Это был всего лишь поцелуй! / It was only a kiss!

— Бродяга! — хрипло прошептал Ремус, толкая Сириуса в плечо. — Проснись! Сириус заерзал под одеялом, потом поднял руку и, оттолкнув Ремуса, шлепнул его по голове. — Отвали, Луни, — сонно пробормотал он, глубже зарываясь лицом в подушку. — Еще рано. — Уже утро, — сказал ему Ремус, выдергивая подушку из-под головы Сириуса. — А ты все еще в моей постели! Слова, которые он сердито и резко прошипел, привели к желаемому результату: Сириус мгновенно распахнул глаза. Яркий свет ударил прямо в его полусонный мозг, и он застонал, глядя на обнаженного Ремуса с быстро нарастающей паникой. — Уже утро? Блин! Я что, проспал здесь всю ночь? Ремус кивнул в подтверждение, быстро натягивая на себя пижаму, пока Сириус отходил ото сна. Они переглянулись с напряженными и обеспокоенными лицами. До пасхальных каникул оставалось чуть больше недели, и впервые Сириус не вернулся в свою постель накануне ночью. Уже несколько недель они раздвигали свои негласные границы, становясь более раскованными в своих тайных встречах, и вместе с более непринужденным поведением пришло и ослабление их обычного распорядка: поговорить, развлечься, а затем вернуться в свои постели. Они оставались друг с другом дольше, после того как были сексуально удовлетворены, разговаривали и дремали до раннего утра, затем один из них, спотыкаясь, возвращался в свою постель, чтобы остальные ни о чем не догадывались. Но сегодня утром Ремус проснулся от мягких, нежных губ на затылке и твердой, настойчивой эрекции, упирающейся ему в бедро, и та часть его мозга, благодаря которой он получил значок старосты, отключилась. Поцелуи привели к прикосновениям, которые, в свою очередь, привели к отчаянным ласкам, а кульминацией стала взаимная дрочка, после которой они остались потными и обессиленными. Они оба почти сразу уснули, со спутанными конечностями и липкой спермой на коже, но с улыбками на губах. Однако теперь дневной свет обрушился на них суровой реальностью, и, быстро наложив Очищающие чары, они стали судорожно натягивать на себя наспех отброшенные ночные рубашки, молясь всем божествам — маггловским и магическим, — чтобы никто ещё не проснулся. Как только они оделись, Ремус тихонько снял Заглушающие чары, и, к своему ужасу, они услышали, как Джеймс спрашивает Питера, не знает ли он, где Сириус. — Блять. Сириус пробормотал это слово себе под нос, но Ремус все равно замахал руками, показывая, чтобы Сириусу заткнулся. Услышав приближающиеся шаги, оборотень прикусил губу и сдвинул Сириуса на кровати, а сам сел на противоположный конец. Они попытались сделать вид, что просто болтают, когда раздвинулся полог, и на них с подозрением уставился Джеймс. — Хэй! Что это вы двое делаете в такую рань? — спросил он, а потом усмехнулся. — Я вас застукал? Только проснулись после ночного разврата? Сириус, у которого прихватило живот, через силу ухмыльнуться и кокетливо подмигнул Ремусу, решив, что правда сейчас будет лучшей тактикой защиты. — Ага, есть такое, — сказал он, надув губы. — И мы как раз собирались заняться фантастическим утренним сексом, пока ты не открыл шторы и так нагло нас не прервал. Он бросился к Ремусу, который выглядел ошеломленным словами Сириуса, и потянул его за собой на матрас, после чего поднял бровь и посмотрел на Джеймса. — Хочешь посмотреть, Сохатый? Уверен, Лунатик не будет против, если ты присоединишься, правда, Моя Луна? Ремус, поняв, что тот задумал, попытался оттолкнуть Сириуса, но безуспешно. — Не называй меня так! И мне все равно, присоединится ли он, лишь бы мы использовали твою задницу. Сириус зашевелил бедрами, и Ремус сдержал стон, когда их пахи стали тереться друг о друга через пижамные штаны, а его член начал проявлять интерес к происходящему. — Вообще-то я сверху, мистер Лунатик, — сказал Сириус, похоже, наслаждаясь дискомфортом Ремуса. — Не надо ничего пихать мне в… — Ребята! — позвал Питер, подбоченясь. — Не рановато ли еще для всего этого гейства? Сириус выгнул спину к ужасу Ремуса, когда их пахи