Тот самый из детей ланисты

Это произошло слишком быстро. Жизнь Рикса остановилась вместе с дыханием поражённого им незнакомого гладиатора. Собственное тяжёлое дыхание казалось недопустимым и он неосознанно задержал его. В ушах звенело, было так тихо. Так странно тихо. Может, мир просто исчез? Остался только багровый песок и лежащий на нём человек. У него было разбитое лицо, неузнаваемое с первого взгляда. Рикс растерялся от мысли, что не помнит, как тот выглядел. Его ладони вжаты в чужое горло с силой, на которую он не знал, что способен. Хотелось отпрянуть, но тело одеревенело. Он так и сидел поверх гладиатора, сжимая его шею, в ужасающем вакууме тишины. Мгновение, длившееся вечность, навсегда отпечатавшееся в его памяти. Первым пробившимся в голову звуком был стук своего сердца. Равномерный и отчётливый, в каждом уголке сознания. И тут на него обрушилась реальность. Крики такие громкие, казалось, ушные перепонки вот-вот лопнут. За ними ворвались овации, вопли, свист. Одеревеневшие мышцы едва позволили Риксу поднять голову и посмотреть в сторону Цезаря. Расфокусированное зрение уловило только его жесты, вызвавшие у толпы неистовство. Кто-то подошёл к Риксу, потянул того за плечо, призывая встать на ноги. Он подчинился. Дальше туман. Вроде ему сообщили о его победе, вроде убедились в кончине его соперника, вроде увели с арены. Рикс рассеянно обернулся и поймал взглядом тянущийся кровавый след за мёртвым. Ведь и его могли сейчас так тащить. Может это будет в следующий раз. Только когда он скрылся с глаз обезумевшей толпы, то ощутил, как всё тело бьёт крупная дрожь. Его оставили одного и Рикс привалился спиной к стене, медленно сполз по ней на пол. Попытался восстановить дыхание, но грудь заходилась рваными частыми вдохами, не слушаясь мозга. Тело вообще не слышало разум, оно переживало стресс и не отзывалось на мольбы успокоиться. Мимо ходили люди, но Рикс видел только их сандалии, потому что тупо уставился перед собой. Послышались праздничные гудки из рога — следующую пару гладиаторов выпустили на арену. А он только что убил человека. Не зная ни имени, ни происхождения, ни его истории, не помня даже лица. Убил в ослепившем приступе бесконтрольной ярости чёткими выверенными на тренировках движениями. Убил довольно быстро, ведь гладиатор явно растерялся, не ожидал такой агрессивной атаки и защищаться начал поздно. Пара ног остановилась прямо возле него, но Рикс не шелохнулся. — Парень, ты конечно крут, но ты действовал не по регламенту, — официоз незнакомца удивил Рикса, который всё ещё не справился с собственным телом. — Р…регламенту? — Да. Ты убил его сразу, а должен был обездвижить и дать решить Цезарю, — теперь Рикс посмотрел на говорившего. Им оказался щуплый юноша, чем-то напоминающий Афия, только совсем бледный. Он присел на корточки возле сидящего мешком гладиатора, чтобы быть с ним на одном уровне. — За тебя попросили, так что казнить или наказывать не будут. Повезло. Да и Цезарю понравилось твоё рвение. Каждое слово распорядителя звучало для Рикса как несвязный бред сумасшедшего. Он нахмурился и отвёл взгляд, потому что не мог поверить, что его могли бы казнить за убийство, которого требовали. — Короче, молодец, но в следующий раз так не делай. Обездвижить, дождаться решения Цезаря, потом уже по его решению дальше. Хорошо? — парень дождался слабого кивка Рикса и хлопнул того по плечу. — Сходи подлечись перед следующим боем. Думаю, у тебя все шансы стать звездой этого сезона. В водовороте происходящего Рикс и забыл, что нужно осмотреть себя на предмет повреждений. Так учил Граут. «Будет глупо умереть, только что победив, от какого-то сильного кровотечения под доспехами. А это возможно, ведь адреналин перекроет болевые ощущения», — слово в слово вспомнил его нравоучения Рикс. Прислушался к телу, но оно всё ещё было глухо. С помощью распорядителя поднялся и в его компании побрёл в сторону медицинского крыла для диагностики. Переданный лекарям Рикс совсем обмяк, позволяя им подключать себя к системам проверки показателей, делать всесторонний осмотр и производить какие угодно манипуляции. Он только один раз скрипнул зубами, когда снова заработал чип, отключенный на время боя. И то не от боли, а от ощущения своей ничтожности. Просто раб в чужих руках для развлечения Цезаря и безликой публики. После искусственного выравнивания эмоций и снижения уровня