Валькирия

      Микаса стояла на перроне и дожидалась своего поезда. Люди собрались в большом количестве. Заботливые матери, поправляющие одежду своим сыновьям, их сестры, смотрящие на них искристым, почти слезным взглядом. Среди многочисленных пятен были и совсем дети. Для них жизнь только начиналась, и жизнь без старших братьев станет чем-то само собой разумеющимся. Однако все знали, что расставание продлится недолго. Да, их вынудили покинуть свои дома, но это ради защиты своей страны.       Около недели Аккерман добивалась разрешения идти на фронт. Поэтому не удивительно, что где-то уже могли происходить важные политические действия, пока она пыталась заполучить соответствующую бумажку. Сначала ей отказывали, и приходилось не раз посещать военные комиссариаты. Два раза на ее глазах проходили митинги; женщины бастовали и требовали разрешения оказаться на передовой вместе с остальными, чтобы освободить своих братьев-немцев на чужой земле, но Аккерман не участвовала в демонстрациях. Благодаря связям в разведке ей удалось протиснуться. Было предложение записать ее в вспомогательное женское подразделение СС, но Микаса не подходила чисто «по крови». Это было обоюдное непринятие друг друга — девушка также не хотела иметь ничего общего с Schutzstaffel. Она могла пойти в санчасть и стать хирургом, но умений в этой области у неё не было. Ей повезло, что она имела крепкое телосложение. Пусть немного худощавое, но зато жилистое — иначе бы просто развернули домой. В итоге на фронт она отъезжала вместе с ландштурмом: армией, состоящей из запасных лиц, по каким-либо причинам освобожденных от службы в постоянных войсках, но физически годных к военному делу. Иными словами — резерв.       Когда поезд начал подъезжать, толпа оживилась. Будто все самое важное они оставили друг другу под конец, а до этого говорили о чем-то житейском, оттягивая момент. Конечно же, времени на душераздирающие наставления уже не оставалось. Парни целовали своих девушек, те махали им руками. Большинство радостно кричали, что их сыновья станут великими воинами и докажут превосходство Германии во всем мире. Несколько девушек, пообещав солдатам, что будут ждать их хоть десять лет и усердно трудиться в их отсутствие на их же заводах, не выдержав, ушли до того, как транспорт тронулся с места.       Необходимость в похожих чувствах зачем-то резко возросла, и Микаса не до конца понимала причину этих возникших у неё мыслей. Она не расстраивалась, потому что сама приняла решение уехать, ее никто не принуждал — она знала, что вернется. Но хотелось, чтобы кто-то пришел поддержать. Однако тайна есть тайна, об ее уходе знал только Армин. Другие, выяснив о ее намерениях, точно бы ее не пустили, а сообщать Эрену брюнетка просто не решилась.       Смотря из небольшого окна на это стадо людей, местами терявшееся в дыму, и то, как оно расстается и прощается, возникло ощущение, что, может быть, все это совершенно неправильно и даже бессмысленно. Что стоит остаться дома и провести больше времени с родственниками, пока есть такая возможность. Но кто дает эту возможность? Совместными усилиями каждого бойца есть шанс продлить это мгновение и не на какой-то маленький период, а вернуться с победой и дать людям долгие годы мирной жизни. И она чувствовала ответственность за жизни своих друзей. И ждать, пока кто-то другой наладит все в этом мире — не по ее части.       — Как думаешь, ее мужчина тоже ее провожал сейчас? — это было сказано так тихо, что почти никто и не услышал. И не ясно, была ли это язвительная шутка или же неуверенная попытка закончить какую-то более глубокую мысль.       Парни не провожают девушек на войну. Это своеобразный каламбур. Но зато она была точно уверена в том, что поступает правильно.       