Исповедь бывшего принца

«За грехи свои надо расплачиваться!»

Шепчет бормочущий голос в моей голове, голос совести, отчаяния и раскаяния, что не затихает в моем сознании; режущий, бесконечно жестокий, он оставляет на мне с каждым разом всё более глубокие, кровоточащие раны, этот чертов шепот сводит меня с ума, принося мне огромную, и очень сильную боль. Каждый день, каждый чертов день я начинаю сходить с ума. Собственные мысли стали моими паразитами, питающие силы через мое самоповреждение — разговор с самим собой перестал быть простым комментированием действий, теперь это стало ежедневной борьбой с разумом. Мой внутренний голос раз за разом кричал мне, приказывая:

«Ты понесешь наказание, и ты будешь страдать за совершенный тобою грех. За то, что ты стал причиной падения Темного Королевства, за то, что ты проклял не только свой народ, но и самого себя. И ты будешь страдать до тех пор, пока не испустишь свой последний вздох. Только так ты сможешь поплатиться за то, что совершил.»

Вопреки всем трактатам о том, что очищение и исцеление души проходят через муки и страдания, с каждым днем мне становилось всё тяжелее дышать и продолжать жить. Мучения не исцеляют меня, вовсе нет, напротив, эта тупая боль лишь усиливает процесс разложения моего сознания, превращая и без того в подлинного нечестивца. Мои раны болят, кровоточат и никогда не заживают. Безобразные шрамы проходятся по моему телу с шеи и до самых пят, исполосовывая страшными рубцами не только мое нутро, но и мое деформированное сознание тоже. Я превратился словно в ходячий мешок изрубленных костей и мяса с глазами, не имея способности здраво мыслить. За меня говорю не я, а мое прошлое, ошибки прошлого. Я способен видеть в своей памяти лишь отголоски пережитого, и непростительную оплошность, что я совершил когда-то, будучи наивным и очень, очень глупым ребенком. Я так устал от себя, устал от того, в какую мерзость превратился, каким паразитом я стал. Я не мог отбросить свои навязчивые мысли, которые вились, словно веревка, сплетенная из яда собственных сжирающих меня дум, не мог стереть свои чувства и начать всё с чистого листа. Я превратился в чудовище, тварью, гниющей заживо, в монстра, который ест себя изнутри по кусочку. Я тону. Тону в собственной ничтожности и бессилии. Тяжелые мысли сжирают меня изнутри, они, эти мысли — лишь месиво, что льется ужасным потоком. Жизнь моя все еще в моих собственных руках, но они, к сожалению, уже давно опустились.

***

Я возвел свой единственный видящий глаз к небу, словно ища в нем спасения от самого себя, и сделал глубокий, тяжелый вздох.

«Нет, небо не сможет тебя спасти, оно существует для совсем иных целей, и оно не даст тебе никаких ответов.»

Небосвод надо мной медленно затягивался тучами грязно-серого оттенка, в воздухе витал пьянящий запах свежести; в лесу было настолько тихо, что казалось, будто время вокруг меня остановилось. Деревья в этой местности были слегка изогнуты и покрытыми молодым, сизым мхом. Пышные кроны малахитовых деревьев раскачивались на ветру из стороны в сторону и глухо шумели. Высокая трава зеленого цвета тихо шуршала, где-то в ней же прошмыгнула маленькая, серая мышка. Величественная красота леса вокруг завораживала своей умиротворенностью и безмятежностью, в чащобе, что окружала меня, была какая-то своя особая успокаивающая душу аура. Энергетика этого места не внушала страх своей таинственностью и мистичностью: напротив, этот загадочный лес словно успокаивал мою душу и сердце, пускай всего на пару мгновений. Дышалось мне легко и спокойно, словно лес убаюкивал меня в своих больших и теплых руках, забирая все мои тревоги и волнения за собой в густую чащу. Я слушал музыку в ветре, в листве деревьев, в вое волков и шуршании насекомых у себя под ногами. Ветер плакал и злился, рыдал навзрыд, пытаясь мне что-то рассказать, а я слушал его мысли и невольно забывался в них. Листья вокруг меня исполняли свой пугающий танец, туман порождал видения, пели кузнечики жалобным голосом, где-то далеко тихо журчал родник. Больше всего на свете мне хотелось остаться с этой успокаивающей мелодией один на один, слушать ее, затаив дыхание, и растворятся в ней без остатка. Но я понимал, что больше никогда не смогу остаться в одиночестве, пока в моих руках оставался чертов меч, что оборвал немало жизней. Я перевел взгляд на свое проклятое орудие, что сверкало кроваво-красным мерцанием; этот меч словно говорил мне своим свечением, что один я уже никогда не останусь, а также невольно напоминал мне о моей цели и о том, что стоило продолжать двигаться дальше. Отмахнувшись словно бы от его мерцающего света, я побрел вглубь леса; дальше мой путь лежал в Вечнозеленое Королевство, в существование которого я не особо верил, но все равно продолжал идти, ведомый хоть какой-то целью, лишь бы не бродить бессмысленно, лишь бы не оставаться наедине с самим собой и голосом в моей голове.

