Тот самый из детей ланисты

Окружающий мир дрожал вокруг нечёткой рябью. Вроде перед смертью жизнь должна пронестись перед глазами, так почему она проносилась в голове Рикса, который ещё жив? А он всё помнил. — Спасибо тебе. — За что? — За то, что делаешь меня счастливой. Он помнил их тихий разговор незадолго до начала конца, когда они сбежали вдвоём в Пустынник, в маленький оазис посреди бескрайних паитрумских пустынь. Он помнил, как шумел недалеко водопад, как тень тонких листьев пальмы над головой танцевала по лицу Тори. По когда-то самому красивому лицу из всех, что Риксу повезло увидеть. — За то, что делаешь меня счастливой. Теперь совсем чужое, неузнаваемое лицо застыло с посмертной маской удивления при виде его глаз напротив. С таких же высохших, как у него, губ сорвался последний вздох, в котором утонуло имя: — Рикс?.. Сама смерть звала его голосом Тори в свои объятия. Брякнул о глянцевый пол кинжал, выпавший из разжатых ослабевших пальцев, коротко прозвенел в образовавшемся вакууме тишины. Стеклянный взгляд разворотил грудную клетку Рикса, прожёг дыру в разы больше, чем та, что теперь узкой полоской вспорола её сердце. Чёрная дыра разрасталась стремительно, жадно пожирая каждую клетку, топя в своих недрах учащённое сердцебиение и тупую пульсацию в висках, наконец, подобралась к мозгу, к центру сосредоточения его чувств и эмоций, монстром облизнувшись. Сейчас-то она наестся вдоволь отчаянием и ужасом. А он ничего не чувствовал. Вот, что напугало его больше самого факта убийства своей первой любви. Отсутствие правильной реакции, такой, какая, как ему казалось, положена в подобных обстоятельствах. Ни вины, ни страха, ни скорби, ни злости, ни горечи. Чёрт, почему же так пусто? Издалека, едва прорываясь сквозь шум крови в ушах, донеслось: — Рикс. Секунда, которая была ему дарована на осмысление, закончилась. Он попытался сморгнуть образ Тори со стеклянными глазами и приоткрытым сухим ртом, но тщетно: это видение отныне навсегда выгравировано на внутренней стороне его век. — Рикс. Громче и с напором, чтобы он уже услышал и вышел из оцепенения. Послушно Рикс повернул заржавевшую шею на голос, с трудом оторвавшись от серого безжизненного лица перед глазами. Мазнул попутно взглядом по обстановке, оценивая, и отметил первым опустевший балкон. Конечно, после такого заявления Цезарю не стоило удовлетворять любопытство толпы возможностью сравнить рядом его черты с чертами сына Флавия в поисках фамильного сходства. Лабель же как раз убирал руку со своего цифрового браслета, словно просто поправлял свой внешний вид, но Рикс понял ещё до того, как увидел под ладонью экран. Причина не той реакции вшита ему в нервную систему, пульт управления которой в руках его хозяев. А точнее хозяина. Слабый поворот головы в ответ. Они встретились взглядами и Рикса полоснуло ненормальное спокойствие: полный штиль в серых глазах, никакого напряжения. По белой коже щеки из инородного пореза текла алая, особенно подчёркнутая контрастом, капля крови, на которую Лабель не обращал внимания и не пытался стереть. Отвратительно спокоен, даже равнодушен и это после покушения на его драгоценную жизнь. «Что мне делать?» — мысленно спросил Рикс, нет, скорее прокричал в своей голове мучавший вопрос. Хорошо, что маска скрывала большую часть его лица, не позволяя свидетелям вокруг прочитать мысли. Каменные мышцы ныли, протестующе гудели, требуя сменить позу, выпрямиться, разогнуть колени, перестать держать обе руки перед собой, вцепившись в рукоять, утяжелившуюся под весом Тори, но тогда… тогда ему придётся грубо столкнуть тело врага с меча на пол, как прилипшую грязь. Как было положено. Он смотрел на Лабеля с мольбой разрешить ему не поступать так с Тори. Сыну Флавия можно проявить милосердие при желании, его телохранителю — нельзя. — Проверь левое бедро, — Лабель сухо отдал короткий приказ, тут же отвернулся, отвлекаясь на подошедшую Паулину. В