тех высот, о которых такие, как Эгберт, могли только мечтать – и то, если осмелятся. Статус рыцаря Ордена был таким же высоким, как статус советника Его Величества, и уж точно выше таких аристократических слоёв, как графья, бароны, герцоги. Неслыханная честь, которую Эгберт не мог потерять из-за какого-то волнения.       Под пристальными взглядами Эгберт расправил плечи, стараясь выглядеть солиднее. Быть самым молодым среди восьми!... Родители бы гордились им. Эгберт это точно знал. Солнце не было милостиво к ним, и его любимая матушка не дожила до этого светлого дня. Это были тяжёлые думы не для этого дня. Матушка бы им гордилась, да и отец тоже – он умер лишь на немного позже свой супруги. Пусть же души родителей покоятся в Свете под взглядом Солнца, а Эгберт уж постарается не подвести их и оправдать всевозможные надежды.       Дойдя до ступеней к трону, Эгберт замер, а затем с некоторым опасением поднял глаза на великого, помазанного Солнцем императора. Сердце юноши забилось, как заяц в силках. Он восседал на золотом троне, возвышаясь над всеми, и его взгляд был подобен удару тяжелой булавы. Вильгельм II Геррхард в реальности, впрочем, был гораздо меньше своих картинных версий. Худощавый, с кожей болезненного жёлтого оттенка, светлыми соломенными волосами, редеющими на висках. У императора было что-то не так со здоровьем: матушка Эгберта разбиралась в травах и хворях, и, памятуя об её рассказах, юноша сделал вывод, что недуг, должно быть, довольно давно терзает великого правителя Соляриуса.       Когда император заговорил, торжественная музыка стихла, и в наступившей тишине властвовал лишь император Вильгельм.       – Друзья мои, сыновья и дочери Солнца! – Голос императора был гулким, стелющимся невидимыми волнами по всему тронному залу. – Уже три дня как Соляриус простился с одним из восьми рыцарей Ордена Солнечного Света! Мы вместе со скорбью наблюдали за тем, как его тело, покинутое смелым духом, превратилось в золотую пыль и взмыло в небо в объятия Солнца, когда прозвучал последний барабанный удар. Мы все опечалены смертью Амбериуса, храброго рыцаря и верного слуги Солнца и Соляриуса, но скорбь не должна застилать нам глаза.       То, о чём говорил император Соляриуса, было одной из важнейших традиций – традицией прощания с погибшими или умершими от старости рыцарями Ордена. Тело рыцаря заворачивали в погребальный саван и отправляли в узкой ладье по водной глади. После этого старший рыцарь зажигал обмасленный наконечник стрелы и запускал её вслед ладье. После этого тело покидала душа и, обращаясь в золотую пыль, устремлялась в небеса.       Эгберт впервые лично присутствовал на этой церемонии три дня назад. Тогда, с замирающим от непонятной тоски сердцем, Эгберт будто стал частью одного огромного разума, скорбящего по ушедшему товарищу.       «Спи спокойно, брат», – мысленно сказал Эгберт и сам удивился, почему эти слова возникли в голове сами собой. Они не были братьями, но Эгберту до слёз стало жаль мертвеца.       – Сегодня мы собрались здесь, чтобы поприветствовать в рядах Ордена Солнечного Света нового рыцаря, достойного принять благословение Великого Светила – и благословение его помазанника, – Эгберт едва заметно вздрогнул, когда император Вильгельм II встал с трона (он удивительно маленький, этот император, подумал Эгберт) резко вытянул вперёд худощавую руку, в которой блеснуло остриё лезвия.       – Именем Солнца, я призываю тебя, кандидат в рыцари Ордена Солнечного Света, выйди вперёд!       Чувствуя предательскую дрожь в коленях, Эгберт заставил себя сделать шаг вперёд, как ему и было велено. Остриё меча упиралось ему в грудь, и на миг показалось, что если император вдруг впадёт в немилость, то мечу не составит труда пробить грудной доспех Эгберта.       Остриё угрожающе качнулось.       – Назови своё имя, юноша! – громыхнул голос императора. Ему вторило эхо зала: “Назови, назови, назови!”       – Эгберт фон Рихтер, Ваше Солнечное Величество!       Как назло, именно сейчас Эгберт звучал, как полузадушенная мышь. Будь у него шанс представиться вновь, Эгберт набрал бы больше воздуха в грудь.       