Тот самый из детей ланисты

Весь следующий день Рикс проводит как в тумане. Ночь без сна, физическое изнурение из-за необходимости реально таскать мебель для Паулины и эмоциональное опустошение после общения с Лабелем превратили его в неповоротливое подобие человека. Его серое лицо и мертвый взгляд сегодня отпугивали всех, даже Граут на утреннем обходе скривился при виде его. Взяв свою порцию похлебки в обед, Рикс садится за единственный незанятый стол и принимается механически есть. Кто-то подходит и хочет сесть рядом, но ему достаточно поднять глаза, чтобы какой-то гладиатор свернул находу в сторону до того, как поставил тарелку. Вместо него через лавку по соседству перекидывает ногу и садится кто-то другой, явно не из тех, кого может спугнуть эта темная аура. — Ты как? — Сторция спрашивает, не оборачиваясь, и спокойно подносит ложку с супом ко рту, чтобы подуть на нее. Как будто и не произнесла ничего вовсе. — А по мне не видно? — раздражение само рвется из него и сил говорить по-дружески нет. — Видно. Поэтому и спрашиваю. Я слышала, вчера ходили на виллу, — со стороны, наверное, можно подумать, что они даже не вместе, настолько отстраненно себя ведет гладиатрикс. А негромкие слова теряются в общем гуле голосов в столовой. — Хуиллу, — Рикс старается всем видом дать понять, что разговаривать с ней ему неинтересно. — И что там случилось? — как всегда игнорирует лишнее. — Ничего интересного. — Рикс, — Сторция вдруг поворачивает голову вполоборота и внимательно смотрит ему прямо в глаза, вызывая мурашки, — я единственная, с кем ты можешь поделиться. Отвернувшись и сгорбившись над тарелкой, Рикс недовольно ест несколько ложек похлебки. По сути она права. Яд надо высасывать, а не копить в организме, иначе от перегиба вместо привыкания можно и умереть. — Нам вживили следящие импланты… — нехотя он все-таки сухо пересказал подробности вечернего посещения поместья Флавия. На удивление часть про Августу не вызвала у Сторции никаких эмоций, по крайней мере внешне она не изменилась. Наконец он заканчивает рассказ, не упуская и визит в кабинет Лабеля. — Понятно. Рикс ждет минуту, ожидая еще слов, но Сторция спокойно продолжает есть. — Это все, что ты мне скажешь? — нетерпеливо спрашивает. — Да. Действительно ничего интересного, как ты и сказал. — Серьезно?! — она морщится от проскользнувших в его голосе истерических ноток, выдающих его нервозное состояние доведенное до ручки. — Не понимаю, что ты бесишься, — ее жесткий голос присмирил Рикса, но он все еще оставался недовольным. — Провел время с Лабелем и остался цел. Радуйся. — Сученыш мне грудь изрезал у соска… — А мог тебе этот сосок вырезать, — ледяным тоном заканчивает за него Сторция, наклоняя тарелку и собирая ложкой все оставшиеся на дне овощи ближе к бульону, чтобы выпить остаток супа одним глотком. Что она благополучно и делает. — Ты гонишь, — неуверенно отвечает Рикс, — не стал бы он таким заниматься. — Знаешь, однажды я видела, как он разозлился на своего любовника за что-то и своими руками зашил ему рот наживую, — девушка пожимает плечами и достает со дна тарелки оставшийся там кружок моркови. Повернувшись к гладиатору, она прищуривается одним глазом и поднимает кусочек овоща между ними. Да, глаза Рикса теперь такие же круглые, как и эта нарезанная морковка. — Господи, — выдохнув, он отбрасывает ложку в свою недоеденную похлебку и прячет лицо в ладонях. Его затошнило от одной мысли, как игла с ниткой вошла бы в кожу возле губы. В голове всплывают слова Гарса о неправильных расчетах. Не поднимая головы, Рикс бубнит сквозь пальцы. — Это и было то самое приглашение? Сторция неспешно дожевывает морковь и только потом отвечает: — В смысле? — Ты сказала мне тогда ждать приглашения. Это было оно? — накопившаяся усталость накрывает Рикса. — Сомневаюсь, приглашение это как в оранжерею. На помпезный вечерок со всеми вытекающими, — она облокачивается на стол локтями и вновь смотрит на гладиатора своими глазами-льдинками. — Ваша встреча была явно случайной. «Ошибся. Сам приперся в клетку, еще и готовый на все», — эти мысли заставили его сжать челюсти так, что заныли суставы. — Блять, — емкое слово, полное злости, повисает в воздухе и Рикс замолкает на мгновение. То, что он сделает дальше, он не сможет объяснить ни себе, ни кому-либо впоследствии. Медленно встав из-за стола, гладиатор переворачивает его одним резким движением. Тарелка с ложкой звякают об пол, недоеденное содержимое оказывается у ног сидящих через проход. Вместе со столом падает и стоящая с другой стороны лавка. Шум привлекает всех собравшихся, сотня пар глаз уставилась на них. Начинает разрастаться всеобщее шушуканье. Обведя любопытных взглядом, Рикс с каменным лицом уходит из столовой. Если бы он обернулся, то увидел бы, как ему вслед смотрит Сторция, оставшаяся сидеть со своей тарелкой в руках, которую она успела подхватить за долю секунды до его выходки.

