Ты мне доверяешь?

слёз никаких, только жгучая боль, всё, что осталось — «самоконтроль».

××К××

Я совершенно не знаю, что заставляет меня вести себя так. Почему хочется так задеть Мелларка за живое. Нет, несомненно, я понимаю почему, но ведь ещё я понимаю и то, что я совсем не такая. По пути на второй этаж я слишком громко топаю по лестнице, а бравады у меня намного убавляется, стоит нам с Гейлом оказаться на пороге нашей комнаты. Она оказывается довольно мрачной. Вся мебель из тёмного лакированного дерева. Сбоку, изголовьем к стене стоит одна громадная кровать, накрытая красивым бархатным покрывалом. Напротив что-то вроде камина, но вряд ли использовать его в этом помещение вообще уместно, да и бревницы нет, значит, просто для вида. От камина и до самого потолка, который, кстати, довольно высокий, протягивается большое затемнённое зеркало. Слишком готическая атмосфера помещения вообще никак не вяжется у меня с милым садиком у входа. Я прохожу вглубь помещения и обнаруживаю ванную комнату с туалетом и душевой. — В коридоре есть ещё одна ванная комната, более обширная, — сообщает девушка, проводившая нас до сюда. — Столовая на первом этаже, карта и график пансионата лежат на тумбочке. Чтобы связаться со стойкой регистрации на телефоне нужно позвонить по номеру Один. Думаю, там всё понятно. Девушка ещё что-то зажато мямлит про спа на первом этаже и завтрак в постель для пар, но всё моё внимание сосредоточено на виде из окна, выходящим прямо на океан. Говорят, на воду можно смотреть бесконечно. И я почти готова с ними согласиться.