её пальцах смятый платок, от которого тянуло резким неприятным запахом. Незнакомым. — Я сам. Она нахмурилась, когда он забрал ткань, вероятно, хотела сама протереть его порез на щеке. — Думаешь, всё-таки отравлен? — шёпотом уточнила с таким же холодным спокойствием, как у брата. — Не знаю, — он прижал платок плотнее, — жжётся. Вместо ответа Паулина склонила голову вбок, потянулась пальцами к ране. В своей естественной светской среде обитания те, кого Рикс привык видеть расслабленными и насмешливыми, превращались в собранных, напряжённых хищников на охоте, и эта перемена не переставала удивлять его. Вокруг мерно жужжал потревоженный улей аристократов, все переговаривались, выражали удивление, строили теории. Не отрывали взглядов от Флавиев. Резко крутанувшись на пятках в противоположную от Лабеля сторону, Рикс опустил меч остриём в пол и тело Тори с широко раскрытыми глазами, уставленными теперь в потолок, неохотно поползло вниз. Он мог бы ускорить этот процесс, надавив на её корпус ногой, как поступил бы жестокий давно спятивший гладиатор с ничего незначащим для него человеком, но стопы придавило к полу чугунными гирями. Невыносимо. Его хватило только потрясти мечом, чтобы Тори с глухим стуком всё же ударилась затылком о твёрдую поверхность. Невыносимо. Ушедшее в ножны лезвие ярко-красное, он даже не удосужился обтереть его, стойкий запах железа немедленно проник в ноздри. Невыносимо. И пока в пустой голове ни одной мысли, сердце колотилось как в лихорадке, выстукивая на внутренней стороне груди узор из гематом. Даже имплант не справлялся с таким приливом адреналина. Ноги без труда подогнулись, позволяя опуститься на одно колено. — Поздравляю с первым покушением, братик, — слышен прямо над головой голос Августы, склонившейся с любопытством рядом. Невыносимо, блять. Рикс не поднял на Августу взгляд, хотя она ждала, продолжил невозмутимо задирать непослушными пальцами слои тканей плаща и туники у левого бедра. Что Лабель хотел там увидеть? Её кожа ещё тёплая. Прикосновения к ней словно били током, от чего кисти непроизвольно вздрагивали и Рикс сосредоточенно свёл брови к переносице, чтобы контролировать себя. Движение сбоку потревожило зрение, он увидел искоса, как ладонь Августы закрыла глаза Тори. Если бы она этого не сделала, то никто бы не сделал. Ей, как женщине, можно было проявить показное сострадание, телохранителю-убийце — нельзя. Плечи передёрнулись. Он уже почти дошёл до верха бедра, но нога оставалась чистой, не считая царапин и синяков, медлил, потому как боялся оголить слишком много. Чёрт, да что надо проверить? Ещё сантиметром выше. Тут Рикс понял. Понял, почему она хромала. — Кассий, удивительное дело, — раздался весёлый голос Публия совсем близко, — ведь только что говорили, как опасно нынче стало. И тут такая… — клирик пожевал слова, выбирая нужное, и выплюнул с оскалом, — …неприятность. — Действительно, — сдержанно ответил Кассий, — грешным делом могу решить, что это была завуалированная угроза. — Охохо, ну что ты, угрозы портят всё впечатление. Я предпочитаю сразу действовать, — авгур гадко усмехнулся. — Зачем же вы раздели бедную девушку? Он вытянул птичью шею рассмотреть обнажённую белую ногу Тори, Рикс инстинктивно качнулся, закрывая её спиной, пока сам не мог отвести взгляд от свежего, не начавшего даже рубцеваться клейма. Точнее это был воспалённый пузырящийся ожог размером с ладонь. В том же месте, где у неё был раньше знак клирика. Вот что Лабель хотел увидеть сейчас. — Так и думал, — его бесцветный голос у самого уха пустил мурашки по коже, но Рикс не обернулся, пытаясь сглотнуть высушенным горлом. Не получалось, только усиливалось ощущение скребущей будто по связкам наждачки. Лабель отстранился, забирая с собой успокаивающий сладкий аромат. Чужие пальцы крепко сжали плечо — это Гарс тянул подняться, занять своё место, потому что спектакль только начинался. Рикс тяжело встал