Это был всего лишь поцелуй! / It was only a kiss!

Полнолуние оставляет в коллекции Ремуса новые травмы и еще один шрам, но больше никаких инцидентов между Лунатиком и Бродягой не было, к большому облегчению их человеческих форм. Ремус проснулся от того, что длинные, удивительно аккуратные пальцы перебирали его волосы. Его веки вновь сомкнулись, когда он разрешил себе немного насладиться ощущениями, но Сириус, вероятно, увидел, что он проснулся, потому что рука остановилась, а затем быстро убралась. Ремус вздохнул из-за этой потери, затем снова открыл глаза, всматриваясь в Сириуса, который мягко сказал: — Это была хорошая ночь, Лунатик. Я исцелил все маленькие ранки; здесь только одна большая на твоей руке, которую я оставил для Помфри, но она не глубокая. Она уже перестала кровоточить. Я думаю, что она знает о нас, о том, что кто-то исцеляет тебя после восхода солнца, но… — Он пожал плечами, — ей надо чувствовать себя нужной. Ремус кивнул, сел и почти столкнулся нос к носу с Сириусом, который просто ухмыльнулся ему. — Если ты хочешь утренний поцелуй, тебе нужно лишь попросить, Лунатик. Ремус улыбнулся в ответ, покачав головой, но никто из них не двинулся с места. Ремус прочистил горло, пытаясь не опускать взгляд на губы Сириуса: — Остальные уже ушли? Сириус кивнул: — Пять минут назад. Скоро сюда должна прийти Помфри, — он сделал паузу, закусив губу, его взгляд был прикован к губам Ремуса, — ты уверен, что не хочешь поцеловаться? Ремус проиграл битву, его взгляд упал на губы Сириуса, которые оказались на его губах прежде, чем он смог сделать еще один вдох. Ремус почувствовал, как его кости плавятся, когда Сириус поймал его нижнюю губу своими, мягко посасывая, а затем провел языком по мягкой плоти. Неудивительно, что этот парень был так чертовски популярен — эти губы были смертельным оружием. Учитывая чувствительное состояние Ремуса, этот поцелуй был куда нежнее, чем жаркий поцелуй в прошлый раз и, хоть он и был коротким (и, несомненно, сладким), у обоих перехватило дыхание, когда они отстранились друг от друга. Сириус издал смешок, медленно открывая глаза: — Мерлин, ты хорош в этом, Лунатик. Ремус притворно возмутился, пытаясь игнорировать лихорадочный стук сердца в груди: — Почему ты звучишь так удивленно? У меня достаточно опыта в этом. Конечно, не так много, как у тебя, но я не думаю, что все вместе взятые семикурсники, могли бы опередить тебя в объеме знаний. Сириус засмеялся лающим смехом и смущенно потер лоб: — Ты знаешь, что они говорят, Лунатик. Практика доводит до совершенства. — Да, ну… Я думаю, это сработало. Сириус широко улыбнулся: — Это у тебя такой способ сказать мне, что я хорошо целуюсь? Ремус пожал плечами, стараясь сдерживать улыбку: — На самом деле, не знаю. Я недостаточно целовал тебя, чтобы сформировать правильное мнение. На прекрасном лице Сириуса расплылась ухмылка от слов Ремуса и, когда он заговорил, его голос был словно у хищника: — Что ж, я могу начать действовать прямо сейчас. Он наклонился вперед, пока Ремус внутренне проклинал рой бабочек у себя в животе, которые трепетали как безумные, когда он придвинулся ближе. — Ты одет, Ремус? Бестелесный голос послышался с первого этажа, как только их губы вновь встретились, и Сириус застонал от разочарования: — Эта женщина всегда