Тревога

      Фонсо Цепеш всё своё существование посвятил ублажению собственных прихотей, лишь изредка оборачиваясь на какие-то принципы, правила или законы. Одним из ограничений был его отец — Виктор Цепеш. Это был статный и очень сильный мужчина, у которого была лишь одна некая слабость по отношению к своей семье. Цепеш-старший на многое закрывал глаза, иногда на настолько многое, что ближайшее к их замку человеческое поселение совсем опустело, но было уже поздно что-то исправлять. Однако даже такого любящего отца можно было вывести из себя, чем Фонсо совершенно не специально порой занимался, и уж тогда он в полной мере мог прочувствовать все причинно-следственные связи, которые явно указывали, почему именно Виктор был главой их клана. Сила, что билась из груди этого мужчины была невероятная и при всем этом он был, пожалуй, самым физически подготовленным вампиром из всех, что знал Фонсо.       Но мир не стоит на месте — никогда не поздно знакомиться с кем-то новым. Вот и сейчас лицо Цепеша очень смачно, до звона в голове познакомилось с яростным кулаком Рудольфа, который вновь взбесился, слишком отчётливо почуяв, чья кровь была так небрежно утёрта вокруг губ светловолосого вампира. С этих самых, обычно ухоженных и слегка пухлых для мужчины, но сейчас разбитых в ихор губ слетел болезненный стон. Ещё чудом сохранявшие до этого момента покой птицы вдруг встрепенулись, взлетая с насиженных гнёзд. Секвиллбэк судорожно внюхивался в каждую подсохшую каплю крови на лице Цепеша, бегал зрачками с его глаз, в которых прямо-таки искрилась сытость, сейчас тщательно скрываемая испугом и замешательством, на разбитые губы, а потом и испачканные клыки. Чувство ненависти, бурлящее по жилам, словно раскалённая лава, лучше всякого ихора поднимало над землей, придавая силы и заставляя тело мелко дрожать в попытке сопротивляться желанию откусить эту якобы светлую головушку, а потом наблюдать как темно-синий фонтан будет хлестать из открытой раны. О, Рудольф бы с удовольствием в нем искупался, а потом с таким же отвращением, как секунду назад блаженством, окунулся в ледяную воду местной реки.       Фонсо решил воспользоваться паузой Секвиллбэка на фантазии, чтобы попытаться как-то себя спасти.       — Понимаю, мы виноваты! Но Тони действительно обворожителен, я просто… — показавшийся уместным в этой ситуации комплимент Цепеша был прерван таким давлением ауры, что хотелось поскорее задушить себя самому, чем мучиться от энергетики наследника.       Рудольф прохрустел костяшки руки, разминая и давая понять, что гораздо громче сейчас зазвучит разбитый череп этого невероятно наглого вампира. Как же хотелось прихлопнуть его прямо здесь и сейчас, а весь организм его будто поддерживал: глаза налились красным, что было явным признаком агрессии, которую нужно срочно выместить; ногти удлинились и теперь напомнили когти; вся фигура в целом будто увеличилась раза в два, пугая этим жертву ещё больше. Томпсон показался ему обворожительным? Может, начать стоит с того, чтобы выцарапать ему глаза? Или пока оставить, чтобы он мог наблюдать, как Рудольф медленно, но верно, не оставит ни единого «живого» места на Фонсо, даже если, чтобы выполнить этот трюк, нужно потратить максимум минуту, потому что потом не останется и следа от побоев. Но наследник очень постарается.       — Да как ты смеешь хоть слово говорить про Тони, ублюдок? — шипение Секвиллбэка было едва ли не ядовитее змеиного. Хотя сама идея двигать языком, ради этого отброса, была противна, однако перспектива уничтожить Цепеша не только физически, но и морально была до потекшей слюны сладка.       Гнев застилал глаза, пока Рудольф с завидной скоростью протыкал шею Фонсо своими когтями, не давая возможности ответить. Теперь у Цепеша одна возможность — страдать до тех пор, пока Секвиллбэку не надоест. А ему не надоест, по крайней мере до рассвета точно. Светловолосый вампир визжал, почти как свинья, осознавшая своё предназначение, извивался, словно червяк на рыбацком крючке, а, если бы мог, ещё и плакал навзрыд.       