××××

— Я должна встретиться с Энни, — сообщаю я вечером Гейлу, подхватывая с кровати лёгкую кофту на случай, если вдруг станет прохладно, и я задержусь допоздна. Не дожидаюсь ответа и тут же выскальзываю за дверь. По пути изучаю коридоры, освещаемые приглушенным светом стариных канделябров под потолком. Такие же тёмные и устрашающие. Поверить не могу, что такая милая и скромная девушка, как Энни, решила устроить лучший праздник в своей жизни в таком месте как это. Не хочу быть слишком пессимистичной, но здесь разве что только похороны проводить. Я легко спускаюсь вниз, запомнив дорогу, и выхожу на прилегающий к территории пляж. Вообще-то, именно здесь будет проходить сама церемония. Снаружи, а не внутри. К послезавтрашнему дню здесь окажется специальный постамент, стулья и столики. Будет море тропических цветов, которые невеста так тщательно подбирала, разрываясь между кучей привлекательных вариантов. Сейчас наша задача украсить территорию фонариками, чтобы к вечеру, когда солнце скроется за океанической гранью, здесь оставалось уютно и атмосферно. Я понимаю, что не зря захватила кофту, когда, подойдя ближе к берегу, ветер начинает трепать мои волосы и складки платья ниже колен. Натягиваю её, поправляя распущенные волнистые из-за косы волосы. — Китнисс, как я рада тебя видеть, — хрупкая девушка в лёгком платье и надетом поверх свитерочке подбегает ко мне и заключает в объятия. Мне страшно слишком крепко сжимать её в ответ, хотя я прекрасно понимаю, что живота ещё даже не видно. Но отчего-то я всё равно боюсь причинить ей дискомфорт или неудобство. — Я тоже скучала, — честно признаюсь я, но потом понимаю, что опять приходится врать, — болеть летом просто отвратительно. — Надеюсь, сейчас ты чувствуешь себя намного лучше? — озабоченно произносит она, и я спешу её успокоить. — Ну, что мне делать? — затем воодушевлённо спрашиваю я. — Видишь вон те столбы с уличными фонарями? Их обычно не включают. Сейчас принесут лестницу и нужен кто-то лёгкий, кто смог бы забраться наверх. Я бы сама, но… — Но нет, — я перехватываю её руки. Не хватало ещё ей подниматься на высоту, пусть и небольшую, но всё же. — Я справлюсь. Джоанна ещё не приехала? — Завтра. Иначе она бы на эти столбы и без лестниц залезла, — смеётся девушка, я подхватываю её смех, уверяя, что это чистая правда. В ожидании столь необходимой лестницы, потому что я, увы, в своей жизни лазила на деревья только пользуясь помощью низких ветвей, изучаю содержимое коробок, несколько людей уже возятся с лампочками, безуспешно пытаясь распутать длинные провода. Солнце клонится к закату, окрашивая небосвод в оранжевый оттенок. У самого берега пикируют какие-то местные большие птицы, заигрывая с водой, которая теперь тоже поменяла свой цвет. Я ещё не подходила к океану, не мочила ноги, но сейчас не вижу смысла себя останавливать. Скидываю с ног лёгкие босоножки, ступая на голый чистый песок. Он уже стал прохладным, но всё равно остался приятным. Медленно шагаю вперёд, прощупывая пальчиками каждый шаг, будто в метре от меня песок может вдруг оказаться другим. Вскоре я оказываюсь у границы воды. Лёгкие волны доходят почти до самых кончиков пальцев, но я не позволяю им коснуться меня. Вблизи вода совершенно другая. Кристально прозрачная, с голубоватым отливом. Под ней я замечаю несколько ракушек и небольшую морскую звезду, что вызывает улыбку. Где-то слева на пляже пожилая семейная пара наслаждается отдыхом. Женщина лежит на песке, в последних лучах заходящего солнца читая книгу, мужчина, словно ребёнок, барахтается у самого берега, весело хохоча. Мне бы такую беззаботную жизнь. Делаю шаг вперёд и проваливаюсь ногой в мокрый песок. Необычное чувство, совсем не то же самое, что ступить по илистому дну или берегу озера в лесу Двенадцатого. — Китнисс, лестницу принесли, — ветер доносит до моих ушей голос Энни. И не успевает волна разбиться о мою ногу, как я уже убираю её и покидаю прибой. Завтра. Я проведу здесь весь день завтра. Длинную лестницу и правда уже принесли, и конечно никто иной как Пит. Я осторожно оглядываюсь по сторонам, но его новоиспечённой супруги не вижу, должно быть, сидит в комнате или и вовсе осталась в Капитолии. Злость снова рокочет, сжимая за горло и одновременно приставляя к нему нож. Почему я вечно злюсь, стоит мне вспомнить о ней? Делаю глубокий вдох и жду, пока к первому столбу безопасно пристроят лестницу. Выглядит не очень надёжно, с обеих сторон нужно придерживать, да и сама конструкция выглядит такой же старой и не внушающей доверия, как дом, откуда её принесли. Нерешительно топчусь у первой ступеньки, понимая, что Мелларк так и останется стоять и придерживать её, а то есть, меня. Хватаю один конец провода с фонариками и решительно устремляюсь