соприкоснулись еще теснее, и поддразнил возражающего Питера. — Завидуешь, Пит? Мы думали позвать и тебя, но если ты не хочешь… Питер пожал плечами. — Ну что ж, если так… Он с разбегу запрыгнул на спину Сириуса, Ремус и Сириус стукнулись головами, отчего застонали от боли. Джеймс засмеялся и тоже запрыгнул на кучу-малую, когда из ванной вышел озадаченный Фрэнк Лонгботтом. Он посмотрел на них и покачал головой, привыкший ко всем этим странностям после почти семи лет проживания в комнате с Мародерами, и знал, когда не стоит задавать вопросы. После кучи нытья, тычков локтями по ребрам и одного очень близкого случая столкновения яиц Питера с коленом Ремуса, парни наконец расцепились; спустя некоторое время Джеймс и Питер были в ванной, а Фрэнк помахал им на прощание, направляясь на завтрак. Ремус взглянул на Сириуса, который испустил долгий, медленный вздох облегчения. — Бляха, это было близко, Бро. — Ммм, — согласился Сириус, стараясь не обращать внимания на то, что штаны Ремуса слегка подрагивают спереди. — В следующий раз нам нужно вовремя по кроватям расходиться. Он встал и потянулся, его рубашка от пижамы задралась. Сириус ухмыльнулся, заметив, как Ремус разглядывает обнажившуюся полоску кожи, и почувствовал, как по нему разливается тепло, когда взгляд оборотня упал на выпуклость Сириуса, гораздо-более-внушительную-чем-обычно-выпуклость. Он тяжело сглотнул, а затем наклонился и дразняще прошептал: — Оно того определенно стоило. Ты чертовски хорошо берешь в рот, мистер Лунатик. Высунув язык, он провел им по изогнутой раковине уха Ремуса, и тот почувствовал, как его член напрягся еще больше, когда губы сомкнулись вокруг мягкой мочки. Ремус не смог полностью заглушить свой стон и, оттолкнув Сириуса, издал громкий, дрожащий выдох. — Переодевайся уже, придурок, — пробормотал он с хрипотцой в голосе и покрасневшим лицом. Сириус усмехнулся, но направился к своей кровати, послав Ремусу театральный воздушный поцелуй. Он одернул шторы и порылся в куче одежды на полу в поисках того, что выглядело более или менее приемлемо. Он понюхал школьную форму, затем, убедившись, что она еще ничего, попытался ее разгладить и быстро стянул с себя пижаму. Рукой Сириус провел по члену — он все еще был твердым от близости с Ремусом. Он улыбнулся про себя, вспоминая, что они с Ремусом делали прошлой ночью и что могут сделать сегодня. После первой неуверенной попытки орального секса Ремус, видимо, поставил себе задачу быть в этом как рыба в воде и, как прилежный ученик, использовал любую возможность, чтобы отточить свои навыки. Теперь он делал лучшие минеты в жизни Сириуса, и его член пульсировал от одной только мысли о мягких розовых губах, которые всего несколько часов назад обхватывали его ствол. Сириус почувствовал легкий укол вины: он еще не предлагал ответить взаимностью. Ему было любопытно, как это будет. Ремус несколько раз кончал, даже не прикасаясь к себе, пока отсасывал Сириусу. Сириус много раз пытался предложить Ремусу сделать это в ответ, но слова застревали у него в горле. Он просто еще не был готов. Отсосать у парня… разве это не забило бы последний гвоздь в гробик его гетеросексуальности? Сириус нахмурился. Натурал… когда он в последний раз общался с девушкой? Он задумался и тихо выругался, когда понял, что прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он занимался сексом с какой-нибудь чикой, и он даже не мог вспомнить, когда в последний раз дрочил без Ремуса. Он вздохнул и опустился на край кровати, когда реальность его положения начала окончательно проясняться. Значит, возможно, не такой уж и натурал. Может, бисексуал? Вроде это не так уж и плохо? Я мог бы по-прежнему принадлежать фамилии Блэк и все такое… Он пытался представить свой предыдущий опыт секса с девушками, чтобы уговорить себя, что все еще хочет их, но их изгибы и мягкость вдруг стали казаться такими непривлекательными после Ремуса с его прямыми линиями, грубыми текстурами и твердым, подтянутым телом… Член Сириуса запульсировал, и он застонал, надавив