Леви, когда он уезжал, Микаса также не провожала. Она даже не знает, кто вообще приходил к нему перед отъездом. Не знает, как чувствовали себя Ханджи или Майк в тот день. Хотел ли Леви тогда увидеть своих друзей? Ждал ли кого-то конкретного?.. Забавно думать об этом только сейчас, спустя год, оказавшись на его месте. Но думать об этом в данный момент не страшно, потому что терять уже нечего. Аккерман сам потерялся в ее жизни; даже больше — из своей собственной?       Заходя в вагон, из которого каким-то чудом вытягивались из всех возможных щелей будущие солдаты, чтобы напоследок снова коснуться бегущей за поездом подруги или родственника, Микаса заняла свободное место, устраивая небольшой мешочек в ногах. Брать какие-то вещи само по себе не имело смысла, но несколько личных безделушек все же можно было сохранить.       Дорога занимала около шести часов. Микаса долго думала, нужно ли ей вздремнуть, но в сидячем положении это совсем неудобно. Какое-то время она сидела смирно с книгой в руках, все тот же сборник древних миров, читая миф о печальной Персефоне, которая была вынуждена покинуть свои родные земли и спуститься в мрачное царство, чтобы жить с богом мертвых Аидом, скрепив с ним брак зерном граната.       Продолжать работу в городе Аккерман не могла и не хотела. Зато сможет быть полезной на передовой в нынешних условиях. На Германию никто не напал, сама Германия тоже ни на кого не напала, но угнетенная сторона присутствует везде, даже в относительно мирное время. Такой стороной оказались судетские немцы, проживающие в отдельных точках Чехословакии, а именно — в Судетах. По заявлению правительства самой Германии немцам живётся там крайне непросто, отчего страна влезла в длительные переговоры между Францией, Польшей, Венгрией… Итог — в ход пошли не только переговоры. Где-то уже ходили слухи о масштабных бунтах.       Ко всему прочему Микаса не видела себя в роли большинства женщин, которых обрекли на неблагодарное дело и седые головы. В одиночку растить детей в поисках заработка, ведь бюджет страны начнет уходить в развитие военной мощи, верно дожидаться мужа, не зная, что с ним, вкалывая на заводах, занимаясь, не дай бог, строительством танков и самолетов, сшивая солдатам одеяла и кисеты из каких-то последних мешков.       Возможно, столько дней пребывания в гнетущей апатии, граничащей с депрессией, сказались на ней не лучшим образом. Продолжая улыбаться родным, выполнять свои обязанности и каждый день находить в себе силы встать с кровати в какой-то момент стало сложнее, чем обычно. Саша советовала завести ей дневник, чтобы фиксировать мысли и описывать интересные события, но Микаса каждый раз начинала тупить перед белым листом. Видимо, мир решил подкинуть ей несколько интересных сюжетов, начав войну?       Аккерман сейчас на секунду задумалась и где-то в глубине души понадеялась, что фронт придаст ей сил продолжать бороться, заставит проснуться от тяжелого сна. Может быть она зажралась? Многое познаётся в сравнении.       После поезда отправляли гражданских, а точнее, уже практически воинов, в общий пункт сбора и увозили ребят на дряблых эшелонах. Организованность в этом плане была на высшем уровне. Но все равно было неясно, к какому отряду ты принадлежишь. В одном транспорте они могли быть смешаны. По идее, сейчас она должна была отправляться в путь вместе с операторами, штурмовой группой и связистами.       Сначала все ехали молча, потом разговорились. Накрыв голову капюшоном, брюнетка немного съежилась от внезапно наступившей серости и сырости в атмосфере. Над головой такое же бесцветное небо.       — Пацан, подвинешься поближе к краю? Сидеть неудобно, сам понимаешь, — какой-то мужчина за спиной потрепал Микасу за плечо. Не совсем ясно было, что именно она должна была понимать, наверное, желание расставить как следует ноги. — Батюшки… ещё и узкоглазый! — улыбнулся мужчина, когда Аккерман, как он того и хотел, немного отсела, повернувшись к нему полубоком.       