Это был всего лишь поцелуй! / It was only a kiss!

Прошло несколько недель, и внезапно начались рождественские каникулы. Питер праздновал дома — ‌‎‎«типичное семейное рождественское столпотворение, чертовски скучное!»‎, — ну а Джеймс планировал остаться в Хогвартсе с Ремусом и Сириусом, пока не получил от матери сову с известием о том, что отец заболел и он должен вернуться домой и помочь. Дамблдор дал ему разрешение уехать на день раньше и он отправился домой, с немного более обеспокоенным видом, чем обычно, с его показушностью. Питер умчал на следующий день, буркнув мрачное «‎Надеюсь, вам будет веселее, чем мне»‎ двум оставшимся мародерам, которые сидели в своих кроватях в немного подавленном состоянии. — Что хочешь поделать, Бродяга? — спросил Ремус у задумавшегося Сириуса. — Не знаю, — Сириус пожал плечами, безучастно глядя в пол, — пойдем прогуляемся? Ремус кивнул и встал: — Ммм, погнали. Они вышли и молча спустились по лестнице. Добравшись до озера, они остановились на каменистом берегу, и, глядя на замерзшую, словно стеклянную, поверхность, Ремус произнес: — С отцом Джеймса все будет в порядке, Бродяга. Сириус сжал челюсть, когда услышал мягкое утешение, и прикрыл свои серые глаза. Он не знал, бесил ли его тот факт, что Ремус всегда догадывается о чем он думает, или он рад тому, что тот так хорошо его знает. — Он ведь не молодеет. Я просто... — он покачал головой, — они же приютили меня, Лунатик. Они позволили мне оставаться с ними на год, пока я не нашел себе собственное жилье... Они могли не делать этого, но сделали, и они относились ко мне как к сыну. Я чувствую себя... Он пожал плечами, не уверенный, как будто если бы он озвучил свои мысли, это прозвучало бы очень эгоистично: — ...как будто ты хочешь быть там, но не уверен, стоит ли? Сириус выдохнул с недоверием и удивленно покачал головой: — Как ты это делаешь? Так точно знаешь, о чем я думаю? Ремус загадочно улыбнулся и просто сказал: — Видимо, случайно догадался. — Хуйня. Улыбка Ремуса стала шире, но он ничего не сказал и просто ждал, пока Сириус выложит все, понимая, что если тот будет держать все опасения и страхи в себе, то чокнется. — Джеймс — их сын. А я просто шавка, которую они подобрали с улицы. У меня нет права быть рядом, если кто-нибудь из них заболеет. Это дела семейные... — Для того, чтобы быть семьей нужно больше, чем кровь, Сириус, — твердо сказал Ремус. — Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Мистер и миссис Поттер любят тебя. Скорее всего они просто хотят, чтобы Джеймс помог. Он вернется и будет ныть, что ему пришлось вкалывать. Сириус кивнул, но все еще выглядел неубежденным, и Ремус попытался еще раз. — Если с отцом Джеймса действительно случится что-то серьезное, они позовут тебя, Бро. Ты им будешь нужен там, я уверен. Они любят тебя. Сириус втянул нижнюю губу в рот, пристально вглядываясь в землю, пока не убедился, что не разразится слезами благодарности. Было чертовски очевидно, почему к Ремусу все приходили, когда им нужно было обсудить свои проблемы. В его мягких заверениях было что-то очень успокаивающее и умиротворяющее. Ремус увидел, как Сириус пытается сдержать слезы, и на мгновение замешкался, прежде чем слегка коснуться руки Сириуса, но не будучи уверенным, что он примет этот жест. Но Сириус ухватился за предложенную руку, как за спасательный круг, и они молча стояли у озера, крепко прижавшись друг к другу.

