Тот самый из детей ланисты

Рикс сделал все мыслимое и немыслимое ради красного флажка. Ловко перепрыгивал через препятствия, проползал по грязи, уворачивался от летящих в него из стен заготовленных дротиков и стрел, обезумел от ярости настолько, что был в состоянии закрыться ближайшим гладиатором от опасности словно щитом, подставляя его под удар. Каждый раз, когда он был возле ловушки, то чип в его шее ударял разрядом тока, бросая его в дрожь. Несильно, только для быстрого осознания, куда не лезть, но ассоциации с ощущениями были мерзкими и злили Рикса еще больше. Протягивает руку к рычагу перед собой, но в затылке в ответ тупая боль. Значит, другой. Хватается за соседний, пока предыдущий дергает другой гладиатор и земля под ним раскрывается. Человек, стоявший рядом, вдруг исчезает. Ошеломленный этим Рикс не может отвести взгляда от раскрытого механизма, внутри которого — черная темнота. В висках страшно пульсирует, поэтому крика не слышно. Если тот парень вообще успел закричать, так быстро все случилось. Куда он попадет? Это мгновение тормозит гладиатора, он оглядывается и видит, как десятки рабов продираются через препятствия. Все такие же, как Рикс, ослепленные будущей победой. Попытки найти в этой каше знакомые лица безуспешны, никого. Из поднявшегося клуба пыли неподалеку вдруг выскакивает Сторция и упруго приземляется на землю, тут же продолжает бежать, не отводя взгляда от цели. Смертоносная и опасная. Рикс все еще сжимает правильный рычаг перед собой, надо двигаться дальше, ну же. Непослушная голова, резко потяжелевшая, вскидывается и он смотрит в ту сторону. Расстояние сократилось, почти можно разглядеть выражение лица Лабеля. Скучающее. Что-то мелкое крутит в пальцах, но это уже не увидеть. Щелкает. По телу гладиатора бегут мурашки и он передергивает плечами от такого реального легкого разряда тока под кодовым названием «Что встал?». Остервенело дернув рычаг, Рикс подскакивает, чтобы безопасная ловушка только попыталась задеть его по ногам. Перепрыгивает ее и продолжает путь. Полоса препятствий заканчивается. Руки устали удерживать вес тела, пока приходилось карабкаться на высоту, ноги устали от бега, прыжков и приседов, глаза видят только маячащие алые флаги на том конце. Он нужен ему. Это выход из кроличьей норы. Рикс выскакивает на ровное поле длиной в метров пятьдесят, навскидку. Здесь уже идут ожесточенные драки за флаги, которые достанутся не всем. Стоит кому-то протянуть руки, как их обладателей обезвреживают другие. А тем временем на бойню прибывают еще и еще гладиаторы. Один Рикс отворачивается в противоположную сторону от смотровой и бросает взгляд на стену с их фотографиями. Может с десяток черных ячеек вместо фотографии и имени, некоторые ячейки изменили цвет, наверное, отражая состояние гладиаторов, но Риксу сложно сфокусироваться на этой информации, она для него ничего не значит. Понаблюдав за возящимися рабами у подножья флагштоков, он снимает с пояса кнут и взвешивает в ладони. Взгляд упирается в туго стянутую кожу на рукоятке, увенчанной острым коротким лезвием. Если будет ближний бой, можно порезать соперника. Когда он успел стать таким человеком? Да и человек ли он еще? Кто-то налетает сзади, вытаскивая его из очередной эмоциональной ямы, Рикс оборачивается и, видимо, выглядит настолько пугающе, что девушка уносится от него со всех ног. Трусливо. В какие же гладиатрикс она тогда метит. Или просто пытается выжить? Как тот же Орвон. И где сейчас он? Ладно, потом. Рикс перехватывает кнут удобнее, ему и смотреть на него не надо, столько уже было тренировок. Этим лезвием он способен принести вред только врагу, но не себе, хоть сегодня смерти и не запланированы. Но, скорее всего, уже были. Щелчок кнута разрезает воздух недалеко от флагштока, сцепившиеся подле него два гладиатора замирают и смотрят на приближающуюся фигуру. — Флаг мой, — Рикс удивляется спокойствию в своем голосе. Походу, эмоций в нем не осталось, только пустота. — Еще чего! — взбрыкивается один из гладиаторов и бросает своего соперника, чтобы сразиться с новой угрозой. Рикс только сейчас узнает во втором человеке Орвона и сердце его как будто останавливается. Пропущенный удар, время замирает. — Я в порядке, — одними губами шепчет Орвон и тяжело встает на колени. Вероятно, в этой схватке он проигрывал, от чужой жестокости его спас только случайно подоспевший друг. Если сейчас же не собраться, то Рикс прольет чужую кровь, поэтому он складывает кнут вдвое и берется за оба конца. Выключив эмоциональную составляющую, гладиатор легко уходит от беспорядочных ударов противника и оказывается у него за спиной. Удавка обхватывает чужую шею, парень начинает задыхаться, пока Рикс сводит лопатки, не давая шанса вырваться. Когда тот достаточно ослабел, хватает уже просто пережать его сонную артерию, чтобы вырубить. Тело падает к его ногам. Рикс не смотрит на