На лице Вильгельма не отразилось и тени эмоции, ни торжества, ни радости – только меч упирался в грудь Эгберта ещё сильнее.       – Клянёшься ли ты верой и правдой служить Солнцу?       – Клянусь!       – Клянёшься ли ты делать всё возможное и невозможное для защиты Империи Соляриус, даже если это будет означать твою верную смерть?       – Клянусь!       – Клянёшься ли ты умереть за Солнце?       Ответ на долю секунды застрял в горле Эгберта. Справившись с этой заминкой, он поспешно рявкнул «клянусь!», надеясь, что никто не заметил секундного сомнения в его глазах. По лицу императора вновь невозможно было судить, заметил он заминку или он вовсе не слушал лепет новоиспечённого рыцаря.       «Не заметил!» – с облегчением подумал Эгберт, когда вдруг заметил боковым зрением среди толпы зрителей одного неизвестного мужчину, чей взгляд, полный какой-то животной ярости, буквально выскабливал в Эгберте дыру.        По спине Рихтера пробежал холодок. Казалось, что в этих глазах, стеклянных от злости, не было ничего человеческого. Кто это был?.. Судя по светло-песочной мантии с изображённым на ней золотистым переливающимся солнцем, это был кто-то из солнечных князей. Эти люди были из высших слоёв общества – чем же Эгберт мог успеть насолить им или конкретно этому князю?       Знать, вроде него, конечно, недолюбливала рыцарей Ордена, но в последнее время между ними и Орденом царило негласное перемирие. Неужели что-то со смерть бывшего рыцаря Ордена изменилось, и хрупкого союза между рыцарями и знатью больше не существовало?       – Тогда властью, данной мне Солнцем, я вверяю тебя в его руки и ряды его войск, и посвящаю солнечным касанием в рыцари Ордена Солнечного Света! – остриё снова качнулось вперёд, и Эгберт послушно встал на одно колено и склонил голову, ожидая благословения.       Холодное лезвие плашмя легло на голову молодого рыцаря, символизируя солнечное снисхождение и завершение посвящения в рыцари. Дрожь снова пробежала по телу Эгберта, но теперь это был уже не страх, а предчувствие восторга. Вместе с тем, от волнения его замутило так сильно, что он даже испугался, что его вырвет прямо под ноги императора.       Лёгкий ветерок над головой свидетельствовал о том, что Вильгельм убрал меч.       Теперь Эгберт мог поднять голову.       – Встань, слуга Солнца! – Вильгельм величаво вздёрнул подбородок.       Толпа наблюдателей оживилась, готовясь рукоплескать, когда император протянул вторую руку к молодому рыцарю. Эгберт знал, что подсознательно медлил, потому что в голову ему пришла совершенно возмутительная вещь. Он поймал себя на мысли, что не хочет прикасаться губами к тонкой коже ладони императора! Это было стыдно осознавать даже в мыслях. Император был святыней, а Эгберт смел не хотеть её касаться. Его ладонь была узкой и бледной, и вблизи были отчётливо видны синие червячки вен. Болезнь скручивала эти ветхие пальцы, как ветки бузины.       Если бы кто-то узнал об этих мыслях, юному рыцарю пришлось бы не сладко.       Но Эгберт опустил глаза и спрятал правду в их недрах. Овации огласили зал, а вмести с этим пришло некоторое облегчение. Самое страшное было позади. Эгберт распрямил спину, расправив гордо плечи, и почувствовал, что может вдохнуть воздух полной грудью и не упасть на мраморный пол. За эти недолгие мгновения, спустя столько времени подготовки и тревог, он стал полноправным рыцарем Ордена, одним из восьми. Раньше об этом мечтать даже было страшно – особенно для такого, как Эгберт.       Хотя страх ещё тлел в груди молодого рыцаря, колени уже перестали дрожать, и Эгберт мог твёрдо взглянуть в лицо императора. Наглый птенец, выброшенный кукушкой в гнездо орла. Откуда эта мысль? Нет, вопрос в другом: почему она звучит так правдиво? Неужели это всё из-за того графа, чей презрительный взгляд вновь всплыл в мыслях и растворился в них ядом?       Так это было или нет, Эгберт убедил себя не задумываться об этом. Не обращая внимания на то, как его вновь начало мутить, молодой рыцарь словно в тумане принимал поздравления, решительно шагая к ступеням слева от императора, ступеням, где стояли великолепные рыцари. Все они были старше Эгберта, и на первый взгляд казалось, что их лица выражают лишь суровость прожитых лет.       