Вэй Ина усыновили Хуаляни

      Се Лянь судорожно закашлялся, подавившись чаем, когда услышал крик Вэй Ина. Всё ещё кашляя, он аккуратно взял руку мальчика, указывающую на сцену, и мягко опустил её.       Уже слыша непонимающие возгласы остальных небесных чиновников, Се Лянь стукнул себя в грудь, чтобы отдышаться, и попытался быстро придумать оправдание. От недостатка кислорода его глаза немного заслезились.       — Это, кхм-кхм, это не то, что вы думаете. Он, кхм-кхм… он имеет в виду меня.       То ли из-за постоянного кашля, то ли по какой-то другой причине, лицо Се Ляня стало красным, как свежесобранная вишня. Мужчина подумал, что, возможно, в этом было виновато вино.       Вэй Ин же, увидев, что Се Лянь опровергал его слова, пришёл в замешательство.       — Но ведь баба это баба, а А-Ди это А-Ди. Как баба может быть А-Ди?       Вэй Ин собирался ещё раз громко пожаловаться, однако прежде, чем он успел открыть рот, Се Лянь торопливо подхватил мальчика на руки и прошептал ему на ухо:       — А-Ин, давай пока сохраним секрет об А-Ди. Это… ммм… Сань Лан сам попросил меня об этом.       Вэй Ин ещё больше растерялся.       — Правда?       — Ммм. Правда…       — Тогда хорошо… — сказав это, Вэй Ин продолжил наслаждаться спектаклем, позволив Се Ляню облегчённо выдохнуть. Небесные чиновники, успокоенные таким объяснением, полностью потеряли к их семейке интерес.       Боги не слышали, что именно прокричал мальчик, но поскольку он был приёмным сыном Се Ляня, не было ничего странного в том, что он назвал Се Ляня «А-Ди», когда увидел его персонажа на сцене. Спектакль о несвирепом Хуа Чэне, представшем в облике молодого юноши, был для них гораздо интереснее семейных связей мусорного божества.       Однако три ошеломлённых взгляда всё ещё впивались в Се Ляня, как тысячи иголок. Эти трое были теми, кто ясно слышал слова Вэй Ина — Ши Цинсюань, игравшая с Вэй Ином всё это время, и Фэн Синь с Му Цином, чьё внимание с самого начала было приковано к Се Ляню.       Судя по выбору слов, «баба» и «А-Ди» были двумя разными людьми, а на сцене как раз стояло только два человека. Одним из них был Се Лянь, и они уже слышали, как Вэй Ин называл его «баба», а единственным оставшемся персонажем был Хуа Чэн, и это означало бы, что он…       Фэн Синь и Му Цин судорожно застыли при этой мысли: их лица стали чёрными как смоль, будто недавно наступил конец света, и они старались не встречаться с Се Лянем взглядами. Только Ши Цинсюань осмелилась широко раскрытыми глазами посмотреть на небожителя, не в силах скрыть шок.       Однако богиня хорошо умела читать чужое настроение. Увидев, как Се Лянь изо всех сил пытался скрыть свои взаимоотношения с Хуа Чэном, она также хранила молчание об этом и ничего не спрашивала. Ши Цинсюань просто напомнила себе о том, чтобы позже заглянуть к Се Ляню в храм и уже там обо всем расспросить. Подумав об этом, Повелительница Ветра широко улыбнулась.       Сам спектакль назывался «Приключения в королевстве Баньюэ» и повествовал о событиях, произошедших не так давно, поэтому было совершенно непонятно кто, а главное, почему написал эту пьесу. Хотя в том путешествии и был мальчик, который пообещал поклоняться Се Ляню, однако он не знал его божественного имени, и вряд ли мог организовать всё так, чтобы этот спектакль сыграли уже к празднику середины осени.       Лицо Се Ляня, даже после того, как все успокоились, всё ещё горело и было красным, как помидор. В попытке это исправить мужчина сменил свой горячий чай на холодный и стал обмахиваться одолженным у Ши Цинсюаня веером. Спектакль на сцене подошёл к своей кульминации.       И хотя почти все небожители были погружены в историю, Се Лянь чувствовал на себе два пронзительных взгляда. Даже не глядя, он мог сказать, что они принадлежали Фэн Синю и Му Цину. Можно было легко догадаться и о причине, по которой они так пялились, не пытаясь это скрыть. «Должно быть, они услышали Вэй Ина», — с лёгкой нервозностью подумал Се Лянь. Небожитель ничего не мог с этим поделать, потому что его вины в том, что мальчик считал их с Хуа Чэном своими родителями, не было. Главное, что сын был счастлив, а остальное было не столь важно. Поэтому испытывающие взгляды южных богов войны старательно игнорировались.       