Ты мне доверяешь?

сладкие вспышки, шёлка касанье, и дрожь пробирает до ликованья.

××К××

Комнату наполняет едва уловимое свечение, когда я открываю свои глаза. Но этого оказывается достаточно, чтобы хоть что-то разглядеть. Из гостиной, за чуть прикрытой дверью горит вчерашний не выключенный свет. Бросаю взгляд вправо, где рядом, мирно посапывая и редко подрагивая уголками губ, спит Пит. Наверное, ему снится что-то хорошее. Очень на это надеюсь. Поворачиваюсь к нему и понимаю, что за несколько часов лежания моё тело решило отплатить. Мышцы ноют, особенно это ощущается в нижней части. Тяну руку и аккуратно глажу его волосы, убирая растрепавшиеся кудрявые пряди с лица. Стараюсь еле касаться, чтобы не разбудить. Сейчас я хочу только любоваться им. Наслаждаться моментом. Осмыслять произошедшее. Жалею ли я? Нет, ни капли. Если с кем я и могла решиться на это, то именно с Питом. Это какая-то необъяснимая уверенность, что даже непонятно откуда она берётся. Наверное, из самого сердца. «Что же ты со мной делаешь? — мысленно обращаюсь я к предмету своих воздыханий. — Как смог настолько быстро проникнуть так глубоко, как некоторым не удаётся годами?» Готова любоваться этим чарующим лицом часами, пока он спит. Проходиться подушечками пальцев по его мягкой бархатной коже, ощущать крепость его мышц, скользя по рукам и твёрдому прессу, сжимать его мягкие волосы, вдыхать их аромат. Но ощущаю, что прежде мне нужно сходить в душ и переодеться. Аккуратно, стараясь не разбудить Пита, встаю с постели, чтобы собрать свои вещи, под ногами тут же чувствую что-то неприятное, впивающееся в стопы. Приглядевшись получше, понимаю, что это часть моей одежды… колье топа, которое больше не суждено повязать на моей шее, а значит, не суждено надеть и топ. Передвигаясь на носочках и обходя шарики, причиняющие боль ногам, если на них наступить, двигаюсь к шкафу Пита и отыскиваю там футболку, надеюсь, он не будет против. Подхватываю свои джинсы и нижнее бельё, лифчика у меня нет… Выхожу из комнаты. Немного болезненное ощущение в нижней части живота и между ног сопровождает меня при ходьбе, но вполне терпимое. Оказывается, бусины докатились даже до середины гостиной, не удивлюсь, если они окажутся и у входа. Направляюсь как раз туда, чтобы поискать душ, но та комната оказывается простой отдельной уборной. Тогда решаю, что ванная за поворотом у комнаты Пита. Нахожу её за первой попавшейся дверью, всё ещё передвигаюсь крадучись, прикрывая своё тело большой футболкой. Рядом ещё несколько закрытых дверей, но я решаю изучить их позже. Под согревающими струями воды, когда мои руки скользят по собственному тему, в голове всплывают детали этой ночи. Касаясь ключиц, вспоминаю его жаркие губы, провожу по груди и вспоминаю его влажный и властный язык. Скольжу по животу и в нём словно снова зарождается отчаянное желание. Отчего-то теперь оно ощущается как-то по-другому. Намыливая бёдра, неосознанно улыбаюсь и уже не знаю, как давно. Душ расслабляет тело, унимая дрожь и боль, избавляя от неё не полностью, но она уже почти неощутима. По телу разливается тепло. Шампуни и гели Пита очень напоминают его запах, хочется окутать себя ими полностью, и поэтому я провожу в ванной больше времени, чем планировала. На кухне по привычке ставлю чайник и в неизвестном ожидании взгляд сам цепляется за мольберт, глядящий в противоположную от меня сторону. Интересно, закончил ли он? Хочется взглянуть, хоть одним глазком, я уже даже подхожу и пальцами касаюсь деревянной поверхности сооружения, но вместо того, чтобы заглянуть за него, отодвигаю так, чтобы случайно ничего не увидеть — поближе к стене. Присаживаюсь на пол у стопок холстов и начинаю рассматривать их. Вчерашнюю картину я уже видела. Лазурный океан и сизое небо Четвёртого, так сказал Пит, а для меня это просто голубой и светло-голубой. Но рисунок всё равно поражает собой, каждую волну, словно пенный взбрызг, можно разглядывать часами. Кажется, что они того и гляди зашевелятся. После этой обнаруживаю несколько действительно пустых холстов, затем те, что я уже видела, несколько начатых, на которых ничего не прорисовывается, как бы сильно моё воображение ни старалось. Замечаю один из тех, что я ещё не видела. Немного смешанные чувства призмой отражаются во мне, вроде бы всё опять такое серое и безжизненное, но в то же время красочно и ярко. Хотелось бы мне знать смысл, который Пит сюда заложил. Я, конечно, догадываюсь, но это не значит, что я права. Раскладываю обратно всё так, как было. Электрический чайник уже выключился сам, не издавая противный свист, как наш, но я продолжаю исследовать квартиру, пока её хозяин мирно спит. Скольжу пальчиками по полкам, по книгам, читая названия. Большинство из них ни о чём мне не говорят, но я достаю несколько из общей стопки, разглядываю обложки, читаю описания. Хочу знать, чем живёт этот парень, что ему интересно. Большинство книг об искусстве и кулинарии. Несколько совсем непонятных мне, что-то о психологии или психиатрии. Исследую комнаты рядом с ванной, тихо приоткрывая двери. Мало ли, что может за ними оказаться. В одной из них располагается ещё одна комната, как у Пита, но поменьше, в другой расположилось несколько спортивных тренажёров. Теперь понятно, почему у него такое рельефное тело, хотя, кажется, этой комнатой не особо часто пользуются в последнее время, судя по слою образовавшейся пыли. Последняя дверь заперта. Зачем запирать дверь в собственной квартире? Ещё раз дёргаю и раздосадованная возвращаюсь на кухню. Пью чай с найденным в холодильнике вчерашним недоеденным десертом, который уминаю в два счёта. Понимаю, что жутко голодная и этого недостаточно, но без Пита я есть не начну. Возвращаюсь в его комнату, теперь парень спит, развалившись посередине постели. Мой взгляд скользит по рельефам его почти неприкрытого тела. Кроме кровати здесь также несколько полок с книгами, шкаф и письменный стол из резного дерева светло-серого оттенка. На столе какие-то бумаги, не привлекающие моего внимания. Чувствую вибрацию в кармане джинсов. Сестрёнка только проснулась и не обнаружила меня дома. Я сказала ей, что приду поздно, но всё же приду, теперь она волнуется. Быстро печатаю ответ. Возвращаюсь на кровать. Нежно касаюсь губами выступающей на шее Пита жилки. Пытаюсь разбудить его поцелуем, но он лишь что-то бормочет во сне. Наверное, сильно устал, и лучше дать ему отоспаться. К тому же, сегодня ему на работу. — Мне нужно домой, — шепчу я, рисуя узоры на его плече, от чего он немного подрагивает. — Прим меня потеряла. Он шепчет что-то неразборчивое в ответ и хватается за мою руку, неестественно крепко сжимая для спящего человека. Укладываюсь рядом, прижимаясь к мужскому телу, и лежу так с ним некоторое время. Слишком громко тикающие в звенящей тишине стрелки часов на столе неумолимо напоминают о скоротечности времени. Нехотя, я всё же выскальзываю из манящих и успокаивающих объятий. Топ решаю оставить здесь, он уже потерян, и на такси еду домой.