Орвона, потому что иначе точно проиграет, и подбегает к флагштоку, но красная тряпка слишком высоко, рукой не достанешь. Быстрый осмотр вокруг не дает результата. — Орвон! — друг, все еще сидящий на коленях позади него, вздрагивает. — Ч-что? — в его глазах такой неподдельный ужас и дезориентация, что Риксу нужны все остатки самообладания для игнорирования этого. — Меч, — никакой реакции, — Орвон, меч! Пока в голове друга происходят какие-то мысли, к ним уже приближаются несколько гладиаторов, но Риксу удается разобраться с ними с помощью кнута. Жалящие удары не дают соперникам приблизиться, им легче потратить силы на цели попроще. — Орвон, мать твою, дай мне свой меч! — Рикс срывается на крик, кажется, только теперь до потерянного Орвона доходит смысл слов. Вытащив его из ножен, он отстраненно протягивает его другу. И снова флагшток. Рикс сжимает в одной руке кнут, в другой короткий меч, и примеривается к проклятому флагу. Как же достать его? Красная тряпка развевается на ветру, раздражая зрение своей недоступностью. Попытка сорвать его кнутом не увенчается успехом, он лишь соскальзывает с ткани, впрочем и подбрасывать меч в надежде срезать оказывается еще более тупо. «Да чтоб тебя», — собственная беспомощность вызывает агрессию, наполняя этим каждую клеточку. Он старается думать, но думать надо быстрее, наблюдать за чужими уловками времени нет. Еще одна попытка, Рикс обвязывает кончиком кнута рукоять меча. Отойдя на несколько шагов, присматривается к расстоянию и шансам. Что ж, слабоумие и отвага, или как там. «Кнут продолжение моей руки», — повторяет Рикс про себя, чтобы не сбиться. Замах. Кожаный шнур с усилием взлетает вверх, таща за собой меч и металл сверкает на высоте в лучах закатного солнца. Острое лезвие в долю секунды проходится по всему основанию флага у самого края, где тот соединяется с флагштоком. Ткань подхватывается ветром и кружится в сторону, Рикс не сводит с нее глаз, преследуя. Кто-то из гладиаторов тоже начинает охотиться на легкую добычу, но тут же получает в зубы и сходит с дистанции. Прыгнув, Рикс схватывает флаг и торжествующе сжимает в кулаке. Это был шанс с вероятностью один к тысячи. Только сейчас он замечает, как дрожат его руки. — Поздравляю, — хрипло произносит Орвон прямо за спиной. Рикс оборачивается, готовый защищаться. — Я не буду у тебя его отнимать, спокойно. — Я спокоен, — резко отвечает гладиатор, пока красная ткань еще сильнее сминается в пальцах. — Рикс, ты готов убить за него. — В этом вся суть, Орв. Они смотрят друг на друга несколько секунд. Из оцепенения Рикса выводит жжение в шее, он раздраженно трет место, где скрывается имплант. Надо идти к смотровой, демонстрировать свою победу и получать лавры, но что-то внутри не отзывается радостью. Потерянный взгляд побитого Орвона и его лицо, будто смирившееся со своей участью, пробуждают в Риксе злость за их положение. За необходимость выживать и терпеть издевательства. Он будет чествоваться за то, что сильнее, пока его друг будет страдать за неспособность к боям лишь потому, что Рикс спас его раньше у работорговца, заставив Флавия взять его друзей вместе с ним. И это он еще не знает, где Афий и каковы его успехи. Распаленный адреналином, сумбуром в голове и, кажется, нервным срывом, гладиатор направляется прямиком к ланисте. Никто не нападает на него, только отстраняются и провожают взглядами. Как будто чувствуют, что сейчас будет какое-то шоу, а не просто еще один счастливчик, для которого отборочные закончились. Остановившись у самой трибуны ланисты и его отпрысков, Рикс смотрит вверх прямо на них. По регламенту ему следует показать флаг и выкрикнуть свое имя, после чего поблагодарить за эту возможность умереть за Кассия Флавия и встать рядом с остальными такими же обладателями своего билета на арену. Взгляд Рикса переходит от надменного лица рабовладельца к заинтересованной Августе, все такому же скучающему Лабелю и равнодушной Паулине. Из груди наружу рвется ненависть, которой хватит на всех присутствующих. Он медленно поднимает руку с флагом над головой и вдыхает как можно больше воздуха. — Кассий Флавий! — гладиатор кричит так громко, что все вокруг обращают на него внимание. Все сидящие на трибуне в ожидании смотрят на него. — Я Рикс! И я не буду благодарить тебя за то, что умру! Передышка и снова во всю мощь легких: — Я требую свободу, которая была у меня отнята! Против моей воли! Все тело горит, когда Рикс разрывает флаг пополам одним резким движением и бросает себе под ноги, после чего втаптывает обе половины в пыль. Его трясет от осознания случившегося, но одновременно с этим он понимает, что гордится собой. Наверное, сейчас они убьют его, да и пусть. Это того стоило. Вдруг удастся поселить в черствых черных сердцах мысль об иллюзорности их власти. Рикс распрямляется и поднимает взгляд на виновников своего торжества. «Что вы будете со мной делать?»