на него пяткой ладони. Неужели меня действительно привлекают мужики? Или только Ремус? Он попытался представить себя с Джеймсом или… уф… ну, не с Питером точно, а с любым другим парнем с их года… но не смог. Не мог он представить себя и ни с одной из девчонок. Сириус задрожал, когда наконец понял, что ему нужен только Ремус, что он жаждет лишь его. Сириус снова вздохнул. Для его семьи не имело значения, со сколькими он трахается — с одним парнем или с шестьюдесятью тремя. Его родители были бы в ярости, если бы узнали, что у него отношения с представителем того же пола. Гомосексуальность, хотя и не была столь запретной для молодого поколения, все еще оставалась табу среди старших волшебников и ведьм, которые все еще верили, что браки заключаются по чистоте крови и способности к размножению, а не по любви. Когда Сириуса распределили в Гриффиндор, его мать прислала письмо, в котором высказала, как он её разочаровал. Каждый раз, когда они получали письмо о его проступках, мать отправляла вопиллер. Когда она узнала, что он водится с магглорожденными и полукровками, она заперла его в комнате почти на все лето, а когда он ушел из дома в прошлом году, родители были в ярости. Но после всех его выходок, они все еще не отреклись от него и не лишили наследства. Однако они именно это и сделают, если узнают о нем и Ремусе. Как бы ему ни не нравилось то, за что выступали его родители, они были его родителями. Он должен был верить, что в глубине души в них есть что-то хорошее… хотя бы для того, чтобы он сам продолжал верить в то, что в нем есть что-то хорошее. Если он родился от двух таких темных людей, то как в нем может быть свет? Ремус верит, что во мне есть свет. Он верит, что я хороший человек. Достаточно ли этого? Достаточно ли того, что у него есть с Ремусом, чтобы компенсировать все, что он потеряет — имя, власть, деньги, — если его семья узнает, что он просыпается голым рядом с другим парнем? Однозначное нет, которым он ответил на этот вопрос пару месяцев назад, теперь дрогнуло и было отбито более сильным, но все еще слегка неуверенным может быть. Сириус потер лицо и издал стон разочарования. — Бродяжка? Сириус поднял голову и увидел Джеймса, который пристально наблюдал за ним, слегка нахмурившись, сквозь занавески. — Все в порядке? — обеспокоенно спросил его лучший друг. Сириус кивнул и закончил застегивать ширинку. Джеймс подошел ближе и прислонился к столбику кровати. — Сириус, ты же знаешь, что если тебе захочется поговорить о чем-нибудь, я буду рядом. Правда? Сириус поднял глаза на Джеймса и тяжело сглотнул, прежде чем нацепить на лицо улыбку. — Я знаю, знаю, Сохатый. Мне… не о чем говорить. Если только ты не хочешь узнать о странной сыпи, которую я подхватил после секса с Эванс в шкафу… Джеймс потрепал его по голове и захихикал. — У Лилс вкус получше. Но если ты когда-нибудь захочешь поговорить о… ну, не знаю… о том, откуда у тебя, например, этот засос на плече, ты знаешь, где меня найти. Глаза Сириуса расширились, и он быстро осмотрел оба плеча, не обнаружив ничего, кроме безупречной кожи цвета слоновой кости. Подняв глаза, он увидел, что Джеймс смеется, уходя, и понял, что его друг, возможно, не так уж и не в курсе того, что происходит между ним и Ремусом, как ему казалось раньше. Я и Ремус… это звучит так, будто мы пара. Вместо того, чтобы вызвать дрожь ужаса по позвоночнику, мысль о том, что они с Ремусом могут быть так же откровенно ласковы, как Джеймс и Лили, заставила его почувствовать тепло, и он вдруг подумал о том, что Ремус был бы потрясающим парнем. Он был милым, забавным, умным ублюдком, отлично целовался, отсасывал так, словно был рожден для этого… Я не могу думать о нем в этом ключе. Не могу. Я не готов к этому. Я к этому не готов. Он снова вздохнул и натянул рубашку, когда появился Ремус, такой же аккуратный, как всегда. Он улыбнулся Сириусу, отчего желудок брюнета сделало сальто, и спросил: — Готов, Бродяга? Сириус мрачно улыбнулся в ответ и пробормотал себе под нос: — Нет. Нет, не готов.

