Змей и скорпион

      Сложно быть прилежным все время. Сначала ты соглашаешься на все, что надо и не надо. Жить надо настолько хорошо, чтобы другие равнялись на тебя. Ты должен быть учтивым, прилежным и умным. Оценки подтянешь ещё немного? Да. Пойди на пианино. Хорошо. И в клуб смешанных единоборств, а то больно ты хиленький. Ладно. Может, ещё репетитора наймём, твой английский слишком плох. Как скажете. А потом ещё и ещё, ещё, и так до бесконечности. Но усталость, отвращение к этому миру приходят раньше, чем достижение недосягаемых успехов «наилучшего». И вскоре ты даже уже сам не понимаешь, что слово «нужно» становится самым отвратительным в лексиконе. И ты вместе с ним, ведь не смог добраться до вершины, что с начала пути стала только дальше. Как только начинаешь это осознавать, то неизбежно падаешь.       Окружающим сначала кажется, будто ничего не поменялось, но ты-то знаешь, что прежний он умер, и остался только этот, который уже не видит ценности во всем том, что было до этого. Сдается, что твой мир разрушается, как песчаный замок под дуновением ветра, мгновенно равняясь с землей, и ты вместе с ним. А потом открываешь глаза, и перед взором открывается только сверлящая в мозгу виной темнота. Единственный человек, кто был в твоём сердце, кто был другим, кому не нужно было от тебя ничего, кроме толики внимания иногда… только тебя, а не того, кем можешь ты стать, что можешь ему дать… и он исчезает, растворяясь в тишине пустой комнаты, серых тенях, что осуждающе смотрят из-за угла и солнечных лучах рано утром, отвратительно ослепительных. Выжигающих сетчатку своим холодным светом одиночества.       Он всего лишь сбегает, а ты летишь следом, но, хах, не успеваешь ухватиться за чужую руку. Шок проходит, но его последствия — вовсе нет. И как бы ты не тянулся, больше никто не отвечает. Ты остаешься один среди тусклого опустошения и руин, не понимая, кто же все эти люди вокруг и что они от тебя хотят? Почему здесь нет того, кто так нужен тебе? Почему он отталкивает тебя, будто ты совершил величайшее в мире предательство? Разве мог ты раньше подумать, что ваши отношения могут стать ещё глубже? Ты был просто счастлив тому бесценному, что имел, но другой смотрел дальше, строил планы, погружался в чувства? Он не был поверхностным, хотел взять тебя на свою глубину, но чем ответил ты? Сбежал? Ужаснувшись своей реакции? Своего невменяемого счастья и поражения? Слишком резко и небрежно, ты струсил перед его глубиной, привыкший плавать только на поверхности своих необъяснимых чувств. Улыбаться всякому, исполнять, что скажут, быть тем, кем хотят другие.       «Разве не позорно будет вернуться к нему прежним?» — стал задумываться ты. «Стоит стать достойным его человеком», — думаешь ты, а глаза все равно раз за разом скользят в его сторону, ловят знакомую фигуру, ищут рычаги влияния. Тебя тянет к нему и в какой-то момент ты опускаешься на колени перед этой неизбежностью. Эта ярость, такая чистая и звонкая, подозрительность, настороженность — они не ранят, нет, они только подтверждают, что ему не все равно. А что может быть лучше? И плавно нити сплетаются вновь, будто и не могло быть иначе. Ты не допустил бы. Никогда. Он должен быть рядом, и ты будешь достойным с ним. Шаг за шагом, ближе, пока вы уже не сможете различать, где заканчивается тело одного и начинается другого. Того, кого не позволительно упустить во второй раз.       Вася открыл дверь и увидел Мишу, лежащим на своих руках на столе. Выглядело так, будто он спал, но глаза парня были все ещё открыты. Парень повернулся на звук, и черные бездны молча уставились в ответ. Он все ещё сомневался в нем, и пришло время рассеять все сомнения без остатка.       Несколько больших шагов, и ты впиваешься в чужие губы, мгновенно выводя его из шаткого равновесия.       — Заждался? Устал? Ещё немного и пойдем отдыхать, — сердце пело уже только от одного его вида, напущено бойкого, но одновременно и робкого, смущённого, пораженного сейчас.       «Больше тебе не убежать».       — Ничего подобного, просто задумался, — неловкие оправдания с приятным глазу румянцем на лице.       «Да-да, ты должен почувствовать это. Все не так, как раньше. Теперь все точно будет по-другому, Миш».