на ноги, посмотрел с высоты на Тори, ощущая себя законченной сволочью, а потом обернулся на того, кто действительно с гордостью носил это звание. — Нашли, что искали? — сладко спросил Публий, уже не интересуясь мёртвым телом. Чёрные глазки хищно рассматривали Флавиев, тем временем окружавшая их аристократия заметно поредела. Нет, другие высокопоставленные семьи не покинули приём, только отошли на безопасное, как им казалось, расстояние, продолжая внимательно наблюдать за концертом. — Как вы допустили убийцу во дворце? — вопросом на вопрос ответил Лабель, отдавая платок обратно Паулине. Порез на его щеке почернел, хотя будь это обычная кровь, то должен был бы побагроветь, возможно, злая шутка освещения. Ну, или у Лабеля просто чёрная кровь. — Бывают осечки, — клирик натянул уголок губ в ухмылке, покаянно прижал ладонь к груди. — Я уже отправил проверять охрану, виновный будет наказан. Я вам это обещаю. Вряд ли хоть одна душа в зале поверила, что наказание понесёт действительно виновный, но никто не проронил ни слова. Авгур вдруг оживился, подбоченился с широкой ухмылкой, уставившись на Лабеля: — Возможно, предпочитаете публичную казнь? Лицо Лабеля не дрогнуло от предположения, только руки, сложенные за спиной, сжались в кулаках. — Никакого желания наблюдать вашу работу над ошибками. — Нападать на члена семьи Флавиев во время слов о предателе среди нас… — в узловатых пальцах Кассия в такт словам стучали чётки. Он усмехнулся. — Грубо. Хитрым взглядом Публий обвёл собравшуюся публику, его чёрные роботы синхронно двигали головами, повторяя за ним траекторию. — Кто же это мог сделать… — Вероятно, тот, кто будет скрывать ожогом свою метку, — Лабель кивнул на Тори и десятки липких взглядов заскользили по её распластанному телу, по беззащитному бедру, по тёмному уродливому пятну. Не стесняясь, авгур подошёл ближе, чёрные глаза сощурились, застывая на увиденном. Носок его обуви грубо ткнулся возле открытой раны, от чего у Рикса перед глазами заплясали звёздочки подступившего бешенства. Нельзя, нельзя, нельзя. — Бедняжка могла пораниться, видно же, что неблагополучная. Попала в злые руки. В секту. Тут на Паитруме предстоит ещё столько работы, чтобы сделать из этих пустынных убожеств приличную колонию, — в его голосе искрящееся веселье, серая кожа походила на кожу трупа возле ног, Рикса же, стоявшего за спиной Лабеля, мутило от каждого нового слова. Публий провёл острым языком по губам, цокнул удивлённо, уставившись на Кассия. — Подождите, или вы на что-то намекаете? — Разве? — Кассий не улыбался, только сверкал глазами на клирика. — Хм, показалось… — в тон ему ответил Публий, вновь облизываясь. — Предлагаю вернуться к заявлению Цезаря, — светская улыбка стянула лицо Кассия, обернувшегося к гостям. — Среди нас предатель. А теперь ещё и покушение с заявлением, которое я бы назвал оскорблением нашего императора. Кто-то хочет высказаться? — Смелее, — подхватил его тираду авгур, размашисто вскидывая руки и делая шаги к близстоящим, но аристократы отрицательно качали головами, раздражённо вздыхали и переглядывались. Это они любили больше всего. — Я бы задался другим вопросом, — вперёд вдруг выступил один из патрициев, невысокий и тучный, с чернеющими мешками под глазами. Рикс узнал его — ланиста Оксумм, с которым Флавий сейчас активно соревновался. — Почему Цезарь, зная кто это, даёт нам разойтись? — Прекрасный вопрос! — театрально подметил Публий, качая пальцем в адрес ланисты, но тот и бровью не повёл. Клирик у него явно не вызывал симпатии. — Крыса выдаст себя сама, — в разговор с лёгкостью вступила безымянная для Рикса женщина, чей внешний вид роскошью обставлял любого другого гостя, даже Августу, любившую цацки. — Либо с худой овцы осталось состричь последний клок и ей намекают не наглеть. Перед смертью не надышишься, — на последних словах Флавий с усмешкой встретился взглядами с Публием, который оскалился в