~*~*~

После спокойного и несколько задумчивого дня Сириус исчез за своим пологом с тихим пожеланием доброй ночи рано вечером, оставив Ремуса наедине с самим собой. Ремус некоторое время пытался читать, но его мысли постоянно возвращались к тому, что беспокоило его уже несколько недель. Они с Сириусом «помогали друг другу» уже около шести недель. Не каждую ночь — они не были сексуально озабоченными животными — но Сириус забирался к нему в постель по крайней мере через день. Иногда они сначала немного разговаривали, иногда притягивали друг друга за одежду почти еще до того, как закрывался полог, но каждый раз это происходило с таким жаром и голодом, что они оба были немного удивлены тем, как легко они смирились с переменами в их дружбе. Но, к огорчению Ремуса, их бешеные толчки и восхитительное трение членов через нижнее белье быстро становились недостаточными для обоих. Руки Сириуса начали блуждать, как бы случайно задевая пах Ремуса, и тот сам обнаружил, что изо всех сил держался рукой за бедро Сириуса в отчаянной попытке не просунуть ее между ними, чтобы обхватить наконец твердую плоть, которая доставляла ему столько удовольствия. Растущий соблазн зайти дальше — вот что беспокоило Ремуса. Они с Сириусом договорились: это нормально, это просто два друга, которые развлекаются. Если они действительно прикоснутся друг к другу, если они позволят этому... чему-то развиться, где именно они проведут черту? Дрочка? Минет? Секс? При мысли о сексе с Сириусом по нему пробежала приятная дрожь. В последнее время ему снились очень яркие сны — Сириус касается его, сосет, трахает, а Ремус охотно отвечает ему взаимностью — и его до смерти пугало, что эта безумная, сумасшедшая ситуация может обостриться до того, что его сны станут реальностью... и тогда он не сможет больше отрицать, что ему нравятся парни. Ну, один парень. Его руки задрожали, отчего книга, которую он держал в руках, затряслась, и он положил фолиант на тумбочку, щелкнул палочкой и пробормотал: — Нокс. Сириус ходил на свидания с несколькими девушками с начала их договоренности, но ни с одной из них он не трахался — ну, так он, по крайней мере, сказал ему, — чему Ремус и волк (который, похоже, оказался до смешного собственником) были несказанно рады. Сам Ремус вообще не ходил на свидания — и даже не думал о том, чтобы быть с девушкой в каком-либо сексуальном смысле. Единственное тело, которое возникало в его мечтах, было тело Сириуса, и Ремус начал подозревать, что любые оставшиеся следы гетеросексуальности могут в любой момент от него ускользнуть. Если я хочу трахнуть Сириуса, значит я гей, так? Его тяжелый вздох повис в воздухе. Он не хотел быть геем. Оборотень само по себе звучало достаточно плохо, но гей-оборотень? Мерлин, какой у него тогда шанс? Но несмотря на все свои опасения и страхи, что он снова не такой, он ни за что не собирался говорить Сириусу, что их отношения нужно прекратить. Он слишком сильно жаждал их совместного времяпрепровождения, чтобы отказаться от него. Именно это пугало его больше всего. — Ремус? Ты еще не спишь? Ремус приподнялся на шепот, раздвинул полог и заглянул в полутьму кровати друга, залитую мягким серебристым светом луны. Малиновые шторы Сириуса были частично открыты, и он лежал на боку, глядя на него. — Нет, не сплю, — тихо ответил Ремус. — Хочешь поговорить, Бро? Последовало небольшое колебание, затем мягкое подтверждение пронеслось по пространству между их кроватями. — Если ты не возражаешь. Ремус перекинул ноги через край кровати и встал, ругаясь на холодный каменный пол, тут же обжегший его босые ступни. Он быстро сократил расстояние между кроватями, полу-шатаясь и стараясь наступать на ледяной пол как можно меньше. — Подвинься, — быстро сказал он, подойдя к кровати Сириуса. — Быстрее! Мои ноги сейчас отвалятся! Сириус захихикал, но засуетился, отодвигая одеяла, чтобы Ремус мог забраться под них. Тот вздохнул с облегчением, когда его ноги попали в теплое место, и натянул одеяло до подбородка. Сириус наблюдал за ним с весельем. — Не так уж и холодно. Ремус уставился на него, натянув одеяло до самого носа. — По-моему, это не ты вылез из своей кроватки, герой. — Ну, я подумал, что теперь твоя очередь прийти ко мне, — ответил Сириус, пытаясь отодвинуть