Эта новая пьеса, включавшая в себя Собирателя Цветов, тайно пользовалась большим успехом на Небесах. Смертные ставили много пьес о Хуа Чэне, но в основном это были «Как великий Король призраков победил тридцати трёх небожителей» или «Укрощение богов Собирателем Цветов под Кровавым Дождём». Один только сюжет этих произведений мог заставить любого небесного чиновника плакать в тишине.       В связи с этим многие небожители негативно отзывались в адрес Хуа Чэна, представленного в спектакле.       — Ни за что, чёрт возьми, он не может быть таким мягким!       — Собиратель Цветов под Кровавым Дождём никогда бы так не поступил, он воплощение зла! Должно быть, в пьесе что-то не так!       — Чепуха! Чистая чепуха!       Вэй Ин, услышав подобные разговоры, возмущённо надулся.       — Нет! А-Ди не злой! Он…       Мальчик хотел опровергнуть слова небожителей, ругающих его отца, но его вдруг схватил покрасневший Се Лянь и тихо прошептал ребёнку на ухо:       — А-Ин, не обращай на них внимания, хорошо? Сань Лан — хороший человек, так что ему всё равно на то, что они говорят…       — Но, баба…       — Сань Лан попросил меня сохранить это в секрете. Так что мы должны выполнить его просьбу. Помоги мне с этим, хорошо, А-Ин?       — Да, баба… кстати, ты в порядке? Твоё лицо такое красное…       — Я? Я… кхм-кхм, у меня всё хорошо. Я просто немного подавился чаем. У меня всё хорошо. Кхм. Не волнуйся…       Удовлетворившись его ответом, Вэй Ин вернулся к просмотру пьесы. Со стороны невежественного наблюдателя могло показаться, что самому Се Ляню спектакль был не интересен: он постоянно возился со своим чаем или очень внимательно рассматривал свои руки, — но на самом деле мужчина не пропустил ни одной сцены. В конце концов, эта постановка была создана специально для него.       И она, нужно было признать, вышла довольно хорошей. Костюмы были сшиты потрясающие (намного лучше повседневной одежды Се Ляня), декорации хорошо передавали реальные места действия, а грим был выполнен выше всяких похвал, но… было одно «но». Взаимоотношения главных героев казались слишком близкими.       Актер, который играл принца Сяньлэ, был действительно хорош и его было очень приятно слушать, однако… каждый раз, когда он звал «Сань Лана» у настоящего Се Ляня мурашки бежали по коже. Голос актера не был ни тоскливым, ни торопливым, но небожитель слышал в нём какую-то особую нотку, как когда «Повелительница Ветра» звала «Повелителя Вод» «муженьком~». Кроме того было слишком много мелких, на первый взгляд незаметных, жестов: сцепление рук, обнимание за плечи, ношение на руках. Во всём этом было что-то не так. И Се Лянь очень беспокоился о том, что мог подумать о них с Хуа Чэном Вэй Ин, если бы заметил это «что-то».       Однако, как бы Се Ляню не было стыдно это признавать, всё на сцене было правдой: он действительно звал Сань Лана так, и они действительно совершали те мелкие интимные жесты, показанные актерами, пусть и неосознанно. В последние месяцы, проживая бок о бок, Се Лянь не придавал ничему из этого значения — для него даже спать в одной постели с Хуа Чэном стало обычным делом. Однако осознал все небожитель только сейчас, увидев подобное поведение со стороны. Из-за этого румянец с его лица все не хотел сходить, сколько бы холодного чая он не выпил.       Вэй Ин, конечно же, не считал, что поведение его отцов было чем-то неправильным. Эти маленькие жесты были нормой в их повседневной жизни, в этом не было ничего необычного, поэтому он не понимал беспокойства своего бабы.       Вместо этого он был очень увлечён «Приключением в королевстве Баньюэ». В этой истории очень ярко описывалось то, как его отцы спаслись от песчаной бури, как столкнулись со злобными фиолетовыми змеями-скорпионами и как боролись с солдатами-призраками в столице Баньюэ.       Вэй Ин очень удивился, увидев, как его А-Ди взорвал змею, укусившую его бабу. Он никогда не видел, чтобы его A-Ди был таким жестоким, но для змеи, причинившей вред бабе, это, без сомнения, был достойный конец. Вэй Ин также был очень очарован, когда узнал, что Хуа Чэн убил всех солдат в Яме Грешников. Он никогда не задумывался о том, насколько же его второй отец был сильным и могущественным, ведь Хуа Чэн никогда не показывал эту сторону при нём и Се Ляне.       Хотя Се Лянь волновался, не испугался бы Вэй Ин, если бы увидел, как Хуа Чэн сражался, однако вопреки его опасениям мальчик с готовностью принял это, как норму.       — Конечно, А-ди не позволил бы бабе испачкаться в такой грязи, — тихо произнёс мальчик себе под нос.       