ответ, собираясь припечатать ланисту, безусловно, крепким словом, когда ему помешала раздавшаяся музыка. Она уже играла раньше, но теперь несколько нот были изменены. — Цезарь зовёт, — задумчиво проговорила всё та же женщина, бросая взгляд на двери переговорного зала и игриво изгибая тонкие брови. — Только сливки. Гости засуетились, разделяясь на два потока: группа поменьше спешила к императору, оставшиеся члены семей с охраной спокойно собирались покидать дворец. Хотя некоторые и высказали желание остаться и отдохнуть, сгустившиеся по периметру роботы Публия недвусмысленно дали понять, что такой возможности сегодня не будет. На полу в липкой лужице крови продолжал лежать труп Тори, на который никто не обращал внимания. Один Рикс пустым взглядом сверлил её лицо, всё думая, что это лишь мираж, игра с его разумом, затянувшийся обман. Сейчас она встанет, её убийство было лишь фальшью, Флавии хотели подставить клириков… но ничего не происходило. Тяжёлый хлопок по плечу заставил вынырнуть из горьких размышлений. — Ловкач, ты как? — тихо спросил Граут. «Должно быть хуёво, а на деле…», — подумал Рикс и закончил вслух без эмоций: — Никак. — Ты всё сделал правильно, — быстро проговорил верзила, продолжил громче, чтобы услышали остальные гладиаторы Флавиев. — Дождитесь нашего возвращения, есть что обсудить. Гарс и Сторция коротко кивнули, принимая приказ. — И присмотрите за этим, — Граут беззастенчиво ткнул Рикса пальцем в плечо и двинулся в сторону переговорной вслед за Кассием, который уже успел переговорить с детьми. — Жаль девочку, — грустно протянула Августа, вновь оказавшись рядом с гладиатором и уперев руку в бок. Он не отреагировал, промолчал и тогда, когда к ним подошла Паулина. — С чего бы жалеть тех, кто работает на… — она понизила голос до шёпота для последнего слова, но закончить не успела. К ним шло несколько роботов Публия и, хоть по их лицам не разберёшь, вряд ли у них было много вариантов конечной цели. — Потом. Надо уходить, — прервал её Лабель, хватая младшую сестру под локоть. — Идёмте. Его неожиданно властный и приказной тон заставил делегацию лудуса Флавиев зашевелиться, но Рикс так и не сдвинулся с места. — А Т… она? — сухой язык едва ворочался во рту, словно полном песка. Как в детстве, когда, заигравшись, с друзьями забредали в дикую пустыню, а потом возвращались домой и ещё долго находили песок в самых неожиданных местах, как будто состояли из него. Вот и сейчас Рикс весь состоял из скрипучего песка, миллиарда песчинок, не мог принять форму и рассыпался. Бесконечно рассыпался. — Её больше нет, Рикс, — Сторция взяла его за предплечье, видимо, желая успокоить, но её ладонь только неприятно обожгла. — Мы не заберём её? — вопрос заставил всех неловко замолчать и обменяться встревоженными взглядами. — Боги… — вздохнула Августа, касаясь пальцами лба и скрывая за ними лицо. — Он сбрендил. — Зачем нам забирать несостоявшуюся убийцу сына Флавия? — уточнил Гарс, тоном намекая не тупить. «Похоронить», — хотело сорваться с языка, должно было, но Рикс сжал челюсти до боли в суставах. В зияющей пустоте его души с момента, как Тори вскинула кинжал, боролись прошлое и настоящее. Боролись на смерть, разрушая все принципы и мораль, и вот теперь, после вопроса Гарса, настоящее нанесло прошлому сокрушительное поражение. Нет больше никакого прошлого. Нет больше Тори. По его вине. Ланиста предупреждал с первого дня, все предупреждали, но Рикс упрямился, считал себя хитрее и умнее. Что ж, он сделал выводы. Лучше поздно, чем никогда, так ведь? Последний взгляд на Тори, чтобы запомнить до мельчайшей детали, какую высокую цену за свою глупость пришлось заплатить. Отвернулся спиной к её телу, расправил плечи, чувствуя, как тянет в окаменевших мышцах. — Ты прав, — слова горько прокатились по высохшему нёбу и заставили всех с недоумением переглянуться в очередной раз. — Идёмте, — Лабель взмахнул рукой, призывая следовать за собой, и, наконец, никто не стал с ним спорить.