~*~*~

— Ну хорош, Лунатик, дай мне посмотреть. — Нет. — Да почему нет? Я покажу тебе своё. — Не покажешь. — Реммммууууууссс… — О, ради Мерлина, Сириус! — в отчаянии крикнул Ремус, отбрасывая перо. — Не буду я показывать тебе свое эссе. Делай свою чертову домашку сам. Преувеличенно надувшись, Сириус опустился рядом с Ремусом на кровать оборотня, чуть не опрокинув при этом бутылёк с чернилами. Ремус протянул руку, чтобы подхватить его и выругался: — Блять, Бродяга! — Это ты меня блядью сейчас назвал? — сказал Сириус, оживившись. — Ох, простите, извините, — сказал Ремус с тоном сладкого презрения, от которого у Сириуса задрожали внутренности. — Не блядь, а сама девственная невинность, Бродяга! Сириус фыркнул и чмокнул Ремуса в подбородок. — Не дуйся, Луни, дорогой. Хотя с надутыми губками ты выглядишь довольно мило… — Он переместился, скользнув по вервольфу, пока не оказался у него на коленях. — Слезь с меня, олух, — полусердито пробормотал Ремус, слабо толкая Сириуса. — Я пытаюсь учиться. — А я пытаюсь изучить кое-что гораздо более интересное, чем Древние Руны… Знаешь, твоя задница весьма привлекательна. — Да, но ты никогда не узнаешь, насколько она привлекательна, если не перестанешь меня раздражать, — ехидно ответил Ремус, и Сириус игриво ткнул его в ребра. — Значит ли это, что ты в ближайшем будущем планируешь предоставить мне к ней полный доступ, Луни? — поддразнил он, а потом понял, о чем именно они говорили, пусть и в шутку, и сжал челюсть. На мгновение воцарилась тяжелая тишина, и Сириус понимал, что Ремус собирается сказать, еще до того, как тот открыл рот. Однако сам он молчал, наблюдая за тем, как оборотень кладет перо и чернила на прикроватную тумбочку, затем аккуратно сворачивает задание и кладет его в сундук. Затем, с неохотой, он повернулся к Сириусу и сделал глубокий, дрожащий вдох. — Сириус, я гей. Снова повисла густая тишина, затем Сириус сглотнул и кивнул, пытаясь разрядить обстановку. — Да. Я знаю. Мне вот интересно, когда именно ты на меня запал… Ремус чуть слышно всхлипнул, и Сириус с ужасом увидел, как глаза оборотня наполнились слезами от осознания его признания. Ремус поднял дрожащую руку и провёл ею по лицу. Сириус потянулся к нему, крепко сжав его запястье. Он знал, как это тяжело; знал, так как сам боролся с этой проблемой, и завидовал способности Ремуса принимать себя таким, какой он есть, а не таким, каким он хотел бы быть для кого-то другого. — Все хорошо, Луни, — сказал он успокаивающим, как он надеялся, тоном. — Все будет хорошо. — Хорошо? — вскрикнул Ремус, и слова вырвались наружу в придушенном всхлипе. — Я чертова королева, блять, оборотней! Да к тому же и гей. Я могу хоть сейчас застрелиться. Сириус испытал сильный порыв защитить Ремуса и сжал ему руку. — Что ж, Ваше Величество, любой, кто скажет хоть слово против вас, будет иметь дело со мной. Ремус поднял на него глаза, блестящие от непролитых слез, которые он мужественно пытался смахнуть. — А ты все еще не уверен…? Сириус растроганно улыбнулся и покачал головой. — Может, я и не такой же решительный в вопросах своей сексуальности, как ты, Луни, но я знаю, что мне нравится… и мне нравится быть с тобой, мне… нравится то, что мы делаем. Он усмехнулся, пытаясь разрядить напряжение. — И мне очень нравятся твои минеты. Ремус нехотя улыбнулся, но Сириус все равно видел страх и неуверенность в его лице. Он быстро оглянулся на дверь, и, убедившись, что они одни, обнял Ремуса. — Я убью любого, кто причинит тебе боль, Ремус. Клянусь своей жизнью, я убью любого. Ремус крепко обнял брюнета и нежно поцеловал чувствительное местечко под его ухом. — Спасибо, Бродяга. Сириус вздрогнул от ощущения теплых губ на своей коже. — Ммм, поблагодари меня еще раз. Ремус улыбнулся и поцеловал его в то же самое место, отчего по позвоночнику Сириуса пробежала волна желания и нужды. — Еще раз, — пробормотал он, вжимаясь лицом в плечо Ремуса и слегка покусывая его воротник. Ремус хихикнул. — Похотливая