××××

Одного взгляда на меня хватает для Прим, чтобы понять что к чему. Чужая футболка, не выспавшийся, но довольный взгляд, наспех заплетённые волосы, расчёсанные собственными пальцами — расчёску у Пита я не нашла. Прим, уже готовая выходить из дома, сидит, собирая свои учебники в сумку. Мамы нет дома, очередная ночная смена. Я, не говоря ничего, но смущённо краснея, проскальзываю в свою комнату. — Как прошло? — невозмутимо спрашивает сестрёнка, от чего я встаю как вкопанная. Медленно и не горя желанием этого делать разворачиваюсь к ней, пытаясь придать лицу побольше безмятежности. — Что? — сглатывая, спрашиваю я. — Ну, музыка. Всю ночь писали, — лицо Прим серьёзно, но только лишь искрящиеся весельем глаза выдают её. Видимо, моё лицо приобретает настолько смехотворное выражение, что сестра не выдерживает и взрывается хохотом. Снова краснею как рак. — Брось, Китнисс, мне уже давно не двенадцать. Я уже взрослая. Уверена, с биологической точки зрения я знаю куда больше тебя. Приближаюсь к сестре, оборачивая её шею своим локтем и принимаюсь кулаком другой руки трепать причёску. Прим извивается, протестует, но смеётся, пытается вырваться, щекоча меня в ответ. — Взрослая она, — смеюсь я, отпуская её. Она поправляет волосы и ахает, глядя на часы, подскакивает и убегает в направлении выхода. — Обещай, что мы поговорим, — просит она, поспешно надевая обувь. Я мягко киваю, и она исчезает за дверью. Да. Сестрёнка и вправду уже давно выросла. А её отношение ко всему подобному поражало меня даже тогда, когда ей было двенадцать. Прим явно не та, кто стесняется подобных тем или чужой наготы. Для неё это всё не личное, она слишком хладнокровна в этом отношении и оттого менее зажата — прирождённый будущий медик. Не то, что я. И хотя с сестрой мне всегда было легко разговаривать, не скажу, что меня радует перспектива разговора с ней о моей личной половой жизни. Но с другой стороны. Если бы с Прим произошло нечто подобное, я бы хотела, чтобы у неё был человек, которому можно довериться и обсудить всё. Каждому нужен человек, которому можно безоговорочно доверять. И кто сказал, что этим человеком не может быть родная сестра?