***

      Миша смотрел в окно и только сейчас заметил, что на самом деле все это время на улице шел дождь. Ноябрь, чему удивляться. Но уют, что он испытал рядом с этим человеком… Почему после почти года времени порознь, он все ещё чувствует себя так хорошо с ним, будто ничего и не произошло, будто не было ссоры и его мучений по поводу того проклятого признания… Будто не было всего того расстояния и боли.       — Какого черта? — возмутился парень. — Что это ты делаешь? — нахмурился Михаил, поджав губы, наконец придя в себя после шока от поцелуя.       Вася не отрываясь смотрел на них. Такие тонкие, плотно сомкнутые, такие сладкие.       Хотелось тянуть их, мять, кусать, истязать, возбуждая каждое оголённое окончание в его мягкой тесноте…       — Целую?       Что здесь не ясно?       — Мы договаривались сначала поговорить, — скривился Гетьман.       — Сначала мы поедим, а потом уже поговорим, — снисходительно сообщил Варковский, уводя взгляд от греха подальше к проблемам насущным.       Михаил вздохнул, но молча согласился.       Закончив с ужином, Василий направился прямиком в свою спальню. Михаил Петрович на мгновение насторожился, но все же последовал за ним.       Варковский сел на кровать. Брюнет остановился прямо перед ним и замер как в землю вкопанный.       — Так и будешь стоять там? Не съем же я тебя в конце-то концов, — насмешливо протянул Ви в присущей ему медленной манере, глядя на парня снизу-вверх.       — Хпмф.       — Можешь присесть ко мне на колени, или рядом, на худой конец, — улыбался рыжий.       — А конец худой? — язвительно выдал Гетьман, наклонив голову с ухмылкой на губах и заложив руки на груди.       Глаза цвета болотной тины прищурились, будто оценивая все вероятности ближайшего будущего.       — Хочешь проверить? — тон понижен до проникающей в кости хрипоты.       Желание в животе сделало достойный сценического выступления кульбит, заставив вновь проглотить свое сердце вместе с колючим клубком слюны в сухом горле.       — Ещё чего, — брюнет, волоча по полу, притащил от стола кресло и показательно уселся прямо перед Варковским. — Ну что же, я слушаю, — самодовольно сообщил Михаил Петрович.       — Что именно? — Вася откинулся на кровати назад, опираясь на вытянутые руки.       — Как что? Твои объяснения, конечно же.       — Насчёт? — продолжал улыбаться рыжий. Раз секс ему все равно сегодня не выгорит, придется довольствоваться малым.       — Не веди себя, как придурок или я сейчас же уйду. То, что ты им являешься, я и без напоминаний прекрасно знаю, — серьезно сказал Гетьман.       Варковский уставился на решительное лицо парня напротив, а потом перевел спокойный взгляд мутно-зелёных глаз на потолок.       — Твои угрозы… Так нечестно, — вполголоса сказал он.       — Не юли, ближе к делу.       — Я правда не знаю, что тебя больше всего интересует, — снова посмотрел он на Мишу. — Спрашивай, и я отвечу на любой твой вопрос.       — Прям-таки на любой? — нехорошо усмехнулся Гетьман.       — Прям, — слабо кивнул рыжий.       — Ла-адно, посмотрим, — Михаил Петрович снова деловито заложил свои тонкие кисти на груди. — Что это сегодня было?       — Конкретика. Мне нужно больше конкретики, Миша, — помахал он рукой вверх-вниз между ними, будто пытаясь поднять пламя из жару.       — Что ты делал в том переулке? — решил начать с меньшего зла Гетьман.       — Уж точно не сталкерил за тобой. За продуктами я вышел, за хлебушком, о котором благополучно и забыл, — расстроено вздохнул Варковский.       «Сам ты уже как тот позабытый хлебушек, только расстраивать меня и можешь», — подумал Михаил.       — И по чистой случайности решил помочь мне? Все ещё занимаешься кикбоксингом? — уже более настойчиво продолжил парень.       — Точно, как не помочь другу. А если бы не занимался, то вряд ли бы вернулся цел, не правда ли? — хитро улыбнулся он.       — Ага, спасибо.       — Что-то я не слышу в твоём тоне искренности.       — Будь благодарен и за это. По крайней мере я не крою тебя матом.       — А для этого есть причина?       — А хочешь сказать, что нет?       — Конечно, что нет.       — Почему ты поцеловал меня? Разве тебе не нравятся девушки?       — А для того, чтобы кого-то поцеловать обязательно нужно об этом задумываться?       — А разве нет? Это же разумно.       — Для меня нет. И когда это ты стал руководиться разумностью?       — Только попробуешь задеть меня снова, я не стану терпеть, — сразу же ощетинился брюнет.       — Конечно, что попробую, ты столько времени убегал от меня, что я уже начинал думать, что не поймаю тебя, а теперь, — он довольно похлопал по своему карману, — ты наконец в ловушке.       — Какой ещё ловушке? И кто это из нас двоих убегал? — не преминул уколоть Гетьман.       — Я один раз сбежал, один, — спокойно показал Варковский на пальце, — и то у меня была причина, а ты так все утрируешь.       — Какая такая причина? Чтобы предать нашу дружбу?       — О какой дружбе ты говоришь? Разве она не испарилась в тот же момент, как ты признался?       — Ты и правда намерен мне этой ошибкой все время в глаза тыкать? — вспыхнул Михаил, невольно понизив голос.       — Какая нахрен ошибка? — сквозь зубы протянул Варковский, начиная терять свою былую безмятежность. — Ты все ещё считаешь это ошибкой? До сих пор? Даже после того, что только что было? Ты в своем уме вообще?       — Это ты считаешь, а я просто констатирую факты? — поднялся с кресла брюнет, пытаясь быть «выше» своего медленно теряющего терпение собеседника.       — А может уже хватит решать все за других? Я когда-нибудь, хоть бы раз, говорил тебе, что считаю твои чувства ошибкой? — и себе выровнялся Варковский, пытаясь надавить в ответ.       — А разве нет? Я только выражаю вслух то, о чем ты думаешь.       Варковский сделал шаг вперёд и схватил парня за плечи.       — Давай, скажи, о чем же я думаю, вперёд, решай за нас обоих! Это же так удобно, правда?       — Что ты!..       Вася резко потянул его на себя и крепко обнял.       — Давай, говори, чего молчишь?       — Ты…       — Что я? Продолжай!       — Ты думаешь, что все это…       — Ещё раз скажешь это слово, и я действительно сделаю так, что из твоего рта сегодня не вылетит больше ничего, кроме криков и стонов.       Прежний пыл как-то быстро осел, подобно пыли после дождя, а на его место пришло такое неловкое смущение. Как не кстати.       Миша молчал, но он в самом деле боялся услышать, о чем же думает этот непонятный рыжий.       — Тогда говори уже сам, я устал тебя спрашивать, — сдавленно проговорил Гетьман, отворачивая голову в сторону.       Парень обнял его сильнее, сжимая почти до боли.       — Я и говорю, что ты ошибаешься со своей чертовой «ошибкой». Я никогда так не считал. Я всегда был безумно счастлив от того, что ты оставался на моей стороне. И был безумно расстроен, когда ты покинул меня.       — Ты первым меня покинул.       — Да, я испугался на мгновение, но почти сразу вернулся.       — Вернулся? — снова поднял к нему лицо Михаил.       — Ага, только ты уже сбежал и где-то спрятался. А потом убегал снова и снова, и снова.       — Это ты меня оттолкнул, — нахмурился брюнет.       — Вспомни, я тебя не отталкивал, ты сам отстранился, но сейчас это не важно. Что тогда, что сейчас, я в любом случае не намерен тебя отпускать.       — Что ты имеешь ввиду?       — То и имею. Я люблю тебя.       — А? — Михаил аж на секунду опешил. — Что ты сказал?       Варковский посмотрел в яркие, сверкающие звёздной ночью, ониксы. Между их лицами было не больше десяти сантиметров.       — Люблю тебя, говорю, что не ясно? — ровно сказал рыжий и чмокнул эти тонкие упругие губы.       — В смысле любишь? Как это? — все ещё не мог поверить сказанному Гетьман.       — Лю-ублю, — протянул Василий, — в одном единственном смысле, не как друга или брата, названного родственника или о ком там ещё ты мог подумать. Люблю как человека, люблю, как парня, как возлюбленного, понимаешь?       Щеки парня напротив медленно, но уверено набирали алый оттенок.       — Быть не может, — покачал он головой в стороны.       — Ещё как может, — снова касание губ.       — Но…       — Ты уже меня не любишь? — лукаво спросил парень, заглядывая ему прямо в глаза.       «Он не лжет, но как такое может быть?..» — поражено думал Гетьман.       — Совсем не люблю, — скорее на автомате выговорил брюнет.       — Ну и ладно, я приложу все усилия, чтобы исправить это, — снова мягко поцеловал рыжий, сминая его губы.       — Как подобное вообще можно исправить? — нахмурился Михаил.       — Научу тебя говорить только правду, у меня есть в запасе парочка приёмчиков для этого.       — Каких таких приёмчиков?       — Правда хочешь узнать сейчас? — многозначительно спросил Василий.       — После твоего вопроса уже не уверен, — отвернулся Миша.       — Я сбежал, потому что не мог поверить, что подобное вообще возможно, — тихо проговорил Варковский, прислонившись к виску парня губами, — но это вовсе не значит, что я не хотел этого. А после ты постоянно отталкивал меня, и я даже не имел возможности объясниться.       — Значит, плохо старался. Или пытаешься обвинить меня?       — Ни в коем случае. Вася плохой, Вася мало старался. Вася боялся ранить больше дорогого ему человека. — Михаил вопросительно приподнял бровь. — Просто мне немного жаль, что мы потеряли почти целый год.       — Не потеряли, а по-новому взглянули на вещи.       — Ты так думаешь?       — А нет? Ты вон травку начал курить. Что это? Конопля? Гашиш?       Варковский отстранился и скептически посмотрел на серьезное лицо. А после залился смехом. Глубоким с пробивающейся хрипотцой, от которого ноги невольно слабели, а улыбка так и просилась на лицо.       — Что в этом смешного? Ты отравляешь себя и окружающих.       — Ты сейчас серьезно? Поэтому ты был так зол? Это все виноваты мои панамы, да? — не унимался Василий.       — Панамы — это вообще отдельная тема. Но ведь запах, ты даже не пытался его скрыть.       — Ага, сейчас, одну секунду, — рыжий отпустил его из объятий и прошел к своей прикроватной тумбочке. Взял там бутылочку и вручил брюнету.       — Зачем мне твои духи? — недоумевал Гетьман.       — А ты понюхай для начала, вдруг и поймёшь, — улыбался рыжий.       — Это… — глаза парня стали шире. — Такой особенный, пряный и тяжелый.       — Догадываешься? — он распылил парфюм себе на запястье и поводил им в воздухе. — А теперь?       — Этот аромат? — удивился брюнет.       — Его ты учуял, да? Ахах, ты просто нечто, — снова залился смехом Варковский. — Никогда… хах, не слышал о них, да?       — Блэк афгано? — повернул баночку Михаил. — Так поэтому твой запах казался таким… необычайно сладким и непонятным, как для травки? — протянул парень. — Ты правда не курил её? — с сомнением спросил он.       — Хм, правда, сдалась мне. Я и сигареты начал чисто, чтобы немного судьбу испытать.       — И что это должно значить?       — Да ничего, тебе в любом случае не нравится, так что я кину, но вот духи, их можно оставить?       — Издеваешься?       — Ни в коем случае.       — Поверить не могу. Меня обвели вокруг пальца, — раздосадовано пробубнил брюнет. — Где ты вообще их достал?       — Али экспресс ещё и не такое продает. Показать, что ещё есть?       — Панамки твои тоже оттуда? — нахмурился Михаил.       — Точно, души в них не чаю, крутые скажи? Эти листики — просто бомба, и цветовые сочетания такие стильные.       Гетьман тяжело вздохнул. Когда-нибудь его в самом деле доведет до белого каления этот любитель Марии и Хуаны. Столько нервов и все зазря.       — Странные у тебя вкусы.       — Ну уж точно не страннее твоих, любитель черноты.       Михаил поджал губы в ровную линию, мол говоря, не беси меня лучше лишний раз и так уже постарался.       «И да, ты определенно раз в сотню страннее».       — Ну что же, раз мы со всем пояснили, то пора и в кроватку, — парень сделал шаг назад и потянул другого за собой, плюхнувшись на мягкий матрас.       — Что это ты задумал? — насторожился брюнет. — Ничего мы не порешали. Не слышал, что я говорил?       — Слышал, слышал, я ведь согласился тоже, забыл? Спать значит спать, — томным хриплым голосом сказал Василий, от чего кожа мгновенно покрылась мурашками, а сердце затрепетало на секунду.       — Тогда… что ты делаешь?       — И правда, что это я. Давай, устроимся поудобней, — повернулся он на сторону и поволок Мишу за собой немного выше к подушке.       — Пусти, не веди себя как ребенок.       — Не пущу, даже не мечтай. Я не намерен тебя ловить по всей квартире, так что давай спокойненько поспим, лады? — прошептал тем же тоном парень.       Михаил хотел закрыть свои уши, но его руки все ещё были крепко прижаты и скованные Варковским, мешая любым действиям.       — Ненормальный. Пусти сейчас же.       — Не пущу. Смирись и отдайся.       — Что сказал?       — Ха-хах, шучу, шучу, немного позже, песня просто такая есть, не слышал?       — Я такого бреда не слушаю.       — Ага, точно, только то, что способно воскрешать мертвецов из могил, да-да я помню.       — Что-то раньше ты не особо был противником подобного.       — Я и сейчас не противник. А ты все ещё продолжаешь делать предположения вместо других, да? Очень плохая привычка. Плохой мальчик, Миша. Будем наказывать тебя. За каждое такое решение, хорошо? — шептал он, точно змей-искуситель.       — А наказатель не устанет? — прыскал и дальше ядом брюнет.       — Ахах, наказатель, может, исполнитель? И нет, ни в коем случае, можешь об этом не волноваться.       — Было бы, о чем.       — Угу.       Скользнув губами вдоль кожи на шее, он интимно уткнулся носом в чужой затылок, глубоко втягивая воздух.       — Пахнешь так хорошо…       — Я использовал тоже, что и ты.       — Нет, не это. Твой запах, я помню его, и он совсем не изменился, такой приятный, трудно объяснить, — бубнил прямо ему в кожу парень, продолжая вдыхать знакомый дурманящий разум аромат. Руки наконец ослабили хватку и скользнули вверх, вдоль торса, поглаживая тот сквозь тонкую ткань футболки.       Миша схватил его кисти, останавливая.       — Успокойся, — повернулся он к парню.       — Я спокойный, — рыжий поцеловал уголок тонких губ.       — Ты снова…       — Тебе показалось. Я сдержу обещание в любом случае, — Варковский плотнее сомкнул пальцы на родном теле в своих объятиях.       — Конечно, — приглушённо выдохнул Гетьман. Его тело невольно расслаблялось под тёплыми ненавязчивыми ласками Васи.       — Только ещё один поцелуй, — шепотом произнес он у самых губ, немного приподнявшись и склоняясь сверху.       — …Если только один.       — Обещаю, — перед тем, как захватить его рот в сладкую и долгую пытку.