***

«Что за идиот…» Лабель не двигается, пока его гладиатор кричит свои безусловно очень важные слова и демонстративно топчет флаг. Дослушав, он неспешно облокачивается локтем на подлокотник и подпирает виски пальцами. Ему в красках представляется, как посерело лицо отца, нетерпевшего строптивых рабов. Августа переводит взгляд с него на брата. Ей явно весело от происходящего, улыбка так и рвется, в глазах искрит предвкушение. Она поднимает брови и все же ухмыляется. Не меняя позы, Лабель лениво смотрит на сидящую по другую руку Паулину. У нее, как и всегда в таких случаях, трагичное выражение, словно ей невероятно жаль слышать подобное. А не плевать, как есть на самом деле. Да уж, Рикс, подлил ты масла в огонь, ничего не скажешь. Впрочем, отец быстро берет себя в руки, гневная краска отступает. Не в его привычках позволять себе эмоции прилюдно. Он только сурово оборачивается на сына и невыразительно кивает подбородком на пульт управления имплантом. Лабель без эмоций смотрит на гладиатора, который явно растерян отсутствием реакции на свою выходку. Прости, милашка, но ты сам виноват в этом. Большим пальцем он выкручивает разряд в сторону максимума и зажимает главную кнопку, отправляя импульс. Через долю секунды Рикс хватается за шею и падает на колени. При этом из него не вырывается ни звука сквозь стиснутые зубы, пока тело бьется в конвульсиях. Это ненадолго. Боль должна быть адская, нервная система в агонии ищет спасения и источник удара током, но имплант искусно встроен и организм начинает атаковать сам себя. В конце концов, эту технологию помогал изобретать Лабель, прекрасно владеющий знаниями о человеческой анатомии, так что представить испытываемые ощущения несложно. Ослепленный от боли Рикс пытается разодрать ногтями затылок, валится на бок на землю и не может найти себе места, извиваясь в пыли. От его с трудом сдерживаемого скулежа, который все же слышен, холодеет внутри. Лабель бросает взгляд на отца, тот лишь равнодушно наблюдает за мучениями гладиатора. Затем поднимает руку в сторону сына, но для конца пытки ланиста должен опустить ладонь. Он этого не делает. Еще минута и начнутся необратимые последствия для нервной системы. Все присутствующие на отборочных гладиаторы остановились. Замерли даже те, кто еще проходили полосу препятствий. Так долго было шумно, что резко опустившаяся тишина пускала по коже мурашки. В ней было слышно только страдающего Рикса, исступленно превращающего свою шею в разодранное мясо. Лабель нервно сглотнул, посмотрел на Августу. Сестра сидела прямо, задрав голову, как будто не может никак почувствовать себя еще выше, чем она есть. Зеленые бездушные глаза сияют безумием, они не в силах оторваться от этого жестокого зрелища. Судя по стиснутым бедрам, ее это даже возбуждает. В это время Паулина отвела взгляд и смотрит в пол, впрочем, не опуская головы. Очередной вопль боли Рикса заставляет вздрогнуть. — Отец… — позвал Лабель, совсем тихо, сам не веря, что готов вступиться за какого-то раба, но ему чудится, будто все слышат это дрожащее отчаяние в его голосе. Ланиста опускает ладонь, позволяя Лабелю убрать побелевший от напряжения палец с кнопки. Вовремя, еще немного и было бы уже поздно. Ощущение разряда тока сверхмощности прекращается и Рикс замирает, лежа на боку с вцепившимися в шею пальцами. Никто не спешит реагировать, все ждут чего-то, затаив дыхание, но гладиатор не двигается, видимо, впав в оцепенение от пережитого наказания. Такой долгий разряд уже испытывали и последствий, помимо психических изменений, быть не должно. Поднявшись со своего места, отец прижимает руку с перекинутой тканью к животу и свысока смотрит на жертву своей пытки. — Полагаю, я дал исчерпывающий ответ на твою просьбу, Рикс, — голос отца похож на холодную сталь, через которую пытается просочиться клокочущая в нем сдерживаемая ярость, а имя в конце он будто