стресса через имплант он резко перестал чувствовать что-либо. Будто его сбросили до заводских настроек. Ему также вскоре сообщили, что всё в порядке и он не пострадал. Соперник достался совсем слабый. Рикс отрешённо подумал, повлиял ли Лабель на его подбор или это заслуга госпожи удачи. Хотелось пойти в гладиаторские казармы, увидеть друзей, поговорить с ними. Узнать, живы ли они вообще, возможно, сегодня им не досталось боёв. Хотелось выйти из Колизея, со всех ног нестись на главные площади города, спрашивать каждого про родителей и сестру, в каждом прохожем пытаться признать родных. Но вместо этого Рикс обнаружил себя на пороге своих покоев. Его комната была при Лабеле, а не с остальными гладиаторами. Поэтому никаких друзей без разрешения пойти к ним от сына ланисты. Поэтому никакого поиска родных, потому что выйти за пределы Колизея не получится — радиус нахождения при объекте охраны, заложенный в имплант, не позволит с места сдвинуться за границу обозначенного расстояния. А сам объект находился в ложе высокопоставленных лиц на арене и вернётся только по окончанию боёв на день. Рикс оставался в своей комнате один ещё на неопределённое время. В хозяйских термах было пусто. Интересно, как дела у Сторции и Гарса, но пока никто из них не появился в части отведённой для знати. Рикс принялся механически отмываться от грязи и пота, следов чужой крови. Мысли его были далеко от физической оболочки. Попытки осознать своё положение вызывали такую бурю эмоций, что сразу хотелось закрыться, сбежать, выключить свой чувствительный аппарат. Как было бы удобно ничего не ощущать внутри, а пока это тугой комок, от которого в груди становится горячо. К сожалению, Рикс уже знал, что просто отгородиться не выход. Надо окунуться с головой и он погрузился под воду, задержав дыхание. Открыл глаза и всмотрелся в мутную толщу воды. Одни только светлые стенки бассейна. Лёгкие обожгло болью. Он вынырнул, глубоко вдохнул носом, восстанавливая дыхание. Итак, его первая победа на арене. То, к чему готовили с момента попадания в рабство, то, на что натаскивал нечеловеческими тренировками Граут. То, о чём невозможно было бы помыслить ещё несколько месяцев назад, когда дома на Паитруме его разбудила мама. В последний раз. Казалось, что это утро было в другой жизни. Было ли оно реальным? Была ли та жизнь реальной? Рикс цеплялся за воспоминания, но голова начинала гудеть, стоило ему попытаться восстановить в памяти лица родных. По телу прошлась дрожь от мысли, что он может их совсем забыть. Надо попросить Лабеля узнать что-то о них, раз они здесь на Паитруме. Иначе Рикс совсем сойдёт с ума быть одновременно так близко и так далеко. Никакой радости от победы не было, одна лишь неприятная горечь где-то на корне языка. Ещё этот распорядитель со своими комментариями о регламенте. А говорил ли ему кто-то в действительности о порядках? Что надо дождаться решения Цезаря? Рикс зажмурился, роясь в событиях прошедших суток, но ничего не обнаружил. Не говорил ему никто. Специально, чтобы получилось шоу? Ведь всем понравилась эта беспричинная неразрешённая жестокость, вот это начало сезона. Кулаки сжались и ногти впились до боли в кожу, но она не ощущалась. Скорее, Рикс просто понимал, что от этого должно быть больно. Он вышел из терм и вернулся в комнату, уставился на свою блестящую форму телохранителя. Наверное, ему надо пойти в ложу вельмож, хотя скорее всего там такое количество гладиаторов на квадратный сантиметр, что и без него не продохнуть. Ладонь неуверенно потянулась к тунике, отдёрнулась, как от горячей поверхности, замерла. Снова потянулась. Рикс медленно оделся, ощущая покалывающее дежавю. Снова посмотрел в зеркало, как и вчера на корабле. Вроде он, но теперь что-то неуловимо изменилось. Что именно, понять не получилось. Ему не хотелось сидеть в своей комнате в одиночестве, осознавая, что он бессилен перед своей судьбой. Лучше пойти на своё место при Лабеле, там хотя бы будут другие люди и можно будет что-то узнать. Место при Лабеле… Рикс поморщился, поняв, что перестал замечать, какие слова использует даже в мыслях. Стоило ему открыть дверь, как на пороге в него чуть не врезалась девушка. Судя по скромной одежде и испуганному виду, кто-то на побегушках. Поняв, что он не в духе, посыльная ещё больше съёжилась и нервно пролепетала, что Рикса ждут в ложе. Как мило, ему дали время привести себя