***

Рикс не удивился, когда ночью к нему в комнату пришло четверо вооруженных охранников в полном обмундировании с Граутом во главе. Когда он совершал свою выходку в столовой, то, ослепленный гневом, подзабыл, что за нарушение порядка полагается телесное наказание. — Будете калечить меня перед отборочными? — невозмутимо спросил гладиатор, садясь в кровати и свешивая ноги на пол. — Успеешь восстановиться к их началу, — в том же тоне ответил Граут. — Держите его покрепче. Он не сопротивлялся, когда два охранника повернули его спиной и взяли под руки, а третий задрал ночную рубашку к шее. Последнее действие напомнило Риксу о времяпрепровождении с Лабелем и он поморщился, не скрывая эмоций. Ему не было видно Граута, стоявшего за ним, но его вопрос остановил замахнувшуюся руку в последний момент. — Я думал, всегда наказывают публично, чтобы другим было не повадно, — Рикс попытался вывернуться, чтобы увидеть лицо верзилы, но его дернули на место. Смотреть можно только в пол. — Так и есть. Но ты мне нравишься, Рикс, поэтому обойдемся розгами за закрытой дверью. Ответить гладиатор не успел, потому что первый же удар выбил из легких весь воздух. Пока Граут исполнял необходимые пять ударов коротким кнутом, Рикс пытался осмыслить его слова. Уже второй человек здесь говорит, что испытывает к нему симпатию, правда, пока толку от этого маловато. Либо оказываешься ужином для льва, либо полосуют спину в мясо. Когда наказание закончилось, то его бросили животом на кровать, охрана вышла. Возле постели на корточки присел Граут и заглянул в расфокусированные от боли во всем теле глаза. — Зачем ты это сделал? Перевернул стол? — он спрашивает явно из любопытства, а не для отчетности. — Считай, что сошел с ума, — хрипло ответил Рикс и скривился от саднящих ощущений, когда только начавшие заживать царапины на груди проехались по жесткой простыне. Мысленно он порадовался, что его шрамы от когтей не видно из-за рукавов. Последнее время у него слишком странные поводы для радости. Граут прищурился, размышляя над словами гладиатора, но потом только кивнул и поднялся. — К тебе придет кто-то из лечебки, чтобы обработать раны. Не хватало, чтоб один из наших фаворитов сошел с дистанции. — Наших? — собственный голос звучит глухо. — Не только я ставлю на тебя, — с усмешкой сказал Граут, после чего все-таки оставил Рикса в одиночестве. Измотанный за последние сутки гладиатор не смог дождаться кого-либо и очень быстро провалился в сон без сновидений. Разбудило его прикосновение чужих рук к ранам от кнута на спине. Едва разлепив глаза, Рикс попытался повернуться и увидеть пришедшего, но грубым движением сидящий рядом на краю постели уложил его голову обратно на подушку. До боли знакомый голос промурлыкал на ухо: — Не дергайся, а то током ударит, — и усмешка. — Лабель? — почему-то шепотом спрашивает гладиатор. После того, как ему сказали не дергаться, дергаться захотелось втрое активнее. Сон как рукой сняло. — Не ожидал, что сам сын Флавия будет твоим личным врачом? — звучал Лабель подчеркнуто спокойно, пока осматривал раны. От его прохладных прикосновений по телу Рикса бежали мурашки, то ли потому, что имплант заставляет так реагировать в качестве предупреждения, то ли из-за контраста температуры на воспаленных кровавых полосах. — Скорее не знал, что вам можно ошиваться в гладиаторской казарме, — на