***

Я оказался здесь, на распутье собственной судьбы, потому что Дарк Энчартнесс, искуснейшая чародейка зловещих сил, изгнала меня из её рядов тьмы за предательство, за то, что я посмел ослушаться ее воли. И я ждал последующего за моими действиями наказания. Ждал смертной казни её властной рукой за то, что я отступился от воли Энчартнесс и позволил людям из зарождающегося Вечнозеленого Королевства избежать битвы со мной, за то, что я не смог поднять свой проклятый меч на детей, чьи глаза были полны жизни и надежд, и за то, что я не смог пойти против себя и оборвать судьбу еще одних ничем не повинных людей.

«Только не после того, через что мне пришлось пройти. Нет… Только не снова…»

Меня страшила сама мысль о том, что я мог повторить свою непростительную ошибку прошлого, этого я боялся даже больше собственных удушающих меня мыслей, больше шепота в моей больной голове, говорящего со мной, но не моим голосом. Дарк Энчартнесс не пощадила меня, нет, она прекрасно осознавала, что моя смерть — это, по сути, высшее для меня благо, то к чему я стремлюсь и чего я так жажду; и она изгнала меня, оставив биться один на один со своим дьявольским голосом в голове. Чародейка наказала меня по-настоящему, ведь казнь — по сути подарок, а предатели не заслуживают поощрений даже в самом извращенном их виде. Дарк Энчартнесс была умна и расчетлива, а я в свою очередь просто глупец и жалкий трус, не заслуживающий прощения и милости. В каждом месте есть свои порядки, которые нельзя нарушать. В каждом месте есть свой цербер, своя рука закона и свой правитель. А я отступился, нарушив устой, и меня изгнали, прогнали, словно бродячую шавку, хотя, я возможно ею и был; просто шавкой и просто очередной пешкой в сильных руках правительницы тьмы. И я пошел прочь; от тяжёлых и насмешливых взглядов Ликориса, Помегранейт, Ред Велвета и других её слуг, от пронизывающего ужасом до костей злобного смеха сумасшедшей старухи, возомнившей себя мессией, от плана тьмы и от самого себя. Я пошел туда, где меня не ждут, туда, где я, возможно, погибну, где меня убьют и наконец-то покончат со всеми моими непрекращающимися страданиями, но я продолжал идти, и где-то глубоко внутри теплилась надежда о том, что меня на новом месте примут, и все станет иначе, и эта мысль была так по-детски наивна, что от нее делалось смешно. Наверное, это называется нервным смехом, но сейчас это не имело никакого значения.