в божеский вид после убийства. Он скривился вместо ответа и кивнул, чтобы девушка провела его. Рикс старался не отводить взгляда от её маленькой фигурки перед собой всю дорогу. Лишь бы не увидеть ненароком суетящихся новичков гладиаторов, не услышать обрывки их разговоров, или ещё хуже — кого-то из распорядителей. Отключиться от происходящего хотя бы на время их короткой прогулки. Всё, что он заметил, как затихают и обрываются слова, когда они проходили мимо. Путь к местам для знати был построен таким образом, что идущий по нему ни разу не пересекается с гостями Колизея. Полностью обособленный коридор и лестница до самых красных бархатных штор. Девушка приоткрыла одну из них и сделала приглашающий жест зайти внутрь. Не желая привлекать лишнее внимание, Рикс пригнулся, чтобы штора колыхнулась как можно тише. Здесь его ждали несколько коротких лестниц к отдельным балконам разных высокопоставленных семей. Заглянувшая за ним девушка указала на нужную и тут же скрылась. Рикс поднялся в ложу семьи Флавия, быстро осмотрелся. У самого парапета сидел сам Кассий с детьми, они с интересом наблюдали за разворачивающейся бойней на арене. За ними с ничего не выражающими лицами стояли Граут, Сторция и Гарс при параде. Внутри горючей жидкостью разливалось протестное желание совершить преступление. Хватило бы спички. Сколько он протянул бы против этой троицы? Рикс мотнул головой, отгоняя мысли, подошёл к тихо стоящим гладиаторам и встал с ними в ряд, сложив руки на груди. На него тут же покосилась Сторция. — Ты долго, — сухо заключила гладиатрикс. — Ага, — равнодушный ответ Рикса заставил всех переглянуться, Граут усмехнулся. — Его больше не пошпыняешь, — громила говорил совсем тихо, — прошёл посвящение. — Тц, — приказал им замолчать Гарс. Никто из Флавиев не обернулся на них. Взгляд Рикса скользил по толпам на общих трибунах, по краям соседних лож, где были другие аристократы. Возможно в одной из них сидит и клирик. Точно сидит, он ведь построил Колизей здесь на Паитруме, не мог не прийти на открытие арены. Бессильная злость снова собралась в кулаках, Рикс выдохнул, разгибая пальцы и не давая им сжиматься обратно. Мысли вернулись к словам Граута и тому, на чём остановились в термах. Первая победа, посвящение. Его первое убийство. Внезапное, которому он не успел отдать отчёт. Помнят ли стоящие рядом гладиаторы своих первых убитых соперников? Рикс бросил на них короткие взгляды, посмотрел на виднеющуюся впереди арену с двумя борющимися рабами. Их лиц не было видно и принадлежат ли они школе Флавия было не определить. Один из них тоже умрёт сейчас? Кому из них прижгут голый участок кожи раскалённым железом, чтобы проверить, точно ли он мёртв? Понаблюдав за ведением боя пару минут, Рикс поставил бы на более ловкого гладиатора с сетью. Ждать, когда сыграет мысленная ставка, пришлось недолго. Он оказался прав, выбранный им гладиатор одержал победу. Так прошло ещё несколько боев, из них только один раз Рикс поставил мысленно на проигравшего. В основном угадать победителя ему не составляло труда. Первый день арены закончился, Цезарь, находящийся в ложе на уровень ниже и сидящий на своём персональном троне, поднялся, чтобы сказать несколько слов в поддержку выживших гладиаторов и тех, кому ещё только предстоит сражаться. После его безопасного отхода было позволено разойтись знати. Видимо обычные люди смогут уйти ещё позже, несмотря даже на то, что их пути со знатью внутри Колизея не пересекаются. Кассий наконец встал, что-то быстро бросил детям, из-за чего Августа радостно всплеснула руками. К удивлению Рикса, младшая Паулина побледнела, но ничего не сказала. Лицо Лабеля было не разглядеть из-за тени. Их компания покинула ложу последней: первой шла Сторция, Гарс и Рикс по обе стороны от Флавия с детьми, Граут замыкал цепочку, чтобы видеть всех перед собой. Непонятно, пошутил ли громила тогда про снайперов, но путь к покоям прошёл в спокойствии и тишине. По крайней мере, в этот раз. Тут же скрылась за своей дверью Паулина, а Гарс, зевая, зашёл в отведённую ему соседнюю комнату. Вместо своих апартаментов Кассий и Августа вместе с охраной проследовали в отдельное помещение. В увиденном проёме Риксу показалось, что это какая-то переговорная или место для совещаний. Неожиданно Лабель ответил на его немой вопрос: — Рабочие дела будут обсуждать, успехи и потери нашей школы. Рикс кивнул, не