***

      Нет. Их отношения не стали прежними, нет, они стали несколько иными. Больше их нельзя было увидеть порознь, будто они всеми усилиями пытались возместить все то время, пока были порознь. По дороге в школу, там и обратно, на перерывах, после занятий с понедельника по пятницу, а на выходных так вообще целыми днями. Только ночью все же оставались отдельно. Сначала люди удивлялись, видя таких странных друзей, словно из разных планет, обсуждали и осуждали, пока кто-то не вспомнил, что раньше парни были лучшими друзьями, и интерес окружающих к их персонам резко упал. Они снова стали невидимками, насколько это вообще было возможно в их положении. Точно яркий день и темная ночь, парни выглядели несколько нелепо рядом, но и необъяснимо гармонично одновременно.       Так протянулось до самого Рождества, то есть двадцать четвертого декабря. Их семьи договорились отмечать вместе, учитывая, что каждый с потом и кровью смог выбить себе выходной в этот, непременно насыщенный в простом народе свершениями, день. После совместного отдыха с родственниками, парни, обменявшись взглядами, ускользнули на «посиделки к друзьям», пока те сытые и невнимательные были заняты праздными разговорами друг с другом, жалобами на весь мир и особенно неприятных людей.       — Думаешь, это хорошая идея? — с сомнением спросил Михаил, идя рядом с Васей.       — Ты сомневаешься во мне? Я действительно подготовился, — спокойно заявил парень. Гетьман аж остолбенел.       — Язык прикуси.       — А что? Боишься, что кто-то из этого пьяного сброда нас услышит? Да и мало ли о чем мы говорим? — задал он риторический вопрос, кивая в сторону орущей рядом компании.       — Нет, но… стоит быть более осторожными.       — Я помню, но в этот раз просто положись на меня.       Они добрались до остановки и вскоре подъехало такси, за заказ которого оба и боролись почти все празднество.       Парни сели внутрь и молча добрались до места назначения.       — Поверить не могу, что мы в самом деле здесь, — выдохнул недовольно Гетьман. — Это странно.       — Странно было бы остаться на моей квартире и надеяться на чудо, что нас не застукают, — хмыкнул Варковский и уверенным шагом направился в отель. Он заранее заказал номер именно на эту ночь, зная, как трудно было бы урвать комнату вот прямо сейчас и сегодня.       Михаил внутренне терзался из-за этой ситуации, и от того немного пристал, не сильно поспешая в здание, где предвиделась экзекуция, явно предназначенная его особе, судя по упорству второго участника сего процесса.       — Вась, а может нет? — подал он голос.       Варковский обернулся и молча взглянул на парня. Он стоял, укутавшись в свой черный шарф, спрятавшись там так, что только яркие темные глазки сверкали. Худая фигура согнулась, будто под тяжестью греха прям-таки всех христианских организаций, что разом свалились на плечи раба божьего Михаила, что намеревался ступить на лукавый путь прелюбодеяния. И только свет от мигающих цветных лампочек у входа, точно предупреждающий сигнал от ангела-охранника (представили лысика в черном костюме с воздушными крыльями, так вот, не забудьте этот образ), в виде послания: «Беги!» на морзянке, как в ОСД, пытался остановить его от принятия тяжких мук для души его.       Морозный ветер взметнул вверх насыщено-рыжие, в желтом искусственном свете, кудри, и Вася отвернулся обратно ко входу. Кажется, покойная бабуля все-таки наблюдает за ним с небес, осуждая. Какой позор, да? «Увы, бабуля, меня уже не спасти. А если хочешь напрячься и воскресить честное имя рода нашего, то ищи родственников Миши себе в помощь», — мысленно подал сигналы к небесам Варковский, глубоко атеистический человек. Уж простите за это, все искренне и сильно верующие, но ему плевать на осуждения всех трех стихий и духов.       И предупреждая все расспросы. Да, даже после смерти он твердо намерен и дальше заниматься сексом с парнями. А прочему бы собственно и нет? Точнее, с одним конкретным парнем.       — Если ты сомневаешься, я не намерен тебя к чему-либо принуждать. Здесь или внутри здания, ты волен делать, что пожелаешь. Только не нужно мерзнуть на улице, у тебя уже уши совсем красные, — он развернулся и пошел прямиком к ресепшену, намерен взять ключ, а если все и правда обломится, то хорошенько отпраздновать свое поражение в этом малом сражении с высшими силами под руку с бутылочкой виски, рома? А может вообще абсента?       Василий взял ключ и медленным шагом направился к лифту. Двери открылись, но рядом все ещё никого не было.       Он ступил внутрь, а следом за ним туда влетел ещё один человек, и дверь закрылась.       «А вот и ты».       Варковский молча нажал на кнопку нужного этажа, не поворачивая головы в сторону соседа. Парень рядом пытался отдышаться.       «Говорил ведь чаще заниматься, а не раз в столетие», — улыбался он своим мыслям.       Василий повернул голову и увидел несколько пожилого лысоватого мужчину, низкого и с хорошим таким пивным животом, на вскидку — месяц восьмой, не меньше. Парень невольно вздрогнул от такого разрыва формата.       Ровно повернулся и нажал первый этаж.       — Вы снова вниз? — все же подал голос мужчина, льстивый, от которого невольно к горлу подкатывала тошнота от отвращения. Как вообще можно подобрать подобный тон для разговора?       — Ага, — дверь открылась.       — Не хотите повеселиться со мной?       — А?.. — в шоке повернулся к нему рыжий. — Что вы сказали? — с угрозой в голосе процедил парень, незаметно сжимая руки в кулаки внутри длинного пастельного пальто.       — Тогда я выйду здесь, — резко остепенился мужчина и, суматошно нажав кнопку пару раз, вышел, если не выбежал наружу. Двери с глухим звуком захлопнулись.       «Пиздец, блядь. Это что сейчас было?»       Варковский отступил к самой стенке, опираясь на нее спиной. Та все ещё была на удивление напряжённой. А потом потянулся вперёд и нажал на кнопку первого этажа.       «Охереть. Откуда только это чмо вылезло?»       Он спустился обратно, и когда дверь открылась — теперь перед ним стоял тот человек, что надо. Вася резко вскинул руку и втянул его внутрь, вжимая в свое тело.       — Ты чего так долго думал, не шастай ночью один, — серьезно сказал парень.       — Что на тебя нашло? Две минуты не виделись.       — И это уже долго. Всегда оставайся у меня на виду.       — Сумасшедший сталкер.       — Да-да, как скажешь, просто сделай, как я прошу.       Михаил тяжело вздохнул. Когда двери открылись, его выпустили из объятий, но все равно поволокли за руку за собой, прямиком к номеру.       — А как же добрая воля? — попытался притормозить его брюнет.       — Год у тебя была воля, хватит уже, — ровно отрезал Варковский. Приложил карточку к двери, втягивая его внутрь. Замкнул их.       «Ладно, теперь можно немного расслабиться».       — Не ходи один, понял меня? — ещё раз повторил рыжий, смотря на Гетьмана и скидывая параллельно свое пальто. Подойдя к нему, он также помог снять черное пальто с парня.       — Серьезно, Варковский, ты за кого меня принимаешь? Свою девушку? — ощетинился на него Михаил.       — Парня, так что не пререкайся зазря.       Гетьман закатил глаза.       — Ну пиздец, ладно продолжай.       Полностью проигнорировал его ворчание, Василий направил свой взгляд на парня напротив.       — Ты такой красивый — хочу не могу, — серьезно заявил он, а после просто развернулся и пошел к мини-бару. Достал бутылку и на дно налил янтарную жидкость в два стакана. Отнес на журнальный столик и упал прямиком на софу рядом.       — Так и будешь там стоять? — повернулся он к Мише.       — С тобой что-то произошло в лифте? — засомневался Гетьман, все же подходя к парню. — Или это из-за меня?       Он встал рядом, заглядывая в яркие зеленые глаза. Они всегда казались ярче, чем были на самом деле, когда парень был возбужден или взбудоражен.       — Нет, уважаю любой твой выбор.       — Тогда что произошло?       — Просто подумал, что было бы, если в лифте вместо меня оказался ты, — расслабленно произнес Варковский, как ни в чем не бывало, и немного отпил со стакана. Алкоголь опалил горло, разливаясь по телу и наконец согревая кончики окоченевших пальцев.       — И что бы было, интересно узнать?       — И мне интересно. Что бы ты делал, если какой-то рандомный мужик предложил бы тебе повеселиться с ним, на ночь глядя?       — Чего? — опешил Гетьман. — Какое ещё повеселиться? Нахуй бы он не пошел? — скептически поднял темную тонкую бровь брюнет.       — И то правда, — согласился Вася. — Но взбесил просто неимоверно. Я что похож на проститута какого-то? — поразился Варковский.       — Пиздец, однако, — присел и себе Миша.       — То-то же оно.       — Не, ты похож не на проститута, но на ходящий секс — по меньшей мере.       — О, неужели? И чем же это?       — Да всем. Ты себя в зеркало видел? — серьезно поинтересовался Миша.       — Ну и что?       Михаил ещё раз окинул его взглядом. Все же просить его одеть нормальную одежду было весьма неразумным решением, как показало достижение сегодняшнего вечера.       Бордового цвета водолазка и плотно облегающие стройные ноги черные брюки. Вроде бы ничего особенного, но, черт, на этом выточенном тренировками теле они смотрелись, как с обложки журнала.       «Лучше уж пусть ходит в своих лохмотьях, чем каждый прохожий будет по нему слюни пускать».       — Ничего. Снимай это все, — раздраженно махнул рукой Миша.       Темно-рыжая бровь невольно взметнулась вверх.       — Хочешь начать здесь, я не против, — он поставил стакан и без задержек потянул кофту вверх обеими руками, снимая прочь.       До этого бледное лицо мгновенно окрасилось в алый.       — Ты что это… делаешь?       — Что сказал, то и делаю, — парень уже начал расстёгивать штаны.       — Стой, стой, — Гетьман бросился вперёд, останавливая его руку. И так и замер, коснувшись пальцами обнаженного низа живота парня. По телу прошел ток от этого необдуманного касания, особенно после осознания того, как напрягся пресс другого под его пальцами.       Варковский уставился на лицо парня, эмоции на котором сменялись почти со скоростью света, от шока к смущению и возмущению.       — Ты намерен делать все, что я взболтну? — недовольно проворчал брюнет, запоздало убирая свои руки от чужого тела.       — Только если согласен с этим, — довольно ухмылялся Василий.       Миша плюхнулся на диван и схватил свой стакан, одним разом выливая все содержимое в рот. В горле сразу будто вспыхнул огонь, и он закашлялся до слез на глазах.       