***

День постепенно сменялся ночью, верша суточный круговорот, черное небо освещал бледный полумесяц и такие же, как и он сам, тусклое свечение маленьких звездочек, что непрерывно мерцали каким-то таинственным светом. В позднее время суток обычно так тихо, что даже самые отдаленные звуки — будь то собачий лай, тихий шепот или шуршание листвы где-то далеко слышны так, словно источник звука находится совсем рядом. Но кромешная тьма и то что в ней может находится меня никогда не пугала, в конце концов, я ведь был её неотъемлемой частью. Я всегда любил ночь больше утра, а сияющую луну — больше яркого солнца, потому что именно в полуночи всё вокруг чудесным образом преображается, становясь каким-то другим; более захватывающим, чем есть на самом деле, более увлекательным и каким-то по-домашнему уютным. Я люблю ночь, и я чувствовал, что она меня любит меня в ответ. Из моих глубоких раздумий о наступившей полуночи меня вывело внезапное появление в прозрачной дымке тумана маленьких фонариков — это были светлячки, что проснулись и запорхали передо мной в воздухе, кружась и вращаясь перед глазами. Витающих огоньков становилось все больше и больше, и все они словно освещали мне лес в кромешной темноте. Они бесшумно порхали вокруг, ослепляя меня своим свечением, а некоторые из них легонько касались моего лица, но я не отмахивался от этих насекомых, боясь отпугнуть их своими резкими движениями. Недолго думая, я решил пойти вслед за светляками, что так заботливо провожали меня вглубь чащобы; эти жучки словно направляли меня куда-то, и я не противился их воле. В этом явлении было что-то магическое и удивительное, и я шел за светлячками, ими, словно завороженный. Впервые за долгое время безобидное любопытство взяло надо мной верх, и я решил ненадолго ему поддаться.

«Как красиво…»

Стая светляков вилась передо мной, словно в танце, мерцая во тьме, как драгоценные самоцветы; и я осторожно потянулся к ним, пытаясь дотронутся. Один из жучков сел мне на руку, пощекотав мои пальцы недлинными усиками. Понаблюдав за мерцающим насекомым некоторое время, я коротко улыбнулся ему и отпустил светлячка обратно, к своим сородичам, продолжая свой долгий путь.

***

Мне почему-то казалось, что эти крохотные фонарики просто играют со мной в только им понятную игру, ведя меня в никуда, но вдруг впереди себя я увидел, что светлячки направляются в сторону оранжереи посреди леса; таких насекомых там было чуть ли не под сотню, если не больше, и это был поистине уникальный феномен, который я до этого нигде не встречал. Жучки летали и кружились в воздухе своеобразным вальсом вокруг небольшого ботанического садика, озаряя стекольное здание своим непрерывным сиянием. Через стенки оранжереи проникал мягкий лунный свет, освещая сад с обилием всевозможных цветов и растущих там трав. Само здание цветочной оранжереи было небольшим: это была скромная теплица лилового оттенка, овальной формы и с расписной входной дверью с витражами. Вокруг парника росли желтые одуванчики и ромашки, а позади здания была большая стеклянная пристройка в форме колбы с искусственно-сделанным прудом внутри нее. Это было весьма любопытное дизайнерское решение, которое я нигде до этого не встречал, и сам вид этого загадочного места пробуждал во мне какое-то детское, неудержимое любопытство. Я неторопливо подошел к массивной двери оранжереи; она оказалась открыта, и я позволил себе наглость войти в привлекший мое внимание садик без приглашения, ведь мне искренне казалось, что в такое время суток даже самый заботливый садовник не будет находится в парнике, проверяя свои бесценные растения и травы. И насчет заботливого садовника я оказался прав; цветы, растущие в этом месте, благоухали сладкими ароматами свежих трав и листьев, и каждый уголок этого удивительного места так и просился быть запечатлённым на картину какого-нибудь талантливого художника. Море цветов, что окружало меня, завораживало своим великолепием — всё вокруг было так изящно и живописно, что от этого места тяжело было оторвать свой завороженный взгляд. Но среди огромного разнообразия всех растущих здесь трав, мое внимание к себе привлек особый, непохожий на другие растения цветок: кроваво-алая, шипастая роза, цвета точно такого же, что и мерцание моего проклятого, черного меча. Впервые за долгое время этот оттенок не вызывал у меня отвращения, и я направился к этому отдельно посаженному цветку, чтобы рассмотреть его поближе: издалека я плохо видел привлекшую мое внимание розу — все-таки частичная слепота из-за потери одного глаза давала о себе знать. Это поистине необычное растение словно зачаровывало меня — мне хотелось подойти к нему, рассмотреть поближе, дотронутся до нежных лепестков этой прекрасной розы: но я понимал, что нужно держать себя в руках, ведь я разрушаю все, к чему прикасаюсь, а это удивительное место мне хотелось уничтожать меньше всего на свете. Я осторожно, почти бесшумно, привстал на колени, с небольшого расстояния рассматривая алый цветок, и еле слышно проговорил; — Какая прекрасная роза, видимо человек, что ухаживает за тобой, очень заботлив по отношению к тебе. — произнес я с полуулыбкой на лице, внимательно изучая кроваво-красный, очень необычный цветок. И вдруг, откуда-то позади меня, из-за кромешной тьмы, чей-то тихий, вкрадчивый голос ответил мне: — Спасибо Вам, это мое маленькое хобби… Я резко обернулся на звук, доносящийся за моей спиной, да так резко, что хрустнула шея. Я прищурился, всматриваясь в тьму впереди себя, и перед моим взором начал возникать невысокий, размытый силуэт; я рефлекторно напрягся и нахмурился, схватившись за рукоятку своего меча, готовый в любой момент парировать удар, и незнакомец вышел из-за непроглядной темноты, показавшись передо мной. Впереди меня, ссутулившись, стоял стройный, симпатичный юноша, с отросшими короткими волосами цвета лесных трав, одетый в растянутый, вязаный свитер, под которым виднелась белоснежного цвета рубашка с галстуком. Свитер немного висел на его худых, хрупких плечах; взгляд карих глаз бегал то на меня, то был направлен в пол, а сам парнишка нервно перебирал в своих тощих, бледных руках керамический горшочек с небольшим светло-зеленым суккулентом, заботливо посаженным в нем. На вид он показался мне совсем юным, возможно, ему было не больше двадцати лет. В его бездонных глазах цвета чая, направленных на меня, читалось искреннее любопытство, смешанное с толикой волнения и чем-то еще, но это «что-то еще» не было не ужасом и не страхом, и это вызывало у меня неподдельный интерес.