одеяло от лица Ремуса. Ремус сопротивлялся, забираясь все глубже под одеяло, потом скорчил гримасу и сел. — Я догадываюсь, почему ты отдаешь предпочтение моей кровати, знаешь ли. Меньше... крошек, — он провел по матрасу тыльной стороной руки. — Эй, да тут всего парочку… — И те, похоже, заползли ко мне в штаны. — Счастливые крошки, — усмехнулся Сириус, проводя рукой по животу Ремуса, и внезапно Ремусу стало не до крошек на кровати. — Извращенец. — Принцесска. Ремус усмехнулся, а когда пальцы Сириуса забрались под его пижаму, он сказал: — Хватит прелюдий. Просто заткнись и поцелуй меня, ясно тебе? Сириус поднял бровь и убрал руку с живота Ремуса. — Нет, — сказал он с насмешкой. — Не знаю, есть ли у меня настроение после того, как ты назвал меня... Слова Сириуса оборвались, когда губы Ремуса прильнули к его губам, и они оба застонали, упав обратно на матрас. Их поцелуй начался так же, как и обычно: горячий и яростный, когда они стягивали друг с друга одежду, извивались и переворачивались, борясь за то, кто окажется сверху. Но сегодня, когда Сириус перевернул Ремуса на спину, он отстранился от жаждущих губ оборотня и, нахмурившись, уставился на него. — Что? — Ремус выдохнул это слово, его руки все еще перебирали волосы Сириуса, а тот смотрел на него в задумчивости. Ремус видел каждую складку на лбу анимага и уже собирался повторить вопрос, когда понял, почему Сириус остановился. У него перехватило дыхание, и он уставился на Сириуса расширенными глазами. Сегодня они не так тщательно задергивали шторы, зная, что здесь больше никого нет, и в лунном свете, проникающем через окно рядом с кроватью Сириуса, они могли ясно видеть лица друг друга. Обычно поздней ночью все происходило в полной темноте. Он никогда не видел выражения лица Сириуса, когда они целовались, когда двигались друг против друга, когда кончали; тот всегда был лишь смутной тенью. Ремус не был уверен, нравится ли ему эта перемена, нравится ли ему мысль, что каждая реакция, каждый нюанс, каждый шрам и изъян будут видны в этих горящих серых глазах. Ремус почувствовал, что Сириус размышляет о том же, и предложил решение. — Я могу задернуть полог… — Нет. Голос Сириуса звучал немного странно, придушено, он наклонился вперед и нежно поцеловал Ремуса, его глаза были прикованы к голубым глазам напротив. Ремус не мог дышать. Это было по-другому, это было насыщенно, и это делало то, чем они занимались, реальным. То, что последовало за этим, не было продолжением их прежних неистовых обжиманий и срывания одежды друг друга. Они целовались. По-настоящему целовались. Целовались так, как они оба целовались с девушками. Это было мягкое, даже нежное исследование рта друг друга, и, когда их легкие уже кричали, требуя воздуха, Сириус прижался губами к шее Ремуса — отважился на неизведанное. Ремус тяжело сглотнул, его грудь сжалась от предвкушения, потребности и небольшого страха. Они не делали этого раньше, это было больше чем поцелуи, толчки и оргазм… первобытное, примитивное и, как ни странно, безопасное. Это... это была прелюдия, это то, что делали любовники, и внезапно это перестало быть безопасным. Им обоим казалось, что они стоят на краю пропасти — пытаются решить, повернуть назад или нырнуть за край. Сириус провел губами по шее Ремуса, и когда темноволосый мальчик лизнул впадинку его горла, Ремус тихонько хныкнул, дрожь сотрясла его тело. — Ремус? Голос Сириуса был низким и грубым, отчего по коже Ремуса побежали мурашки. — Все в порядке. — Хочешь остановиться? Мы не обязаны... — Не останавливайся. Ремус услышал, как Сириус громко, дрожащим голосом выдохнул, затем он сдвинулся, просунул свои ноги между ног Ремуса, и оба парня застонали, когда их пульсирующие члены проехались друг по другу. Рот Сириуса переместился на шею Ремуса, его язык рисовал влажные узоры на пахнущей мылом коже. Сириус лизнул мочку уха Ремуса и толкнул бедра, заставив того вскрикнуть. Сириус улыбнулся его реакции и прикусил явно чувствительную мочку, получив в награду еще один, более тихий вскрик. — Сириус? Пожалуйста? Ремус выгнулся дугой, его руки обхватили бедра Сириуса, пытаясь побудить того просто двигаться. Сириус застонал и снова прильнул губами ко рту Ремуса, целуя его медленно и глубоко, пока они терлись друг