обламывает мне веселье. Ремус усмехнулся и обратился к медсестре: — Еще нет. Я в порядке, я могу вернуться в замок самостоятельно через пару минут. Сириус засиял в наступившей тишине, очевидно предвкушая кое-какие обжимания, затем голос сказал: — Если ты уверен… Ремус заверил ее, что он будет в порядке, и она попрощалась, ее шаги вскоре стихли, и Сириус набросился на Ремуса. — Зачем, Лунатик, ты маленький интриган! Ты пытаешься оставить меня с тобой наедине? — Да, — сказал он, отстраняя другого парня от себя, — поговорить, Бродяга. Сириус нахмурился, и его голос был мрачным, когда он сел обратно на полусломанную кровать: — Звучит не так весело, как я планировал. Ремус улыбнулся, кровь от нижней части тела прильнула к щекам, когда он передвинулся глубже на кровати — подальше от отвлекающего фактора, которым был рот Сириуса. Это движение напомнило ему о пережитой трансформации, которую он испытал ранее ночью; его перегруженные мышцы ныли в знак протеста против внезапного перемещения. Он поморщился, и Сириус нахмурился, очевидно, тоже вспомнив прошедшую ночь. — Может, нам стоит отвести тебя сразу в Больничное крыло? Залечить твою руку как следует… — Я в норме. Лучше, чем в некоторые дни. Нам стоит разобраться в том, что здесь происходит. Сириус надул губы: — Разве мы не делали это прошлой ночью? Мы просто дурачимся как Кен и Джонатан. Мы не встречаемся. Мы не… геи или что-то такое. Мы все еще планируем трахать девчонок, да? Ремус быстро кивнул, и Сириус ощутил облегчение: — Это… То есть… Ты и я… Если нам потребуется, ну, знаешь, и мы не сможем… С девчонкой, мы ведь можем просто… Помочь друг другу. Да? Его голос был полон надежды, и Ремус положил свой подбородок на руку, в раздумьях потирая большим пальцем нижнюю губу. В такой формулировке это звучало достаточно безобидно. Если бы они делали только то, что было прошлой ночью, если бы не ожидалось ничего, кроме быстрой и такой необходимой разрядки… Это ведь ничем не отличалось от того, чтобы подрочить в кровати, так ведь? За исключением Сириуса, который дрочил ему в ответ, и это было куда приятнее, чем дрочить в одиночку. Сириус знал, что молчание могло значить либо то, что Ремус раздумывал над его предложением, либо то, что он пытался придумать способ мягко отказать. Сириус ощутил дрожь беспокойства, которая прошлась по всему телу. Он хотел, чтобы это произошло — больше, чем он хотел признать, даже самому себе — и пытался склонить чашу весов в свою сторону, вспоминая как Лунатик нежно терся носом о Бродягу рано утром, когда они вместе лежали, свернувшись калачиком. — Даже наши животные хотят, чтобы мы… Ну, ты понял… Ремус скривил лицо в страхе от мысли, что волк может спариваться с Бродягой, который сохранял человеческий разум: — Просто это… Неправильно, Сириус. — Не знаю насчет неправильности, но это было бы ужасно больно. Особенно после того, как ты сказал нам, что оборотни — самые щедро одаренные магические существа. Ремус раскраснелся и посмотрел вниз на колени: — Ах, да, ну… Возможно, это незначительное преувеличение с моей стороны… Сириус захихикал: — Я знал это! Ставлю на то, что у Флоббер-червей члены больше! В любом случае, я пытаюсь сказать тебе, что они знали, что мы хотим это сделать. Возможно, даже раньше, чем мы осознали — у животных хорошие