дворняжка. — Сварливый волк, — ответил Сириус и поднял голову к лицу Ремуса, намереваясь украсть поцелуй, пока они не услышали тихий вздох и девичий голос. — Ах, простите. Простите, что прерывала… Ремус и Сириус отпрыгнули друг от друга, оба покраснели и уставились на Лили, которая смотрела на них из дверного проема со странным выражением лица. — Что такое, Эванс? — прорычал Сириус, проводя рукой по волосам и пытаясь вернуть самообладание. — Мне очень жаль, — сказала Лили, в кои-то веки не огрызнувшись на резкий тон Сириуса. — У меня… у меня для тебя сообщение, Ремус. Дамблдор хочет поговорить с тобой в своем кабинете. Ремус в замешательстве наморщил лоб и встал, Сириус тоже поднялся. — Хочешь, чтобы я пошел с тобой…? — Профессор Дамблдор сказал, что ему нужно встретиться с ним сейчас и наедине, — с сожалением сказала Лили, переведя взгляд с Сириуса на Ремуса. В ее зеленых глазах мелькнуло понимание, отчего Сириуса неловко передернуло. Ремус, видимо, это тоже заметил, потому что сказал добрым, но безошибочно пренебрежительным тоном: — Спасибо, Лили. Я сейчас. Она поняла намек и быстро спустилась по лестнице. Ремус посмотрел на Сириуса, который явно волновался не меньше него: Ремуса не вызывали в кабинет директора, если только что-то не случилось, и их обоих посетила одна и та же ужасная мысль — кто-то узнал о ликантропии. Ремус попытался ободряюще улыбнуться. — Уверен, что ничего серьезного, — неубедительно сказал он. Сириус кивнул и последовал за оборотнем вниз по лестнице, с тревогой наблюдая, как тот покидает общую комнату. Несколько минут он пытался сосредоточиться на эссе по Зельям, но потом бросил это занятие. Его внимание привлекла Лили Эванс: девушка не обращала внимания на Джеймса, вместо этого задумчиво глядела на Сириуса. Смущенный ее пронзительным, знающим взглядом, Сириус решил отвлечься и присоединился к Питеру и Джеймсу, когда они собрались совершить налет на кухню. На самом деле в этом задании не было ничего сложного или виртуозного — домовые эльфы их обожали — и уже через некоторое время они возвращались в гриффиндорскую башню с полными карманами сладостей. — Эй, Хвост, не будь свиньей, — огрызнулся Сириус, шлепнув парня по руке, когда тот потянулся за очередным кусочком шоколада с карамелью. — Оставь хоть дольку Лунатику. Он их любит. Питер надулся, но отдернул руку. — Надо было взять побольше. Мне они тоже нравятся. — Ты уже три сожрал, — выругался Сириус. — А Луни нужно откормить. Джеймс бросил на него взгляд, который Сириус побоялся расшифровать, и беспечно сказал: — Что-то много ты внимания уделяешь телу Лунатика, Бродяга. В этом предположении не было того подтрунивания, которое обычно сопровождало их шутки, но Сириус быстро уклонился от ответа, попытавшись подыграть. — Конечно. Не на что больше смотреть, кроме как на его кожу да кости, когда я вбиваю его в матрас. Однажды я сломаю его пополам. Питер фыркнул, но Джеймс промолчал, пока они шли к портрету. Они назвали пароль и вышли в общую комнату, где к Джеймсу тут же подскочила Лили. — Слава Мерлину, он искал вас всех, но не мог ждать. Я сказала ему, что пойду и поищу вас, но он сказал, что вы все равно ничего не сможете сделать и не стоит беспокоиться, но… о, Джеймс… он не должен быть один… — Эванс, как обычно, мы понятия не имеем, о чем ты говоришь, — нетерпеливо сказал Сириус. — РЕМУС! — воскликнула она. — Ремус искал вас. Он уехал домой. — Что? — воскликнули Джеймс и Питер в один голос. — Это как-то связано с тем, зачем он был нужен Дамблдору? — спросил он. Лили кивнула, в ее глазах блеснули слезы, и на один ужасный миг Сириусу показалось, что сбылся его худший страх — ликантропия Ремуса была раскрыта, и его выгнали. Когда он заговорил, голос его был резок. — Выкладывай, Эванс. Что случилось? — Он уехал домой, — со слезами на глазах сказала она. — Его мать… его мама попала в аварию. Она в маггловской больнице. Все очень плохо. Они… врачи… О, Сириус. Врачи думают, что она не выживет.