выплевывает. В ответ лежащий в позе эмбриона на земле гладиатор закашливается и дрожит всем телом, затем сплевывает перед собой кровавым сгустком. Видимо, прикусил язык. — Есть еще желающие что-либо сказать мне? Высказать недовольство своим положением? Некоторые рабы испуганно трогают себя за затылки, пытаясь нащупать импланты, но они уже намертво слились с их нервной системой. Те, кто явно поумнее, молчат с непроницаемыми лицами. Ланиста обводит своих людей цепким взглядом хозяина, словно выискивает слабые звенья. — Уведите его и приведите в чувство, — распоряжается гладиаторам, которые закончили испытания и ожидали конца отборочных. К смотровой подходят Сторция и Гарс и с трудом поднимают отключившегося Рикса под руки. Лабель в упор смотрит на девушку, к счастью, она додумывается поднять на него вопросительный взгляд. Едва заметно сын ланисты кивает на ее немой вопрос. Когда гладиатора уводят из поля зрения оставшихся, отец дает знак Грауту продолжать мероприятие и садится обратно на свое место. Его верный помощник щелкает кнутом и раздает указания, возвращая в толпу суету. Все пытаются продолжать, как ни в чем не бывало. Погруженный в свои мысли Лабель не сразу замечает наклонившуюся к нему Августу. — Убьем его? — глаза сестры болезненно блестят. — Нет, — Лабель отвечает спокойно, не поворачиваясь. С ее стороны раздается насмешливое фырканье. — Привязался к рабу, м? — голос Августы низкий и манящий, словно она хочет поймать тебя в ловушку. Приходится картинно вздохнуть. — Мы не можем убивать одного из лучших накануне сезона боев только потому, что у него нервный срыв. Возьмешь ты в толк? — он все-таки смотрит на нее искоса, демонстрируя раздражение от ее вопроса. — Спустишь ему эту наглость? — раздается резкий голос младшей по другую руку. Закатив глаза, Лабель оборачивается к ней, пока Паулина корчит гримасу в ответ. — Ты-то чего лезешь? — обычно он не огрызается на сестер, но иногда они просто не понимают по-хорошему. Особенно в тандеме. — Просто интересно, — невозмутимо пожимает плечами Паули. — Мои взаимоотношения с Риксом не касаются ни одну из вас, милые сестрицы, — сменяет гнев на милость Лабель, переводя взгляд с одной на другую. Августа усмехается. — Как насчет его дружка? Я думаю, пытки кудрявого мальчика помогут этому гладиатору не забывать, когда стоит придержать язык за зубами? Как думаешь? — старшая стреляет глазами на парня, у которого Рикс отнял его меч для того, чтобы добыть флаг. Сдавшись, он сидел у пустого флагштока на земле и прятал лицо в ладонях. Мучения друга, кажется, сломали его. От фантазий, что можно было бы с ним сделать, Августа игриво прикусывает фалангу своего указательного пальца. — Только если припугнуть, — улыбка просится уже и у Лабеля. Предстоящий вечер после отборочных с каждой минутой обещает быть все прекраснее. — Но не убивайте, а то некому будет защищать честь школы. — Еще будешь меня учить? — весело отзывается старшая. Они переглядываются и оба начинают смеяться. К ним присоединяется и скромно хихикающая Паулина. — Я надеюсь, — неожиданно вступает отец, вынуждая детей резко замолчать, — что наказание мальчишке будет соответствующим. Обе сестры с любопытством смотрят на Лабеля, который прикладывает ладонь к сердцу и склоняет голову перед отцом. — Несомненно, — лукавый блеск его смотрящих снизу вверх серых глаз заставляет Августу прикусить нижнюю губу, чтобы сдержать смешок. Даже извечно суровое лицо Флавия разглаживается. — Несносные, — бурчит он себе под нос и отворачивается обратно к зрелищу, скрывая улыбку за легким кашлем в кулак. Когда окружавшие его члены семьи наконец отвлеклись на другие вещи, Лабель украдкой проверил показатели здоровья Рикса на небольшом дисплее пульта управления его чипом. Пульс выше обычного, кортизол в крови зашкаливает, но в целом организм успокоился. Отдыхай, гладиатор, ведь ночь будет долгой.