последнем слове Рикс стиснул зубы, так как кожа спины зашипела под неизвестной мазью. — Думаешь, есть что-то, что нам нельзя в наших владениях? — по голосу кажется, что Лабеля этот разговор веселит. И хочется за это щелкнуть его по носу. — В ваших? Ты хотел сказать, во владениях вашего отц… ауч! — от резко вспыхнувшей боли гладиатор машинально взмахнул локтем вверх, чем мог бы спокойно выбить своему лекарю зубы, если бы тот вовремя не отстранился. — Ты охерел?! — Я случайно, — как будто в этот примирительный тон можно было поверить. — Ну так и зачем ты пришел? — Рикс заставил себя успокоиться и улечься обратно, подложив руки под щеку, чтобы краем глаза все-таки лицезреть черную челку с серыми пронзительными глазами. — Было интересно, зачем тебе понадобилась медицинская помощь, — невозмутимо пожав плечами, ответил Лабель. — Аа, я понял. Небось подумал, что я побежал жаловаться на твои домогательства, — но лицо Лабеля не дрогнуло от его предположения. — Нет, не подумал. Лежи ровно, — чужие прохладные руки прикладывали к ранам какие-то бинты, от чего кожу спины адски саднило, но одновременно с этим организм как будто сам понимал, что это ненадолго и надо потерпеть. — Твой имплант передает всю информацию о состоянии твоего здоровья. Когда ближе к ночи показатели изменились, я заинтересовался, что могло случиться. Рикс задумался, но не смог удержаться от язвительного уточнения: — Ты что, следишь лично за моим имплантом? И судя по тому, как Лабель замешкался, попал в точку. Хотя почти сразу тот вернул себе маску равнодушия. — Да, — закончив с его полосами на спине, сын ланисты задрал рукав и взглянул на белесые, едва заметные шрамы от когтей. Внешний вид заживших отметин его явно удовлетворил. — Просто да? Даже не будешь юлить или оправдываться? — удивленно спросил Рикс, почувствовав, как силы возвращаются к нему, а волшебные мазь и тряпки Лабеля полностью сняли болевые ощущения со свежих ран. — Я уже говорил тебе, что не считаю нужным оправдываться перед рабом, — с ухмылкой ответил Лабель, после чего встал и собрал все принесенные с собой вещи в небольшую сумку, которую повесил через плечо. Затем проверил что-то на своем цифровом браслете. Рикс перевернулся на бок и подпер голову рукой, заинтересованно рассматривая сына ланисты. — Ну так, а пришел-то зачем? — Что? — Лабель оторвал взгляд от браслета и раздраженно выгнул бровь. — Ну увидел ты, что мои показатели плохи, и что? Тебе-то какое дело? — ухмылка так и просилась, как бы Рикс не старался спрятать ее. Но смутить ледяного принца было не так-то просто. — Что ты хочешь услышать? Что я переживал за тебя и пришел узнать, как твое самочувствие? — он скромно улыбнулся, похлопав ресничками. Затем вдруг уперся руками в постель и наклонился слишком близко к лицу Рикса, вынуждая того отпрянуть. Маска невинной овечки уступила его бездушному выражению, когда мышцы лица расслабились, а серые глаза ожесточились. Заискивающий тон сменился холодной сталью. — Это ты ждешь? Рикс хотел растеряться, но в кои-то веки не позволил себе, начав быстро думать. Нельзя проигрывать, он только этого и ждет. Надо собраться и выложить туз. Или джокера. — А что я должен ждать… — он неспешно начал, подбирая слова находу, — …от того, кто пришел ко мне после ранения львом, наглаживал и сожалел, что так вышло? Вообще-то, Рикс так и не был