«Неужели он не боялся меня? И почему вдруг?»

Встав во весь свой высокий рост и прочистив горло, я заговорил твердым и уверенным голосом: — Прошу меня простить за грубость и беспокойство, я не хотел потревожить Вас, я немедленно уйду, если позволите. — отчеканил я и уже собирался развернутся и пойти прочь, как неизвестный юноша тут же робко окликнул меня: — Нет, что Вы, все в порядке. — ответил садовник с мягкой улыбкой на лице. — Что Вы, я не собирался прогонять Вас. Его очаровательная, искренняя улыбка, что подарил он мне, сделало его лицо почти что ангельским, таким миловидным, что я сам захотел расплыться в слабой полуулыбке, но я тут же опомнился и быстро взял себя в руки, собираясь с мыслями; — Мне бы не хотелось, чтобы моя темная аура потревожила Ваши растения — было бы очень несправедливо поступить так с настолько необыкновенным местом, Вы так не считаете? Я склонил голову на бок, исподлобья рассматривая своего необычного, как и я сам, собеседника. Почему-то я очень боялся его напугать, и внутри меня начало рождаться какое-то беспокойство, но ответ таинственного незнакомца не заставил себя долго ждать: — Я не считаю, что человек, что так заботливо относится к живым существам, уважает и восхищается чужим трудом может иметь плохую ауру, сэр. — я почувствовал, как парень смутился от сказанного им же, и заметил, как он начал нервно покусывать нижнюю губу. — По правде говоря я… наблюдал за Вами еще с того самого момента, как заметил Вас, идущего за светлячками вглубь леса. Это откровение очень удивило меня, ведь я считал, что никто не мог стать свидетелем сцены в лесу. Стараясь сохранить лицо, я постарался отвести смущенный взгляд от собеседника куда-то в сторону; никто никогда не говорил мне таких искренних слов, никто никогда не смотрел на с такой же теплотой во взгляде, как и он. Нередко люди, что замечают меня издалека, запирают двери на тысячи замков, попутно зашторивая окна самыми плотными, тяжелыми занавесками, и даже издалека, не подходя достаточно близко, я чувствовал их склизкий страх, ощущал с расстояния их леденящий душу ужас, чуял, как те, кто меня боятся, не чувствовали себя в безопасности даже в собственном доме. Но тут передо мной, не боясь, заговаривал абсолютно незнакомый мне человек, даря мне неподдельную, искреннюю улыбку. Где-то глубоко под сердцем вдруг стало как-то непривычно тепло, и это напугало меня, ведь ничего подобного я никогда не испытывал. Молодой садовник с экзотическим цветом волос выпрямился, расправив худые плечи, поставил держащий в руках суккулент на одну из свободных деревянных полок и осторожным шагом направился в мою сторону. Я моментально напрягся и замер на месте, словно вкопанный, взглядом ловя каждое его последующее телодвижение. Я был настороже, словно готовясь к атаке; годы тренировок и безрадостной жизни сделали меня очень недоверчивым человеком, готовым к опасности в любую минуту, но про себя я думал, что такой юноша, как он, вряд ли нападет на меня первым, если нападет вообще. Молодой незнакомец осторожно приблизился ко мне, замерев от волнения; а я стоял, изучая его утонченное лицо, чувствуя его еле заметный запах травяного чая и свежих трав. Парень, что стоял рядом со мной, втянул воздух, пробуя на вкус аромат цветов и зелени вокруг нас, и снова еле заметно, мягко улыбнулся; — Хорошо здесь, правда? — исподлобья взглянув на меня, промолвил парнишка, заправляя за ухо выбивающуюся прядь отросших, зеленых волос. — Я все свое свободное время провожу здесь, в окружении этих цветов и растений. Это мой садик, мое укромное место, и моя крепость одиночества, которая лечит душу и сердце. Я рад, что эта оранжерея пришлась Вам по душе так же, как и мне. Это делает меня счастливым по какой-то причине, ха-ха. Юноша тихо засмеялся, прикрыв хрупкой ладонью рот, и этот жест показался мне по какой-то причине очаровательным. Я слабо улыбнулся ему в ответ на его почти что беззвучный смех, после чего поймал на себе его немного удивленный взгляд.