инстинкты. — Мы можем не говорить об этом? Сириус вздохнул, но замял эту тему. Он проследил за движением большого пальца Ремуса, которым тот проводил взад-вперед по своим губам. Движения завораживали и Сириус осознал, что облизывает губы, желая поцеловать своего друга так сильно, как никого никогда не желал. Он должен знать, чувствует ли это Ремус, испытывает ли такое же желание. — Лунатик, ты думал о том, как мы… целовались, когда ты… Ну, знаешь? Дрочил? Ремус ничего не мог сделать с усиливающимся румянцем и, закрыв глаза, кивнул. Сириус рвано выдохнул, не заметив, что не дышал, взволнованный тем, как сильно ему нужно было, чтобы Ремус хотел его так же сильно, как и он. — Я тоже. Если мы будем думать о том, чтобы сделать это, то разве это будет плохо, если мы действительно это сделаем? Откровенность и странная логика Сириуса помогли принять решение. (то, что осталось от него после откровения о том, что Сириус думал о нем, пока дрочил). Ремус снова кивнул: — Х… Хорошо, значит, мы просто… Будем делать то, что делали прошлой ночью? Ничего большего… Трогать друг друга или еще что-нибудь? Просто немного помочь друг другу — если не сможем найти девчонку, которая сделает это за нас, — добавил он поспешно. Сириус усмехнулся и снисходительно погладил Ремуса по голове: — Конечно. Прости меня, Лунатик. Я знаю, как ты возбуждаешь меня, но если у меня есть выбор между твоим, откровенно сказать, худощавым телом или девчонкой… — Меньшего я и не ожидал, Бродяга. Конечно, у меня есть такое же право бросить тебя ради какой-нибудь девушки. — Мерлин, это значит, что ты будешь преследовать меня все время. Не знаю, как Мэри терпела твой донимающий тощий зад. — Эй! Сириус засмеялся, когда Ремус толкнул его в плечо, а затем быстро переместился так, что ошарашенный оборотень внезапно оказался на спине, а Сириус над ним. — Сейчас тут никаких девчонок, Лунатик. Он вжался бедрами в бедра Ремуса, и оборотень сдавленно выдохнул, когда ощутил твердую плоть, возле собственного, немного напряженного члена. Его нутро скрутило от желания, когда Сириус склонился к нему, в его серых глазах плясали огоньки, за которыми виднелась темная, тлеющая нужда, которая, как знал Ремус, отражалась в его собственных глазах. Сириус вновь прижался к его телу, и в этот раз от движения он ощутил вспышку боли, которая нарастала, из-за чего он неохотно отстранился, отдаляясь на небольшое расстояние между их разгоряченными бедрами. — Не думаю, что сейчас я сильно возбужден, Бродяга. Трансформация, которая ломает кости и разрывает мышцы, всегда портит мне настроение. Лицо Сириуса растеряло свое дразнящее выражение, и у него между глаз появилась складка: — Я делаю тебе больно? — он собирался отодвинуться, но Ремус протянул руку и остановил его прежде, чем успел подумать о том, что сейчас сделает. — Я не говорил, что хочу, чтобы ты уходил. Я просто имею в виду, что вряд ли готов к тому, что мы делали прошлой ночью. Сириус усмехнулся и наклонился к нему, пока их носы не соприкоснулись: — Так чего же ты хочешь, мистер Лунатик? Ремус колебался. До сих пор Сириус был инициатором всех их неплатонических контактов, но сейчас он позволил Ремусу сделать первый шаг. Ремус представил, как он подается вперед, накрывая губы Сириуса своими и целует его до потери сознания. Он мог