***

Первое, что врывается в сознание Рикса, это шум. Сначала он кажется далеким, как будто через толщу воды, но постепенно его громкость возрастает и обрушивается на пробудившийся слух. Из какофонии звуков удается вычленить веселые, вероятно, пьяные голоса, живую музыку, а еще… что-то похожее на крики или визги. Понять сложно. Медленно Рикс продолжает взывать к остальным органам чувств. Зрение перекрыто, на глазах плотная повязка, через которую не просачивается свет. Плохо. Нос улавливает смешанные запахи. Густые ароматы готовой пищи, на что желудок отзывается недовольным урчанием, и резкие от алкоголя. Рикс принюхивается активнее, чуя сильный запах железа, напоминающий мастерскую отца. Странно. Во рту тоже какая-то полоска ткани, натянутая так сильно, что жжет уголки губ. Ассоциации с Лабелем, заткнувшим его рот краем рубашки в своем кабинете, неизбежны. От воспоминаний (еще непонятно, приятных или не очень) хочется поерзать, но тут приходит новое самое неожиданное осознание. Он обездвижен. Сердце испуганно начинает биться быстрее и приходится глубоко размеренно дышать носом, чтобы успокоиться. Не спеша Рикс пытается дернуть руками, корпусом, потом ногами, но на свободе только пальцы рук и ног. Даже голову не опустишь и не повернешь. Удушливая паника сжимает горло, сражаться с ней тяжело, потому что ситуация совершенно неясная. И все же Рикс задвигает страх на задворки, чтобы продолжить попытки понять свое местоположение в пространстве и времени. Окей, тело не может двигаться. Почему? Судя по болевым ощущениям в ответ на попытки высвободиться, он обвязан веревками, которые кольцами обхватывают его в каждом возможном месте. Они ощущаются на груди, животе, бедрах, голенях, плечах и предплечьях, шее, заставляя принять нужную кому-то позу. Пальцы ног и разведенные колени упираются в твердую поверхность, пока икры привязаны к бедрам, его руки за спиной и связаны от локтя до кистей, а те в свою очередь не оторвать от лодыжек. Неловкое движение и лопатки сведет судорога. Веревка оплетает и горло, уходя, видимо, куда-то вверх, так как подбородок задирается сам собой и вниз его можно опустить, только если попутно задушить себя. Сдвинуться влево или вправо не выходит, возможно и сзади от рук или ног веревки уходят вверх, держа его на месте. Мышцы уже начинают затекать. И это еще не все новости. Кроме веревок на теле больше ничего нет. Ничего похожего на одежду. Рикс с трудом сглатывает от этой мысли. В помещении прохладно и по голой коже бегут мурашки. Сон окончательно уходит. Ему приходится приложить титанические усилия, чтобы давить в себе ужас и не поддаваться его липкой паутине, из которой так сложно выбраться. Но сердце глухо к разуму, ему страшно и оно стучит о грудную клетку, желая знать, что происходит. Где-то рядом раздаются тихие шаги. Холодные пальцы касаются его затылка и развязывают узел повязки, снимая ее с глаз. — Ну ты и соня, — с наигранным укором произносит до боли знакомый голос. Приходится привыкать несколько секунд к тусклому освещению после полной темноты. Прямо перед ним прищуренные в ожидании реакции глазки Лабеля и они почему-то на одном уровне с глазами Рикса. Но если он стоит на коленях, то… он что, на коленях на столе? — Помнишь что-нибудь? — спрашивает сын ланисты, отбрасывая челку набок и склонив голову. Рикс растерянно моргает. Действительно, а что было до этого? Фрагменты воспоминаний возвращаются друг за другом, складываясь в цельную картинку. Отборочные, испытания, развевающийся красный флаг, лицо Орвона, крик, обращенный к Кассию Флавию. Дикая боль как от разряда тока мощностью выше, чем человек способен выдержать. Так казалось. А дальше пустота. Лабель смотрит на него, словно понимает ход его мыслей по выражению его лица. — Это было наказание за желание свободы. Повезло, что отец смилостивился до того, как стало слишком поздно. Награда за твои достижения, — Рикс хочет ответить, но язык упирается в кляп во рту и получается только несвязное мычание. — Не наговорился еще? Сторция с Гарсом оттащили тебя в наше лечебное крыло, где тебе влили в кровь специальное вещество для лечения пораженной нервной системы. На тонких губах скромная улыбка. — Мои разработки. Так что к вечеру ты был уже в порядке, но у вещества есть побочные эффекты, например, долгий сон. Иногда можно и в кому впасть, тебе повезло этого избежать. Глаза Рикса расширились от услышанного. — Шучу, — Лабель усмехнулся и прошелся языком по губам. — Ты, наверное, хочешь знать, что теперь происходит? Не имея возможности говорить, Рикс сощурился. — Небольшая вечеринка в честь окончания отборочных перед сезоном арены. Все это время Лабель закрывал гладиатору обзор и теперь сделал шаг в сторону. И все, чего Риксу теперь хотелось, это чтобы он встал обратно. Перед ним было панорамное окно в другое помещение гораздо больше по площади. Можно было разглядеть слабое отражение своего тела в тугих ярко-красных веревках. Растрепанные волосы прядями лежащие на лбу. Мысль о какой-то извращенной собственной красоте покоробила Рикса. Он