Праведный ужас заложил уши, заставляя тело биться в конвульсиях в тщетных попытках выбраться. Но нет. Этого не будет. Энергия Рудольфа лучше пистолета пристреливала к земле, когти драли бледную кожу, а улыбка все росла, обнажая чересчур удлинившиеся клыки, словно Секвиллбэк собирался укусить и без того обескровленную жертву. Это было чем-то вроде инстинкта, наследник это не контролировал, но Фонсо, бившийся в истерике от страха, был готов поверить во что угодно. Если бы Рудольф сейчас клацнул перед его наверное сломанным носом этими ужасающими клыками, Цепеш бы уже отключился просто от переизбытка не самых приятных чувств.       Секвиллбэк вдруг оторвался от практически насквозь израненной шеи, проводя рукой по торсу Фонсо, благоговейно выслушивая каждый вырвавшийся крик. Пусть хоть обкричится — Рудольф был не таким глупым, как Цепеши или даже Феликс, поэтому его аура сразу заглушила для посторонних все действия ближайших десяти метров.       — Что, мразь, не нравится, когда с тобой поступают так же, как ты с другими? — с удовольствием настоящего садиста шептал наследник прямо на ухо Фонсо.       Тот вообще был не в силах что-либо сказать. Даже если бы его шея сейчас моментально зажила, его слова застряли бы в глотке, перебиваемые болезненными стонами и криками.       — Рудольф, хватит! — резко послышался хриплый, но очень громкий крик человека.       Это было настолько неожиданно, что увлечённый процессом друг смертного вздрогнул. Хищный взгляд тут же упал на Тони, который с трудом сглотнул ком в горле от не самого приятного вида Секвиллбэка. Конечно, Томпсон знал, что Рудольф вампир, но видеть всю его выползшую наружу сущность было по меньшей мере страшно. А все из-за него. Всегда дружелюбный, заботливый и местами саркастичный друг сейчас пылал праведным гневом и ненавистью, и, кто знает, не перебросится ли этот огонь на кого-то, кроме Фонсо. Сначала Тони не без удовольствия и даже удовлетворения наблюдал за сценой расплаты, но очень скоро понял, что это слишком. В голову и не приходило, правда ли слишком делать такое с вампиром, который мало того, что нанёс увечья, он отнял его волю к жизни, а главное — первый поцелуй, который уж точно не вернуть. Однако сейчас в голове билась паническая мысль: а вдруг Рудольф умудрится убить противника? Это на грани возможного, но сейчас Секвиллбэк представлял собой сгусток бьющейся силы, желающей порвать все вокруг, это было чем-то необузданным, как будто… чужим. Вдруг это нечто захватит разум вампира? И он больше никогда не посмотрит ласково или весело на смертного, в его взгляде будет лишь ненависть и голод.       Наследник все ещё сжимал в кулаке клочки одежды Цепеша, который повис на его руке безвольной куклой, потому что сил что-либо делать уже не было — все бесполезно. И тем не менее с каждым мгновением взгляд Рудольфа прояснялся, как и мысли о том, что он, черт возьми, творит? Вид избитого, выцарапанного Фонсо вдруг напугал, а ладонь сама собой разжалась. Вампир с каким-то замешательством осмотрел свои руки, измазанные в ихоре, потом на человека, судорожно вздыхающего от бившейся внутри истерики, а может, просто холода. Последние минуты были словно в тумане. Почти с детским непониманием Секвиллбэк подлетел к Тони, который на это лишь слабо улыбнулся. Теперь друг выглядел гораздо более знакомым: цвет радужки был здорово розоватым, клыки относительно короткими, а пальцы заканчивались на ногтях. Наследник легким движением порвал веревку, связывающую человека, вызвав у последнего шумный облегчённый вздох — свобода! Томпсон слегка размял спину, а потом его взгляд стал очень робким, потому что он вдруг вспомнил, на какой ноте они разошлись.       — Ничего не прошло, — пробубнил смертный, приобнимая себя руками.       Рудольф не понял, к чему Тони сейчас это сказал. Мышцы что ли болят?       — Что? — просто переспросил вампир, беспокойно оглядывая смятый пиджак и не менее помятого человека.       Томпсон вздохнул, мысленно спрашивая, почему же Секвиллбэк такой тугодум.       — Мои чувства не прошли, — Тони поднял глаза, но теперь в них была жесткость и упрямство.       Разве зря он сегодня выжил? Следовало воспользоваться появившейся возможностью.