***

Августа и Сторция остались во дворце дожидаться Кассия и Граута, так как вся их делегация прибыла в двух шатрах по четыре человека в каждом. Судя по их взглядам друг на друга, проблемы, чем занять себя в ожидании, у них не было. Тем временем освободившийся квартет добрался в целости и сохранности до Колизея, Лабель уверенно повёл всех вниз к космическому кораблю. Всю дорогу никто не проронил ни слова и Риксу представилась возможность осторожно опустить метафоричные руки в мерзкую жижу воспоминаний: перебрать их, соотнести факты, попытаться найти ответ, как и почему всё привело в эту точку. В момент, когда ему пришлось достать из ножен меч и совершить то, что не приснилось бы и в страшном сне. Вместо переговорной они пришли в общую гостиную на втором этаже (да сколько же тут комнат), где, за не использованием помещения, оказалось темно и оглушающе тихо. На диване дремал Хотч, от блаженного вида которого у Рикса дёрнулся глаз, хотя стоило приглядеться и можно было заметить, каким уставшим на самом деле был гладиатор, как обычно спрятавшийся за напускным весельем, стоило Гарсу разбудить его лёгким толчком в плечо. Лабель и Паулина отошли от телохранителей, чтобы ещё раз проверить порез на яд. Перепрыгнув через спинку, Хотч подошёл к Риксу и иронично сдвинул брови. — Ну и видок. Выглядишь так, как будто кого-то убил. Тишина длилась не дольше секунды. — Рикс! — первой удивлённо воскликнула Паулина. — Рикс! — прорычал Гарс, уже пытавшийся отодрать руки Рикса от чужой шеи. — Огкхо, какой сильный, — сквозь удушающий кашель Хотч умудрился на всякий случай предсмертно съязвить, если его сейчас всё-таки убьют. Рикс не собирался отпускать его так легко и, удерживая уступающего ему в силе гладиатора за шею одной рукой, он быстро оттолкнул от себя Гарса и всё тем же ловким уверенным жестом освободил меч из ножен. Прижал лезвие в засохшей крови к самому горлу задыхающегося Хотча, перемещаясь теперь ему за спину. Ещё в пути он планировал поступить так с Гарсом, ведь никому из детей Флавия угрожать не получилось бы, но с опытным воякой было бы сложнее, так что, можно сказать, Хотчу просто не повезло. — Это самое тупое решение, — прохрипел заложник и тут же прикусил язык, стоило Риксу встряхнуть его. Одно резкое движение и запахнет железом на всю комнату. С другой стороны, рука быстро устанет от тяжести меча, но может и переговоры не станут затягиваться, хотя, судя по ошалелым лицам (даже проклятых детей ланисты, умеющих контролировать себя), рассчитывать на это не приходилось. «Да, я ебанулся», — мысленно ответил гладиатор на прищуренный взгляд Лабеля, как будто и мысли его уже были подконтрольны. — Ты с ума сошёл?! — озвучила благовоспитанную версию вопроса Паулина, бегая распахнутыми глазами от телохранителя к брату и снова к Риксу. «Пошла ты». Гарс явно прикидывал в уме, что мог сделать, но осторожничал, ведь не мешок картошки надо было вызволить из-под меча «отмороженного гладиатора». Игнорируя его злую рожу, Рикс смотрел только в пучину шторма серых глаз, потому что Лабель знал, как минимум догадывался, чего тот сейчас потребует. И не был этому рад. «Пошёл ты». — Вы знали, что она нападёт, — заговорил сухим ртом Рикс, продолжая пытаться просверлить дыру в голове Лабеля. Аккурат промеж бровей. — Не так ли? — Ебать ты смышлёный, — хрипло усмехнулся Хотч, всем видом давая понять, что его вовсе не беспокоило острое лезвие, норовившее лизнуть кожу, стоило кадыку нервно дёрнуться. — Заткнись, — раздражённо бросил Рикс и сделал шаг, оборачиваясь к Гарсу, чтобы тому было лучше видно уже появившиеся мелкие царапины на шее Хотча. — Если ты сейчас же не расскажешь мне, какого хуя Тори через два дня после твоего посещения совершает такое, я клянусь, я убью его следующим. А потом и тебя. — Попробуй, — снисходительно ответил гладиатор, хотя всё тело его было натянуто струной, а