вверх, не медля, не обращая внимания на хруст или скрип, просто лезу наверх. Делаю первое крепление, убедившись что узел вполне надёжный, и остаюсь ждать, когда подадут электричество, чтобы сразу проверить их работу. Пока я жду, внимание снова полностью уходит в роскошный закат. Совсем не такой, как всё, что я видела прежде. Солнце почти полностью скрылось, а с высоты берег выглядит ещё живописней и уютней. И даже пансионат с другого угла не выглядит так зловеще, как снизу. Сильный порыв ветра ударяет в лицо, откидывая волосы. Длинная многослойная юбка платья тоже разлетается и колышется, но мне всё равно. Чувствую себя слишком свободно, чтобы смущаться из-за чего-то или чувствовать себя пристыжённой за неподвластный мне порыв ветра. Всё равно через эти оборки ничего не разглядеть. Таким образом закрепляю провода на каждом столбе, намеренно игнорирую приветствие Пита и любые сказанные им слова. Стараюсь вообще не обращать на него внимания, словно это и не он вовсе. Не хочу нарушать хрупкую гармонию, внезапно возникшую во мне, хотя даётся мне это сложно. Только избегание пересекающихся взглядов и принудительной близости помогают. В пансионат возвращаюсь, когда на улице уже темно. Фонарики выключили, чтобы лишний раз не красоваться ими раньше времени, а использовать конкретно в ночь торжества. В комнате Гейла нет, но я всё равно ухожу переодеваться в ванную комнату, запираясь на замок. В кровать не укладываюсь, нам ещё предстоит решить, как будем её делить. Гейл возвращается примерно через полчаса. — Куда ходил? — спрашиваю я, натягивая повыше уголок покрывала, которым пытаюсь немного согреться от внезапной зябкости. — Осматривал окрестности. Оказывается, не все дистрикты живут так же бедно, как наш, — язвительно замечает друг. — Не говори так, — хмурюсь я. — То, что мы сейчас в богатом районе, не означает, что за его пределами нет голодающих. — Как же я устал от этого, — Гейл вздыхает, усаживаясь на кресло в углу комнаты. Я непонимающе разглядываю его. — От чего именно? — От этих зажиточных толстосумов, не знающих, куда пихнуть свои деньги. Почему они еле придумывают очередную причину сплавить бумажки, когда в других местах люди должны загибаться, чтобы накормить ребёнка или больную мать? Я понимаю, что парень начинает заводиться, но совершенно не понимаю с чего это. Весь день он вёл себя тихо и неприметно в новом месте и компании, но насколько я могла заметить, никаких стычек ни с кем не было и провокаций ни от кого не исходило. А ситуация с голодающими и богачами… Она была всегда одинаковой, с чего беситься сейчас? — Успокойся, Гейл. Нам всё равно этого не изменить. — Да ну? Ведь можно. Взять даже тебя, Кискисс. Ты выбилась в люди. Теперь известна, скоро начнёшь зарабатывать совсем баснословные деньги. Но что дальше? Станешь такой как они? От шока у меня отвисает челюсть. Что он такое говорит и зачем? — Ты знаешь, для чего мне деньги, — цежу я сквозь зубы. — Да, прости, — Гейл прикрывает глаза, устало потирая их и переносицу. — Не хотел огрызаться, просто устал. — Как будем спать? — обиженным тоном произношу я. — Ты на полу или я? — не даю ему даже возможности предложить иной вариант. — Я посплю на полу, не переживай. Ковёр выглядит мягким, — последнее замечание заставляет меня немного устыдиться своих слов. Ну что сложного пустить его в постель? Такую огромную постель. Мы ведь не будем ничем заниматься, нам даже касаться друг друга не обязательно. Но теперь я тем более такого не предложу. Принципиально. Пусть спит на полу. Завтра я посплю там, мне не жалко. Пусть всё будет по-честному. Отдаю Гейлу толстое одеяло и одну подушку, сама заворачиваюсь в тонкое покрывало. — Спокойной ночи, Кискисс, — через какое-то время произносит он, наконец-то устроившись. Я молчу, притворяясь, что уже сплю. Слова Гейла действительно задели меня. Он говорит, что поддерживает, рад моему успеху, а, бывает, бросит мимоходом фразочку, или, как сейчас, вдруг сорвётся с цепи и такого наговорит. Что не знаешь чему верить. Наверное, тому, что говорится именно в гневе, когда человек не успевает фильтровать свою речь. От этого вдвойне обидней. Значит, Гейла не устраивает то, чем я занимаюсь. Считает, что я превращаюсь в капитолийку? Такую же испорченную, глупую и легкомысленную? Возможно в чём-то он прав. Капитолий и его обитатели действительно изменили меня. Но ведь в нашем мире выживает сильнейший, и мне просто пришлось приспособиться. Старой Китнисс уже давно больше нет. Она осталась ещё в Двенадцатом. Без надежд и амбиций. Ворочаюсь я ещё около двух часов, слушая глубокое размеренное дыхание друга. Слишком душно и мне хочется спуститься вниз и чего-нибудь попить. Поэтому я выбираюсь из постели и бесшумно выскальзываю за дверь