сфокусировался на происходящем по ту сторону стекла. Место было похоже на ангар, поставленный прямо так на голую землю, без установки пола. Вместо окон защитные мерцающие поля, сквозь которые видно, что на улице глубокая ночь. Слева за длинным большим столом, который ломился от яств и напитков, собрались несколько десятков гладиаторов. Среди них были сплошь знакомые лица лучших из лучших, там же и Сторция, Гарс, неожиданно Хотч. Были и незнакомцы из оранжереи. Никто не смотрел в его сторону, значит, окно затемнено. Хоть какая-то радость, а то подобного прилюдного унижения можно уже и не выдержать. Справа музыкальный живой квартет играет на разных инструментах что-то бодрое и энергичное, от чего пьяные гладиаторы все норовят пуститься в пляс. Между столом и площадкой для музыкантов несколько лавок, на которых, как и в оранжерее, могут разместиться все желающие и натискаться вдоволь. Это первая линия в поле зрения, за квартетом же дальше стояла никто иная как сосредоточенная Паулина, натягивающая тетиву своего лука и метящая влево. Стрела вырвалась из девичьих пальцев и в мгновение пересекла ангар поперек, врезавшись во что-то, что было сложно разглядеть за гладиаторами, которые вдруг заулюлюкали и зашумели. — Промазала, сестричка, — грустно вздохнул Лабель рядом. Рикс одновременно и хотел, и боялся увидеть. Что-то подсказывало ему, что лучше бы не знать. Но выбора не было, люди поредели и он увидел знакомые кудри с одной крашеной прядкой у лба. В порванной одежде, привязанный к круглой мишени с человеческий рост Орвон был перевернут вверх тормашками. Выпущенная Паулиной стрела торчала прямо между его ног в считанных сантиметрах от достоинства. И это зрелище будоражило собравшуюся толпу. Прекрасно помня о навыках стрельбы из лука младшей дочери Флавия, Рикс понимал, что это не было случайностью. Она не промазала, она попала точно туда, куда и целилась. Просто развлекается. Тем временем Паулина прошла дальше и достала из колчана на спине очередную стрелу. За Орвоном были и другие мишени с другими гладиаторами, которые были неугодны. В общей сумме их было человек пять. Рикс всматривался в каждого гостя, которого видел, в поисках последнего проблемного отпрыска ланисты. — Ищешь Августу? — уточнил Лабель, облокотившийся спиной на окно. Взгляд его серебристых глаз изучающе скользил по обнаженному связанному телу. Не каждый день все-таки видишь перед собой стянутые веревками мышцы мускулистого накаченного парня, находящегося полностью в твоей власти. Все еще не имея возможности ответить, Рикс утвердительно моргнул. — Ах, красный это мой любимый цвет, — раздалось за спиной. Вот теперь Риксу стало действительно не по себе. Неосознанно он попытался дернуться в веревках, но те лишь жестко впились в кожу. Августа обходит его со всех сторон, любуясь работой Лабеля. — Братец, ты просто превзошел сам себя в этот раз. В ее руках бокал, наполненный чем-то, похожим на шампанское, но алого оттенка, она тут же приникает к нему губами выкрашенными в такой же цвет. Кроваво-красное платье с золотым поясом в этот раз закрывает ее пышную грудь, впрочем декольте все еще демонстрирует большую ее часть. Светло-зеленые глаза не отрываются от Рикса, все такой же сканирующий взгляд, в котором ни грамма человеческого. Для Августы он лишь сексуальный неодушевленный объект. Довольный комплиментом Лабель пожимает одним плечом, не скрывая улыбки. — Что будешь делать? Отрежешь ему длинный язычок? — она гортанно смеется от своей шутки, пока Рикса бросает в холодный пот. Заметив его испуганное выражение, Августа подходит ближе и треплет его свободной рукой за щеку. Пальцы у нее горячие, а прикосновения почти обжигающие. Все это ощущается как горячечный бред. — Думаешь, стоит? — в тон ей вопросом на вопрос отвечает Лабель, прищуриваясь и складывая руки на груди. Сестра оборачивается к нему и закусывает нижнюю губу, прежде чем ответить. — На арене ведь не нужен язык, чтобы победить, — Августа вновь смотрит в глаза Риксу, который стойко выдерживает ее неприятный взгляд. — Тут ты права, — спокойствие в мягком голосе Лабеля пугает. Неужели и правда так поступит? Хотя, о чем Рикс думает, его положение уже из разряда чего-то, что не выдумаешь. Они могут сделать абсолютно что угодно. Коготки Августы проходятся по груди, царапая кожу и цепляясь за веревки, рука опускается ниже к отвердевшему члену. Адреналин в крови и стресс способствовали этому непрошеному стояку, но Рикс не смог бы оправдаться. Все, о чем он мог сейчас думать, что сумасшедшая Августа оторвет ему член. В принципе, он бы не удивился, но определенно это не входит в список его мечт. Ничего подобного зеленоглазая демонесса не делает, только почти нежно сжимает и проводит рукой по всей длине, затем опускает ладонь ниже на яйца, согревая теплом своей горячей кожи. Взгляд у нее становится почти гипнотическим, прямо как у брата. Рикс неожиданно для себя начинает млеть под ее прикосновениями. — Мне кажется, тебе пора, — сколько раздражения в словах Лабеля. И неужели это нотки ревности? Ситуация