глаза так и скользили по ним двоим в поисках деталей, чтобы обойтись малой кровью. — Выруби его! — наконец очнулась Паулина, метнувшись к брату, но тот не спешил. — Что ты встал?! — Паули, успокойся, — схватив её за запястья, он не дал сестре ударить себя по груди. Стоило ей посмотреть ему в глаза, как она вспыхнула негодованием и зашипела змеёй. — Вот как? — Паулина придвинулась к невозмутимому Лабелю ближе, из-за чего его пальцы грубее стиснулись на тонкой коже. — Августу ты отрубил сразу же. Взгляд брата потемнел, он уже не смотрел равнодушно, наоборот, нечто опасное сверкнуло на Паулину из глубины и она отшатнулась от него. Её руки легко выскользнули из захвата. — Тихо! — от окрика Рикса все на мгновение замерли, чем позволили ему вставить свои пять копеек. — Введите меня в курс дела. Я хочу знать всё в следующий раз, если мне придётся убить из-за ваших сраных интриг кого-то ещё из моих близких. — Элегантный способ стать частью команды, — Хотч выразительно перевёл взгляд на меч в уже подрагивающих от напряжения пальцах. — Рука не затекла? — Я сейчас передумаю и всё-таки тебя прикончу, — и в этот раз тон голоса Рикса убедил Хотча не отвечать очередной колкостью. — Рикс, отпусти его, — Лабель остался на месте, спокойно положил ладони на спинку дивана, на который опирался бёдрами. — Как только отпустишь, Гарс всё пояснит. — Но… — тут же обернулся к нему фрументарий, на что Лабель только поднял раскрытую ладонь, всегда и везде означавшую одно — молчать. Гарс недовольно поджал губы, раздувая от злости ноздри. Ему хотелось наказать гладиатора за дерзость, несомненно захват Хотча в условные заложники не забудется так просто. Плевать. Рикс напряжённо смотрел на расслабленного Лабеля, который откинул голову немного назад в ожидании, блеснул в его сторону раскалённым жидким серебром глаз. В чём подвох? Почему так просто? И почему действительно не отрубил как Августу? Одно касание экрана браслета и всё, проблема решена, но Лабель не хотел пользоваться этим, когда раньше не брезговал, как будто он хотел… поговорить? Объясниться? Это осознание, возможно обманчивое, заставило Рикса окончательно и бесповоротно расстаться с иллюзией, что он что-то понимал. Его рука с мечом опустилась, вторая толкнула Хотча в спину, чтобы тот, споткнувшись, отошёл к Гарсу. А может, его благосклонность лишь ловушка? Второй раз за день лязг стали, вернувшейся в ножны, проехался по ушам. — Ублюдок, — бросил Хотч напоследок, но прозвучало беззлобно, скорее для виду. — Сам виноват, — хмыкнул Гарс, уже взявшись проверять гладиатора на предмет травм. — Не могу поверить. Доверяешь рабу только потому, что он твой любимчик! — Паулина всплеснула руками и уселась на диван прямо за братом, продолжила за его спиной. — Хотя, не удивлена. Только не знаю, стоит ли напомнить тебе, чем кончилось твоё доверие в прошлый раз. — Напомни, — с полуулыбкой ответил Лабель, не шелохнувшись. Они с Риксом не могли разорвать уже явно затянувшийся зрительный контакт. Глаза в глаза до болезненного стука двух сердец, сбивающихся с ритма, пока на лицах ни одной читаемой эмоции. Натяжение между ними становилось всё ощутимее, ещё немного и примет форму, разрешит себя потрогать. — Напомнить, как… — начала Паулина. Первым отвёл взгляд Лабель, Риксу показалось, что его дыхание было на паузе и только теперь можно было вздохнуть полной грудью. Вдруг развернувшись и склонившись к уху сестры, брат заставил её вздрогнуть от ощущения опаляющего выдоха на своей шее. — Может, это мне стоит напомнить, чем кончилось моё доверие к тебе? — она замерла, задышав предательски чаще, Лабель выпрямился и его строгий взгляд упёрся в телохранителя сестры. — Гарс. — Да, доминус, — прилежно отозвался тот, Лабель несколько раз обвёл указательным пальцем помещение в нетерпеливом жесте. — Начинай объяснять Риксу положение вещей, — сам отошёл к стене, в которой, по велению нажатой кнопки, проявился