уверен, было ли это реально, а если да, то был ли это сын ланисты. Действовал на удачу и карта оказалась сильной. Полностью владеющий собой Лабель, разумеется, не выдал истинных эмоций, но Рикс понял, что выиграл, по серым сузившимся глазам и тому, как между ними повисла тишина. А ведь ему палец в рот не клади, моментально находит, как выкрутиться, даже если это обезоруживающая правда. И только сейчас молчит. Затем все же вздыхает и отвечает: — Ты такой догадливый, Рикс, — Лабель смотрит прямо на него, не давая отвести взгляда. Блеск серебряных радужек гипнотизирует. Холодные пальцы почти нежно подхватывают подбородок гладиатора, поднимают выше. — Посмотрите на него, раскусил сына Флавия. Умница. Его пальцы стискивают лицо Рикса сильнее и заставляют задрать голову выше, а сам Лабель скользит взглядом по его лицу и губам. Задерживается на них. Хочется отцепить от себя его руку, но воспоминания об ударе тока еще свежи и остается только давить в себе желание сопротивляться. Поцелуй обжигает и заставляет неосознанно дернуться из-за ожидания боли, которая, к счастью, не приходит. Вместо нее только внезапная нежность, лишающая Рикса остатков контроля над ситуацией. Не то чтобы контроль у него вообще был, но ему только начало казаться, что он что-то понял. Лабель игриво прикусывает его нижнюю губу, впечатывается сильнее и неспешно отстраняется, вынуждая гладиатора податься вперед. Их взгляды пересекаются, Рикс теряется в омуте и чувствует себя идиотом, когда сын ланисты убирает пальцы с его щек и легонько щелкает ими по его носу. Но стоит Лабелю выпрямиться, как на его лице уже дежурная улыбка одними краешками губ, он отворачивается и собирается уйти. — Постой, — сам не зная зачем, Рикс хочет его остановить. И пугается своих же мыслей. «Да соберись ты, размазня. Расплылся от близости с напыщенным индюком?» — ругает себя, но сердце стучит и заглушает. — Что еще? — в его голосе раздражение. — Тебя не пугает, что я могу убить тебя прямо сейчас? — Рикс выпаливает быстрее, чем хотел, так как не может справиться с обрушившимися эмоциями. С ладонью на ручке двери Лабель медлит, затем все же оборачивается и скучающе отвечает: — Ты думаешь, никто не знает, где я? — Думаю, что нет. — Ну тогда попробуй, — Лабель смотрит на него с вызовом, но словно сдерживает улыбку. — А чем будешь убивать, раз голыми руками не получится? Вам запрещено держать оружие в казарме. Рикс проводит ладонью по простыне, на которой лежит. — Могу связать в жгут любую ткань и задушить тебя. Не придется касаться, — от его слов лицо Лабеля впрочем, не меняется, но в глазах словно пляшут черти. Ему нравятся ответы Рикса. — Давай в следующий раз, а то мне уже пора, — сын ланисты усмехается, кивает и все же открывает дверь из комнаты в коридор. Напоследок тихо бросает через плечо. — До скорой встречи. — Пошел ты, — но ответ Рикса заглушается захлопнувшейся за Лабелем дверью. Несколько секунд гладиатор просто сверлит взглядом стену, осмысляя эту короткую встречу. Как же хочется истошно закричать и обломать костяшки кистей о бетон перед собой. Чтобы скинуть стресс, забыться, лечь спать дальше и принять этот разговор за фантазию во сне. Рикс ударяет кулаком по постели, запускает пятерню в волосы, оттягивая их до боли назад и возвращаясь в реальный мир без игр и недомолвок. Надо уснуть любой ценой, все остальное завтра.