Кто-то рядом негромко запел солдатскую песню, иногда шатаясь из стороны в сторону из-за кочек под кузовом грузовика. Редкий дождь прижимал дорожную пыль к земле, а елки потемнели от влажных веток.       — Im Wald, im grünen Walde, Da steht ein Försterhaus… — он спокойно пел один, но всем это нравилось, поэтому никто не мешал, — Da schaut jeden Morgen so frisch und frei von Sorgen, Des Försters Töchterlein heraus!       Одна только Аккерман слегка нахмурилась, погрузившись в смутные воспоминания. Черт возьми, как же изменилась ее жизнь.       — А ты, пацан, японских кровей, да? — продолжал мужчина, поправляя на лбу косынку.       Та решила не подавать голоса, чтобы не разочаровать этого простодушного. Это было бы неловко.       — Вы, японцы, молодцы вообще. Подписали ведь Тройственный пакт. Теперь за нашу Германию тоже воюете, — продолжал сосед, смотря куда-то перед собой. — И ты, видать, тоже теперь с нами в одной лодке. Эх, хороший выбор!       С ней впритык сидели парни, большинство из которых такие же юные, как и она. То, что часть из них ни разу не держала камеру в руках — было видно сразу. Кто-то, кто все же заканчивал операторский факультет, чувствовали себя немного увереннее, но не имели опыта в боевых условиях, другая же часть, сродне Микасе, успели побывать в жизни только ассистентами или занимались «паркетными» съемками разного рода демонстраций и награждений. Были и те, что участвовали в сражениях, но возраст их числился от 30 до 50 лет, и таких было меньшее количество.       Соскочив с «повозки», пребыв в военный городок, где находились предприятия вооружённых сил, мужчины снова стали разбиваться по группам. Выстроилась очередь к двум небольшим корпусам. Аккерман встала, не зная точно, к какой группе ей нужно присоединиться. Снова поднялся шум, вместе с дорожной пылью; ее будто не замечали и никто не намеревался двигаться или освобождать место.       — Связистка?       Микаса вздрогнула, будто это произнесли у самого уха. Позади стоял прелестной наружности слегка веснушчатый парень, несильно выше ростом самой девушки.       — Нет, я из телеоператоров. Подскаж…       — Вот как! — медноволосый ухмыльнулся и без какого либо удивления одним движением переставил Микасу в соседнюю цепочку, встав с ней в одну очередь. От этого девушка удивлённо покосилась на него через плечо, пытаясь обернуться, но парень, продолжая крепко держать ее перед собой чуть выше локтей, только молча кивнул. Вероятно, теперь Аккерман стоит в нужной ей группе.       Спустя полчаса ее вместе с новоиспечённой командой представили должностному лицу. Так называемый обряд крещения. Микаса, как и другие операторы, сразу же получила звание офицера инженерной службы и погоны лейтенанта.       — Подойдите сюда, — произнес мужчина с пышными усами, обращаясь первым делом к девушке. — Снимайте.       — Прошу вас в таком случае предоставить мне киноаппарат, сэр, — отчеканила Аккерман, встав напротив.       Он задумчиво посмотрел на неё, вынимая трубку из губ. Подождав ещё секунду, он потянулся рукой к шуфлядке своего стола.       — Снимайте шарф. Вы бы ещё весь свой гардероб сюда притащили, — спокойно произносит он, пустив немного дыма к потолку.       Никто не позволил себе рассмеяться, все отнеслись к ситуации серьезно, насколько это было в их силах.       Красная ткань благополучно сползает с шеи, девушка аккуратно заматывает ее вокруг ладони, дожидаясь дальнейших указаний.       — На, держи. Вот что теперь на шее носить будешь, — мужчина разжимает кулак с горстью каких-то цепочек и протягивает его всем фронтовикам. — Военный жетон.       