прокручивать все это в своем воображении, но сейчас, когда у него в самом деле появилась возможность это сделать… Он струсил. — Я хочу яичницу с беконом, а потом в душ и очень долго спать. Сириус на мгновение выглядел разочарованным, а затем улыбнулся. Он легко поцеловал Ремуса в нос, прежде чем отстраниться, слезая с кровати, и протянул ему руку. — Я помогу тебе встать. — Я голый под одеялом, Бродяга. — Я знаю. Сириус сдвинул брови, а Ремус засмеялся, отмахнувшись. — Отвернись, придурок. С тяжелым вздохом Сириус сделал то, что ему сказали, и Ремус быстро оделся, не заметив, как Сириус оглянулся на него через плечо, когда он вставал. Сириус знал, что не должен смотреть, говорил себе не смотреть, но его голова поворачивалась сама по себе отдельно от его тела, и он глянул через плечо, чтобы увидеть своего друга обнаженным. Милостивый Мерлин, его член, как у ебанного кентавра! Сириус быстро отвернулся, кровь с пугающей скоростью отхлынула от головы к члену, который тут же затвердел. Из-за внезапного оттока жизненно важной жидкости от головного мозга, его голова немного закружилась, и он протянул руку, опираясь о стену. Прошлой ночью он чувствовал эрекцию Ремуса своей, но, со всеми этими движениями и толчками у него так и не возникло правильного представления, насколько у оборотней хорошие члены (несмотря на признание Ремуса, что он преувеличивал правду). Он был удивлен и немного сконфужен своим желанием поцеловать Ремуса ранее - как будто он мой гребанный парень или что-то вроде того — и сейчас он был абсолютно напуган своей мгновенной и совершенно животной реакцией, когда увидел Ремуса обнаженным. Он хотел, чтобы Ремус трахнул его. Он хотел трахнуть Ремуса. Он хотел сделать его своим и принадлежать ему; быть настолько глубоко друг в друге, что они стали бы недоступны для кого-то еще, и, как только эта мысль врезалась в него, прямо как бладжер в яйца Джеймса на последнем матче по квиддичу, он почувствовал порхающее чувство в животе. Натуралы, которые иногда делают друг другу одолжения, не трахаются друг с другом. Я не хочу трахаться с Ремусом Люпином. Я не гей. — Бродяга, что случилось? Ты весь побледнел. Сириус повернулся на звук голоса Ремуса, увидев, что теперь уже полностью одетый парень смотрит на него с озадаченным выражением лица. — Сириус? Ты выглядишь так, словно тебя сейчас стошнит. Сириус тяжело сглотнул, затем медленно и нервно вдохнул, прежде чем попытался улыбнуться Ремусу: — Я в норме. Я… Я просто немного голоден, наверное. Ремус улыбнулся и поднял мантию-невидимку. — Сейчас куда позже, чем обычное время для завтрака. Я не удивлен, что ты почти в обморок падаешь от голода. Неужели, мне придется нести тебя, как падающую в обморок девицу, в замок? Или мне позвать твоего благородного оленя, чтобы он забрал тебя? — Отвали, Люпин. Если кто здесь и девица, так это ты. Худой, милый, все время говоришь о чувствах… — Ты здесь милый, не забывай. Я достаточно мужественный, по сравнению с тобой. — Ты такой же мужественный, как ебанный тампон. Ремус фыркнул, и Сириус почувствовал себя намного лучше, ведь они снова были двумя приятелями, которые подшучивали друг над другом. Он был в норме — просто странный момент, но сейчас это прошло. Думаю, я все же найду Келли снова этим вечером. Просто, на всякий случай.

