Попаданка в фем!питер

Мы в Германии: — Я прямо предсказательница сотого уровня! — сказала я, улыбалась. — Надо бы только поскорее найти тех, кому я хотела врезать, — потерла руки. — Неужели ты думаешь, что там Париж будет? — спросил меня сзади Московский. Я дернулась. — Что же вы так подкрадываетесь? — спросила я, — У меня же сердце может остановиться. — Не остановится… — Ой, а вы то откуда знаете? — спросила, выгнув бровь. — Вроде больше ста лет назад перестал быть вашим учителем, а до сих пор за вами бегаю, — сказал он, закатив глаза. — Так не бегайте — Тогда у нас все будут побиты — А вы против этого? — Ну как бы да — Плохо, — сказала я. — Ладно, я пошла искать их… — Хоть скажите кого их? Кого от вас придется спасать? — Немцев, — сказала я, загнув палец, перечисляя, — Париж и Хельсинки. ну французу меньше всего должно достаться, хотя я его за пожар 1812 не простила, будет выкаблучиваться, получит сразу в глаз, в речку же не получится его окунуть. — Смотрите, не свалитесь в обморок по дороге где-нибудь, вы до сих пор, как скелет выглядите — Надо было фосфором натереться, чтобы в темноте светиться и пугать остальных. Михаил Юрьевич ударил себя по лбу. — Я вас сейчас одну никуда не пущу, а то ещё найдете где-нибудь ядовитое вещество и будите радоваться. — Я не настолько глупая, я же пошутила — Да кто же вас знает — Вы со мной больше двухсот лет и до сих пор не привыкли? — Да, женская логика и так сложная, а вашу вообще прочитать не возможно, не предсказуемая. — Ой, будите мне напоминать сколько ещё про то, что я Пьеру в лицо грязь кинула — Так делать нельзя — Войной на нас идти нельзя, за что свою порцию грязи и получил, ладно, я пошла. а то ещё что-нибудь скажу и вы меня не отпустите Я быстро убежала. — Думаю, что Хельсинки ко мне даже близко не подойдет сегодня, ещё когда в России был выучил мой характер и не подойдет по этому, надо бы других найти… Тут я в кого-то врезалась и чуть не упала. — Regardez, devant vous, pourquoi y a-t-il des villes si mal élevées dans l'Union? (Смотрите, перед собой, почему в Союзе такие невоспитанные города?) — услышала я знакомый голос. Ну да, я в форме СССР хожу за границей, знак наш отличительный. Но что так грубо то? — Premièrement, bonjour, et deuxièmement, pourquoi avez-vous décidé que les villes d'Union soviétique n'étaient pas bien éduquées? Troisièmement, Pierre, tu ne me reconnais pas? (Во-первых, здравствуйте, во-вторых, почему это вы решили, что в Советском Союзе города не воспитанные? В-третьих, Пьер, неужели вы меня не узнали?) — переключилась я довольно быстро на французский. — Saint-Pétersbourg, c'est vous, Alexandra Petrovna? (Санкт-Петербург, вы ли это, Александра Петровна?) — спросил он. — Moi, Monsieur Senois, mais pas Saint-Pétersbourg, mais Leningrad (Я, месьер Сенуа, но только не Санкт-Петербург, а Ленинград) — Oh, tu es vraiment méconnaissable, tu ressembles à un squelette. (Ой, вас прям не узнать, похожи на скелет.) — Mais vous êtes facile à reconnaître, vous ne pouvez même pas dire que vous avez cédé face aux Allemands, comment c'était pour vous sous l'occupation? (А вас узнать легко, даже и не скажешь, что под немцев прогнулись, как вам было под оккупацией?) — Tu ne peux même pas imaginer à quel point c'est grave (Вы даже не представляете, как плохо) — начал причитать он, — Je ne peux rien imaginer de pire (Не могу представить ничего ужаснейшего) — Allez, dis-moi, parce que tu ne peux pas dire que c'était si grave (Ну же, расскажите мне, потому что по вам и не скажешь, что так уж и плохо было) — сказала я, сложив руки на груди. — Pouvez-vous imaginer que je devais porter une chemise non amidonnée pour travailler? (Представляешь, надо было на работу ходить в не накрахмаленной рубашке) Я чуть не выпала. — C'est tout? Tu n'aurais pas dû aller au travail en étant belle?! (И всё? Не красивым надо было на работу ходить?!) — возмутилась я, но ничего не делала, подумала, что стебется. — Oui, tu imagines? (Да, ты представляешь?) — Non, je ne peux pas imaginer, je n'avais absolument pas le temps de faire mon apparition, dis-moi quel goût ont les rats? (Нет, не представляю я, мне было совершенно не до моего внешнего вида, рассказать какие на вкус крысы?) Через пять минут на собрании: — What's wrong with you, Senua? (Что с вами, Сенуа?) — спросил у него Лондон, когда он зашел в конференц-зал. — Cette folle m'a frappé (Эта ненормальная меня ударила) — указал на меня, которая заходила после него. — Александра Петровна, — вздохнул Московский. — А пусть он мне не доказывает, что не накрахмаленная рубашка хуже голода, он так как я не голодал, ещё и уродиной под конец назвал! — громко возмущалась я. — What are you doing here? You're not the capital (А что вы тут делаете? Вы же не столица) — спросил Вашингтон. — Я культурная столица Советского Союза, ещё вопросы? — спросила я, встав рядом с Московским. — You are not an important city (Вы не важный город) — настаивал на своём он. Я повернулась к углу, где был Берлин и свистнула: — Hey! Fritz! Sagen Sie mir bitte, ist Leningrad eine wichtige Stadt in Barboros' Plan oder nicht? (Эй! Фриц! Скажи-ка мне, пожалуйста, Ленинград важный город в плане Барбаросса или нет?) Он замотал головой в знак согласия, а я развернулась обратно: — Ещё вопросы? — и улыбнулась во все зубы. Услышала тихий голос Михаила Юрьевича: — Я вас одну больше никуда пускать не буду, перебьёте всех же