В просторечии «Смертник». На нем находится личный знак с номером, позволяющий идентифицировать военнослужащего и его принадлежность к определенному подразделению, также могли быть имя и фамилия.       Получив каждый свой медальон смерти, киногруппы отметились в анкетах и разошлись по залам.       К ещё одному выезду операторка была уже практически готова. Наступил следующий день и они должны прибыть в лагерь своего отряда. Охристая гимнастерка длиной чуть ниже ягодиц с характерным высоким тугим воротом на две заклепки, широкий ремень поверх талии, галифе и сапоги.       Напоследок — аккуратная пилотка вместо каски и ручная камера весом пять килограммов вместо трех-килограммового ружья.       Следовало ещё проверить наличие остальной техники. Помимо чемодана с персональными инструментами, имелся фотоаппарат на прочном ремешке, чтобы он смог спокойно висеть на теле. Проверкой всех своих ремней она и занялась, стоя перед небольшим зеркалом то одним боком, то другим.       — Решила уже облачиться?       Микаса медленно обернулась, так как в зеркале мужского отражения не увидела. Веснушчатый лёгким движением поправлял рукава и неспешно подходил ближе. Она не поняла суть его вопроса, ведь он тоже, как и она, уже был в рабочей форме.       — Как видишь, — отрезала брюнетка, возвращаясь к своей сумке. Упершись согнутой ногой в стул, она затянула на бедре ещё один ремень, где будет висеть фляга.       — Хах, мы ведь можем и в гражданском туда явиться. Нет никакой разницы.       — О чем ты?       Вампир вскинул руками, хлопнув себя по ногам. И бойко добавил:       — Все равно нас никто там не призна́ет. Для военных — мы никто. Здорово, да? Наличие на операторах офицерской формы ни о чем им не говорит. И правильно, ведь у нас даже документа нет, подтверждающего наше звание, — спокойно проговорил он, пройдясь немного вперёд. — Я, кстати, Эмиль Гéйне.       — Раз одежда не важна, в таком случае можешь явиться к их начальству в одной из моих юбок. — девушка убрала прядь за ухо.       Эмиль лишь заулыбался еще больше, сумев таки разговорить коллегу. Такой настрой ему приглянулся больше, но он не сразу придумал, что мог бы ответить, поэтому добавил только уже напоследок:       — Не задерживайся. Хотя, кажется, нам в любом случае придётся подождать нашу Коломбину…       — Если ты и твои друзья будете примерять ко мне всякие прозвища…       — Это не ты! — Эмиль крутанулся и задом наперёд направился к выходу. — Я про нашу малышку. Увидишь!       Микаса лишь закатила глаза, закидывая сумку на плечо. Ей-то меньше всего хотелось сейчас вдаваться в подробности всяких солдатских фривольностей.       Уже на улице почти большая часть всех фронтовиков собралась у дороги. Легкий ветер обдувал колосья, на удивление спокойно и тихо. Дождя не должно быть, а значит, дорогу не развезет и путь обещает быть ровным и без особых препятствий.       Девушка не знала, к кому лучше подойти. Киногруппы неожиданным образом поделились по возрасту. Хотя в некоторых частях опять-таки находился смешанный контингент, как тогда в общей «повозке». Аккерман подошла к старшим и более зрелым операторам, хоть и понимала, что ее команда состоит из других лиц. Списки раздали ещё вчера.       — Смотри, Микаса! Она как раз подъехала, — Эмиль Гейне звучно похлопал ладонью по капоту грузовика-полуторки. — Наша Коломбина!       Другой рядом стоящий оператор хрипло рассмеялся.       — Тебе-то откуда все это знать, сынок?       — А вот не скажу. Знаю, что такие машинки не раз выручали операторов. Уж наслышан о ее подвигах. Она – неотъемлемая часть команды. — будто сам перед собой объяснился Эмиль и снова повернулся лицом к девушке. — Да и всегда хотел так крикнуть! Нельзя, что ли?       Микаса состроила подобие улыбки в ответ. Выходит, так называли транспорт, на котором им предстоит двинуться к лагерному штабу западного фронта.       