отводя глаз от уже закрывшейся массивной резной двери. Сколько денег Паитрума потратил проклятый клирик на эту вычурность? Заставив мыслительный процесс умолкнуть, он открыл Лабелю дверь в его комнату и на автомате зашёл за ним. — Боишься оставаться один? — ехидно спросил Лабель, отстёгивая цифровой браслет и небрежно бросая его на постель. — Я… — Рикс хотел тут же уйти, но вдруг понял, что и правда не хочет быть сейчас в одиночестве. И даже не знает, чем должен заниматься, а Лабель вроде как не гонит. — Что я должен делать? — Хм, — его вопрос застал сына ланисты врасплох, — никогда не думал о том, чем занимаются телохранители, пока я у себя… — В смысле? — теперь удивился и Рикс, продолжая стоять столбом у двери. — Они просто уходят в соседнюю комнату и ты ничего о них не знаешь? — Странно это признавать, но да, — пожав плечами, Лабель стянул с себя металлические наплечники. — Но раз ты уже нарушил сегодня всё, что мог, то оставайся. Я не против. — Кхм, спасибо, — уровень неловкости зашкаливал, от чего Рикс заметно покраснел. Куда деть себя в чужой комнате было неясно, поэтому он облокотился локтем на стену и обвёл взглядом просторное помещение. Тут было уютнее, чем в покоях Лабеля на вилле дома. Меньше напускной нефункциональной роскоши, ниже потолки, от чего нахождение в такой обстановке было комфортнее. — Первый бой изменил тебя, — мягкий голос вырвал Рикса из прострации, — я буду скучать по твоим щенячьим глазкам. Он и не заметил, как Лабель разглядывал его в открытую, пока стоял напротив у края своей постели. Это смутило ещё больше. — А теперь какие они? — Рикс посмотрел прямо на Лабеля, изучая знакомый серый туман его глаз. — Такие же, как у нас, — спокойно ответил тот, — у моего отца, у моих сестёр, у Граута и прочих гладиаторов. — И у тебя? — уточнил Рикс осторожно. — Да, — слово прозвучало на выдохе, сливаясь с дыханием, словно не хотело быть замеченным. — Взгляд того, кто лишил других людей жизни, никогда не станет прежним. Рикс сглотнул. Теперь ему вдруг стали понятны эти злые холодные глаза Сторции, Гарса и других. Ему не хотелось признавать, что и его глаза стали такими. Растерянно он коснулся своей щеки. Так вот что неуловимо изменилось в отражении накануне, когда Рикс собирался в ложу. Взгляд. — Сегодня вечером приветственный пир, организованный авгуром Публием. Этот хвастун не может удержаться от демонстрации своих новых роботов, — раздражённо пояснил Лабель и подошёл к небольшому окну. С равнодушным выражением он рассматривал улицу. — Держи себя в руках. — В смысле… — осознание накрыло ударной волной, — это тот самый клирик?! Обернувшись, Лабель посмотрел на него с предупреждением. — Я же сказал, держи себя в руках. — Ладно, — сквозь зубы плюнул Рикс, складывая руки на груди и впиваясь пальцами одной в своё плечо. Он не мог держать себя в руках, это было очевидно. Лабель прищурился, наблюдая за его кипящей яростью, выходящей с шумными вздохами. — Расскажи мне лучше, как тебе твоё первое убийство, — вопрос был внезапный и Рикс рассеянно поморгал, обрабатывая его. — Никак. Это было так быстро, что я ничего не понял. — И правда, — Лабель вновь принялся созерцать вид из окна. — Ты смог удивить всех. Без единого сомнения и даже проигнорировал Цезаря. — Я… — в горле встал ком невысказанных запертых чувств и эмоций, саднящий при каждом слове. — Я никогда не думал, что способен на убийство. — Присядь, — великодушно указав на плетёное кресло в зоне отдыха, Лабель сам сел в соседнее. Рикс принял приглашение. Мебель была паитрумовская, от чего ком в горле стал ещё жёстче. Лабель откинул мешающуюся чёлку с лица, затем продолжил разговор. — Почему ты так думал? В отличие от расслабленно сидящего сына ланисты Рикс сидел на краю кресла с идеально прямой спиной и ладонями на коленях. Металлическая броня на теле не позволила бы ему согнуться даже при желании. Он не был уверен, что хочет лезть в собственную тьму ради удовлетворения любопытства Лабеля, поэтому только поджал губы. Словно читая его мысли, тот вдруг сказал: — Я спрашиваю не любопытства ради, а чтобы ты сам в себе разобрался. Если бежать от правды про самого себя, она не исчезнет. Только больнее ударит, когда догонит. А она догонит. — Тебе-то откуда знать, что будет правдой про меня? — с вызовом ответил Рикс, гневно посмотрев на собеседника. Лабель хмыкнул. — Мне твоя жестокость, которую ты так