встроенный шкаф с вином. Ну, куда без него. Что ж, казнить за наглость Рикса не планировали (по крайней мере пока), хорошая новость, и требование вот-вот выполнят. Слишком гладко, это беспокоило, но всё его естество было готово к любому бою и борьбе за жизнь, внутреннее напряжение сжалось жёсткой пружиной, ожидая команды выстрелить. А ещё взгляд нет-нет да и цеплялся за резко возмужавшего в собственных глазах Лабеля, чья всегда лоснящаяся стать засияла новыми красками, а властность, которой он обладал, вызывала непонятное благоговение, прямо как перед… «Цезарем», — неутешительно закончил мысль Рикс и нервно сглотнул, когда под носом оказался бокал, внутри которого из-за тёмных стенок сосуда была едва различима бордовая жидкость. — Пей, разговор будет долгий, — Гарс говорил с показным безразличием. Хотелось оттолкнуть его руку, но, когда стресс остался позади, высохшая пустыня во рту напомнила о себе всей гаммой неприятных ощущений. Проглотив благодарность, Рикс принял вино и сделал жадный глоток. Ещё один и ещё. Воистину живительная влага. Все расселись: на диване Паулина, сложившая по-ребячески руки под грудью, Хотч, ковыряющий теперь свой цифровой браслет отвёрткой, Гарс, собирающийся с мыслями, на кресле рядом Рикс и напротив него, возле сестры, в таком же кресле Лабель, намеренный, видимо, напиться. Вот это компания. — Твоя подружка работала на клириков, — пройдясь пальцами по подлокотнику, заговорил Гарс. — После плена она не была просто шлюхой в борделе. — Полегче, — Рикс пнул его, ощетинившись, на что гладиатор только закатил глаза. — Дружище, — вмешался Хотч, — что толку её защищать. Ей промыли мозги, от твоей возлюбленной там осталась только оболочка. — А я смотрю тебе мало? — перевёл на него тяжёлый взгляд Рикс. — Просто факты, — Хотч поднял свободную руку в воздух, сдаваясь, и пожал плечами. — Она использовалась для вытаскивания информации из нужных Публию и его кукловоду гостей, причём не самого высокого ранга, — вернул себе слово Гарс. — Кукловоду? — Верховный Понтифик, самая жирная крыса, сидящая в самом тёмном углу, — мрачно бросил Хотч, вернувшийся к ковырянию браслета. — Асторию держали в дешёвом блядушнике, — продолжил Гарс, — чтобы заказчики не нашли её потом, осознав свою тупость, так как искали её только в лучших борделях. Не рассчитывали, что в дворец могут возить девок с помоек. Типичная недальновидность власть имущих. Все повернулись к Лабелю, когда он усмехнулся, скрыв лицо за кубком и делая глоток. — Короче, малышка делала нашу работу, только для клириков и грязно, — заключил Хотч. Шестерёнки в голове Рикса крутились с таким усилием, что вот-вот из ушей мог пойти пар от перегрева. Его бывшая возлюбленная была проституткой на службе у клириков? Её подкладывали гостям дворца? Разве о чём-то из этого рассказывал Афий? Ничего подобного, но вдруг Рикс просто… плохо слушал? — Но разве метка на ноге не давала им понять, кто она на самом деле? — Клирики клеймят всех рабов и рабынь, — Хотч важно покачал отвёрткой в пальцах. — Вместо обычного контура там тонкая вязь из цифр и букв, такой своеобразный код раба со всей информацией о нём. Типа наших чипов, но на видном месте. Обычный глубоко пьяный военачальник, допустим, если и заметит метку, то не разберёт ни черта, только поймёт, что шлюха от клириков. А уж какая она там, обычная или шпионская, и рядовой клирик может не знать. — Но вы-то разбираетесь? — Разбираемся, — довольно подтвердил Хотч. — Не только мы, — добавил Гарс неопределённо. — Зачем тогда скрывать метку ожогом перед… — Рикс поморщился от вспышки головной боли, обручем сдавившей виски. Глупец, какой же он глупец. — Может, Публий хотел навести подозрения на сопротивление, — задумчиво почесал подбородок Гарс. — С другой стороны, некоторые телохранители сегодня её узнали, я заметил по их вытянувшимся мордам. — Никто из патрициев не признает её, если спросить, — фыркнула