Забравшись внутрь, где находились узкие лавки, которых на всех не хватало и печка, девушка приветственно кивнула шоферу. Вместе с ней ещё двое парней, не считая Эмиля, залезли следом, обустраиваясь. «В тесноте да не в обиде…» Теперь этот кузов их дом, здесь же они будут хранить продовольствие с горючим, аппаратуру, заряжать и разряжать пленку, проявлять пробы.       — Я Леон. Видел тебя в трёх газетах. Хорошо снимаешь, — коротко представился высокий партнёр, который уже давно сидел внутри. Он чудом вмещался, так как по ощущению был не меньше двух метров ростом, с длинными руками, как у спрута.       Аккерман кивнула и села напротив, не представляя, как будет спать в небольшом квадрате с тремя малознакомыми парнями.       — Я какое-то время училась в Берлинской киноакадемии.       — Ого! — вмешался картавый с именем Гвен, который залезал следом. — Всегда хотел туда поступить! Почему же не продолжила учебу, а пришла сюда? Признайся, ты полоумная?       Внезапно машина завелась и тронулась с места. Добираясь к воинской части «коломбина» пару раз заглохла, а выезжая на новую дорогу застряла в канаве. Микасе и в голову не приходило, что когда-нибудь ей придётся столкнуться с такого рода проблемой, положившись не на себя, а на возможности телеги на колесах. От какого-то грузовика зависело – доберутся они до солдат или нет. Ещё немного, и она бы просто пешком отправилась, волоча за собой всю необходимую технику, но кинохроникёры вовремя ее удержали.       Эмиль с некой усмешкой подталкивал грузовик, но не сказал ни слова, когда все остальные выкрикивали бранные слова и кряхтели. Девушка пыталась подсунуть под колеса какие-либо плоские камни или ветки, но безуспешно. Около двух часов они волочили свою коломбину сзади, шофер тем временем сидел у себя и следил за направлением.       — Надеюсь, после такого меня повысят в звании, — послышался голос одного из пареньков.       — Дошутишься, Харви. Тебя за такой-то внешний вид, наоборот, только разжалуют, — сатирично съязвил Гвен.       — Уверен? Изгвазданные брюки лишь часть моего камуфляжа!       — Это не уважение к части, новобранец Харви Зигель! — вдруг рявкнул напарник. — Ты плюешь ей в лицо!       Оба рассмеялись. Смех мешал этим двоим с бóльшим усилием толкать транспорт вперёд, из-за чего остальные напарники только хмуро на них озирались. Микаса краем уха слушала болтовню, уткнувшись лбом в кузов, предположив, что Гвен и Харви могут быть друг другу близкими друзьями. Позже она решила достучаться до шофёра, попросить его выйти и занять ее место. Не потому, что она не хотела толкать, просто по весу она меньше будет, а с управлением транспорта разобраться не так сложно. Шофер оказался понимающим, и, пропустив Аккерман на свое сиденье, дело пошло чуть быстрее. Под общее «раз-два!» кинохроникеры все-таки сумели дотолкать полуторку, конечно, изрядно запачкав коленки и сапоги.       В воинской части на поле расположилась небольшая база. Вторая рота нуждалась в подкреплении первой, сегодняшний выезд киногруппы пришелся как раз на момент прибытия дополнительных войск из первого отряда ландштурма; по расчетам кино-фронтовиков они уже разбили небольшой лагерь и находятся здесь не больше четырех дней.       В первую очередь нужно было представиться начальству, однако беспокоиться об этом не пришлось, оно каким-то образом само оказалось перед самым носом. Несложно догадаться по их виду, что начальники были, мягко говоря, не в духе и появление в их лагере «киношников» не сулило последним ничего хорошего.       Вероятнее всего, дела на передовой идут плохо, людей катастрофически не хватало. Либо Микаса ничего не понимала.       — Вы одни приехали? Больше машин не будет?       — Так точно, товарищ майор. Нас разделили на киногруппы в несколько отрядов. В нашем составе пять кинооператоров и механик-водитель.       