о друга. Из них обоих вырвался стон удовольствия, и их вялый, почти ленивый темп увеличился, а бедра и рты жаждали большего. Оба неудержимо двигались, подталкивая друг друга ближе к концу, и тогда Сириус издал разочарованный рык. — Ебать! Ремус, мне нужно... больше. Мне нужно... Блять! Сириус упал на спину рядом с Ремусом, и руками подобрался к своим боксерам. Прежде чем Ремус успел сказать хоть слово, Сириус уже снимал с себя трусы, его рука сомкнулась вокруг члена, и затем послышался стон облегчения, когда он провел по нему раз, два. Тяжело дыша, Сириус посмотрел на Ремуса, который пытался не смотреть, пытался не хотеть смотреть. Серые глаза опустились на выпуклость на боксерах Ремуса, затем снова переместились на лицо оборотня, его голос стал жестким, когда он прошептал приказ: — Снимай их. Ремус, должно быть, выглядел неуверенно, потому что Сириус наклонился и крепко поцеловал его, после чего добавил: — Нам не обязательно прикасаться друг к другу, но мне нужно кое-что еще. Сегодня вечером мне нужно больше. Сириус заколебался, а потом тихо добавил: — И... я хочу увидеть тебя. Ремус боролся с дыханием, его голова кружилась, затем, почти не замечая, что делает, он стянул боксеры и сбросил их с кровати. Он видел, как Сириус дрожит, когда их взгляды пробегали друг по другу, и знал, что он дрожит так же сильно. Ремус почувствовал горячий взгляд парня на своей груди и слегка сгорбил плечи, инстинктивно пытаясь скрыть шрамы. — Не надо. Сириус прошептал: — Я видел их раньше, Ремус. Все в порядке. Рука спустилась к животу, следуя за особенно длинным шрамом, и мизинец Сириуса оказался в опасной близости от кончика сочащегося члена Ремуса. Ремус взволнованно вдохнул, их взгляды встретились; вопрос, прозвучавший в них, заставил тело Ремуса запульсировать от потребности. Он кивнул головой, прежде чем его разум успел взвесить все «за» и «против», а затем его мозг полностью отключился, когда теплая рука Сириуса сомкнулась вокруг его ствола. — Ебаный пиздец! Сириус захихикал над задушеной реакцией парня, а затем начал аккуратно двигать рукой, от чего Ремус зашипел и вцепился в простыню, плотно закрыв глаза. Рука Сириуса отличалась от его собственной — мозоли в разных местах, хватка была непривычной, как и темп, пальцы прилегали к нему немного неловко, но — Мерлин — это было приятно! Локоть уперся ему в ребра, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть, как Сириус надрачивает оба их члена, его неровное дыхание громко раздавалось в воздухе. Словно почувствовав, что Ремус наблюдает за ним, он поднял голову, и в серебристом свете луны Ремус увидел желание и потребность в этих серых глазах и понял, что они отражаются в его собственных. Он потянулся и остановил руку, которая дрочила член Сириуса. — Я сделаю это. — Лу… Луни… — Я хочу сделать это. Сириус отпустил свой ствол, и Ремус повернулся, ложась на бок лицом к лицу, как это делал Сириус, и обхватил рукой толстый член Сириуса, прежде чем тот успел передумать. Ощущение, что дрочишь кому-то другому, было таким же чужим, как и незнакомая рука на его члене, но оно было настолько далеким от неприятного, насколько это вообще возможно, и через минуту их запреты были отброшены, и они с энтузиазмом сжимали друг друга в кулаки, извиваясь и подмахивая. Сириус подался бедрами вперед, и его член столкнулся с членом Ремуса, их липкие головки восхитительно терлись друг о друга. — О! Он остановился, и Ремус фыркнул в знак протеста, похотливый волк теперь полностью управлял им. — Черт, Бродяга! Я уже близко — какого хрена ты остановился? Сириус не ответил, но придвинулся ближе и протянул руку между ними, обхватил оба члена и сжал их вместе. Глаза Ремуса расширились, когда горячая плоть прильнула к его. — О! Сириус задвигал бедрами, и они оба резко выдохнули, их тела дернулись в ответ на стимуляцию. Как будто под наставления хореографа, каждый из них обхватывал рукой оба члена и поглаживал их, быстро найдя общий ритм, и как только они задали темп, Ремус снова набросился на рот Сириуса с голодными поцелуями-укусами. Так что именно поцелуи, поглаживания и почти одновременное освобождение ознаменовали личное откровение Ремуса о том, что да, судьба действительно была настолько жестока, что создала оборотня-гея.