Праздник вовсю перетекал в светские разговоры и пир.       Вдруг тихий вздох толпы хрустальным эхом прокатился по её рядам. Эгберт замедлил шаг и обернулся, туда, куда устремились все взоры людей. Если бы он только мог описать свои чувства в этот самый миг, то описание не вместил бы в себя даже огромный фолиант! Подняв взгляд к сводам зала, Эгберт почувствовал лёгкое головокружение. Витражи под самым потолком из цветного стекла изображали великих Нокса и Альбуса, нежную Икалаль, супругу Солнца, и само светило с восемью лучами. Изображали витражи и Амона Свирепого, основателя Соляриуса. Его лицо, наполовину из красного стекла, наполовину из золотого, выглядело очень сурового.       Тысячи осколков круглого витража зала цветными пятнами легли на красную ковровую дорожку, а на ней показалась ожившая богиня – так, по крайней мере, подумалось в то мгновение Эгберту.       Её изящный силуэт делала её похожей на хрупкую пташку с рыжими перышками. Огненные волосы, непослушно вьющиеся у висков, были убраны в пучок, и в них блестела острая шпилька с наконечником в виде крыльев. Длинное шёлковое одеяние, будто созданное из блекло-золотого жидкого света, обрамляло стройное тело с имперскими выдающимися формами бёдер, руки до плеч обнажены, и только на запястьях игриво блестели золотые браслеты. Лицо девушки было, однако, грубее, чем предписывают быть имперские мягкие и плавные черты. Острые скулы, тонкие губы и прямой нос, на котором устроились веснушки.       – И долго ты стоять собрался, парень? – раздался низкий голос, вырвавший Эгберта из сладких мечтаний.       Тяжёлая рука легла на плечо, разворачивая Рихтера лицом к рыцарям. Старший рыцарь, Винсент Арго, не нуждался в представлении. Его лицо пересекал длинный шрам, его знаковая память о Тагаре и боевых заслугах. Нос с горбинкой был слегка искривлён, вероятно, тяжёлым ударом тагарского оружия. Удивительно, как быстро дипломатические связи с Тагаром восстанавливались. Смерть рыцаря восьмёрки обставили, как несчастный случай, но никто не сомневался, что это была чистая ложь. Тем не менее, было сделано всё, чтобы дипломатические отношения не были разорваны даже при открытой угрозе, а посол Тагара остался в Империи. Ещё одна плохая новость.       – Простите, – Эгберт лучезарно улыбнулся. – Я просто засмотрелся…       – В Ордене смотреть нужно только за врагами, а не за бабами.       Улыбка Эгберта погасла и медленно сползла с лица. Он не знал, что удивило его больше: раздражённый тон Арго или то, с каким пренебрежением он отозвался о княгине, будто она была всего лишь куском мяса, а не…супругой императора. Стоило только осознать это, как Эгберт сник и молча встал на своё место. Вилльгельм II был женат, и его супруга несла тяжёлую ношу брака все сорок лет, пока не скончалась от сердечных проблем, не принеся императору наследников. Для этого уже преклонных лет Вилльгельм организовал новый приём, где ему и приглянулась некая рыжеволосая чужестранка откуда-то с северной стороны – возможно, из тех небольших земель, о существовании которых Империя вспоминала только по праздникам. Девушку звали Руфаланда Фритц, и она была столь же прекрасна, сколь невежественна для Соляриуса. На церемониальном танце с будущим супругом она всё время смотрела в сторону, от рук императора едва заметно уклонялась, и вообще вела себя так, будто не знала, что она делает на этом имперском празднике.       Детали их помолвки Эгберта не касались, но он полагал, что венчание будет уже очень скоро. Тогда чужестранке торжественно вручат золотую диадему с маленьким камнем, символизирующим её имперскую и правительственную натуру, и Руфаланда Фритц станет Руфаландой Геррхард.       Девушка тем временем спустилась с пьедестала и оглянулась по сторонам – несколько растерянно, как показалось Эгберту. Смотрел он на неё, должно быть, слишком пристально и глупо, как последний дурак. Молодая княгиня резко повернулась в его сторону, и их взгляды столкнулись. Эгберт ощутил это как столкновение раскалённого металла и воды. Если бы мог описать это как-то иначе, но слова исчезли из его головы. Голос матери будто наяву прозвучал в его голове: “Соберись, Эгберт, ты должен быть серьёзнее!” Да, мама, должен. Но как, когда перед ним – такое чудо!..       