Майор жутко похож на стервятника, а строгая форма придавала ему образ схожий с инквизитором. Он никак не жестикулировал, а лицо выражало легкую надменность.       — Надеюсь, к ночи вы найдете себе ночлег, — он окинул всех прибывших нарочито неспешным и брезгливым взглядом. — И приведите себя в порядок.       Не успев ничего ответить, майор ушел, а грязные «киношники» остались стоять рядом, выпрямившись повторно по струнке. Нужно было привыкать держать спину, как и все остальные присутствующие здесь.       — Эмиль, ты слышал это? Он сказал, что нам негде спать?       — Он этого не говорил. — Гейне повернулся к напарникам. — Предлагаю для начала осмотреться.       — И поесть! — добавил Харви, моментально прикрыв себе же рот, чтобы не привлекать внимания со стороны солдат.       Поведение новоиспеченных партнеров напоминало девушке студенческое время. И снова обстоятельства вынуждают ее держаться вместе, по крайней мере, на момент их нахождения в перевалочном пункте. Многое она не знала, о тех же «законах» армии, внутреннее «я» подсказывало лишь о соблюдении субординации и стадных принципов выживания в незнакомой среде. Однако ходить целой толпой добывать себе ужин не самая лучшая затея в их положении. «Буду действовать в одиночку…» в делах скрытности и автономности Микаса была непревзойденна.       Неподалёку сидел народ, гремя посудой и бытовой атрибутикой. Мельтешили у палаток, проверяли снаряжение, травили байки. Один мужчина сидел на складном стульчике, поправляя на себе шинельную скатку.       Микаса понимала, что бесцельное наворачивание кругов по лагерю может повлечь за собой выговор, но трястись в грузовике ей больше не хотелось.       — Ого, офицер пожаловал, — мужчина сплюнул в сторону и снова погрузился в свое увлекательное занятие.       Фраза была адресована ей, это и ребёнку понятно. Внезапно из-за плеча мужика показался юноша, девушка даже оступилась от неожиданности. Светловолосый паренёк достаточно неприметный, но лицо его сияло какой-то неподдельной заинтересованностью.       — Вы кинооператор?! — он мигом поднялся. — Это… Это так необычно. Вы, должно быть, невероятно стойкая девушка, раз вы здесь.       — Ты это вывел исходя из того, что обычно операторы мрут как мухи? — снова вклинился мужчина, почесывая щетину.       Как ни странно, но данная реплика на Микасе никак не отразилась.       — Ох, не слушайте Джека… Я Кольт Грайс, будем знакомы!       Микаса держала руки по швам, но парнише все же достался приветственный кивок. Ростом он был всего на три-четыре сантиметра выше. В отличие от всех остальных солдат он был первым, кто излучал собой хоть какое-то дружелюбие в сторону прибывших.       — Может, снимете нас?!       Аккерман после услышанного уже собиралась развернуться, но блондин снова подал голос.       — Прошу вас, я с Джеком сейчас по уши в хозяйстве, но… Меня никто никогда не фотографировал. Боюсь, за линией фронта будет уже неразбериха и там вряд ли получится, — рядовой тут же начал перебирать лежавшими пустыми банками от консерв и шпрот, отодвигая их на траву. Сел поближе к товарищу и приобнял его за плечо, демонстрируя какой-то древесный сучок. Джек лишь вздохнул, но никуда не ушел.       Аккерман все-таки решила не расстраивать сослуживцев, хоть и не имела с ними никаких отношений. Заведя затвор, проверив камеру, она отошла чуть дальше, компонуя мужчин в кадре.       — Это ведь видео? Джеки, помаши!       Кольт смиренно улыбался, периодически подталкивая друга на те же действия. Видео вышло поистине домашним и уютным. На заднем фоне кипела солдатская жизнь, палатки и… Большой дым от костра.       Послышался недовольной возглас со стороны старшины. Микаса прекратила съемку и решила проведать остальных в той стороне, откуда дым и поднимался.       — Что за придурки это устроили?! Хотите потом под ночь ходить дрова собирать?       Микаса узнала среди провинившихся несколько своих ребят. Выглядели они сейчас как самые настоящие дети. Ближе к сумеркам всем наказали сидеть на месте и чистить оставшуюся посуду тех, кто уже подкрепился.       Другие поглядывали на них без особого интереса. Кто они для них? Люди пришедшие на войну прямиком из дома, даже не пройдя кадетское училище, не имевшие оружия, но с погонами на плечах. Микасе было плевать. Не пристают с глупыми замечаниями — уже хорошо. Ей оставалось только сидеть рядом с остальными фронтовиками и наблюдать за чисткой посуды, дожидаясь, когда те отработают наказание.       Из всей еды, что досталась на их долю, было несколько скромных ломтей ржаного хлеба и что-то наподобие похлебки, хватавшей лишь на несколько порций. Гвен скучающе повертел тряпку и армейский котелок в руках, предлагая его камрадам. Кому-то же приходилось есть прямо из каски.       — У нас должно было остаться что-то в кузове.       — Я и Микаса пойдём проверим, — отозвался Эмиль, стоя сзади девушки и похлопав ее по плечам.       — Да, конечно! Только без нас все не сожрите.       Леон молчаливо проводил их взглядом, пока Харви и Гвен подсаживались ближе к дровам, в попытке подогреть остатки провизии. Костёр на сей раз они разожгли крохотный.       Микаса неспешно шла за парнем, разглядывая его со спины.       — Зачем взял меня с собой?       — Думал, что оставлять тебя одну среди наших солдат будет неправильно.       — Мне здесь ничего не угрожает.       Эмиль перескочил через ограду, протянув руку Микасе. Девушка аккуратно схватилась, несмотря на то, что могла справиться сама.       Почему-то этот вампир ничем не отторгал и не казался ей особо навязчивым. Странным — да. Но кто вообще мог тут похвастаться «нормальностью»?       — На самом деле… Хотел поговорить с тобой.       Аккерман остановилась, на лице читалось непонимание. Наконец, почти стемнело. Гейне состроил серьезную маску, закинул ногу на грузовик и выждал значительную паузу.       «Это что-то настолько личное?..»       — Шучу. Просто у тебя громко урчало в желудке.       Холодный порыв ветра снес несколько веток дерева к ногам лейтенантов. Челка девушки заслонила ей глаза, отчего та резко откинула ее назад, но у погоды были свои планы. Парень не знал как помочь, поэтому временами ойкал.       — Ты… ты серьезно? — Микаса встала немного боком по направлению к ветру, частично останавливая всю эту вакханалию у себя на голове. — Не думала, что это так слышно. — она отвела взгляд, прижав ладонь к животу. Ситуация казалась ей максимально нестандартной.       Эмиль забрался в кузов и тотчас вылез оттуда с поблёскивающим свертком. Увиденное казалось сказкой.       — Шоколад?       — А ты не знала? Женщинам-военным выдают раз в месяц что-то такое, при условии, если они не курят, конечно. Не знаю, как тут курение связано, но не суть. — Рыжий отдал сладость хозяйке, спрыгивая обратно вниз. — Рыться в твоем вещевом мешке не хочу, но можешь сама проверить, вдруг, ещё и конфеты есть.       Новость о темном шоколаде обескуражила. При получении съестных запасов она и не догадывалась, что ее рацион питания изначально мог отличаться от мужского. Не раздумывая, она отломила часть плитки.       — Держи, будем есть вместе.       Эмиль хмыкнул, но от предложенного лакомства отказываться не стал. Шоколадная плитка надломилась, особо хорошо вписываясь своей горькостью в антураж и лесные еловые ветки, что казались уже практически чёрными.       — Слушай, я пойду отнесу что-то из общих запасов остальным ребятам. Пусть и немного. Что им на ночь наедаться? — оператор сразу же ушел, оставив Аккерман одну.       Впереди ее ждала ночь на превосходной лавке.