усердно пытался подавить, была очевидна с первого дня. — Хорошие мальчики тебе не нравятся? — усмехнувшись, Рикс не удержался от шпильки. — Почему же, — ровно ответил Лабель, хотя на губах у него заиграла улыбка, — мне нравятся хорошие мальчики, которые могут быть очень плохими. Особенно интересно выходит, когда это становится сюрпризом для них самих. — Да уж, сюрприз так сюрприз, — отрешённо пробормотал Рикс, не разрешая себе краснеть от слов Лабеля в очередной раз. — Я никогда не считал себя жестоким. — А твои близкие? — Не знаю. Не спрашивал, — Рикс задумался. — Хотя… наверное, я всегда таким был, просто не замечал за собой. — М-м, — промурчал Лабель, не отрывая от него внимательного взгляда, подмечающего каждую эмоцию гладиатора. — Я стал действительно жестоким здесь. Точнее, когда попал в рабство, — по тону его голоса Лабель понял, что говорит Рикс уже не с ним, а с самим собой. — Когда надо бороться за свою жизнь и тебе дают лицензию на убийства, сложно оставаться милосердным, не так ли? Рикс растерянно посмотрел на Лабеля, но тот оставался беспристрастным, только сказал: — Хочешь, чтобы я успокоил тебя? — Наверное, — гладиатор бессознательно выламывал и крутил себе пальцы. — Наверное, я не хочу верить в то, что я действительно убил кого-то. И сделаю это снова. — У тебя не было выбора. — Я мог позволить ему убить себя, — Рикс сам удивился, как легко произнёс это. На самом деле такая мысль ни разу не приходила ему в голову, им двигала только чёткая необходимость любой ценой достичь победы. И что, можно было просто сдаться? — Не мог, — с усмешкой ответил Лабель, его пальцы скользнули по губам, привлекая внимание Рикса. Он заметил заинтересованный взгляд и улыбнулся одним уголком. — Не в твоей природе сдаваться и уступать. — Я не хочу никого больше убивать. — Придётся, — без паузы или даже доли сомнений. Факт, с которым надо смириться. Взгляд Рикса тут же потяжелел, но Лабель сохранял своё флегматичное состояние. Они смотрели друг на друга в образовавшейся тишине так долго, что было уже даже как-то неудобно нарушать это напряжение. Кто знает, сколько ещё бы продлились их гляделки, если бы не резкий писк со стороны постели. Лабель неохотно встал, направляясь к цифровому браслету. Выпав из наваждения, Рикс почувствовал странное покалывание на коже и устало потёр лицо. Чёртов сын ланисты. — Мне надо отойти по делам, — Лабель подошёл к нему уже вновь полностью одетый и копошащийся в экране браслета. — У тебя есть тут дела? — удивлённо спросил Рикс, поднимая на него взгляд. Лабель скептически выгнул бровь в ответ. — Конечно. Нужно собрать сводки у медиков по нанесённому ущербу нашим гладиаторам. Потом на их основе возможна переоценка сил, а впоследствии еще используем эту информацию, чтобы улучшить подготовку будущих рабов, — всё это сын ланисты проговорил, продолжая что-то тыкать в браслете. Наконец, он строго посмотрел на Рикса. — Что сидим? Ты идёшь со мной. — А я думал… Лабель закатил глаза, прерывая его. — Думать не твоё дело. Ходи за мной, не отсвечивай, следи за обстановкой, чтобы я мог спокойно работать. Как закончим, пойдём сразу на приём авгура. Хотелось демонстративно поморщиться, сказать грубость или съязвить, но в итоге Рикс не без труда проглотил свой яд. В конце концов Лабель был прав — у гладиатора своя роль и надо её держаться. Иначе он только разозлит того единственного, кто мог бы ему помочь. Послушно встав, Рикс молча кивнул. Его истинное отношение выдавали только кулаки за спиной с ногтями, вжатыми в ладони до крови.

***

Работа Лабеля заняла весь вечер и на приём они прибыли последними, к счастью благодаря своему опозданию оставшись незамеченными. Место оказалось за пределами Колизея, и лететь до него пришлось в шатре. Но новые впечатления от использования игрушек аристократии не затмили переживаний. Рикс мучился весь полёт без возможности хоть краем глаза взглянуть с высоты на Западные Дюны и родной город Кардом. Его затрясло, когда он вышел из шатра и увидел выстроенный для Публия дворец. Безвкусная нелепица, как гнилой зуб среди песчаной низкой застройки. Ещё и на отшибе, близко к пескам, бури должны были уже уничтожить это оскорбление любого человека, имеющего глаза. Плохо старались. Окружённый охраной из роботов по всему периметру дворец был готов пировать, отмечая новый сезон арены. Рикс и Лабель зашли в основной зал как раз к