Паулина. — Как и их шавки. — Тоже верно. — В любом случае в нашем распоряжении есть доказательство, что клеймо клириков на её ноге было, — заговорил Лабель, отставив кубок на столик рядом. — Интересно, предугадал ли это Публий. Рикс непонимающе свёл брови к переносице и перевёл взгляд на Лабеля, который спокойно встретил его своим лукавым. Как обычно, догадка ударила молотком прямо в лоб, заставляя глаза широко раскрыться. — Мои воспоминания? — шёпот показался оглушающим, но со стороны Рикс только пошевелил губами. Короткий кивок в ответ. Резко мотнув головой, гладиатор обратился к Гарсу. — Так почему она напала сегодня? — Я выбил из неё всю эту информацию и ещё парочку нужных нам деталей по клирикам. И, так как я не знал, что за пташка твоя девочка, то не особо скрывался. Видимо, она сама им призналась или под пытками, в любом случае для них она больше ненадёжна, решили избавиться, ну а покушение… — Гарс провёл пятернёй по длинным волосам назад. — Полагаю, Публий захотел убить двух зайцев. «Выбил», — набатом повторялось в голове одно слово, словно его значение было неизвестно. Гарс не осторожничал, потому что Рикс не знал о делах Тори, а он не знал, потому что… не интересовался в полной мере, успокаивал свою совесть и откупился от неё визитами Афия. Круг замкнулся, змея укусила себя за хвост. — За то, что делаешь меня счастливой. — А сказал, что не любит угрожать, — повела плечами Паулина и откинула косы назад. — Это и не угроза, — ответил ей брат. — Прямое нападение. Моё сходство с Цезарем давно предмет слухов, он же вывел сплетни на новый уровень. Заодно зародил сомнения в авторитете императора, якобы у него есть ещё какие-то враги. Хотя враг один и он пригрет на груди. — Фу, — Паулина наморщила в отвращении нос. — Сторция обещала мне, что с ней ничего не случится, — оборвал их обсуждение Рикс, продолжая буравить Гарса взглядом, но в холодных голубых глазах никакого сожаления. — Так бы и было, будь она обычной паитрумкой, но всё оказалось чуть сложнее. — Тогда почему ты, — Рикс угрожающе поднялся с места, Гарс тоже встал, чтобы поравняться, — ничего не сделал, чтобы она была в безопасности?! Несмотря на шитые белыми нитками претензии, разум ядовито напоминал, как перед трупом Тори все выводы уже были сделаны. А сердце стучало и стучало, отчаянно протестуя, пусть будет виноват кто угодно другой, не может быть, что он, не может… — Потому что нам нужно было, чтобы авгур оступился и подставил сам себя, — вкрадчиво пояснил Гарс тоном уставшего от ребёнка воспитателя. Риксу показалось, что из-под ног выбили почву, и, растеряв весь пыл, он тяжело осел обратно в кресло, опёрся локтями на колени. Противоречие чувств сожгло его материнскую плату, вырвало её с корнем, теперь торчали одни лишь разрозненные неприкаянные провода, бесновались и искрили. Отец говорил ему, что если робот выходит из строя, то запускает механизм самоуничтожения, включая обратный отсчёт. Три. — Рикс, — позвала Паулина и он поднял на неё расфокусированный взгляд, встречая её хищную улыбку (или показалось?). — Это ещё не всё. Рука Гарса ударила по плечу, сжала его до смутного ощущения боли. — Кассий нашёл подозрительным, что к Астории регулярно наведывался его раб Афий. Считает его шпионом, который передавал информацию о лудусе Флавиев клирикам. — Афий это ведь твой друг, — припомнил Хотч, постучав отвёрткой по подбородку. Удавка затянулась на горле, не давая сделать вдоха. Два. — Отец ждёт, что со шпионом разберётся его лучший гладиатор, — Паулина отзеркалила позу Рикса, но подпёрла кулачками подбородок. — Каким образом? — спросил он, уже зная, но надежда, эта чёртова сука, всегда умирала последней. — Поединком на арене, — голос Лабеля, обычно мягкий и медовый с ним, звучал отстранённо. Слова ножом провернулись в груди Рикса, застряли в густой тьме, из которой он отныне состоял. Один. Сердце ведь не может разбиться, если оно больше не бьётся?