***

Было сложно сдержать удивление, когда на следующий день вечером после тренировок и терм в комнате Рикса ждала пустая кровать без постельного белья. Руки прошлись по дереву каркаса и чему-то вроде циновки вместо матраса. Ни подушек, ни покрывала, ни чего-либо, что можно было бы порвать, вытряхнуть нутро и скрутить в жгуты. Взгляд остановился на выброшенных из шкафа вещах, валяющихся на полу. Он хмыкнул, усаживаясь на жесткое неприятное подобие подстилки, и пробормотал вслух: — Насмехается. Если бы реально опасался, меня бы и одежды лишили. Как будто я не могу задушить его подолом туники. В голове вспыхнули непрошеные картинки, как голова Лабеля была бы между его ног под полупрозрачной тканью, от чего по телу полилось возбуждение. Рикс вырвал себя из фантазий, вжав пальцы в грубую плетенку, оставляющую поверхностные царапины на подушечках. Помедлив, он попытался лечь на бок, чтобы не коснуться ничего подзатянувшимися ранами на спине. Совершенно невозможно лежать спокойно, колет и цепляется, еще сложнее представить, что ему удастся так уснуть. Рикс не выдержал и снова сел, затем встал и померил шагами комнату. Пойти напроситься к друзьям? А завтра можно будет попробовать добраться до Лабеля и потребовать все обратно. Или, может, сам вернет, раз только угрожает. Нет, незачем кому-либо об этом знать, последуют ненужные расспросы. Еще одна попытка вытерпеть циновку не увенчалась успехом, Рикс вскочил на ноги и раздраженно сложил в кучу одежду вместо подушки, подстелив под себя несколько верхних тог. Прохладно, конечно, но повезло, что теплый сезон, поэтому замерзнуть насмерть не грозит. Полночи он ворочался, стиснув зубы от злости, пока наконец им не завладел такой долгожданный Морфей.

***

Прошло несколько недель. Ни разу за это время Рикс не столкнулся с детьми ланисты, их как будто и след простыл. Никто не наблюдал за гладиаторами с балкона резиденции, не вызывал к себе, не преследовал в термах. Никто из самих гладиаторов не «сбегал». Сторция не смотрела в его сторону и не заговаривала первая, даже Гарс и Хотч отвалили, видимо, помирившись. Нормальную постель Риксу вернули через несколько дней, хотя он никому не рассказывал об этом и не искал встречи с Лабелем. До этого момента приходилось спать на полу и вариться в собственной ненависти ко всему происходящему. Наступил день отборочных. Один из самых важных дней для рабов на вилле Кассия Флавия. Помпезные речи лились из уст Граута, парадные красочные тоги и новые доспехи для боев, последние решения по оружию для встречи с судьбой. Рикс мечтал пройти в итоговый состав гладиаторов, которых отправят уже на самую настоящую арену Колизея. Нет, им владело не тщеславие или желание свободы. Только отчаянная необходимость встретиться со смертью лицом к лицу. А еще лучше испустить уже дух под вой толпы. Настолько он перестал владеть собой и чувствовал опустошение от всего, что приходилось переживать на этой чертовой вилле. Шрамы на спине, плече, груди, которых не было, пока по какой-то неведомой причине им не заинтересовалась шавка со стальными глазами и голосом в тон. Жаль, для зрелищности выдавалось не огнестрельное оружие, иначе Рикс застрелил бы тут всех, а потом и себя. — Братишка, ку-ку, ты меня слышишь? — сгустившаяся вокруг душная тьма отступает, когда к нему подходит Орвон и машет перед его лицом ладонью с растопыренными пальцами. — Да. Да, задумался что-то, — встряхнув головой, Рикс неопределенно пожимает плечами. — Готов к полосе препятствий? — напускное спокойствие Орвона, которым он пытается прикрыть свой страх, едва ли может кого-то обмануть. — Думаю, что да, — Рикс проверяет прочность и удобство коротких черных перчаток, берет в руки кнут, который выбрал для отборочного сражения и как свое основное оружие. — А ты? — Ну такое, — на лице друга кривая улыбка. Рикс смотрит на него искоса и только сейчас замечает, как осунулся вечно веселый дружище Орвон, а под потускневшими глазами залегли темные круги. — Боишься? — Не знаю, что хуже: пройти на арену или остаться среди неудачников, которых ждут плети за плохую подготовку, — Орвон