началу главной речи. Незнакомые люди и на них похожие заполняли собой всё пышущее золотом помещение, все головы были повёрнуты в одну сторону. Туда, где на балконе над толпой стоял клирик. Тот самый. Во рту у Рикса пересохло, а самого его бросило в жар. Это был тот самый клирик, который сейчас скалился своим мерзким ртом, свысока рассматривая собравшихся в его владениях. Рикс сделал полшага в сторону, скрываясь за высоким существом перед ним, и склонил голову вниз, чтобы ненароком не привлечь внимание клирика. — Ты чего? — шёпотом спросил стоящий рядом Лабель после очередного рукопожатия с незнакомцем. — Не хочу на глаза попасться, — неопределённо также тихо ответил Рикс. — Когда он угрожал моей семье, я полоснул его ножом, а потом вывел из строя одного из его роботов. Он точно меня помнит. Лабель замер с приоткрытым ртом на мгновение, затем закрыл его и сделал глубокий вдох, зажмурившись. — Ты… — он медленно выдохнул и посмотрел на Рикса сверкающими от злости глазами. — Ты не мог сообщить мне об этом раньше? Впрочем, вопрос был риторический, Лабель не собирался слушать оправдания, а Рикс всё равно ничего не смог бы придумать. Не сказал, потому что не считал важным. Да, он представлял, как подберётся к клирику и убьёт, но без свидетелей, либо когда уже будет наплевать на свою жизнь или хотя бы можно будет быть уверенным в безопасности своих близких. Сегодня это было бы невозможно, учитывая двух роботов с непроницаемым чёрными лицами, которые охраняли его жалкую тушку. Наверное, если Публий узнает Рикса, то просто прикажет одному из своих бездушных охранников уничтожить его. Лабель потёр пальцами переносицу, пытаясь решить подкинутую задачку. — Может… — начал было Рикс, но его заставила замолчать поднятая ладонь сына ланисты. — Не беси меня, — прошипел Лабель, высматривая кого-то в толпе. Сдвинуться с места не дал раздавшийся громом голос авгура Публия. — Горячо приветствую собравшихся здесь гостей в этот знаменательный день! Мы празднуем сегодня не только начало сезона арены. Многие из вас наверняка задаются вопросом, почему в этот раз арена проходит не в столице, прекрасном Неориме. Смею заверить, я удивлён не меньше! И всё же. Мы все здесь по желанию нашего великолепного, не побоюсь этого слова, великого правителя Цезаря. Паитрум был нашей целью долгое время, наконец, благодаря вашему покорному слуге, он покорён! Паитрум — у моих… кхм, у ног Цезаря! И сегодня мы празднуем здесь не только важную для нас арену, но, что куда важнее, величие наших завоеваний! Рикс скрипнул зубами от его манеры говорить, от сочащегося высокомерия и самолюбования. Пока клирик разливался медовыми речами, перед глазами Рикса была только картинка убийства его родителей. Да, Лабель говорил, что они живы, но чем дольше Публий хвастался своими успехами на землях Паитрума, тем меньше в это верилось. Что стоило сыну ланисты соврать тогда? Для того, чтобы Рикс его слушался? Или, может, за прошедшее время что-то изменилось, может, он говорил только о сестре, да что он мог говорить наверняка, скорее всего Лабель ничего не знал о его семье в действительности. Ярость внутри закипела практически мгновенно. Дыхание участилось и вот уже Рикс не скрывался, а открыто сверлил озверевшим взглядом уродливую кривляющуюся фигурку на балконе. Он убьёт его с особой жестокостью, выкрутит лысую башку голыми руками, слушая музыку рвущихся сухожилий и ломающихся костей. За своих родителей, за Дарею, за Тори, за Орвона, за свою собственную жизнь и за Паитрум. Ведром ледяной воды оказалось прикосновение чужих пальцев к своей руке. Холодное, но такое знакомое, возвращающее разум на место, замораживая внутри всю злость и ненависть. — Успокойся, — одними губами сказал Лабель, когда они встретились взглядами. Кисти Рикса дрогнули от желания то ли рвануть за клириком, то ли разодрать себе лицо от бессилия, то ли вцепиться в спасительную руку. Пальцы костяшками гладили тыльную сторону ладони Рикса и это почти нежное движение отрезвляло, путало мысли, не давая сосредоточиться на бурлящем внутри гневе. Его всё ещё била яростная дрожь, но каким-то чудом удалось хотя бы перестать смотреть на Публия в упор. Когда пафосная речь полная восхваления самого себя закончилась, всем было разрешено продолжить празднование. — У нас есть немного времени, поищем Августу, — бросил Лабель, кивая на разномастных гостей, мимо которых они