*~*~*

— О, Сириус! Он скривил лицо и уткнулся носом в шею девушки, стараясь сделать так, чтобы она не видела, как его раздражает ее визг. Келли охотно согласилась присоединиться к нему в чулане, но сейчас, будучи с ней здесь, он жалел, что не находился в другом месте. — Малыш, поцелуй меня. Он сдержал вздох и сделал как она хотела, целуя ее жестко и быстро, пытаясь нащупать то чувство, которое испытывал прошлой ночью с Ремусом, ту силу, которая заставляла его сердце биться так сильно, что он почти мог видеть, как оно бьется под кожей. — Ох! Келли отпрянула от него и зажала рот: — Ты укусил меня! — Правда? Извини. На этот раз Сириус все же вздохнул и отстранился от нее, застегивая рубашку. — Слушай, извини. Мои мысли где-то не здесь. Я… Мне там эссе еще нужно писать, кажись, я слишком отвлекся. Он попытался проигнорировать возмущенное выражение ее лица, пробормотал слова на прощание и выскользнул из чулана, топая обратно в пустую общую комнату. Когда он вошел, в спальне было тихо и темно, и он замялся у двери, взглянув на кровать Ремуса. Почему его друг, друг-мужчина, был единственным человеком, который пробуждал в нем такое желание? Почему он был единственным, кто заставлял его окончательно терять контроль и все здравомыслие? Терзая губы еще мгновение, он поразмышлял сам с собой, пробормотав: — А, нахуй это, — и прошел мимо кровати оборотня, проскользнув между занавесками. — Ремус? — Бродяга? Сириус мог догадаться, что парень еще не спал, и простыни зашуршали, когда Ремус сел и пробормотал: — Люмос. Кончик его палочки вспыхнул, осветив их обоих. Сириус достал свою и наложил заглушающие чары и заклинание недосягаемости на полог, а затем убрал ее на тумбочку возле кровати. — Как твое свидание? Голос Ремуса был мягким, но несмотря на это Сириус ощутил странный укол вины. — Дерьмово. Я просто… Был не в настроении. На ней была эта ужасная блядская помада — на вкус пиздецки отвратительно. Ремус старался не улыбаться. Волк внутри него тоже заскулил; торжествующе, что на этот раз он и его человек, похоже, победили. — Так что, ничего не было? Ты не трахнул ее? — Разве я только что это не сказал? Резкий тон Сириуса, казалось, застыл в воздухе, пока Ремус молчал. Сириус вздохнул — сегодня он много раз это делал. — Я просто не хотел ее. Не этим вечером. Он увидел, как Ремус кивнул, и долго смотрел в лицо оборотню. Его голубые глаза выглядели большими и темными, а свет отражался от рыжих прядей в его волосах. Сириус чувствовал себя странно, будто бы его нагрели изнутри. Кожа покалывала, и он облизнул свои пересохшие губы, прежде чем тяжело сглотнуть внезапный комок в горле. Ремус нахмурился — встревоженный из-за пристального взгляда парня: — Что? Бродяга? — Ремус… Я… Он не мог и слова сказать; не знал, что сказать. Он не понимал, что чувствует. Как он мог попытаться найти слова, для того, чтобы объяснить это кому-то другому? — Погаси свет. Ремус так и сделал, и Сириус услышал глухой звук, когда палочка присоединилась к его собственной на прикроватном столике. Его рука нашла ногу Ремуса, и он наклонился вперед, другой рукой пытаясь найти в непроглядной темноте лицо оборотня. Руки Ремуса нашли его первыми, губы соприкоснулись, и они упали обратно на кровать, сплетая языки и конечности. Руками Сириус потянулся к одежде, быстро снимая свою футболку и джинсы, оставаясь только в боксерах, когда Ремус, уже полуобнаженный, сдвинул простыни. Они прильнули друг к другу, и Сириус потерял рассудок, когда Ремус выдохнул его имя на ухо и вцепился ему в плечи. Сириус раздвинул ноги парня коленом, а затем простонал, когда Ремус скользнул руками к его заднице, придвинув их бедра ближе друг к другу. Они покачивали бёдрами вместе, громко стонали, двигаясь возбужденными членами друг о друга. Им удалось найти ритм, сильнее прижав пах, они исследовали рты друг друга языками, подражая танцу, что был внизу. От трения они стали задыхаться, разорвав поцелуй, пока боролись за дыхание, но все еще соприкасались губами. — Боже, так хорошо. Непрошеный шепот вырвался из приоткрытых, припухших от поцелуев губ Сириуса, который почти сразу же был проглочен Ремусом и его голодными губами, похоть доводила их до предела. — Ох, Мерлин! С восклицанием и громким стоном, Сириус наконец-то получил желанную разрядку, и Ремус последовал за ним со сдавленным хныканьем. На этот раз, они несколько минут лежали вместе, слушая биение сердца друг друга, прежде чем Сириус пробормотал тихое пожелание спокойной ночи, и перебрался в свою кровать, почти сразу же падая в довольный сон. Ремус, однако, долго лежал без сна.