хватается то за меч, то за копье, то за сеть. Плохо, что не определился заранее, иначе уже бы знал, как именно будет действовать. — Раны от плетей заживут и можно будет потренироваться еще перед следующими отборочными, — резкий щелк его кнута по воздуху заставляет Орвона вздрогнуть. — Арена — это только путь ввысь или в вечную тихую обитель. Стало легче выбрать? — Что с тобой стало? — неожиданно спрашивает друг, заставляя Рикса сжать зубы до скрипа. К чему вдруг эти вопросы. — Разве что-то поменялось? — уточняет небрежно, хотя внутри все клокочет. — Со стороны кажется, что ты замкнулся в себе и потерял веру, — ладонь Орвона крепко сжимает его плечо, а сам он выглядит встревоженным. Его слова звучат для Рикса как гром среди ясного неба. К ним подходит Афий. — Ух, кнут, серьезный настрой, — на его лице как всегда блуждающая улыбка. — Что взял ты? — Не знаю, — рука друга соскальзывает с плеча Рикса, он снова осматривает выложенное оружие. Берется за короткий меч. — Наверное, это. Афий и Рикс переглядываются, но его выбор не комментируют. У этого балбеса едва ли наберется опыта для хорошего отражения атак этим мечом. Про нападение и думать страшно, настолько бои не созданы для Орвона, а он для них. В свою очередь Афий тянется к копью и прокручивает его в пальцах, любуясь. — Думаю, тебе отлично подойдет, — Рикс старается звучать мягче обычного и быть более вовлеченным в разговор с единственными действительно близкими в этом аду. — А я надеюсь, что не окажусь против кого-то из вас, — ответ Афия заставляет двух гладиаторов изумленно промолчать. Он смеется. — Боюсь, что Рикс меня убьет, а тебя, Орвон, я сам нечаянно покалечу. — Эй! — Он сам себя скорее случайно поранит, — поддается веселью Рикс и теперь они с Афием оба фыркают от смеха. — Да ну вас, — разозлившись, Орвон театрально взмахивает руками и складывает их на груди. Рядом с ними проплывают знакомые косички Сторции, привлекая внимание Рикса и заставляя двинуться за ней. Она сама тормозит на небольшом расстоянии от других и оборачивается к нему, когда гладиатор не ожидает этого, из-за чего он сбивается с ног, но быстро восстанавливает равновесие. — Неужели и ты участвуешь в отборочных? — Конечно, — Сторция самодовольно отбрасывает волосы назад, — лучшие гладиаторы проходят их на постоянной основе для подтверждения своей физической формы и звания лучших. — А побед на арене недостаточно? — Рикс скручивает кнут и цепляет его к своей броне на поясе. — Между выступлениями есть перерывы, один сезон — один шанс доказать свою полезность ланисте, — впрочем, гладиатрикс явно подманила его не для светских разговоров. Голос ее становится совсем тихим, едва различимым. — Тебе весточку передали. Облокотившись плечом на стену, Рикс выжидательно поднимает брови. — В каждом препятствии есть ловушка, любимая забава ланисты, прислушивайся к себе, поймешь, где они, — рука Сторции как бы невзначай скользит по ее шее и задерживается на месте импланта на мгновение дольше. Девушка встряхивает плечами, будто разминается. Значит, будет какая-то подсказка, если приблизиться к ловушке? — И от кого же такие дары? — Рикс задает вопрос, ответ на который знает. Это понимает и Сторция, чей холодный взгляд превращается в совсем колючий и можно увидеть бегущую строку в ее голубых глазах «ты что, идиот». Отвечать она не собирается, только кивает ему и отходит к небольшой группке сильнейших гладиаторов, которые держатся вместе поодаль. Подсказки, значит, вот такая блажь от Лабеля? Не стать посмешищем отборочных, запутавшись в какой-нибудь сети? А с чего вдруг такая помощь, разве сынишка уже не охладел к нему? Все-таки столько недель никаких вестей и даже не вылезал с папашиной виллы. Пульс Рикса учащается, он пытается успокоиться. Небось сидит сейчас крысеныш у себя дома и развлекается, разглядывая его показатели здоровья и повышенные цифры сердцебиения. Вдох. Выдох. Нужна холодная голова для хорошего выступления. Вскоре Рикса окликает Граут и выстраивает всех рабов в ряд. Ожидаются финальные смотрины самим Флавием, напутственные слова. Гладиаторы встали в несколько рядов