После этой пьесы Вэй Ин стал ещё больше восхищаться Хуа Чэном и увидел его с новой точки зрения. В будущем он хотел стать таким же сильным и надёжным. «Я обязательно попрошу А-ди научить меня фехтованию, когда вернусь», — мысленно решил для себя мальчик.       Когда спектакль наконец закончился, Се Лянь смог спокойно выдохнуть. Он не мог вспомнить, сколько раз за всё это время он прочитал в уме сутры, очищающие сердце, но теперь все его волнения остались позади. Банкет продолжился, и среди всего этого общения и веселья наступило заключительное действие ночи — битва фонарей.       В Небесной столице разом погасли все волшебные талисманы и светильники: ничто, кроме лунного света, больше не освещало пир небожителей. Банкет проводился возле большого озера, и, когда туман на его поверхности рассеялся, сквозь прозрачную толщу воды можно было увидеть далекое царство смертных.       Вэй Ин не переставал восхищаться Небесами, с открытым ртом смотря на открывшуюся картину. Ши Цинсюань принялась взволнованно объяснять ему, что это озеро показывало мир людей и что вот-вот должна была начаться битва фонарей. Во время праздника середины осени последователи преподносили богам неугасимые фонари в главном храме, и таким образом небожители соревновались, у кого в конце их оказывалось больше всех. Дворец Шэньу побеждал в этом состязании каждый год, поэтому был исключён из конкурса.       С произнесением имени каждого нового бога всё больше фонарей взлетало в небо. В начале сражения числа были маленькими и редкими, эти огни принадлежали мелким чиновникам, и их счёт никогда не превышал десяти, поэтому никто не обращал на это внимания. Однако по мере того, как битва продолжалась, свет фонарей становился всё ярче, и небожители с трепетом стали ожидать главную десятку победителей. Если бы не специально назначенный небожитель, ведущий учёт, было бы невозможно сосчитать то количество фонарей, которое летало вокруг.       Вэй Ин всё это время сидел на коленях у Ши Цинсюаня. Таким образом, мальчик мог чувствовать волнение Богини Ветра, когда началось состязание, и его собственный интерес значительно возрос. Его горящие восторгом глаза можно было увидеть даже в темноте, когда красивые фонари начали один за другим подниматься в небо. Се Лянь, не слишком заинтересованный в спорах и ставках других небесных чиновников, сосредоточился только на том, чтобы насладиться прекрасным видом фонарей, сверкающих в ночи подобно звёздам. Он чувствовал удовлетворение и тихую радость, глядя в сверкающие глаза своего сына.       Наконец, началось оглашение богов-победителей:       — Дворец Повелителя Земли, четыреста сорок четыре фонаря!       Кроме того, что он отхлебнул ещё две ложки супа, Мин И больше никак на это объявление не отреагировал, зато Ши Цинсюань волновалась за них обоих.       — Айя… Слишком мало, слишком мало. А-Ин, не верь, что это весь его потенциал. Он мог бы получить больше, если бы попытался. Этого слишком мало!       Следующей была сама Ши Цинсюань: дворец Повелителя Ветра набрал пятьсот двадцать три фонаря. Конечно, отовсюду раздались ободряющие крики и шум аплодисментов ещё даже до того, как Ши Цинсюань успела хоть что-то сказать. Она очень гордилась этим и, обнимая Вэй Ина одной рукой, смеясь махала толпе. Она выглядела такой счастливой и весёлой, сияя как начищенный до блеска таз. Казалось, что она была взволнована даже больше, чем настоящий ребёнок в её руках.       Аплодирующая толпа не знала, что можно было сказать на это. Те, кто был тайно влюблён в Ши Цинсюаня, молча скрежетали зубами из-за того, что бог мусора и его приёмный сын привлекли столько внимания Богини Ветра, однако не осмеливались выразить своё недовольство вслух.       На этом банкете только Мин И беззаботно набивал себе брюхо и не подбадривал её. Хотя он и бросил на Богиню Ветра взгляд на крошечную секунду, пока она стояла в центре внимания, это было так молниеносно, что никто и не заметил. А потом он снова вернулся к еде, как будто ничего особенного не произошло.       Ши Цинсюань, видя это, обиженно надулась и стала настойчиво требовать от Мин И поздравлений. Повелитель Земли же полностью игнорировал её, больше увлечённый поеданием еды со стола. Ши Цинсюань была возмущена.       — Мин-Сюн! Ты должен похвалить меня в этом году. Я восьмая по рангу! Ты никогда ничего мне не дарил в последние годы, поэтому ты действительно должен дать мне хоть что-нибудь в этом. Похлопай хотя бы, ладно? Я удовлетворюсь и одним хлопком, так что… Мин-Сюююююююн!...       — …       Се Лянь осторожно забрал Вэй Ина с колен Ши Цинсюаня, когда та начала возмущённо шлепать Мин И по спине. Глядя на этих двоих, отец и сын молча пытались сдержать смех, поглядывая друг на друга.       Битва фонарей тем временем продолжалась: за Ши Цинсюанем шли Линвэнь, Наньян, Сюаньчжэнь, затем Пэй Мин и, наконец, Повелитель Вод, Ши Уду, получивший более семисот фонарей. Весь стол взорвался аплодисментами, услышав это число, и отовсюду посыпались поздравления. Ши Цинсюань тоже была взволнована и кричала во всё горло:       — ЭТО МОЙ БРАТ! ЭТО МОЙ БРАТ!       То же самое делали и Се Лянь с Вэй Ином, искренне радуясь чужому успеху. Только Мин И сосредоточился на том, чтобы больше съесть. Похоже, только он воспринимал пир на банкете серьёзно как «пир». Мужчина будто устал от окружающей его суеты, особенно после событий в Призрачном городе, и теперь усердно работал, плотнее набивая свой желудок этим вечером. Се Лянь вдруг подумал о еде, продаваемой на прилавках города, и понял почему Мин И был так голоден. Однако вместе с этой мыслью пришла и другая — а будут ли они с Хуа Чэном и Вэй Ином ходить по Призрачному городу? В этот момент мужчина вновь вспомнил ту мясную лавку, где нашёл Вэй Ина без сознания, и в его глазах промелькнуло беспокойство, однако, увидев мальчика, молча сидящего у него на коленях и наслаждающегося праздником фонарей, небожитель внутренне выдохнул. Он уже решил защищать Вэй Ина от повторения подобного. Мягко, почти невесомо, он погладил упругие волосы на макушке своего сына.       Се Лянь и Вэй Ин наслаждались уютным времяпрепровождением вместе, когда мальчик внезапно спросил:       — Баба, а как насчёт твоих фонарей?       Се Лянь почувствовал, как на этом вопросе его спина немного напряглась. Один неугасимый фонарь стоил тысячу золотых, в то время как именно Се Лянь был тем, кто построил собственное святилище в ветхой хижине. Он не мог купить себе такой дорогой фонарь, что он как раз и собирался объяснить, когда кто-то вдруг закричал.       — Подождите!       Этим человеком оказался Повелитель Вод Ши Уду, и все разом замолчали. У него был такой властный вид, заставляющий людей вокруг слушать его, что даже Се Лянь и Вэй Ин отвлеклись от разговора и посмотрели на него.       — Десять лучших закончились… Хочет ли господин Повелителя Вод что-нибудь добавить? — в недоумении спросил небожитель, ответственный за подсчёт фонарей.       — Десять лучших закончились? — подозрительно сощурился Ши Уду, обмахиваясь своим веером. Никто не понимал, что он имел в виду, кроме Ши Цинсюань, которая внезапно тоже закричала:       — НЕТ-НЕТ! ПЕРВАЯ ДЕСЯТКА ЕЩЁ НЕ ВСЯ! Даже если мы считаем большой Военный Дворец, до сих пор было объявлено только девять победителей!       Все небожители были ошеломлены этой новостью и начали бормотать:       — Только девять?       — Право, я посчитал, их действительно было только девять!       — Кто-то имеет более высокое место, чем господин Повелитель Вод???       — Что?! Кто это может быть? Я таких не знаю!       Именно тогда яркий свет, белый как день, озарил всё окружающее пространство.       Всё это были фонари.       Как тысячи рыб, мирно плывущих через ущелья к морю, они медленно поднимались из озера в небеса.       Фонари ярко мерцали и сияли в тёмной ночи, сияющие и сверкающие: словно парящие души в великолепном сне, невероятно красивые, освещающие тёмное царство смертных. Перед лицом такого поразительного зрелища никто не мог говорить. Все затаили дыхание.       Се Лянь с ошеломлённым трепетом смотрел, как всё небо стремительно заполнялось светящимися точками. Как будто весь мир замер, и ничего не было слышно, пока он восхищённо смотрел вверх. Вэй Ин с таким же трепетом разинул рот, его глаза сияли и взволнованно блестели от захватывающего дух зрелища, пока он цеплялся за Се Ляня. Только через некоторое время мужчина понял, что что-то было не так: все небесные чиновники, присутствовавшие на банкете, неверяще смотрели на них обоих.       Се Лянь понятия не имел, что заставило остальных так отреагировать, и он уже собрался задать вопрос, когда диктор объявил дрожащим от недоверия голосом:       — Храм Тысячи Фонарей наследного принца Сяньлэ, три… три тысячи фонарей!