«Неужели я так редко проявляю эмоции, что на них люди реагируют так?»

Но улыбался я недолго, мое привычное невозмутимое выражение лица вновь вернулось ко мне, и я ответил юноше: — Вы правы, здесь очень спокойная, умиротворенная атмосфера, и я прошу меня простить за то, что потревожил Ваше уединение. — сказал я на выдохе и нахмурил брови. — Но мне правда не следует здесь находится. Пока я отвечал своему собеседнику, молодой человек успел приблизился ко мне еще на пару шагов ближе, стремительно сокращая дистанцию между нами, и я уже видел достаточно близко его миловидное, немного детское лицо. Почему-то такое небольшое расстояние между нами не смущало меня и не отталкивало, и, хотя это было для меня несвойственно, я не возражал. Карие глаза на его добром лице изучали меня пристально, рассматривая меня с подозрительной заинтересованностью и каким-то особенным интересом, словно он пытался найти в моих словах и суровом взгляде что-то, что я предположительно мог от него скрывать. Я в свою очередь старался не обрывать наш зрительный контакт, взаимно рассматривая его аккуратные черты лица. Взгляд его глаз был такой, который даже при желании невозможно забыть — нежный и мягкий, полный каких-то глубоких, неясных мне чувств, и в океане этих глаз я чувствовал, что тону, растворяясь. Внимательно вглядываясь в лицо своему собеседнику, я заметил выбивающийся из его волос цвета свежей травы листик неизвестного мне растения, и я как-то рефлекторно, не обдумывая достаточно хорошо свое спонтанное действие, потянулся к его челке, чтобы убрать его. Это оказался лист перечной мяты, который по какой-то неведанной причине был вплетен в его мягкие, пушистые волосы. Опьяненный подобным смелым жестом с моей стороны, я осмелился запустить пальцы в отросшие волосы парня, поглаживая их и легонько массируя виски. Юноша блаженно прикрыл глаза, склонив голову в сторону моей ладони; я чувствовал на собственных руках его размеренное, обжигающее пальцы дыхание. Парнишка тихо застонал под напором моих действий, и я дернулся, только сейчас осознав, что я только что натворил; и когда я поднял растерянный взгляд, то заметил, что юноша, что стоял напротив меня, покрылся легким румянцем, поспешно закрывая ладонями лицо от смущения. Я тут же опомнился от своей неожиданной выходки, осознав, что нахожусь один на один с неизвестным мне человеком в Богом забытой оранжерее, и как же это глупо; зарываться руками в волосы незнакомого парня, перебирая его локоны, да и будто этого было мало, еще и наслаждаясь моментом. Я забеспокоился, встревожившись, что я вторгся личные границы другого человека, и нервно прочистив горло, отвел взгляд от юноши. Окончательно осмыслив, что я только что натворил, я начал неловко, невпопад извинятся перед ним: — Простите меня, я… — Все в порядке. — отрезал молодой незнакомец, хлопая длинными, белыми ресницами. — Все хорошо, правда. Все… Хорошо. Да.