перед началом полосы препятствий, каждый сжимал в руках выбранное оружие. Перед ними расстилалось огромное плато с видом на бескрайний океан впереди и расположившееся на возвышении, куда они поднимались добрые полчаса, от чего уже успели устать. С одной стороны ввысь уходила отвесная горная скала, которую словно наполировали, такой гладкой было казалось бы природное явление. Добежать до края плато смогут только лучшие, а за флаг, который надо преподнести ланисте, еще предстоит побороться. Возле гладиаторов опускается парящий шатер, из него с довольной ухмылкой выходит Кассий. Его взгляд оценивающе скользит по купленным рабам, удостоверяясь в правильном (или нет) выборе. На некоторых он кривит губы, на других — отрешенно кивает. Наконец произносит: — Итак, ваши тренировки подошли к концу. Пора продемонстрировать мне, на что вы способны, достойны ли почестей, лавров и богатств, — Кассий делает многозначительную паузу, — и конечно свободы. Ведь за нее вам предстоит сражаться и выгрызать ее с каждым боем. Не все пройдут этот путь, но тот, кто заставит все миры перешептываться о величии моей школы, будет щедро вознагражден. На последних словах он смотрит на Рикса и от его тяжелого взгляда хочется спрятаться, но гладиатор только выпячивает грудь вперед и ударяет рукояткой кнута по щиту в другой руке. Это действие за ним по очереди повторяют и другие, пока их удары не сливаются в один единый шум бряцания оружием по дереву. Рикс вспоминает ту хлипкую деревяшку, которую ему бросил Лабель в клетку со львом, и от этого его лицо само собой ожесточается из-за напрягшихся мышц и желваков на скулах. Флавий поднимает ладонь, приказывая таким образом вернуть тишину, и улыбается. — Прекрасно, давайте же начнем. Гладиаторы склоняются перед ним, все вместе опускаясь на одно колено. И снова Рикс вспоминает о своем унижении перед Лабелем, от чего его уже начинает потрясывать. Прекратят эти поганые воспоминания лезть в голову?! Не до них сейчас. Удовлетворенный выказанным ему уважением Кассий Флавий поднимается обратно в парящий шатер, который отлетает к смотровой, расположенной ближе к концу плато, где развеваются красные флаги будущих победителей отборочных. Полукруглая смотровая площадка находится еще выше земли для хорошего обзора происходящего, поэтому если подниматься на нее снизу, то придется пройти несколько рядов ступеней. Но с летающим средством передвижения такой необходимости не возникает, поэтому все гладиаторы могут наблюдать, как шатер замирает и позволяет выйти ланисте. А также его детям. При виде Августы, Лабеля и Паулины, рассаживающихся на свои места, сердце Рикса начинает так бешено биться о грудную клетку, что шум крови в ушах оглушает. Какой же он придурок, конечно, Лабель будет давать ему знать о ловушке, напрямую наблюдая за его передвижениями. Рикс неожиданно для себя понимает, что больше всего он сейчас боится только одного — опозориться перед этим вылизанным аристократом. Не попасться в капкан, не сразиться с друзьями, не проиграть, в конце концов, а только того факта, что холодный взгляд может приобрести оттенки презрения. Его начинает тошнить от собственной слабости из-за сероглазого чудовища, в это время адреналин в крови пробивает все мыслимые и немыслимые верхние границы значений. Ему чудится, будто Лабель улыбается одними краешками губ при виде его нервозности, хотя разве можно разглядеть это наверняка на таком расстоянии. Рядом с ним стоит Граут с невозмутимым лицом, которое все равно выглядит злым из-за уродливого глубокого шрама поперек. За спиной верзилы на гладкой поверхности скалы по одной друг за другом появляются фотографии и имена всех собравшихся рабов. Их столько, что информация укладывается в несколько десятков столбцов и рядов. Тяжелая рука Граута с зажатым в ней длинным кнутом взмывает высоко над головой. Все взгляды прикованы к флагам впереди и только взгляд Рикса никак не оторвется от сочетания черных волос цвета смолы и безукоризненно белой тоги. — Вперед! Щелк кнута и громогласный голос Граута прокатываются мощной волной над плато. Все срываются с места.