проходили. — Почему её? — Рикс смотрел на собравшихся пустыми глазами, не различая никого, так как ещё не отошёл до конца от ослепившего его безумия. — Потому что мы не хотим, чтобы тебя узнали, не так ли? — Так ли… — эхом повторил Рикc и его взгляд тут же прояснился. Искать старшую дочь ланисты очень просто. Для начала надо уйти из общего зала, следовать за самыми раздетыми гостями, которые приведут к лестнице в подвальное будуарное помещение, а там уже в полутьме и отмахиваясь от дыма пытаться различить чёрные мелкие кудри. Но лучше ориентироваться по ярко-зелёным глазам. Она наслаждалась вечером именно в таком месте. Это было похоже на ночь в оранжерее, но уровнем выше. Дороже, роскошнее, развратнее. Рикс сглотнул, чувствуя себя не в своей тарелке. Что нельзя было сказать о Лабеле, который вёл себя подчёркнуто спокойно, пока заглядывал за каждую штору в поисках сестры и не обращая внимания на редкие ленивые возмущения. Наконец, нужная штора нашлась. Среди разбросанных фиолетовых и золотых подушек на полу Августа как раз была в процессе излишне страстного и откровенного поцелуя со Сторцией. Оторвавшись от девушки, она подняла на брата затуманенный взгляд. Судя по её захмелевшему виду, Августа со своей телохранительницей здесь давно и на речи они не присутствовали. Лабель присел на корточки возле сестры. — Августа, милая, ты могла бы одолжить мне свою красную накидку? Вопрос прошёл мимо её ушей, потому что она вдруг вытянула руку и привлекла Лабеля к себе за шею, впечатываясь в его губы своими. Кажется, этого не ожидал никто из оставшихся в своём уме людей. Шокированная Сторция, наблюдающая за порочным поцелуем в непосредственной близости, перевела взгляд на стоящего возле них Рикса, у которого отвисла челюсть. — Зачем вам? — спросила гладиатрикс в надежде вернуться к разговору. Мягко отстранив от себя сестру за плечо, Лабель быстро провёл по губам ладонью. Никакого удовольствия от внезапного порыва Августы он явно не испытал. Та в свою очередь сверкнула глазами в сторону Рикса и расплылась в плотоядной довольной улыбке. — Маленькая плата за мою вещь, — проворковала Августа, вновь посмотрев на брата и похлопав его по щеке. Лабель поморщился. Нащупав рядом откинутую накануне накидку, она передала ему красную ткань. — А теперь будьте добры не тревожить меня больше. На этих словах Августа властно прижала Сторцию за талию ближе к себе и вернулась к прерванному занятию, ловя ртом несдержанный стон гладиатрикс. Рикс поймал себя на мысли, что он затаил дыхание от этого зрелища. Поднявшись с корточек, Лабель повернулся к нему и усмехнулся при виде блеска возбуждённых глаз. — Без тебя справятся, — накидка полетела Риксу в лицо, вынуждая того наконец оторваться от вида ласкающих друг друга женщин. — Отрывай край. — Зачем? — голос у гладиатора непроизвольно стал хриплым. — А как ты думаешь можно использовать кусок ткани, если надо скрыть свою личность? — язвительно ответил Лабель. — Повяжешь на лицо. И не будешь на него смотреть. — Почему мы не можем остаться здесь? Лабель скрыл смешок за кашлем в кулак. — Потому что в отличие от драгоценной сестры я не могу не появиться в обществе и, скорее всего, мне придётся лично приветствовать авгура. Рви уже. Равнодушно наблюдая за тем, как Рикс выполнил указание, он сам завязал ему узел самодельной маски на затылке. Мягкий шёлк ласкал кожу и при этом норовил сползти, из-за чего затянуть пришлось сильно. Затем Лабель оценил проделанную работу, встав перед гладиатором и положив ладони ему на плечи. Повезло, что Августа была одета в цвета формы телохранителей, из-за чего повязанная ткань смотрелась если не уместно, то хотя бы не выбивалась. Лабель склонил голову набок, хитро прищурившись. — Я запомню твоё желание остаться здесь. — Моё что?.. Но Рикса уже потащили вон из будуара наверх обратно в зал, он даже не успел толком осознать, свидетелем чего стал. Гости поредели, видимо разойдясь по отведённой им части дворца. Выйти на улицу желающих не нашлось, так как ничего кроме песка там не было. — А Цезарь тоже здесь? — поинтересовался Рикс, вернувшись к своей роли охранника. Ему приходилось сканировать каждого рядом с ними на предмет безопасности для своего объекта. — Нет, ему неинтересно светское лицемерие, — честно сказал Лабель, кивая мимоходом одному из гостей. — Он в первую очередь полководец и завоеватель. Предпочитает проводить