«Молодец, как всегда все испортил.» 

В воздухе повисло неловкое, затянувшееся молчание. В оранжерее стало как-то непривычно душно, былая ночная прохлада словно исчезла бесследно. Спокойное и умиротворенное место стало приносить мне неприятный, колющий дискомфорт. Я осознал, что сейчас — самое лучшее время, чтобы развернутся и пойти прочь, отбросив эту недвусмысленную сцену из своей головы и продолжать двигаться дальше, и как только я решил для себя, что пора уходить отсюда, я почувствовал, как молодой садовник легонько схватился и потянул за мой темный, длинный плащ; и оглянувшись я заметил, что его взгляд, который до этого был полон смущения, сейчас был наполнен печалью и толикой обеспокоенности: — Вы хотите уйти? — тихо, почти шепотом, задал мне вопрос собеседник. — Вы не сделали ничего плохого ни мне, ни цветам и растениям в этой оранжерее. Так почему же? Я сделал что-то не так? От его грустного выражения лица что-то резко кольнуло в груди, неприятно похожее на угрызение совести; — Нет-нет, дело не в этом. — неожиданно для себя начал вдруг оправдываться перед ним я. — Я ценю Ваше гостеприимство. Но я знаю себя слишком хорошо, и я боюсь, что смогу как-то навредить Вам, так что мне лучше уйти. Я итак пробыл здесь непозволительно долго. Смерив меня взглядом, полного недоверия, юноша прервал жестом руки мою речь, принявшись шариться по карманам; он достал темно-алую розу, почти такую же, как и ту, что привлекло мое внимание ранее. Хотя, возможно, это был точно такой же цветок, может даже, срезанный с этого шипастого растения. Я мог лишь неотрывно наблюдать за его действиями, гадая, что же за ними последует. Незнакомец встал на носочки (наша разница в росте была достаточно большой) и осторожно заправил мне за ухо срезанный бутон распустившегося растения, немного печально улыбаясь; — Не стоит беспокоится, вот, смотрите — заговаривал юноша, вплетая темно-красную розу в мои длинные, черные волосы с выбивающимися белыми прядями. — Видите, ничего страшного не произошло. Никто не пострадал и ничего не разрушилось. Простите меня за мою бестактность, но мне кажется, Вы неоправданно строги к себе. Я сразу догадался, что таким смелым жестом незнакомец будто пытался смахнуть наваждение: проделав то же самое, что я по глупости и неосторожности сделал до этого, и признаться, у него это хорошо получалось. Растущее беспокойство в моей душе постепенно затихало, уступая место внутреннему спокойствию. Я осторожно прикоснулся к заправленной за мое ухо розе; цветок был настоящим. Юноша отошел от меня на пару шагов назад, кивнув и посмотрев на меня сверху вниз, и протянул хрупкую ладонь, представляясь; — Меня зовут Херб, и я рад познакомится с Вами. — хихикнул молодой человек, окончательно развеяв своим искренним, неподдельным смехом неловкость, витающую в воздухе до этого момента между нами. — Я человек маленький и заурядный, но я надеюсь, мы сможем подружиться! Ах, и кстати, можно на «ты», мне так будет комфортнее. Я немного удивился дружелюбию моего нового знакомого, но противится ей не стал; ко мне редко кто-то относился без настороженности и опаски, и настоящих друзей у меня никогда не было, даже хороших знакомых за всю свою, достаточно долгую, жизнь я так и не заимел. Я не стал противиться и с радостью представился Хербу в ответ; — Мое имя — Дарк. Взаимно, мне тоже приятно познакомится с тобой, и ты тоже можешь говорить со мной на «ты», — произнес я с мягкой улыбкой на лице. — Я оказался здесь в поисках Вечнозеленого Королевства, уж не знаю, говорит ли тебе хоть что-то это название, да и я сам не особо уверен в том, что это место существует. Но я буду рад, если ты окажешь мне услугу и расскажешь мне все, что знаешь.