настолько абсурдная, что Рикс едва сдерживает рвущийся смех. С ухмылкой Августа все же отходит и подмигивает гладиатору. — Да, пожалуй, не буду мешать наказанию плохого мальчика, — она снова отпивает из своего бокала и смакует вкус напитка, затем стирает каплю с губы большим пальцем. Почему каждое ее движение пропитано нарочитым эротизмом. Прежде чем уйти, Августа напоследок сжимает лицо Рикса пальцами и целует в щеку, оставляя яркий след своей помады. Веревка на шее натягивается, мешая вздохнуть, пока она не отпускает его. Наконец, дочь ланисты уходит, Лабель сопровождает ее до выхода и слышится щелчок замка на двери. — Теперь нам никто не помешает. Рикс вздрагивает, когда холодная рука касается его плеча, потому что сам он в это время смотрел на стреляющую по живым людям Паулину. Да, она только запугивала их, но что, если в ее планах зайти дальше. К гладиаторам присоединяется Августа, к ней уже льнет Сторция. Одновременно мерзко и возбуждающе. Безумие. Внезапно Лабель ослабляет узел кляпа и спускает полоску ткани Риксу на шею, возвращая ему возможность разговаривать. Сухой язык еле ворочается во рту. Надо не растекаться, а подыгрывать до последнего, самое глупое, что сейчас можно сделать, это поддаться душащим эмоциям и стрессу. — Только не утомляй меня расспросами, — Лабель со своим типичным флегматичным выражением рассматривает след губ своей сестры на щеке Рикса. — Я просто хочу слышать твои стоны, а не мычание. Стоны? Но вслух гладиатор произносит только: — Спасибо. — Спасибо? — это явно было последнее слово из всех, какое ожидал услышать Лабель. — За то, что снова могу хоть язык свой почувствовать, — Рикс напрягается, когда сын ланисты исчезает за его спиной, но вскоре вновь возвращается. В руках у него знакомый предмет, а ладони закованы в черные перчатки. — Интересный выбор оружия. Кнут может быть крайне опасен для неопытного бойца, — кожаный шнур раскатывается во всю длину, спадая к ногам Лабеля. — Как ты там делал? Рикс сжимается в ожидании, что прилетит ему, но раздается только хлесткий звук удара по воздуху. — Музыка для ушей. Надеюсь, ты не подумал, что я про тебя забыл. Перед сезоном арены много дел, было не до развлечений, — подойдя ближе, Лабель обнимает Рикса за шею кнутом и тянет на себя. Сладкий душный аромат аристократа окутывает, забивает ноздри. Веревка на горле снова натягивается и все меньше воздуха поступает в легкие. Мстит за то, что Рикс тогда сказал, якобы может задушить его чем угодно? Хватка ослабевает и Рикс жадно вдыхает. Недолго, потому что Лабель приникает своими губами к его. Сначала поцелуй обманчиво нежный, но быстро становится грубым и кусачим. Чертово возбуждение накрывает гладиатора с головой. Ему стыдно даже подумать, что он скучал по этому, только отзывающееся на ласки тело не даст соврать. Страх, злость, растерянность, все эмоции отступают перед всеобъемлющим блаженством. Пальцы сжимают его челюсть, не давая отстраниться, но Рикс только тянется навстречу. От перчаток пахнет свежей кожей, неужели новые. И когда ему стала нравиться боль, почему он пропустил эти изменения в своих предпочтениях. — Черт, — цокает, когда нижняя губа лопается от укуса и на ней быстро наливается капля крови. Рикс ловит завороженный взгляд Лабеля, который затем слизывает кровь и вновь целует, от чего рот наполняется железным привкусом. Отстраненно пролетают мысли о том, что, очнувшись, он чувствовал этот запах. Но откуда. — Как тебе веревки? — кнут словно живая змея сползает с шеи и вновь оказывается в руках Лабеля. — Интригующе, — Рикс ерзает, так как тело у него затекло. — Сегодня без ножевых? — Ну почему, — широкое лезвие на рукоятке кнута оказывается на уровне глаз их обоих, отбрасывая слабые отблески. — Можно устроить. — Будет обидно, если ты случайно срежешь клинком всю эту красоту, — шутливо отвечает гладиатор, скрывая за юмором подступающую панику. Лабель небрежно отбрасывает челку с лица и переводит взгляд с оружия в руке на грудь Рикса и обратно. Потом смотрит ему в глаза и разгадать его выражение вряд ли хоть кому-то под силу. — Понимаешь ли… — снова вернувшись к кнуту, Лабель начинает вдруг вытягивать из основания рукояти лезвие. Оно поддается не сразу, но все же отделяется и отбрасывается в сторону. — У нас с тобой сегодня не томный вечер, а продолжение твоего наказания за непослушание. Непонимающе хмурясь, Рикс не догоняет, о чем речь. Для него изначально все эти встречи как одно долгое мучительное наказание, так в чем разница сегодня. Край рукоятки, где больше не было холодного оружия, осторожно прикоснулся к ключице гладиатора. Серые глаза следили за ее движением, пока она скользила по телу вдоль веревок, перескакивая то выше, то ниже. Только когда Лабель зашел за спину, понимание окатило Рикса холодной водой из ведра. А тем временем рукоятка спустилась по спине и нежный шлепок ее основанием пришелся на левую ягодицу. От медового шепота в ухо разбегаются мурашки: — Будь умницей и не сопротивляйся. Без возможности видеть, что происходит сзади, Риксу остается полагаться на