вечер за военными стратегиями, чем за праздной болтовнёй. Рикс молча обдумывал услышанное. Остановившись у стола с напитками, Лабель взял себе бокал с вином и пригубил. — Неплохо. — Но дома лучше? — с улыбкой спросил Рикс. Ему пить было запрещено, поэтому, как назло, хотелось. — Да, — со вздохом признал сын ланисты, делая ещё один глоток. Вскоре к ним подошли ланиста Кассий Флавий с недовольным выражением и мрачная Паулина. За ними тенью следовали Граут и Гарс. Рикс сделал шаг назад, так как не должен был находиться в такой близости к Лабелю при разговорах с посторонними или семьёй. — Что-то вы нерадостные, — заключил очевидное Лабель, приобнимая сестру за плечи свободной рукой. Та закатила глаза. — Отец не успокоится, пока не всучит меня жениху пожирнее. — Паулина! — недобро прорычал Кассий в её сторону. — Я имела в виду побогаче, — снисходительно поправила себя Паулина. — Это вовсе не так, я знакомил её с лучшими женихами из приближённых к Цезарю. Но маленькая чертовка делает всё, чтобы никто из них не заинтересовался, — с нескрываемым раздражением пояснил ланиста, подхватывая бокал вина со стола. — Какой это по счёту? — Лабель обеспокоенно следил за отцом, который отмахнулся от его переживаний. — Неважно. Лучше объясни Паулине, что она зря строит из себя недотрогу. Замужество всё равно случится. И это у неё ещё есть выбор! — громогласно завершил Кассий и осушил свой бокал одним глотком. — О чьём замужестве речь? — совсем рядом раздался весёлый голос Публия, который был в сопровождении робота-охранника. Волосы на затылке Рикса встали дыбом. Он заметил, как напряглись все остальные, а Лабель едва заметно побледнел и его пальцы сжались крепче на плече сестры в оберегающем жесте. — Пока ещё ничьём, — Кассий растянул губы в ответной неприятной улыбке, такой же, какая была у клирика. — С удовольствием представлю вам моих детей, авгур Публий. Моя дочь Паулина. Девушка присела в приветственном реверансе перед покорителем Паитрума. — О, позвольте вашу ручку, — с наигранной галантностью попросил Публий, тут же подхватывая протянутую маленькую кисть. Он поцеловал её, хотя по статусу мог этого не делать, и неохотно выпустил из своих цепких пальцев. — Очень приятно познакомиться с такой очаровательной красавицей. — Благодарю, — голос у Паулины стал вдруг мягче, стоило ей заговорить с кем-то чужим. Сама скромность. Рикс, находившийся позади неё, увидел, как она вытирает поцелованную руку о ткань платья за спиной. — Мой сын Лабель, — закончил представление Кассий, неотрывно следя за клириком. Ради рукопожатия, Лабель вынужденно отпустил Паулину. Хватка у Публия была резкая и крепкая, а чёрные мерзкие глазки забегали по лицу сына ланисты. — Рад знакомству, — сказал авгур каким-то странным тоном. — Взаимно, — дежурно ответил Лабель. — Наконец-то удостоился чести рассмотреть вживую наследников самого Флавия, — кривая ухмылка перекосила лицо клирика. — А то ты любитель скрывать свои дела. — Вовсе нет, — мирно отозвался Кассий, перебирая чётки и наблюдая за авгуром, как будто тот в любую секунду мог броситься на его детей. Взгляд Публия ещё раз прошёлся по Лабелю и Паулине, затем переметнулся назад и упёрся в телохранителя. У Рикса вспотели ладони от охватившего его ужаса. Ему надо было просто отвести глаза, уставиться в пол, сделать ещё шаг назад, перестать привлекать внимание. Но он не мог. Рикс не мог не смотреть в чёрные бездонные глаза. Жестокие и злые. Даже безумные. Клирик, убивший его родителей и похитивший сестру, прямо здесь, почти на расстоянии вытянутой руки. Вдруг получится прикончить тварь, пока робот не даст отпор? Его взгляд скорее недоумевающий. Узнаёт ли он того смелого паитрумца, вспоровшего ему руку и без раздумий напавшего на гастатов? Секунда, когда они посмотрели друг на друга, казалась бесконечной. Будто одна капля времени превратилась в океан, в котором ещё предстояло попытаться не утонуть. Публий бросил свой взгляд бесцельно, но не ожидал такой агрессии в чужих глазах и заинтересовался. Ему определённо не был знаком этот гладиатор, тем более когда лицо скрыто тканью, отчего идентифицировать было сложнее. Но почему он тогда так свирепо смотрит в ответ вместо того, чтобы прилично отвести взгляд? Или всё-таки знаком? Публий озадаченно прищурился. Затем приподнял брови, словно что-то вспомнил. Рикс немедленно положил ладонь на рукоять меча на поясе.