***

В взоре его карих глаз я прочел удивление и какое-то легкое замешательство — Херб слабо кивнул мне, ничего не ответив, лишь жестом руки позвал за собой; я настороженно посмотрел на парнишку и пошел вслед за ним, и вдвоем мы направились к выходу из стеклянной оранжереи с другой стороны, не с той, в которой я попал в это здание. Когда мы покинули необычный сад, в которым провели достаточно долгое время, передо мной вдруг возник вид на большой, процветающий город. Это было оно. Вечнозеленое Королевство, которое я и искал, и название которого полностью ему соответствовало; тут и там росли большие, здоровые деревья с густыми кронами листьев, везде были посажены ряды одинаковых растений и никаких дорог здесь построено не было, была лишь густая, но ровно подстриженная трава. Город был застроен небольшими зданиями и симпатичными домиками, и издалека я даже смог разглядеть их размытые, сияющие светом от окон силуэты. Тут и там ходили фигуры, и город кипел жизнью. Неужели то, во что я даже в смелых мечтах не верил, действительно существует? Неужели это не было лишь моей смелой фантазией? Из моего изумления и глубоких раздумий меня вывел робкий оклик юноши; — Ты уже здесь, Дарк. — глядя мне в лицо, очаровательно улыбнулся Херб. — Добро пожаловать в Вечнозеленое Королевство! Я живу здесь довольно недолго, но это место уже стало мне родным. Я люблю этот город всеми фибрами своей души, и я надеюсь, ты полюбишь его так же, как люблю его я. Невысокий зеленоволосый юноша протянул мне руку, не глядя мне в глаза, он смотрел в пол и собирался с мыслями, но вдруг неуверенно продолжил; — Я не знаю, что тебе пришлось пережить, и представить не могу, что тебя могло так сильно травмировать. — дрожащим от волнения голосом начал говорить он. — Но все же… давай же ты начнешь жизнь с чистого листа, в этом королевстве? Я могу предложить тебе пожить со мной, я как раз живу один. Домик у меня двухэтажный, так что места нам будет предостаточно, не переживай, личное пространство будет у нас обоих. Я хочу помочь тебе, и я уверен, что вместе мы все преодолеем! Ну как… Ты согласен, Дарк? Херба мелко трясло от волнения, и я положил руку на его плечо, дабы хоть немного унять его дрожь. Мой нежный взгляд, возможно, немного успокоил его, и он робко посмотрел на меня, ожидая ответа. Я не мог поверить, что кто-то за такое короткое время может мне доверится, что кто-то, не зная ни меня, не то, через какую борьбу мне приходится проходить чуть ли не ежедневно, может так просто открыть мне свою душу и сердце, впуская меня в свой крохотный, но бесконечно уютный мирок. Я никогда не верил в существование таких людей, что могут так легко открыться кому-то, отнюдь нет: люди Дарк Энчартнесс приучили меня быть недоверчивым, жестоким и эгоистичным, и я ожидал от других такого же отношения, да и постепенно, в окружении таких же циников, как и темная чародейка, я сам становился черствым и опасливым. Но этот юноша полностью ломал и перестраивал все сложившиеся стереотипы и установки в моей голове, как ему вздумается, и это чувство, что вызывал он во мне из-за своей открытости, казалось мне чужим, незнакомым. Оно пугало меня, ведь перед этими, не сказать, что неприятными, эмоциями, я был совершенно беззащитен. Но я решил рискнуть, попытать удачу и посмотреть, что же может получится из союза с таким необычным и очень добрым человеком, как Херб. Возможно, это был мой единственный и, скорее всего, последний шанс выбраться из своего непрекращающегося кошмара, и несмотря на то, что я не верил, что мой страшный, бесконечный сон может закончится, я решил поставить на кон все, что имею, открыв свое сердце и душу, точно так же, как это сделал он. Я мягко взял руку молодого человека в свою, проведя большим пальцем по его маленькой ладони (до чего же она кажется хрупкой) и ответил Хербу, глядя в его большие, карие глаза, что были полны смятения и беспокойства; — Хорошо, Херб. — сказал я низким, не своим от волнения голосом. — Я принимаю твое предложение. Спасибо тебе за твою доброту и доверие, клянусь, я не подведу тебя. Херб счастливо заулыбался, сильнее сжимая мою руку, закивал и радостно произнес; — А я постараюсь изо всех сил, чтобы ты был счастлив, Дарк!