обострившийся слух. Вот Лабель снял одну перчатку, затем погрузил пальцы во что-то жидкое, судя по звуку. Следующим было невыносимо холодное и влажное прикосновение в самом чувствительном месте. Из-за позы, в которую был посажен гладиатор, приходилось едва ли не протискиваться к его заднице через связанные между собой конечности. Когда внутрь протолкнулся один палец, Рикс инстинктивно сжался и залился краской. Он сейчас, наверное, потеряет сознание от стыда и неловкости происходящего. Чужая рука гладит его по плечу, снова слышится тихое: — Расслабься, а то ты мне так палец оторвешь, — помедлив, Лабель добавляет, — тебе же будет лучше. «Легко сказать», — мысленно огрызнулся Рикс, но все же с усилием заставил мышцы разжаться, после чего внутрь сразу вошел второй палец. Лабель неспешно двигался, давая своему рабу привыкнуть, попутно найдя особо чувствительную точку. От прикосновения к ней Рикс вздрагивал и впивался ногтями в ладони. Взмокший и блестящий от пота, он выглядел сейчас так беззащитно и при этом сексуально, лишенный возможности двигаться и принимать решения. Стойкий мускусный аромат кожи кружил Лабелю голову. Эх, хотелось бы позаниматься изучением его тела подольше, но не сегодня. Еще будет много времени для этого. Когда Рикс перестал брыкаться и с его губ даже сорвался приглушенный стон, Лабель вытащил пальцы и приставил рукоятку кнута к отверстию, из которого подтекала смазка. — Ты ведь не засунешь в меня э… — начал было Рикс, но кожаная перчатка накрыла его рот и впилась в скулы, вынуждая смотреть прямо перед собой. — Расслабься, — процедил Лабель и толкнул рукоятку внутрь. То, как гладиатор забился в его руках, можно было сравнить с его судорогами от имитации удара током ранее. Веревки были всяко крепче и деваться ему было некуда. Очень медленно рукоятка проходила все глубже, а несвязное мычание в ладонь становилось все более похожим на скулеж. Рикс пытался отвлечься, расслабиться, не думать, но разрывающая его задницу боль не становилась от этого менее яркой или менее заметной. Несмотря на то, что рукоятка кнута не была монструозно широкой, она была не гладкая, а обтянутая множеством тонких кожаных лоскутков, которые царапали все изнутри. Стоило ему начать извиваться, как веревки будто затягивались туже и боль окружала его повсюду. Он состоял из боли, в агонии был каждый миллиметр кожи, но особенно его несчастная дырка, в которую уже наполовину зашла рукоятка. Как только Лабель убрал руку с его рта, Рикс тут же глухо спросил: — Какого хера… — ему пришлось рвано вздохнуть между словами, — … ты блять насилуешь меня… — еще вдох, — … моим же кнутом?! — Часть твоего наказания, — просто ответил Лабель и потянул рукоятку обратно, затем вновь протолкнул вперед. Дергаться сил уже не осталось и Рикс старался хотя бы не делать себе больнее, насколько мог. Сам кнут лежал на одной из его икр и при движении внутри он также холодил кожу, скользя из стороны в сторону. Ничего не помогало, боль была невыносимая и опустошающая, от нее нельзя было скрыться и оставалось только тонуть в этом отчаянии. — Посмотри в окошко, может, будет повеселее, — пальцы в кожаной перчатке погладили гладиатора по линии челюсти, показывая, куда именно надо смотреть. Пока же он фокусировал взгляд, Лабель зубами стянул со второй руки перчатку и бросил ее на землю. Горячий член непроизвольно слабо дрогнул от холодного прикосновения. Внутри все еще с небольшой амплитудой двигалась рукоятка, но теперь спереди в такт добавилось кольцо чужих пальцев. Рикс был готов взвыть от контраста боли и душного возбуждения, которое волнами шло к низу живота. Ему было страшно увидеть происходящее за окном, поэтому он зажмурился, балансируя на самой грани между пыткой и удовольствием. Все смешалось, под закрытыми веками взрывались фейерверки незнакомых чувств и ощущений, скручивающих его внутренности в тугой узел сродни веревкам. Это абсолютно неправильно, мучительно, унизительно и ужасно. И почему-то стыдливо приятно. И само ощущение стыда распаляет его еще больше. Насилие рукояткой кнута ускоряется и продолжается до тех пор, пока Рикс, уже полностью дезориентированный в пространстве, не кончает Лабелю в кулак. Совершенно обессиленный, он повис на веревках, едва ли испытывая весь спектр той боли, которую они причиняли, из-за эйфории испытанного оргазма. Господи, да как это вообще возможно. Лабель брезгливо вытирает сперму с руки о приготовленные заранее полотенца, затем медленно вытаскивает рукоятку и откладывает измазанный кровью и не только кнут в сторону. Последнее, что Рикс помнит, как ослабляется веревка на шее и можно наконец подвигать затекшей головой. В этот момент он смотрит в окно и видит, как Августа резким взмахом ножа вскрывает горло привязанного к мишени гладиатора. Кровь из пересеченной артерии умирающего ударяет ей в лицо, она подставляет ладони и умывается ей с блаженной улыбкой, словно это не кровь, а родниковая вода. Потом вдруг начинает смеяться. Ему чудится, что даже здесь слышен ее заливистый смех. После увиденного Рикс теряет сознание.