Сдержать рвущийся наружу восторг оказалось сложнее, когда Руфаланда направилась прямиком к рыцарям. Вблизи она была ещё прекраснее, чем издалека: тонкие бледные руки, покрытые веснушками, пышные рыжие волосы, непослушно вьющиеся даже в кропотливо завязанной причёске, голубые глаза. Вот глаза у неё были как у настоящей имперки. Только блеск в них был какой-то дикий и затравленный, и форма глаз немного иная, но в остальном – похожа на имперку.       – Славные рыцари, я рада приветствовать вас! – она сложила ладони аккуратно, крест-накрест, как крылья пташки, в подобии властного, но неопытного жеста, и слегка наклонила голову в знак уважения. Пока Эгберт продолжал непрерывно смотреть на будущую солари, старший рыцарь Винсент Арго решительно отодвинул его плечом и, прижав кулак к сердцу, отвесил низкий поклон.       – Служу Солнцу, Ваше Высочество! Вы блистательны, как самый яркий солнечный луч.       – Не так ли? – рассеянно ответила Руфаланда, и Эгберту показалось, что она просто не знала, как ответить на этот комплимент правильно.       К счастью, Арго был настоящим рыцарем, и он не раз доказывал это не только на поле боя, но и своей искусной дипломатией, спрятанной под рыцарскими доспехами. Не прерывая поклона, Арго мягко ухватил тонкую руку княгини и поднёс её к своим губам. Всё произошло быстро, и Арго отстранился, тоже быстро, так, что у княгини просто не было времени смутиться. В конце концов, ей не оставалось ничего, кроме тонкой вымученной улыбки, прячущей растущую нервозность девушки. Со стороны она выглядела почти нелепо – не для Эгберта, конечно, но даже он не мог не заметить, что в маленьких быстрых движениях девушки прячется неуверенность. Она тоже чувствует себя чужой, шепнул внутренний голос рыцаря, ей здесь всё тоже в новинку. Именно тогда, когда Эгберт хотел тоже озвучить свой вымученный в мыслях комплимент, Руфаланда повернулась к нему и пронзила его обиженным взглядом. Эгберт растерялся: чем же он успел провиниться?       – На что вы так смотрите, рыцарь фон Рихтер?       «На ваши веснушки!» – хотел было сказать Эгберт, и только тогда понял, насколько дикарски он мог бы звучать в этом случае. Забавно, а ведь он коренной имперец, пусть и не из знатной семьи. Оставалось только невнятно извиниться и уйти на место – на своё место. Эгберт как никто другой должен был знать его, и сам же чуть было не нарушил дозволенные границы. Ладони под стальными перчатками зачесались от желания стиснуть пальцы в кулак и пламенно начать умолять о помиловании – вот так подхалимно, заглядывая в чужие голубые глаза, но Арго опередил его.       – Извините его, Ваше Высочество, он первый день в таком обществе, – в этих словах словно был скрытый намёк, который все должны были тотчас понять. Эгберт вспыхнул, но смолчал. – Мы научим его всему, а если он доставит проблемы…       – Надеюсь, до этого не дойдёт, – пробормотала Руфаланда, и было сложно понять, смутилась она от почти неприкрытой насмешки в чужом голосе или от поведения Эгберта. Когда она развернулась и направилась прочь, шлейф её аромата – чего-то хвойного – ещё окутывал Рихтера. Он и думать забыл о том, что только что произошло, будто самый последний идиот уставившись в спину княгини, но голос Арго вновь вернул его с небес на землю, жестоко хлестнув по спине:       – Я всё понимаю, рыцарь фон Рихтер, но, Солнца ради, сдерживай собачьи инстинкты при себе. Ты должен понимать, что теперь у тебя нет времени на эти глупости. Сохраняй благоразумие, – его взгляд скользнул с ног до головы Эгберта, оценивая его без остатка, – хотя я сомневаюсь в этом даже больше твоего.       Арго быстро отвлёкся, увлекаемый разговорами своих товарищей – рыцарей, которые должны были стать семьёй Эгберта. Что же, не все семьи благополучны. К сожалению, они не были проблемой Эгберта.       Его проблемой было то, что он с самого первого взгляда на церемониальный выход императора и избранницы, смотря на это из толпы, издалека, по уши влюбился в Руфаланду Фритц и ничего не мог с этим поделать. ию.