Варковский быстро набрал воды и принес ему. Парень не успокоился, пока не выпил весь стакан.       — Фух, бля, что за гадость ты мне подсунул? — сразу же накинулся он с обвинениями на виновника.       — Виски, чуть-чуть. Его нужно было пить малыми глотками, но, кажется, это была плохая идея, — Вася виновато убрал прочь стаканы со стола. — Сейчас, я принесу тебе что-то сладкое, — добавил, скрываясь за перегородкой с картинами, где с другой стороны, видимо, была какая-то мини-столовая.       Вскоре перед ним стояла тарелка с различными сладостями и фруктами.       — Скорее, возьми что-то закусить, — предложил Василий.       «Что за режим паникера, честное слово», — брюнет уже снова расслабился и взял дольку апельсина, отправляя в рот.       — А кто был за здоровый образ жизни? — не преминул вспомнить Михаил Петрович.       — Предполагалась только дегустация, но, кажется, она провалилась, — поднял на него свои виноватые болотные глазки парень.       «Да быть не может, чтобы этот тип чувствовал себя виноватым. Но продолжай, мне нравится».       — Так что там с тем мужиком?       — …Ничего, отправился восвояси.       Миша правда старался смотреть на лицо, но взгляд все равно раз за разом спускался вниз. Василий заметил такое пристальное внимание к своей особе, но решил немного подыграть парню.       «Раз не хочет, то так тому и быть. Что поделать? Тут я бессилен».       — Кофе будешь? — поднялся он, вставая в полный рост почти перед носом Михаила и смотря на него из-под своих немного пушистых кудрей.       — А? — взгляд парня казался несколько рассеянным, когда они встретились глазами.       — Кофе, говорю?       — Угу, можно, — брюнет отвернулся в сторону, прикрыв свое лицо ладонью.       — И…       «…Оденься обратно?»       — Что?       — Мне без сахара.       — Я помню.       Михаил облегченно вздохнул, когда эта сущая ходящая пытка скрылась из его глаз. Он на мгновение осмотрел помещение. Вот только приятная обстановка не притягивала взгляд настолько, как её «украшение».       — Тебе не холодно? — развернулся Гетьман, снова прикипая взглядом к парню, и увидел обнажённую подтянутую спину Василия.       — Нет, горячая кровь, все дела, — повернувшись, улыбнулся рыжий, будто был уверен в том, что на него смотрят. Михаил сразу же сел ровно, как кол проглотил. Но мог бы он попробовать глотать что-то другое?.. Его лицо снова вспыхнуло. Незаметно вдохнув и выдохнув, парень попытался успокоиться.       Только вот было все ещё непривычно жарко, несмотря на снег за окном и как бы оптимальную температуру в номере. Он посмотрел на свою тонкую черную рубашку и такого же цвета джинсы. Не так и плотно он был одет.       Миша помял в пальцах край рубашки, пробуя материал на толщину.       Совсем не толстый.       Тело обдало знакомым запахом, травяным, кофе, табака и ещё чего-то сладкого. Вася и правда бросил курить, но этот чертов парфюм как всегда путал все карты.       Они снова встретились глазами.       — Кофе, — улыбнулся парень.       — …Спасибо, — Михаил снова уткнулся в столешницу.       «Почему я чувствую себя так странно? Неужто из-за алкоголя, но я ведь выпил всего ничего».       — Ты в порядке? Так покраснел.       — В полном, — отвернулся в сторону, пытаясь спрятать лицо, Гетьман.       — Тогда ладно.       Миша поднял чашку и отпил почти кипяток, чувствуя, как тот резко встаёт поперёк горла и опаляет язык. Закашлялся и быстро поставил обратно, но все же часть успела пролиться ему на рубашку.       — Осторожно! — запоздало предупредил Варковский, поднявшись. Резко распахнул одежду Михаила, пытаясь убрать кипяток с кожи. Так и замер с растянутой в обе стороны тканью. Пуговицы со звоном посыпались на пол и стол.       Михаил поднял на него круглые глаза.       — Ты охуел?       — Ты в порядке? Идем к воде, — пришел в себя от его слов парень.       — Никуда я не пойду.       — Ты обжёгся, нужно быстро под воду, — Варковский сжал рубашку и потащил его за собой в ванную.       Включил душ, попробовал воду и…       — Ты же не собираешься… Сука, Варковский, со мной все в порядке, — резко повернул он душ в другую сторону, когда на него хлынул поток воды. Теперь они оба оказались в равном положении. Полуобнажённые, в мокрой одежде.       — Но… — поднял на него испуганные глаза парень. Капельки воды скатывались вниз по медовой коже к поясу довольно низко посаженных брюк.       — Боже, вот, смотри, — резко склонил его вниз за затылок Гетьман к своему животу. — Ничего нет.       — Вижу.       — Что и требовалось, блядь, доказать.       — Вижу, что у тебя стоит, — констатировал факт Василий.       Его резко подняли обратно. И парень поспешно убрал свою руку с затылка, словно ошпаренный.       — Идиот, — тихо выдохнул Миша, непонятно к кому обращаясь больше. К нему, или все же к себе.       — Ты точно в порядке? — Вася протянул руку, и у Гетьмана было просто непреодолимое желание отбить её, вот только, если быть честным…       Теплые пальцы коснулись его кожи и скользнули немного вниз. Брюнет отстранился к стене, из-под лба глядя на человека перед ним.       — …В порядке.       — Может, я все же поищу мазь от ожогов? — убрал свою руку Варковский.       — Ты сейчас серьезно? — насупился Миша.       — Но ведь кожа порозовела…       — Я такой же парень, как и ты, не хрупкая девчонка, понимаешь? Это сущий пустяк, не стоящий внимания, но ты почему-то развел трагедию на ровном месте, — причитал парень, указывая на бледно-розовое пятнышко на коже.       — Потому что я волнуюсь о тебе, — поднял к нему глаза Василий. — Мне не все равно, для меня это не пустяк, и неважно девушка ты, или парень. Ты мой близкий человек, и я не хочу, чтобы тебе было больно, но ты отказываешься принимать мою помощь, — выдал как на духу парень.       — С ума сойти, — усмехнулся Михаил. — Ладно, давай, тащи все, что найдёшь, раз ты так волнуешься, — издевательски протянул он.       — И притащу.       Варковский скрылся, и вскоре вернулся уже с тюбиком мази.       — Мамочка-наседка, — пробубнил брюнет, глядя, как тот выдавливает мазь и лёгкими движениями втирает ему в кожу. — Теперь хорошо? Тебя попустило?       — Попустило?.. — взглянул на него из-под своих кудрей парень.       — Вот и прекрасно, — Михаил сразу же развернулся, убираясь прочь из этой чертовой ванны. Он не собирался оставаться там с ним наедине, и в таком виде, хоть на секунду дольше.       Вася отложил тюбик, сполоснул пальцы и пошел за ним. Парень обнаружился возле окна. Он встал рядом.       Город скрывался за белой пеленой. И эта картина была прекрасна в своей завораживающей взгляд простоте, в движении каждой мельчайшей частицы сплошного снежного потока. Будто весь жестокий мир стирался, и оставались только они двое. Будто они также растворялись в бушующей стихии, но и весь этот мир начинал принадлежать им, когда двое становились частью процесса.       — Неплохой пейзаж, правда?       Миша перевел взгляд на лицо в отражении.       — Ты сильно изменился за этот год.       — Я бы так не сказал, но вот ты…       — Остался таким же трусом, как и был. Даже сейчас пытаюсь убежать, несмотря на то, что был первым, что начал все это.       — Возможно, ты просто понял, что я не тот человек, который тебе нужен?       Михаил скептически посмотрел на его профиль.       — Что ты мелешь? Если не ты, то кто?       — Любой другой, более достойный тебя человек, — ровно протянул в своей манере Варковский.       — Смешно, — отвернулся от него брюнет, раздосадовано скривив рот. — А может, ты просто снова пытаешься убежать? Я сбегаю, ты сбегаешь… Все же тебе не нравятся парни, как мне… И что, спрашивается, мы вообще здесь забыли?..       — Да, именно. Потому мы сейчас с тобой здесь, правда? Пытаемся найти способы убежать или сблизиться? — схватил он парня за плечи, заставив отступить и упереться в спинку дивана. — Мне не нужен никто, кроме тебя, но ты все ещё не веришь мне, так? — хриплый, пронимающий естество своим эмоциональным наполнением, тихий голос. Скольжение кадыка, поджатие губ, темный свет в зелёных глазах.       Миша изучающе уставился на него.       — Хочешь трахнуть меня? — ровно выдал парень через десяток секунд.       — Хочу трахнуть, — шепотом, наклонившись к самому лицу. — Хочу любить. Хочу быть с тобой. И даже больше.       — Что значит это «больше»?       — А насколько далеко ты позволишь мне зайти?       — Еврейские корни?       — Не без того, — усмехнулся рыжий. — Мои кудри от прадедушки.       — Хах, идиот… Так насколько далеко ты хочешь?       — Тебе сказать в сантиметрах?       — Мерил что ли? Без меня?       — На вскидку. Как я мог делать что-то без тебя, только дрочил, как ненормальный, и все.       — Неужто на меня?       — Да нет же, на двоюродную тетю твоей бабушки.       — Извращенец.       — Но мне нравилось.       — А сейчас?       — А сейчас подрочить я могу разве что тебе.       — Это предложение?       — И ты всегда можешь его принять?       — Не отказаться?       — А ты хочешь? — мощные ладони скользнули вверх вдоль талии, приподнимая и усаживая его на изножье дивана. Парень втиснулся между стройных ног, разводя их ладонями в стороны.       — Кажется, тебе нравится такое положение.       — Хм, — Василий склонился к самым губам. — Мне нравится любое, в котором мой член может войти в тебя.       — Пиздец ты пошлый, — усмехнулся другой.       — А ты тогда у нас невинный цветочек?       — С цветочком у меня ассоциируется разве что дефлорация. Жаль, так и не удалось попробовать, — вздохнул в саме губы брюнет.       — Попробуешь кое-что другое. Обещаю, ты останешься доволен.       — Признавайся, работал в эскорт услугах, пока не было присмотра?       — Только над тем, как сопроводить тебя.       — И? — Рыжая бровь вопросительно изогнулась. — Что-то я не вижу, что бы ты меня сопровождал.       Варковский разом подхватил его под ягодицы ладонями, поднимая на руки. Михаил от неожиданности повалился назад, но вовремя ухватился за шею парня.       — Вот так, запомни это положение хорошенько, — лукаво усмехнулся парень и направился к кровати.       — Какой самоуверенный. Запомни, друг мой, — наклонился он к самому уху, говоря шепотом, — если ранишь меня — это будет первое и последнее наше «сопровождение».       — Я смотрю ты совсем низкого обо мне мнения.       — Так давай, убеди меня в обратном.       Насыщенные зелёные глаза посмотрели на парня из-под густых ржавых ресниц.       — Мм, ладно, я постараюсь, — мило улыбнулся Вася.