Господин

Единственный. Желанное слово, которого Рюноске никогда не добиться. Никогда не услышать из губ, затягивающих в ненавистный поцелуй, как в чавкающую трясину. Он ненавидит себя, когда отвечает, он ненавидит себя, когда опускается на колени, он ненавидит себя, когда видит то, что видит. Но ненавидеть Его не получается. Ведь это то, чего ты достоин, Рюноске. Ты никогда не получишь преданности человека, которому отдал ее без остатка. Бледное худое тело извивается под прикосновениями холодных рук, и Рюноске пробирает до дрожи. Ведь эти руки потом похлопают его по щеке в позорном жесте, ведь эти руки он потом покорно примет в вязкий рот, смачивая слюной. Радуйся, Рюноске, что не на сухую. Худощавый стонет, белые волосы закрывают большую часть пылающего лица, но Акутагаве хватит даже этого. Чтобы найти и изуродовать очередную миловидную мордашку, на которые Он падок. Чтобы навсегда стереть Его бережные прикосновения с их лиц, чтобы забрать у них то, чего он не достоин, чтобы лишить их возможности придти к Нему снова. Тебя никогда не будет достаточно, Рюноске. Ты ведь знаешь. Он входит по-особенному нежно, и глаза предательски намокают. Акутагава помнит каждое резкое движение, рвущее его изнутри, он помнит запачканные кровью простыни и сухие руки на шее, давно перешедшие грань наслаждения от лёгкого удушья. Что мне нужно сделать, чтобы ты без сожаления убил меня, а, Рюноске? Он двигается медленно, веки сомкнуты, а лицо искажается удовольствием, пока цепкие пальцы сжимают бледные ягодицы. И Акутагава понимает, что даже этого не достаточно. Не достаточно унижений, не достаточно ежедневной боли, и черные глаза вдруг округляются от осознания, встречаясь с покрытыми дымкой возбуждения ярко-карими, что никогда не будет достаточно. Дазай улыбается, врываясь в податливое нутро новой однодневки с издевающимся блаженством, с почти театральным стоном. Он оттягивает волосы парня под ним, показывая ослабленное лицо, забывшееся от удовольствия, искусанные губы, на которых наливается пузырем кровь. Смотри Рюноске, запоминай, как нужно принимать меня, ты никогда не делаешь это правильно. И он не может ослушаться Его даже немой команды, он продолжает вглядываться в потемневшие глаза, в которых нет любви, нет ненависти, лишь уничижительное бремя. И Акутагава даже счастлив от собственной обречённости, он с трепетной послушностью сам принесет свой поводок, только привяжи поближе, Дазай. Ты просто ничтожен, Рюноске. Дазай уже на пределе, Акутагава знает, видел множество раз. Он зарывается в белоснежные кудри, которые скоро будут покрыты кровью и грязью, но смотреть в ответ не прекращает даже тогда, когда кончает в пластилиновое тело, отвечающее мерзким всхлипом. — Тебе понравилось? — Дазай шепчет так, чтобы услышал именно он, целуя мычащего паренька в шею. — Да. — беззвучно отзывается Акутагава. Он с облегчением замечает крохи одобрения на лице Дазая, скрываясь за темной дверью спальни, стены которой помнят бешенные крики его боли. Ты самый лучший в моем цветнике цветок, знаешь ведь, Рюноске?